Крест

Смешная Девочка
        Она покрутила колёсико будильника ещё раз. 
- Всё.  Не работает.  Можно выкидывать на помойку.
- Я посмотрю завтра, может быть можно что-нибудь с ним сделать.  Давай уже укладываться. 
        Виктор погасил свет и отвернулся на левый бок.  Так ему было удобнее всего спать.  Анжела тоже повернулась на левый бок и обняла его, как обычно.  Так она быстрее всего засыпала. 
        Но в последнее время ей как-то плохо спалось.  Мысли обрушивались на неё тяжелым потоком, гнали и гнали без остановки.  Прекратить его было невозможно.  Бывало даже такое, что Анжела не могла заснуть всю ночь.  Лежала тихо, стараясь не ворочаться с боку на бок, что бы не разбудить Виктора.  А под утро ещё и голова начинала болеть..
        Сегодня она думала о своей бабушке.  Боже мой, её родная бабушка перестала больше жить.  Нет, она жива, но она уже больше не хочет жить.  У неё нет желание что-либо делать.  «Она перестала ухаживать за собой, не моется, если я её не помою, пьёт кефир из грязного стакана, пока я не замечу, сидит как памятник целый день, ничего её не волнует и не понятно о чём она всё время думает», рассказывала мама. У старых свои причуды.  Но её бабушка жить вообще не хочет.  Она мертвая, но дышит.. 
        Анжеле было больно от этих мыслей и чертовски грустно.  Ей было жалко свою мать, которой приходилось тянуть бабушку, удерживать её на линии жизни.  У Анжелы было только одно желание, что бы с ней не произошло такого же, что бы её мать была здоровой бабушкой, когда станет ею..

* * *

Утром они проснулись самостоятельно, без будильника.  Теперь казалось, что будильник был лишь ритуалом, а просыпаться самим они могли бы уже давно.  Анжела не выспалась, но решила, что больше не заснет.  Виктор встал, оделся, умылся, позавтракал и ушёл.  Уже который день он уходил так рано куда-то.  Куда именно он не рассказывал, а Анжела не спрашивала, да и ей было уже давно не интересно, чем занимается Виктор вне дома.  Наверное, работает, хотя вряд ли. 
Когда он ушёл, Анжела встала, совершила свои утренние ретуалы, что давно приелись ей, села на диван и задумалась.  Сегодня утром было всё таким понятным как никогда.  Именно сегодня утром было так ясно и так тошно от этой ясности.  Анжела чувствовала, что не хочет ничего.  Не хочет идти в институт.  Не хочет делать уроки.  Не хочет читать книгу.  Не хочет чуть-чуть прибраться в доме.  Ничегошеньки не хочет.   Она так чётко почувствовала себя домашним животным, которое только спит и ест.  От этого понимания было сладкогорько на душе.  Как близка она была от этой черты, когда берешь и погружаешься в эту жизнь, в жизнь ничегонеделанья, только спать и есть.  Каким заманчивым было это предложение!  Каким убийственно заманчивым.  Так взять и покончить со всем этим, зарубить молодость на корню, думала Анжела притягательные для неё в тот момент мысли.  «Эх, как долго ещё до старости», думала она.   
Анжела вдруг вздрогнула от телефонного звонка.  Звонила сестра.  Как редко они стали общаться между собой.  Предлагала встретиться сегодня, попить кофе, поболтать, как всегда не о чём.  Она так светилась по телефону, было слышно, как её лицо беспречинно расплывается в улыбке.  Наверное купила себе новые сапоги или пальто, а может быть билет на Мальдивы.  Всё это было настолько знакомо и тошно Анжеле.  Тем ни менее собравшись в кучу, отправилась прогуливать себя.

* * *
 

Через час они сидели в кафе.  Сёстры были очень похожи друг на друга, с той только разницей, что одна улыбалась и светилась от счастья, а другая была мрачнее тучи.  Валерия рассказывала про новую работу, про то, что всё складывается удачно, что её друг сделал ей предложение и скорее всего они поедут на Карибские острова отмечать это событие, и про то, что как это вовремя, как она устала от «вечной зимы» и наконец она «пожарится на солнышке».  Всё это было так противно слушать, каждый раз одно и тоже, каждый раз у неё всё хорошо.  Всё стало ещё более предсказуемее, чем раньше.  Как будто у неё никогда не бывает плохого настроения.  Как будто бы она никогда не ломает ногти или в метро её никогда не сбивают с ног спешащие люди.  Как будто её ничем на свете не пробить!  Одновременно это раздражало и вызывало уважение у Анжелы.  Но в первую очередь раздражало.  Вот бы ей, думала она, хотя бы капельку той силы, что есть у сестры.  Как-то неправильно распорядились там, на небе или где там ещё, обделив одну из сестёр.  И всегда, по мистической случайности, выходило так: чем веселее и счастливее была Валерия, тем слабее и, соответственно, несчастнее становилась Анжела. 
На распросы Валерии «про жизнь и что нового» ей сказать было нечего.  Всё было «как всегда» по-старому.  Да даже если бы у неё дома разорвалась атомная бомба, вряд ли она сообщила бы об этом своей сестре.  Анжела сидела и недоумевала, почему она согласилась встретиться с ней.  Тошно было и хотелось уйти. 
Всё было не так.  Абсолютно всё.  Что-то жгло невыносимо внутри и, казалось, ответ так близок, но всё равно чего-то нехватало, что бы дотронуться до него. « И даже не грустно, а просто как-то пусто.  И не понятно, как радость вернуть обратно», лилась из наушников актуальная песня какого-то модного рок-певца.  Анжела возвращалась домой сама не своя.  То на миг ей казалось, что всё это, у неё там, внутри, к счастью, к лучшим изменениям, что вот-вот она что-то очень главное поймёт, а через минуту тучи спускались так низко, что тут же хотелось, поджав уши, сделаться точкой и совсем уже ничего не чувствовать, так было плохо.  Скорей бы до дома добраться.  Она уже представляла как зайдет домой, повесит старую куртку на вешалку, бросит сумку в один из пыльных углов,  пройдет четырьмя лапками на кухню, не включая света, заглянет в миску — в миске таже заветренная еда, в другой миски вода закончилась.  Пожевав немного, добредёт до своего ложа и уляжется баранкой.  Поскуливая, заснёт и будет видеть яркие такие, живые-живые сны про счастье и радость, про любовь и дружбу.  Про свою бабушку, которая улыбается и возится что-то там на кухне — стряпает пирожки, наверное, а она, Анжела, у ног крутится, ещё совсем маленькая.  Про всё то, чего так сильно не достаёт в её бедной собачьей жизни.