Как я геологом работал

Сергей Штурм
Эпиграф.
Во дни разлук и горестных сомнений,
как нам писал из Франции Тургенев,
Не надо слез и горьких сожалений...
она уехала с другим купаться в Крым.
Я в это время по тайге, как аллигатор,
несу громадный щелочной аккумулятор,
В груди молотит, словно перфоратор,
но я молчу и напеваю про себя:

"Белый прибой и купол неба голубой-голубой,
Кто-то другой ей наливает "Цинандали".
Твердой рукой он бутерброд ей мажет черной икрой
и нежно поет ей это дивное танго."

В. Туриянский. Геофизическое танго.


Глава I. «Гагарин, я вас любила о ла-ла-ла-лай!» © Ундервуд

- Денег нет, - сурово констатировала супруга.
- Нету, - эхом отозвался я. Скорее, ситуация из «нет денег» плавно перетекла в состояние «денег нет совсем». Деньги таяли, работа не находилась, а дети хотели кушать. Работа с «волчьим билетом», то бишь со стараниями Евсюкова порюханной трудовой книжкой, не спешила находиться. Словом, госпожа Фортуна повернулась филейными частями, что совсем не радовало.
- Вот что, - благоверная сделала многозначительную паузу вполне в духе Станиславского, – Ты поедешь в геологическую экспедицию!
- Кудааааааааааа? – протянул я удивлённо. О геологии и геологах я имел довольно смутное представление. Обычно считал, что геологи – это такие бородатые люди, которые под гнётом невъебенных рюкзаков бодро ****уют по тайге в поисках полезных ископаемых, хлещут неразбавленный спирт и поют хриплыми голосами песни про езду «за туманом и за запахом тайги» под расстроенные гитары, сплёвывая попавший в глотку гнус в пламя дымного костра меж прожженными и закопчёнными палатками.
Брательник супруги, а, стало быть, мой шурин, работал именно геологом, точнее, заместителем генерального директора одной из геологических фирм, а посему и легко мог доставить мне удовольствие поработать на свежем воздухе в течение трёх летних месяцев.
Возражения были бесполезны. Аксиома – детишкам надо кушать! А то, что у недотёпистого отца семейства две пулевых дырки в голенях и травмированный после неудачного прыжка позвоночник (суровое наследие оперских будней!)– это пустяки, дело житейское, как говорил Энгельсон (тьфу, Карлсон!).
Словом, в один прекрасный майский день я получил «энцефалитку» (такая специальная геологическая прозодежда из брюк и куртки с капюшоном, дополненных накомарником, в которых, теоретически, конечно, клещу не вкусить ваших телес), краткий инструктаж и билет на поезд «Москва-Волгоград».
* * *
И вот этот день, точнее, вечер, настал. В сопровождении почётного эскорта (супружница, а также два приятеля), провожающие моё уже нетрезвое тельце в неблизкий путь.
Я закинул вещи в купе. Прощальный стакан «на посошок».. Супруга фальшиво пустила слезу, друзья-приятели-собутыльники чуть не задушили в объятиях, возвращаюсь в вагон, гудок – и поезд тронулся.
В пути знакомишься быстро. Попутчиками моими оказались будущие коллеги
- Колян! – представился один ярославец, тощий, но жилистый.
- Серёга! – представился другой абориген старинного русского города, детина под два метра, да ещё повышенной упитанности.
- Хомяк он! – осчастливил всю шатию знанием различных видов грызунов Колян. Серёга, правда, пухлыми щёками и вправду несколько напоминал прожорливого зверька.
Я тоже назвался:
- Сергей.
Как ни странно, земляк-москвич, представьте, также оказался Серёгой.
- О, бля, что не рожа, то Серёжа! – гоготнул Колян.
Он нагнулся к сумке и достал традиционный для любого путешественника на поезде во времени и в пространстве набор: бутылку водки и жареную курицу.
Мы последовали его примеру, и скоро на столике был натюрморт из четырёх «жар-птиц» и такого же количества бутылок водки. Вечер обещал быть содержательным.
Под мелькание пейзажа за окнами, мельтешение столбов электропередач, лесов, перелесков, речек и озёр, кипени пока ещё цветущих садов и милых и уютных пейзажиков с коровами, гаражей с исписанными русским народным фольклором стенами неспешно потекла беседа и водка в стаканы, перемежаемые песнями под непонятно откуда взявшуюся в купе гитару.
Зашла довольно смазливая проводница, принесла чай. Видимо, поняв, что чай – это уже не актуально, ретировалась. Хомяк, похотливо улыбнувшись, свалил за ней вслед.
В купе было душновато и я решил пойти покурить в тамбур. Проходя мимо служебного купе проводников я услышал бормотание Хомяка:
- Ну, чего ты ломаешься? Ну, раздвинь ноги… вот, так…
Далее – непонятная возня и ритмичный скрип матраса. Видимо, Хомяк хотел получить все виды удовольствий от поездки.
Покурив, возвращаюсь в купе и залезаю на верхнюю полку. Действо в служебном купе, по всей видимости, продолжалось, и оттуда, пусть и приглушённо, доносились звуки явно ****ельного характера.
И вот опять в купе.
- Чуваки, а там Хомяк проводницу уестествляет в её же купе!
- ****, что ли? – сходу не врубился Колян.
-Да-с, ****-с…
Колян, высунув голову в открытое окно, дурашливо заорал:
- Хомяяяяяяяяяяяяяк!!!!
Его голос относило ветром, и тут он внезапно замолк. Поскольку выброшенный, очевидно, Хомяком, использованный после акта соития гондон, повинуясь турбулентным потокам, по сложной траектории полетел, и, вероятно, из вредности, смачно влепился Коляну в еблет.
- Ык…… мать! – только и мог сказать Колян
Судя по его выражению лица, Хомяку после его возвращения должен наступить ****ец.
Колян, матюгаясь, промыл морду остатками водки и вытерся.
Вошёл довольный, наебавшийся, как паук, Хомяк.
- Хомяяяяяяяяяяяяяк, сууууууууууууука! – завыл Колян, собираясь, видимо, закатать Серёге в репу, но, оценив разницу в весовых категориях, раздумал.
Ближе к двум часам ночи уже доходим до нужной кондиции, и я лезу на верхнюю полку. Хрррррррррррр… Снились любимая пивнушка, Москва-река и почему-то взрыв американской водородки на атолле Бикини.
«Нас утро встречает прохладой», как поётся в песне. Меня утро встретило струёй воздуха в морду. Воздух пахнет пропиткой шпал и навозом. Сильно болят голова и колено.
-Ну, ты даёшь! – восхищённо смотрит Колян, сосед снизу.
- ???
- Да ночью ты от души с полки наебнулся! И головой об столик кааааааааааак ****анулся! А после, как ни в чём ни бывало, опять на полку залез и захрапел!
Я проверил целостность телесной оболочки. Гагарин хренов! На бедре красовался громадный синяк, размерами чуть уступавший Гондурасу. Многодумный лоб украшала здоровенная шишка. Одним словом, Ален Делон местного разлива…
Дело мог поправить только стакан, который мне и поднесли.
Весь остаток пути провели за допиванием остатков водки и доеданием несчастных птичек, доведя их до состояния полного скелетирования…
Поезд в очередной раз остановился.
- Город Иловля! – объявила проводница.
Мы приехали…

Глава II. «Хорошо в деревне летом, пристаёт говно к штиблетам» © Народ

- На перроне встречал шурин мой Мишель и сопровождающие его лица. Один, невысокий коренастый мужик лет сорока был представлен как Сан Саныч, начальник этой самой Искпедиции. Другой, смуглый и поджарый – Александр Викторович, научный руководитель из «Лумумбария», то бишь из Российского университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Кто такой этот Лумумба – я в душе не ****, вроде борец за свободу чёрного континента, неудачно наебнувшийся с пальмы и сломавший хвост.
Итак, покидав шмотки в прицепы, влезаем в «Тайгу» и «Ниву», и нас мчат в неизвестность, то бишь к месту дислокации. В окошко автомобиля врывается ветер, приносящий… Так, кто подумал «пряные запахи трав, наливающихся колосьев пшеницы, вольного ветра степей», тот облажался. Я, безусловно, поэт, но дабы не обвинили в беспардонной брехне, укажу, что пахло пылью, разогретым асфальтом и выхлопными газами. За бортом мелькали посёлки, бескрайние поля, меловые холмы, нереальные, как лунный пейзаж, пасторальные картинки с коровами, а через каждые два-три километра – памятники жертвам автокатастроф, ненавязчиво намекающие проезжающим водителям о бренности всего земного и о вреде нарушения скоростного режима…
И вот приехали, миновав указатель «с. Солодча».
Село большое, ничем не отличается от прочих, виденных мною. Слегонца поддатые небритые аборигены и довольно симпатичные туземки.
- Бля, магазин! – орёт Серёга-москвич, которого в пути уже успели окрестить «Сэр Гуня», или просто «Гуня» («Сергуня», улавливаете этимологию?).
- Заметьте, не я предложил! – лицемерно крою индифферентную морду лица.
В магазине, куда зашли наобум, действительно обнаружили богатый ассортимент пива, взяв по полторашке «Волжанина» (не реклама!) стали смаковать янтарный напиток под восхитительно вкусную, поблёскивающую на солнце жирком чехонь.
- Хватит расслабляться, все по коням! – прервал идиллию мой шурин Миха.
На постой он определил нас к милой старушке бабе Зое, схоронившей трёх мужей и находящейся в поисках четвёртого.
Коллектив подобрался что надо: начальник Сашка, мой попутчик Гуня и Вадим, один из встречавших нас с поезда.
Узнав, сколько мы будем платить, бабка аж прослезилась:
- Да я же вас… Как родненьких!
Заняв диван под своё ложе я пошёл осмотреться. Бабкино хозяйство состояло из дома, кухни с комнаткой, сарая, низенькой баньки и покосившегося сортира. Живность – чёрный пёс Прошка, которого немедленно переименовали в ПрохЕра, брехливый, но добродушный зверок, который яростно лаял на всех, но потом ластился, а хвост изображал бурную радость, что на него обратили внимание. По двору расхаживали несколько безымянных индюшек, повсеместно гадивших, а также мелкий чёрный котишка Бусик (переименованный в последствии, естественно, в Ебусика), который неожиданно появился, чтобы полюбопытствовать, кто, собственно, припёрся. Он подозрительно обнюхал чужаков, добрался до меня и внезапно запрыгнул на колени.
- Признал! – ахнула бабка. – Он же вообще чужих не любит! А тебя признал!
Кот уютно устроился у меня на коленях и зажмурился, впрочем, периодически открывал один глаз, оценивая оперативную обстановку.
- Всё, надо работать! – Вадим решительно встал.
Мы стали приводить в порядок бабкин сарайчик, вытаскивая оттуда всякую рухлядь и сухое индюшиное говно, и монтировать дегазатор – некую хитрую комбинацию из пока загадочного для меня сочетания колб, трубок и вентилей, варить соляной раствор, заливать этот самый раствор в дегазатор, раскладывать барбатёры – хитрые стеклянные колбочки с двумя трубочками, словом, готовить всё для предстоящей работы.
Позвонил по сотовому Миха и вызвал всех в штаб, то бишь к себе.
Умело лавируя между кучек коровьих, конских, гусиных и утиных фекалий мы добрались до него
- Итак, товарищи! – начал Миха тронную речь. – За этот период нам предстоит сделать две тысячи проб. – Он развернул карту. – Вот, смотрите!
Мы с неподдельным интересом уставились на «портянку», где красным цветом были прочерчены профиля, по которым нам предстояло мотаться ближайшие три месяца. Правда, на следующий день все ощутили, насколько теория идёт вразрез с практикой…
- Так вот, - Миха многозначительно поднял палец. – Диспозиция такая: Серёга, - он кивнул на меня – С Вадимом – инженеры, будут заниматься дегазацией шлама. Остальные – техники, будут в поле. Вадим, обучишь Серёгу, потом в Надым! Иногда будете в поле народ подменять. А теперь, - он многозначительно достал литровую бутылку водки, приятно радующую глаз округлостью и содержимым – Выпьем! За успех наших безнадёжных начинаний!
Мы дружно сдвинули стаканы.
Тем не менее, водка, как и всё хорошее в этой жизни, кончилась.
Мы со товарищи потопали на место дислокации, всё также лавируя между гуано птиц и млекопитающих, под дороге, не сговариваясь, завернув в магазин и прикупив пивка и употребляя его внутрь по пути следования.
- Блять, мало взяли! – изрёк Вадим, когда пришли на базу.
– Как Миха приедет, надо его попросить! – подал плодотворную идею я. – Не правда ли, состоятельные кроты?
«Состоятельные кроты» согласно закивали.
И тут послышался знакомый рокот мотора. Ну, как по заказу приехал Миха.
И тут высянилось, что Вадим несколько ссыковат.
- Серёг, - зашептал он мне на ухо. – Как Миха появится, попросим его свозить нас в магазин за… мороженым! – И скрылся в сарае.
Во двор зашёл Мишаня.
- Ну, устроились нормально?
- Ага!
И, после паузы:
- Серёг, ну что, свозить вас за пивом?
И тут как нельзя кстати встрял Вадик:
- Миш, а свози нас с Серым за мороженым!
Я стал сползать по забору… Миха тоже…
Незаметно на мягких лапах подкрался вечер…
Собравшееся великосветское общество сидело, потягивая янтарный напиток, матеря и яростно устраивая холокост многочисленному комариному племени. Мы с Сашкой играли на гитаре, передавая её друг другу. Иногда Сашка прерывал концерт и рассказывал о своих многочисленных экспедициях. Мы, выражаясь «высоким штилем», внемлили… Рассказывал он увлекательно, в своё время объездил практически весь Союз, но по его повествованию выходило, что все геологи – просто отъявленные мазохисты. То он замерзал в тундре, то изнывал от обезвоживания в Каракумах, то наебнулся с ледника на Памире…
Незаметно от компании отделился Сэр Гуня, по общему мнению, «отложить личинку».
Через некоторое время из перекосоёбленного сортира донёсся крик раненого бегемота:
-Бляяяяяяяяяяяяяяяяяя!!!!!!
Очевидно, надо было спасать товарища. Мы дружно рванули к убогому заведению, Сашка открыл дверь…
Сэр Гуня сидел в «позе орла», опрометчиво облокотившись об стенку клозета, а его зебб был надёжно прихвачен перекосившимися досками «очка».
Осторожно вернув «кабинет уединения» в исходное положение, освободили *** «узника совести». Поскуливая, страдалец побежал мочить уязвлённый орган под водопроводный кран. Кто-то глумливо предложил ему сделать нахуйник, но был послан Гуней на этот самый орган.
Стемнело… Над селом опускалась ночь. Сверчки запели свои серенады, пришла долгожданная прохлада, сменившая духоту дня, на угольно-чёрном небе появились звёзды, большие, лучистые…
Завтра первый день работы.
А теперь спааааааааааааать….

Глава III. «Arbeit macht frei» ( «Работа делает свободным») © Лоренц Дифенбах

И вот он, первый рабочий день! Ещё с вечера установил особо противный сигнал будильника на мобиле, и вот пожалуйста! Мёртвого разбудит! Начинаем утреннюю гимнастику!
Первое упражнение – позёвывание! Выполняется с подвыванием. Второе – потягивание. Но времени на раскачку нет, посему переходим к водным процедурам. Пока бабуля готовит нам завтрак, закуриваю первую сигарету.
Взъерошенный от сна «сокамерники», протирая помятые физиономии, нехотя выползают из дома.
Завтрак. Свежие, прямо из-под курицы, яйца, с насыщенным янтарного цвета желтком, мммммммммммм!
Не успели запить всё чаем – за забором урчание двигателя и сигнал клаксона. Приехали!
Загружаем в прицепы оборудование: лопаты, два мотобура «Штиль», некий таинственный конус и коробки с пустыми банками. (Зачем?)
Дружно занимаем места и выдвигаемся. Пока полёт нормальный. За окошком мелькают южнорусские пейзажи, на обширных полях идут в колос зерновые, бодро прут из земли подсолнухи, весело светит солнце, жизнь кажется ослепительно яркой, прекрасной и удивительной. Пока.
Из автомобильных динамиков несётся голосок Muriam:

«Ghmorni we khalli albi yedoob anan, anan…»

И прёмся мы по равнинам и холмам, по полям и буеракам, выебинам и колдоёбинам, сверяясь с GPS (кто не в курсе – это девайс такой, услужливо сообщает твои координаты на бренной матушке-Земле по спутнику), и вот она, первая точка. Мотобур – на изготовку. Начинаем бурить. Постепенно бур уходит в земную твердь, шурф, а в просторечии – дырка в тверди земной, готов. Немедленно надо запихивать туда пресловутый конус, соединённый резиновыми трубками с газоанализатором, стеклянной трубочкой с сорбентом, на конце этой хитрой цепочки – насос, чудо японской техники, но с российскими ручками, которые мы, взявшись вчетвером, друж-но тя-нем-по-тя-нем… Поршень насоса идёт туго, лица (рожи) у всех зверские, как при запоре, даже старый добрый мат помогает слабо. И так раза три!
Ещё один «коллега» спешно собирает налипшие на шнеке бура земляные «колбаски», помещает их в баночку и аккуратно закатывает, вроде как хозяйка делает помидорчики-огурчики-грибочки на зиму.
Сворачиваемся – и на следующую точку. И так в цикле. Едем, поминая недобрыми словами «теоретиков» из столицы, которые «рассчитали на бумаге, да забыли про овраги», поскольку маршрут проходит именно по оврагам, небольшим прудам, словом, по пересечённой местности.
Иногда приходится переть по полям, и ость колосьев чувствительно царапает ноги. Подсолнечник тоже вносит свою лепту в борьбу с наукой, его шершавые стебли также прибавляют царапин. Как тут не вспомнить: «Я вегетарианец не потому, что люблю животных, я НЕНАВИЖУ РАСТЕНИЯ!!!»
«Точка», ещё одна, пять, десять…
Спину палит беспощадное солнце, уполовинили залитый с утра «под завязку» сосуд Дьюара, но «отлить» никому не хочется. Всё выходит пОтом.
Пот заливает глаза, ссадины жгут немилосердно.
Но вот, наконец, последняя «точка». Всё, домой! ДОМОЙ!!!
В динамиках уже хнычет Juanes:

"Tengo la camisa negra
Hoy mi amor esta de luto
Hoy tengo en el alma una pena
Y es por cilpa de tu embrujo
Hoy se que tu ya no me quieres
Y eso es que mas me hiere
Que tengo la camisa negra
Y una pena que me duele"

И опять полями, степью. Иногда из-под колёс выскакивает зайчишка и, высоко подпрыгивая, удаляется. Или мелкий облезлый зверёк, идентифицируемый, как лисичка, озабоченно сваливает от нас подальше.
Ура, приехали, речка Иловля!
Кажется, что как только зайдёшь в воду – она зашипит!
Покачиваюсь на водной поверхности. Каааааайф!
А вечером – ужин. Бабка наша готовит очень вкусно, но есть одно маленькое «но»! Бабка подслеповата, а посему в салат нам попадают не только огурчики-лучок и прочее, но и расчленёнка в виде кусочков мух, коих здесь немеряно.
А вечером – песни-пиво-неспешные беседы «за жисть»…
И, едва доковыляв до постели – сон. Аыыыыыыыыыыыыыыуааааа…
* * *
Следующий день – работа на дегазаторе.
Не хочется грузить технически неподкованный народ в сущность работы этого прибора, ставшего моим орудием пыток на половой, просите, полевой сезон. Скажу лишь, что те самые баночки, который накануне закатывали, нагревались, потом крышка протыкалась специальным штуцером, и воздух из баночек постепенно отсасывался электронасосом, ещё потом через систему колб и вентилей «переливался» в барбатёры, плавающие, как подлодки, в погружённом состоянии, в тазике с соляным раствором, после чего концы трубок перекрывались резиновой трубкой, а на саму ёмкость присобачивался ярлычок и драгоценный сосуд, обёрнутый в газету, бережно укладывался в ящик.
Кроме того, часть грунтов из баночек помещаю в конвертики с указанием номера профиля и пробы. Высыпать оставшийся грунт из банок лень, а поэтому пол бабкиного сарая представляет собой уникальную коллекцию грунтов близлежащих районов. «Супесь», «глина», «суглинок», «алеврит», «известняк» становятся для меня уже не абстрактными понятиями, а чем-то явственным и насущным.
Порыкивает движок насоса, побулькивает солевой раствор в колбах, из-за чего «товарищи по партии» называют мой агрегат «бульбулятором».
«Бульбулятор воздух гонит,
Лопастями рокоча,
От него Серёга стонет,
Эх, СолОдча – СолодчА!» - дружно попеваем сочинённую мною песенку вечерами.
- Серёёёёёёёёёёж! – кричит бабка.
- Чегоооооооо?
- Хочешь пирожка со бзднюкой?
- С чеееееем?
- Да с бзднюкой же, говорю! С паслёном по-вашему!
Экзотическое название ягоды веселит до колик. Но пирожки вкусные, да!
Предлагаю пирог коту, но Бусик-Ебусик брезгливо отворачивает усатую морду.
- Серёж, - делится бабка своими проблемами. – Индюшата вот пропадать начали. Не он ли разбойничает?
- Да вроде не замечен! – встаю на защиту приятеля. – Может, соседские коты в татьбе сей повинны?
Бабка решается на смелый эксперимент, и вечером несчастный котишка отправляется в КПЗ, то бишь в баньку, а возле его кормушки бабка коварно ставит капкан, чтобы ночной разбойник был пойман и сурово наказан.
И вот утро.
- Баб Зой, а где кошак-то?
- Ой, забыла! – бабка вызволяет несправедливо обвинённого и оклеветанного кота из узилища, и он, радуясь свободе, оголодавший за ночь, летит к своей кормушке.
- Миавуууууууууууууууууууу!!!! – раздаётся пронзительное кошачье верещание.
Всё ясно. Бабка забыла убрать капкан от его кормушки, и несчастный, ни в чём не повинный котишка попался в неё…
- Мявуууууууууууууууууууууууу!!! - ещё истошней.
Бабка пытается открыть капкан, но зубы и когти обезумевшего от боли зверька оставляют на её руках кровоточащие царапины.
Я бросаюсь на помощь, набрасываю на зверя куртку-"энцефалитку" и освобождаю его от стальных челюстей капкана. Котик, прихрамывая и обиженно мявкая, удаляется под дом, зализывать раны и поругивать неблагодарное и несправедливое человечество.
И дни идут за днями…
- Ничего, мужики! – подбадривает нас Сан Саныч. – Скоро студенты на практику приедут!

Глава IV. «Вот вам авария в Замосковречье, трое везли хоронить одного» © В. С. Высоцкий
- Так, кто поедет со мной за студентами? - -вопросил Сан Саныч. – И студентками, - добавил он, помолчав.
Идея вызвала взрыв энтузиазма у изголодавшегося народа. Понятно, по чему изголодавшегося. Поскольку с местным контингентом женского пола вступать в неформальные отношения было стрёмно ввиду опасности огребания мощных ****юлин от контингента мужского.
Сан Саныч глянул на возбуждённое стадо лохматых и небритых мужиков, и выбрал в попутчики меня, скромно стоящего в сторонке.
- Поехали!
И мы понеслись навстречу ветру степному. Мелькали всё те же пейзанские пейзажи, летела в морду лица пыль. Саня гнал довольно резво, но перед неохраняемым железнодорожным переездом решил притормозить. И не зря! Вдалеке показался тяжёлый товарняк. И тут… Неизвестно откуда вылетела «Газель», в кабине которой находились двое и водитель, да ещё в кузове один мужичок придерживал крышку обитого красным кумачом гроба. То ли от горя горького по усопшему, то ли от качественного предварительного поминания его, машина вылетела на рельсы и заглохла. Товарняк уже находился в фатальной близости.
«Бумммммммм!» - гулко раздалось над полями и долами. Массивный тепловоз как игрушку смял кабину «Газели», при этом из кузова вылетел гроб, а из него – покойник. После старта, простите, ёмкость и содержимое разделились, как ступени космического корабля, крышка гроба просвистела у нас над капотом, а бывший человек приземлился недалеко от нашей «тачки». Сопровождающий из кузова по параболической траектории пролетел метров тридцать и по слепой иронии судьбы оказался наколот, как бабочка, на навершие креста в память некогда происшедшей аварии…
- Ни *** себе! – глубокомысленно изрёк Сан Саныч.
«Газель протащило с полсотни метров, она свалилась под откос и вспыхнула, как факел. Сашка вышел из ступора, схватил огнетушитель и выскочил из салона. Я рванул за ним, прихватив какой-то мешок, лежавший в ногах.
Саня энергично фигачил струёй огнетушителя по «Газели», я старался сбить пламя мешком, но, увы…
- Атас, бензобак рвануть может! – рявкнул Сашка.
Не успели мы отбежать от машины, как рвануло…
- Эхххххххххххххх… - только и мог сказать Сан Саныч.
Я жал по кнопкам мобилы, вызывая «тушил», ментов и «скорую». Все три службы прибыли на удивление быстро и синхронно. Впрочем, необходимость во врачах отпала, поскольку в кабине «Газели» рядком сидели три обугленных трупа, а наколотый на крест был мёртв…
В объяснениях с ментами потеряли два часа, а когда приехали на вокзал, нас ждала безрадостная картина. Студенты по прибытии были в непонятках, где принимающая сторона. А потом разошлись по окрестностям, нашли винный магазин и…
Сказать, что они были пьяны – ничего не сказать! В жопу, в сиську, в сардельку, в дрезину, в лоскуты – все эти идиомы не в полной мере отражали степень их алкогольной интоксикации.
- Будет гемор.. – вздохнул Сан Саныч.
- Да… - я из солидарности тоже тяжко вздохнул.
Загрузив студенческий скарб в прицеп, а тела студиозусов в салон, мы тронулись.
По прибытии сбылись предсказания Сан Саныча. Оказалось, что одна из девиц во время пути следования без палева «сыграла рыголетто» прямо в капюшон куртки своего воздыхателя, а когда он, очухавшись, вышел из машины и накинул на голову этот самый капюшон, по его фейсу селевым потоком потек «блевантин»…
- Бля…- только и мог сказать Саня.
Растащив хмельное студенчество по постоялым дворам, вернулись к себе и стали думу думать.
- Завтра в поле им нельзя! – вздохнул Саня. – Иначе ****ец!
Это была святая правда. Нет, мы пресловутый «сухой закон» не блюли особо, однако с бодуна вкалывать на жаре мог только мазохист. Посему было принято решение практикантов оставить на следующий день на базе. Мне же было вменено в обязанность приглядеть за ними. Ох…
* * *
Утро, как известно, добрым не бывает…
Эту простую истину я в очередной раз осознал, когда ко мне прибежала зарёванная девица и сообщила, что их прогоняют с постоя.
Я поспешил разбираться.
Всё ясно. Сожительница хозяина дома, сдавшего апартаменты, пришла, будучи сильно навеселе и стала качать права. Часть вещей несчастных девчонок уже вылетели из окна.
- Уёбывайте отсюда, быстро! – верещала стерва.
Я подошёл и улыбнулся ей одной из самых своих чарующих улыбок, которую несколько портили выбитые зубы:
- Ах, мадам, прошу спокойствия!
«Мадам», тощая пейзанка лет тридцати с фиолетовым синяком под заплывшим глазом оценила мою галантность и смягчилась:
- А ты что за гусь?
- А давай… выпьем? – легко и непринуждённо перевёл я разговор в желательное русло.
- У леди загорелись глаза.
- А есть?
- Ну, Дык! Ща сбегаю!
Я действительно сгонял за заныканной бутылочкой самогона, хранимой «на всякий случай» и прихватил несколько яблок, валяющихся под бабкиной яблоней.
- Ну, пошли!
Уютно расположившись на пленере, начали нехитрый процесс распития. После второго стаканчика дама начала многообещающе подмигивать мне здоровым глазом. Судя по всему, дело шло к ебле. Между тем вся моя высокоморальная, шо****ец, сущность бурно протестовала против незапланированного соития с нетрезвой гражданкой. Проще говоря, было брезгливо. Между тем развеселившаяся окончательно собутыльница, повернувшись ко мне задом, приподняла подол сарафана и похотливо выставила тощую жопу, как кошка в период пустовки. Вялый в штанах, несмотря на многодневную вынужденную безработицу, никак не среагировал. Ему тоже было в лом…
- Гля, мужик твой ****ует! – нашёлся я. Действительно, вдалеке, по весьма причудливой траектории топал какой-то мужчина.
Шалунья тоже посмотрела в указанную мной сторону и изменилась в лице:
- Точно, мой! Ой, бля!!! Он же СИДЕЛ!!!
Между тем её суженый тоже заметил нас и, прихватив грамотный дрын, по синусоиде направился в нашу сторону.
Приблизившись, он размахнулся этим самым дрыном, но я успел-таки присесть в последний момент, и дубьё просвистело над моей макушкой.
- Ты чего, охуел?
Мужик молча сделал второй замах.
Как-то в предчувствии скорого ****еца чувства заметно обостряются.
На одном из его пальцев был вытатуирован перстень в виде черепа на тёмном фоне, пересечённом по диагонали светлыми линиями. «Баклан» - с облегчением понял я. Парень явно «топтал зону» по банальной хулиганке.
- Бля, баклан дешёвый, ты на кого батон крошишь? – рявкнул я.
Мужик слегка опешил.
- Эээээээээ… кореш, ты что, тоже сидел?
- Запомни, садятся бабы на хер, а я зону топтал, поэл! «Восьмерик» за «мокруху» «звонком»!
Такого расклада мужик не ожидал. Он отложил своё орудие мести и обалдело уставился на мою бородатую морду.
- Ну че, губастого махнёшь?
Ответом был кивок и подёргивание кадыка.
Налитый стакан он уестествил в один миг.
Я явно был лишним.
- Ну, покеда!
И слинял, оставив парочку голубков разбираться.
Пока проводил эту оперативную комбинацию, явно что-то произошло. Студенты уже оклемались от жуткого бодуна, и уже дико гоготали, поигрывая на гитаре. Их смешило всё: деревья во дворе, собака в конуре. Спиртным вроде не пахло…
Они сидели и похлёбывали из кастрюли какое-то зелёное варево. Я глянул и всё понял.
Эти дошлые ребята, пока были без присмотра, набрали конопли, в изобилии растущей в окрестностях, и сварили «манагу».
Я схватил кастрюльку и выплеснул её содержимое в мусорное ведро.
-Вы что, ****улись! Вы работать сюда приехали, или кайф ловить?
Словом, проблем с обал.. овладевающими практическими знаниями хватало.
На следующий день в помощницы мне была определена студентка по имени Лизочка, довольно тупое и бестолковое создание, выезжавшее лишь на тотальном стукачестве на всех и вся и на том обстоятельстве, что была походной любовницей научного руководителя экспедиции (он же – её препод).
За несколько дней совместной деятельности сия бестолковая дева успела запороть пару десятков проб, ибо руки у неё росли, видимо, из жопы, и выебать мой мозг своими тупыми умственными высерами до такой степени, что ей было в приказном порядке заткнуть ****о и быть просто на подхвате, то есть вести записи, мыть эти чёртовы баночки и бегать за продуктами для всего отряда и за пивом лично мне.
Надо сказать, что в процессе дегазации использовался солевой раствор, который я варил на бабкиной кухне, захуяривая в ведро с водой пачку соли до полного её растворения и потом переливал его для удобства в пластиковые бутылки из-под того же пива.
Автомобилисты, да и вообще, кто учился в школе, знают, как переливать, скажем, бензин из одной ёмкости в другую – при помощи трубочки (сообщающиеся сосуды). Ставим ведро на стол, окунаем туда трубочку, делаем выдох, высасываем воздух из трубки – и готово, вода льётся!
Поскольку самому некогда да и просто в лом, говорю Лизетте без всякой задней мысли: «Надо отсосать!», имея в виду перелив воды в бутылки из ведра.
Это милое созданье… послушно становится на колени… снимает с меня шорты и плавки… И начинает трудолюбиво делать мне МИНЕТ!!!!!
Такого развития событий я явно не ожидал!
Сосёт с чувством, с толком… Причмокивая, старательно совершая возвратно-поступательные движения пустой головушкой Не, вру, не пустой, а занятой моим половым органом. Чувствую приближение восхитительного мига… Ааа… ааа…. Ааааххх!!!!.
Вот оно, вот! Закрыл от непредвиденного удовольствия глаза…
Когда открыл, в дверях сарая увидел охуевшую бабку с не менее охуевшим Бусиком
ни в чём не бывало, натянул на себя плавки с шортами и заявляю:
- Лиза, ОТСОСИ РАСТВОР ИЗ ВЕДРА!!!!!
* * *
… Проходил день за днём, колосья на нивах налились спелым зерном и были срезаны трезвыми комбайнёрами, в зелени деревьев появились жёлтые листья, когда Сан Саныч заявил:
- ****ец! Мы ВСЁ сделали, можно сворачиваться!
И вот, в последнее раннее утро на базе я пригласил сэра Гуню:
- Пойдём курить?
Сан Саныч спросонья рявкнул:
- Бурить? Нахуй бурить! Всё уже отбурили!
А вечером – громыхнули вагоны на сцепках, поезд тронулся и мы поехали ДОМОЙ…