ПОСЛЕДНИЙ ШЛАГ ВОСЬМЁРКИ
Часть 4. СОЛЁНЫЕ ГАЛСЫ
Глава 3. На севере тоже есть мыс Горн
Следующий день приносит погоду полностью противоположную. Во-первых, солнце. Можно просушиться и проветриться. Дождик предыдущего дня быстренько вымочил все непромоканцы и всё, надетое под ними. Пора отвыкать от Арктики, где не качает и не заливает, пора готовиться к встрече с осенней Северной Атлантикой. Как подумаю об этом, так съёживаюсь. Бррр…
Во-вторых, кончился ветер, или, как мы часто говорим, сдулся. Дул, дул – и сдулся. Так, немножко подталкивает, и всё. Вчерашние крейсерские хода вспоминаются со сладострастием, и если бы не дождь…
Снова появились айсберги. Один, второй… третий… Наша вахта. Ещё один совсем недалеко, но чтобы пройти рядышком с ним, придётся здорово подвернуть вправо. Заманчиво; и я обсасываю эту мысль. Сдвижной люк со стуком отъезжает, и в проёме показывается голова Николая: «Ну, что у нас тут?» Отвечаю: «Да вот, тут это, смотри…» и показываю пальцем.
Решение принято, и «Апостол» ворочает вправо, в сторону айсберга. Их всего шесть (этот – четвёртый по счёту), и они вытянулись вдоль какой-то гипотетической прямой линии вдоль побережья. Хотя почему ж гипотетической? Взгляд на карту: глубина сто двадцать метров… как раз тут тянется изобата... Ну конечно, они все дружно сидят на мели. Как известно, подводная часть айсберга равна пяти-шестикратной его надводной высоте. Умножаем… получаем.
Слышно, как в подножие айсберга стучит волнами Дэвисов пролив. Методичный плеск, доносящийся от айсберга, не соотносится с его видимой величиной. Известно, что визуально определить дистанцию до айсберга очень непросто, можно запросто ошибиться на пару кабельтовых, а порой и на милю. Ветер дует еле-еле, и кажется, мы до ледяной горы не доедем никогда.
Уже видно, что айсберг на стадии разрушения. Если быть точным, то процесс разрушения айсберга начинается сразу же после того, как он отвалился от ледника, но этот уже состоит из пяти самостоятельных осколков. Самый большой – в центре. Он похож на купол цирка шапито или большой резной терем. По мере того, как «Апостол Андрей» его обходит, он превращается в огромный драконий зуб. И, естественно, закрывает нам ветер, который и так больше похож на лёгкий сквознячок. Зато есть возможность пофотографировать, и весь экипаж её не упускает (кроме видавшего виды Аркадия).
Сквознячок тоже радовал недолго, и пришлось запускать дизель. Вдалеке прошла большая стая гринд, но стук дизеля им препротивен – гринды не спеша тают в лёгких синих волнах.
К ночи немного подуло, и мы мягко скользим под парусами. Луны нет. Сверху стук: Димка зовёт наверх. Капитан занят попыткой получить прогноз погоды, и потому я вылезаю узнать, в чём дело.
– Полярное сияние, – восторженным шёпотом сообщает док и обводит пальцем полнебосвода.
Красиво. Нет, очень красиво. Нет…
Оно только начинается. По тёмно-синему, практически чёрному небу, на котором только холодно мерцают далёкие звёзды, в нескольких местах протянулись белёсые полосы. Они слегка подрагивают и изредка мерцают. Ещё полоса. И ещё одна, поперёк…
Ну, примерно такое я уже видел, только на этот раз куда эффектнее. После перекура беру у Димки штурвал, и он спускается вниз. А ещё через пятнадцать минут, уже обретя дар речи, зову наверх всех, кто не спит, то есть и Николая, и Дмитрия.
Сразу после ухода из Вооружённых Сил мне довелось полтора года поработать в Вилючинском Дворце Культуры художником по свету. Наш Дворец тогда гремел по всему Дальнему Востоку как самый навороченный в техническом отношении, да и талантливых людей там было много. Моё пребывание на этом посту совпало с приобретением для ДК новейших световых примочек, в том числе и управляемых программно. На первом же концерте мы устроили светопреставление, какому позавидовали бы Жарр и «Пинк Флойд». И пусть мы по неопытности здорово переборщили с дымом и с эффектами (зрители крутили головами и чихали) цель была достигнута: публика просто обалдела. Я сидел в своей каморке и с упоением давил на кнопки, наслаждаясь властью над волшебной игрой послушных разноцветных лучей. А вот сейчас я сам был в роли зрителя, находящегося, как казалось, в центре этого невообразимого фейерверка.
Полосы одна за другой начали переливаться зеленоватыми сполохами. Затем в игру включились малиновый и лиловый цвета. Пошёл жёлтый...
Совершенно невозможно точно указать, где какой – они как бы все в одном, отдельно и в то же время одновременно. Добавились красный и синий – невидимый оператор делал с моими эмоциями, что хотел. Сколько было полос? Может, пять, может, больше. Они перечёркивали небосвод и друг друга, и в то же время были трёх… нет! четырёх! пятимерными!
И, наконец, апофеоз!!! Сверху, из того самого места, которое в астрономии кратко зовётся «зенит», протянулись шевелящиеся разноцветные щупальца-лучи, которые стремились дотянуться до моря, но не доставали. Они нервно подрагивали, словно от досады, но прикоснуться к поверхности воды у них не получалось. Полосы превратились в несколько светящихся занавесов, сотканных из тончайшего живого шифона. Чьи-то прозрачные пальцы нежно и задумчиво перебирали его, словно лаская. А я стоял под этим куполом струящегося свыше света, стоял в психоделическом шоке, разинув рот и забыв про компас, которому совершенно не нужна была подсветка – картушку было видно как днём. До меня даже не сразу дошло, что вот уже двадцать минут кряду яхта едет не к мысу Фарвел, а к полуострову Лабрадор. Капитан не заметить этого не мог: на экране карт-плоттера исправно отображаются и рекомендованный курс, и истинный путь. Но он ничего не сказал – думаю, понял моё состояние. В похожем пребывал и Дмитрий, и он сам, выдав себя только сдержанным «ух ты!».
Вскоре аврора несколько приелась. Так происходит всегда – красоту замечаешь только первое время. Потом она становится привычной, само собой разумеющейся, и при взгляде на неё недоумеваешь – а что, разве может быть иначе? Может, может, и ещё как может. Но осознание этого приходит тогда, когда красоту выключают из нашего поля зрения, убирают как от недостойных её. И вот так всю жизнь. А мы ещё удивляемся… Сами виноваты.
Прогноз обещает девятибалльный ветер. Хорошо, что попутный. Но всё равно – волнение, потому что воспоминания о непроизвольном фордевинде ещё не стёрлись.
Вместо этого мы получаем семь-восемь баллов «в рыло». Ну да, самый что ни на есть «апостольский» галс – крутой бейдевинд. Хорошо хоть, что направление ветра и течения почти совпадают, иначе развело бы такую волну…
Постоянное течение идёт на юг вдоль восточного побережья Гренландии, огибает её южную оконечность, мыс Фарвел, и устремляется вдоль юго-западного на север к Нууку, от которого мы как раз и плывём.
Мыс Фарвел по праву называют «мысом Горн Северного полушария»: здесь встречаются ветра, здесь меняет своё направление генеральное течение, накладываясь на несколько локальных. Место коварное, если верить художественной и специализированной литературе. И спросить некого – каждый из нас идёт к мысу Фарвел впервые, до нас россияне здесь под парусом просто не плавали.
Внешне все спокойны, и на яхте всё идёт своим чередом. Дежурный кок кормит команду, одна вахта меняет другую, да изредка стрекочет стаксельная лебёдка при очередной подстройке парусов. Бизань на встречных галсах в уходе почти не нуждается.
Ну вот… пошёл снег. Причём не то снег, не то дождь. Палуба покрыта мокрой кашей, она же налипла на всех снастях и с чавканьем роняет свои комки вниз. Такой погоде даже великий Александр Сергеевич не стал бы петь оды, а уж он очень любил осень и знал толк в осадках. Вспоминается яхта француженок – у них рулевой худо-бедно защищён рубочной надстройкой. На «Апостоле» же он открыт всем на свете ветрам, дождям и брызгам. От непромоканцев толку немного. Ну и что с того, что у нас у каждого по два комплекта? Оба сырые насквозь. И даже не сырые, а просто мокрые: вот он висит, «сохнет», а из него течёт и капает. Мне ещё немного лучше, чем другим: во-первых, у меня есть отличные резиновые штаны от исландского рыбацкого костюма и мощные утеплённые сапоги, а во-вторых, под непромоканец BASK я надеваю лёгкий и дешёвый синтетический костюм, который воду не пропускает в принципе. Тем и спасаюсь. Остальным приходится туже, у них таких нет.
Сушиться на яхте практически негде: возле печки много не повесишь, а дизель работает не круглые сутки. Поэтому очередная вахта хмуро засупонивается в мокрое и идёт наверх как есть. Срабатывает идея, заложенная в гидрокостюм мокрого типа: хоть ты и мокрый, но лишь бы не было теплообмена с окружающей средой. А внутри организм греет. Можно ещё и стопочку «для сугреву».
Лавировка к мысу Фарвел длится всю ночь. Сверху опять полыхает аврора, но рулевому не до неё. На бейдевинде тоже зевать не рекомендуется. Солёная сырость с ожесточением бьёт в глаза, а горнолыжные очки не наденешь, потому что через светофильтр ночью даже картушки компаса не видать. Выручают высокий полартековский воротник и капюшон с козырьком. Всё застёгивается на «липучки», и лицо открывается кусающей стихии только при быстром перекуре.
Порвался стаксель номер один. Заменили на номер два. Он поменьше и не так изношен. Хотя все наши стакселя, кроме генуэзского, ещё в относительно хорошем состоянии. Парадный – так вообще сияет белизной. Но на то он и парадный.
А вот и утро четвёртого октября. Что мы имеем на подходе к мысу Фарвел? А имеем мы две дыры в гроте. Ещё в двух местах парус на грани разрыва – протирают растравленные бакштаги, особенно при взятых рифах. Кроме этого, непостижимым образом сверху на палубу свалился спинакер-фал. Не Бог весть какая потеря, поскольку спинакером мы не пользуемся вообще – но лишняя снасть, проведённая на топ мачты, никогда не мешает, мало ли для чего вдруг может понадобиться. Чертыхнулись, смотали, убрали вниз и забыли про него.
Куда хуже, что оторвалась антенна КВ-трансивера. Связь значит очень много. Если учесть, что система «Глобалстар» не думает просыпаться, а «Инмарсат» работает более чем неустойчиво… Антенну кое-как растянули и прикрутили, но при этом изменилась её длина, что неминуемо скажется на качестве связи.
Днём ветер начал утихать, но зато разгулялась волна.
Дмитрий сегодня кашеварит, поэтому стоим вместе с Николаем. Перед тем, как менять его на руле, вылез наверх посмотреть, что там творится. Когда вылезал, взгляд упал на лежащий на штурманском столе капитанский ноутбук; ещё что-то нехорошо так кольнуло…
Сколько раз говорил себе: всегда доверяй шестому чувству, иначе атрофируется.
Старый ноутбук закреплён эластичной лентой, а капитанский просто лежит на столе включённый, я на нём вот только что писал эти записи. Ну, кольнуло – и кольнуло. Наверху проглядывает солнышко, ветер есть, яхту сильно качает на встречной волне… Спустился, надел непромоканец, вылез наверх и сменил капитана.
Как раз в этот момент ноутбук и спрыгнул со стола на пайолы. Док не успел его поймать (далеко был, не дотянуться) и только проследил полёт взглядом. Ну качни яхту на полминуты раньше – ведь я как раз был около стола…
Хмурый Николай показался в сдвижном люке:
– Поздравляю. Хана ноутбуку.
– Хана?! Какому?
– «Какому, какому»… Моему! Который не закреплён был. Ведь хотел же убрать, ну… а вы куда смотрели?
Вот, всё то же. То же шестое чувство, и такое же, как у меня, пренебрежение им.
Но чертыханьем горю не поможешь. Первая мысль: главное, чтобы остался жив винчестер с данными, всё остальное поправимо. Не на борту, конечно, и не бесплатно (причём далеко не бесплатно – ведь ноутбук всё же), но поправимо. Главное – информация.
Ноутбук, как выяснилось, был выполнен вовсе не из одного цельного куска пластмассы, а из нескольких, и все они разлетелись по салону. Николай их тщательно собрал в охапку и ушёл к себе в каюту, оставив нас с разными печальными мыслями. В спокойной обстановке каюты он свинтил их воедино, и сложный прибор (надо же!) заработал. Трещины на корпусе и обрамлении монитора не в счёт, странным свечением в нижней части экрана тоже можно пока пренебречь, а вот работа от бортовой сети и зарядка аккумулятора – увы. Разъём питания выпендривался и раньше, а кроме того, он какой-то нестандартный. Ещё Роман Смирных мудрил с ним, но окончательно так и не победил, поэтому под штеккер питания от бортовой сети приходилось подкладывать упор в виде стирательной резинки, украденной у художника Семёнова. Теперь же ноутбук обречён на духовное безделье до ближайшего уголка цивилизации – это как минимум. Но главное: винчестер работает, «ось» грузится, драгоценные данные не пропали. Электронная навигация есть и на старом ноутбуке (правда, более старая версия, но вполне рабочая), электронную почту тоже можно отправлять оттуда, а вот мне со своими дневниками придётся вспоминать устройство шариковой авторучки. Но кэп всё равно злой: этот ноутбук подарен ему лично, и другого компьютера у него нет вообще.
Утешением Николаю стало то, что, когда он сел за старый ноутбук, прогноз погоды был принят практически мгновенно – а он уже отвык от такой резвости системы «Инмарсат». Сверили его с тем, что имеем – у-у, всё с точностью до наоборот.
Как-то так сложилось, что зашиванием парусов на яхте обычно занимаюсь я. Но Аркадий не стал ждать, когда я сменюсь с руля, и сказал, что зашьёт грот сам. Он вообще не любит, когда ему кто-то помогает, и всё пытается сделать сам. Пару раз это уже сослужило ему недобрую службу, но менять свои принципы он упорно не желает. За упрямую самостоятельность его в экипаже с ухмылкой за глаза называют Чичестером*. Лезть помогать ему бесполезно: «Уйди, я сам!» Поэтому лично я и не суюсь больше. Сам так сам. Лишь бы до конца доделывал.
* Сэр Фрэнсис Чичестер, знаменитый английский мореплаватель-одиночка.
Вот и сейчас: одну дырку зашил, а вторую, верхнюю, почему-то оставил и никому не сказал. Когда мы снова заступили на вахту, было уже темно, и ремонт паруса пришлось отложить на потом (он продержался до следующего порта захода).
К вечеру задул попутный ветер, который вынес яхту на линию мыс Фарвел – остров Ньюфаундленд. Фактически это уже Атлантика, хотя мы ещё идём по морю Лабрадор, в которое своей южной частью упирается злосчастный пролив Дэвиса. По случаю выхода в Атлантику выпили по сто грамм, но за дам Атлантики пить не стали. Кто они такие – эти дамы Атлантики? Кто их видел?
И пересекли 60-ю параллель в южном направлении. До свидания, канадская Арктика! Когда свидимся ещё раз?
Ночью ветер усилился до шести баллов. Яхта просто летит птицей. Справляться со штурвалом непросто – впрочем, как всегда на попутных галсах. На суше принято желать морякам попутного ветра, но это только потому, что попутный ветер не бьёт в лицо, а значит, является более приятным. На попутных галсах сильней качает, и корабль хуже слушается руля. Про всякие сюрпризы типа непроизвольного поворота фордевинд я уж не говорю. Всегда желайте моряку не попутного, а доброго ветра.
Шести-, а порой и семиметровые волны угрюмыми синими горами катят с кормы. Оглянешься – дух замирает: вот она, громадина, почти догнала, нависла чуть ли не над самой кормой, сейчас накроет… но нет, яхту мягко поднимает вверх на самый гребень, носом вниз, и в эту секунду кажется, что находишься на вершине какой-то мистической горы. С неё виден весь Океан в обе стороны – кругом хаос тёмно-синих волн с клочьями белой пены где-то там, внизу. Вместе с проходящим под днищем гребнем, чуть накренившись на подветренный борт, мы с рёвом летим вперёд, ускоряясь чуть ли не до пятнадцати узлов, почти глиссируя, и яхту сильно приводит – она вся дрожит, вибрирует и совсем не слушает переложенного до упора руля. А сильно перекладывать руль – ошибка: гребень пройдёт, и яхта снова ляжет на прежний курс, сама, сбросив возросшую было скорость.
К этому непросто привыкнуть: всё время кажется, что заносит влево, в сторону серого гористого берега. Потом плавно опускаемся вниз, на подошву волны, и оказываемся меж громоздящихся друг на друга величественных и мощных пенных валов. Кажется, что они выше мачт, но это обман зрения – на самом деле втрое меньше. И всё равно при виде всей этой силы океана надпочечники услужливо впрыскивают в кровь очередную порцию адреналина. У-ух!
Пугать волнами нас не надо: мы же знаем, что чем выше волна, тем она длиннее (лишь бы под килём было побольше). Поднимет – опустит, вот и всё. Мягко и аккуратно. Это теоретически. А на практике бывают волны, ведущие себя вопреки всем расчётам. Неожиданные и коварные, они приходят невесть откуда. Они даже не приходят, они возникают из столкновения нескольких волн; они тысячетонной массой вдруг взлетают вверх и обрушиваются на свою же подошву. Их называют волнами-убийцами, особенно если они достигают большой высоты. Мы это видим часто, но эти спонтанные волны пока небольшие. Нас пока Нептун милует и норовит лишь слегка припугнуть, чтоб шибко нос не задирали, но надо быть настороже даже с капитаном-везунчиком. Они с Аркадием в Антарктике и не такие волны видали, а потому спокойны – по крайней мере, внешне.
А Николай всё тестирует искалеченный ноутбук, покуда не скисла батарея. Скоро аккумулятор сядет совсем, и тогда всё. Новость, что капитанский компьютер работает, быстро облетела всю яхту. Кэп довольно улыбается, щурится и торжественно произносит рекламным голосом, тыча вверх палец:
– Покупайте ноутбуки «Митек»!
Ха… заработаем – купим.
Вода светится мертвенно-бледным зеленоватым светом. Яркие вспышки видны далеко позади в кильватерной струе. С рассветом волна становится выше и короче. Здесь встречаются течения, здесь волны толкутся на одном месте, размышляя, куда дальше направить свой вечный бег. Это он, мыс Фарвел. Мыс Горн Северного полушария. Может, всё врут, а может, нам просто повезло (спросить-то не у кого), но в полдень пятого октября «Апостол» без происшествий обогнул южную оконечность Гренландии. Ветер при этом гулял в нешироком секторе сто восемьдесят пять градусов: то фордак, то вмордувинд.
Сине-белые остроконечные снежные пики Гренландии медленно проплыли по левому борту и постепенно растаяли вдали – так же, как и последний виденный нами в этом плавании большой столообразный айсберг, больше похожий на гигантскую белую коробку из-под обуви.