С именем всё просто: заглянул в святцы, или в календарь - вот тебе и готово имя. Человек, родившийся в определённый день, наделяется соответствующими качествами потому, что земля в этот день находится в определённом созвездии. Поэтому, имя всю жизнь влияет на поступки человека.
В наше время в святцы никто не смотрит, но всё равно с именами проблем нет. Хочешь, чтобы сын был пророком - назови Ильёй. Желаешь вырастить чудотворцем - назови Николаем. Нравится профессия учителя - назови Кириллом. Александр завоюет новые земли, а Владимир вообще будет владеть всем миром.
Другой вопрос - оправдает ли ребёнок данное ему имя, но влиять оно на него всё равно будет. Это научно доказано. Даже пословица есть: если человека долго называть свиньёй, то, в конце концов, он захрюкает. Так что, с именем всё действительно просто.
А как быть с фамилией? С какими критериями подходить к определению влияния фамилии на жизнь человека, если даётся она ему задолго до рождения? Когда-то пра-пра-пра... дед завоевал пол Европы и часть Азии, его прозвали Александром-завоевателем, а ныне его многочисленные пра-пра-пра... внуки носят в его честь фамилию Александров, и что же, они должны продолжать завоёвывать земли?
Если фамилия влияет на поведение человека, то - да, а если нет? Ведь Александровых - пруд пруди, а завоевателей - раз, два, и обчёлся. Да и завоёвывать сейчас не так просто, всё, что легко давалось, уже давно завоёвано. Есть над чем подумать! Но если вы будете утверждать, что фамилия вовсе не влияет на человека, я с вами не соглашусь, и докажу обратное.
У нашего героя фамилия была Ящиков. Не знаю, чем занимались его предки: может, в самом деле сбивали ящики под пивные бутылки, но фамилия была - Ящиков. А это, сами понимаете, хуже некуда. Даже на Ы, Э и Ю, была бы лучше.
А волновал этот вопрос потому, что во всех классных журналах его фамилия значилась последней. Яблоков, Ягодкина, Ялов - все были выше него. Даже этот бездарь Ямщиков, со своей дореволюционной фамилией, стоял на строчку выше.
А учителя, то ли сговорились между собой, то ли сверху им была дана такая команда, только спрашивали строго по алфавиту, и ему приходилось ждать, пока у доски побывают Арбузовы, Бережные, Владимировы, Галкины, ну, в общем, все по алфавиту, от А до Я, и даже из фамилий на Я его вызывали последним.
А теперь представьте, что некая Арбузова, или, там, Бережная, в начале четверти получила «пару». Понятно, что до каникул она может исправить её десять раз! А если Ящиков получит «пару» на последнем занятии? Когда прикажете её исправлять? Во второй четверти?
Теперь вам, надеюсь, понятно, почему Ящиков плохо учился. Он для себя так решил, что в начале четверти зубрить бесполезно - всё равно не спрашивают. А в конце, когда он приходил в школу, выучив уроки, коварные учителя имели плохую привычку спрашивать не то, что он выучил.
- Ящиков, к доске! Э... да у тебя, голубчик, ни одной отметки в журнале... А четверть через неделю заканчивается... А ну-ка, расскажи о свойствах прямоугольного треугольника!
- Нам было задано про этот, ну, равнобедренный, - робко сопротивлялся Ящиков.
- Дойдём и до равнобедренного, и до равностороннего, а сейчас расскажи о прямоугольном.
«Интересно, какая между ними разница? - думал Ящиков. - И зачем нужно столько треугольников?» А учитель в это время говорил:
- Не знаешь? Поставим «неуд». У нас до конца четверти будет ещё один урок, есть шанс исправиться, ты уж постарайся.
И так по всем предметам... А поскольку по всем предметам у него были двойки да тройки, разве могли быть хорошие оценки по поведению? Конечно, нет!
Ящиков считался законченным хулиганом.
Обиднее всего было то, что в первый класс Ящиков шёл с нескрываемой радостью. Он с детства был трудолюбив, с пелёнок любознателен, на свои многочисленные «почему?» ни у кого не находил ответа, и с нетерпением ждал, когда его отведут в школу: уж там ответят на все его вопросы. Кто, как ни учителя, обязаны удовлетворить его любопытство!
Но в школе с первого дня ему запретили задавать вопросы, его мнением тоже никто не интересовался, у него ничего не спрашивали, и к третьему классу Ящиков школу возненавидел, уроки не учил, а занимался тем, что строил разные козни то ученикам, то учителям.
Что Ящикову легко давалось, так это труд и физкультура. Он любил трудиться, любую работу выполнял с удовольствием, но и в школе, и дома все твердили, что надо учиться, учиться и ещё раз учиться, а если не будешь учиться, то всю жизнь провкалываешь простым рабочим. Ящиков по молодости лет не понимал, что плохого в том, чтобы быть рабочим, по радио и по телевизору твердили, что у нас всякий труд в почёте, а как доходило дело до конкретной работы, ею, кроме Ящикова, никто не интересовался.
Уроки по физкультуре для Ящикова мало, чем отличались от уроков по труду, здесь он тоже работал до седьмого пота на перекладине и на брусьях, бегал быстрее всех, прыгал дальше других, но пятёрки ему всё равно не ставили, чтобы не нарушать общее впечатление о нём, как о хулигане.
Уже к восьмому классу Ящиков понял, что в их классе середнячков среди учеников не было: были три отличника, которых правдами и неправдами тянули за уши по всем предметам, двадцать шесть хорошистов, причём каждый из них учился не лучше Ящикова, и один двоечник. Разумеется, это был Ящиков. По его мнению, за одинаковые ответы учителя отличникам ставили пятёрки, хорошистам - четвёрки, а Ящикову - тройки. И даже если его случайно спрашивали о том, что он знал на отлично, и он отвечал без запинки, всё равно у учителя возникали сомнения, и он не отваживался поставить Ящикову пять: Ящиков и пятёрка были несовместимыми категориями.
Так, правдами и неправдами, не мытьём, так катаньем, Ящиков окончил среднюю школу, чем обрадовал учителей - сбылись их десятилетней давности прогнозы относительно бездарности Ящикова, и себя - наконец закончились его муки...
Получив аттестат зрелости, он дал клятву никогда больше не поступать ни в одно учебное заведение, и завербовался на строительство новой шахты.
Работал Ящиков на проходке ствола. В забое ему всё нравилось: и работа, и ребята. Требовали здесь со всех одинаково, вне зависимости оттого, кем работает твой папа, дарит он начальнику подарки или нет, и платили не за хорошее поведение, а за количество и качество твоего труда.
Правда, работа была очень тяжёлая, Ящикову приходилось всю смену подгребать породу лопатой. В такие дни он, приходя в общежитие, падал в кровать, мгновенно засыпал и всю ночь ритмично махал руками - повторял дневные движения лопатой в забое.
Ребята его уважали, и через три с небольшим года выбрали бригадиром: кто работал на проходке стволов, знает, какая это честь, другие удостаивались её после пятнадцати-двадцати лет работы!
Вот тогда-то он и показал свои организаторские способности. Голова его была свободна от формул, правил, теорем, и навязанных учителями догм, он интуитивно принимал решения, и интуиция его никогда не подводила. Руководимая им бригада скоростников-проходчиков вертикальных выработок была одной из лучших в стране. Прохождение ствола было закончено на три месяца раньше срока, Ящикова представили к награде. И дали ему, ни много, ни мало - Золотую Звезду Героя Социалистического Труда.
Всю жизнь Ящиков ненавидел свою фамилию. Одно время он даже подумывал, не сменить ли её на какую-нибудь другую, например, на Абавина. Тогда во всех списках он был бы на первом месте! Но это имело значение лишь в школе. На работе это было ни к чему. Ребята звали его по имени, зарплату перечисляли на номер сберкнижки, на собраниях обращались по имени-отчеству. И он оставил эту затею. Но всё равно Ящиков не верил, что звание Героя Социалистического Труда могут присвоить человеку с его фамилией. Откуда ему было знать, что все параметры его биографии в точности соответствовали разнарядке на Героя: не коммунист, не еврей, не инженер, но и не неуч, среднее образование имеет, из крестьян, возраст - двадцать два.
Городские власти попытались сделать из Ящикова пропагандиста своих идей, но у них ничего не получилось: Ящиков говорить не умел, он умел только работать. За всю жизнь ни разу не выступал с трибуны. После нескольких попыток от него отстали.
Но от юных следопытов Ящикову отделаться не удалось. В городском музее они устроили «Уголок Героя», начали собирать для него экспонаты: «Каска героя», «Сапоги Героя», «Рабочий костюм Героя», «Лампа Героя», даже «Лопата Героя»! Ящиков зашёл в музей, посмотрел на эти экспонаты: выглядело пошло. Костюм был сшит из дорогой ткани, на заказ, он такого в глаза никогда не видел, работать в нём на глубине восемьсот метров невозможно. Сапоги и каска - новенькие, в музей попали прямо со склада. Лампа хорошая, последней модели, намного лучше тех, что у них в забое: Ящикову не раз приходилось выезжать в темноте, его лампа две смены не выдерживала.
- Скажите, эта лампа с аккумулятором, или только пустой корпус? - спросил он, но ответа не получил. Экскурсовод, стоящий у стенда Героя, этого, видимо, не знал, на Ящикова смотрел подозрительно: он его не узнал, потому что висевший на стене под стеклом портрет Героя был настолько не похож на Ящикова, что, казалось, был написан с другого человека, а на фотографиях, сделанных в забое ствола, вообще никого нельзя узнать.
Получив Звезду Героя, Ящиков продолжал работать, как и прежде, на проходке ствола. Только теперь его начали отвлекать на различные собрания, совещания, заседания, пленумы, конференции, симпозиумы. Ходил он на них лишь тогда, когда не удавалось отказаться. А назойливые следопыты продолжали пополнять музей экспонатами. В этом городе они собрали всё, что могли, и, наконец, добрались до его родной школы.
Получив от следопытов письмо с просьбой выслать для музея Героя Социалистического Труда Ящикова парту, на которой он сидел, учебники, по которым учился, тетради, дневники и журналы успеваемости за все годы учёбы, директор школы пришёл в замешательство: что отвечать следопытам? Правду? Нельзя, он это сразу уловил чутьём старого коммуниста: парта Ящикова изрезана перочинным ножом, увековечившим все непристойные слова, которые он знал; учебники, по которым «учился» - без обложек и половины страниц; тетрадей почти не имел, а журналы пестрят единицами, двойками и, лишь изредка - тройками... Лгать? Неизвестно, чем это может кончиться, всё-таки - Герой! Это дело политическое. Тут обмишуриться нельзя!
Заседавший весь день педсовет принял Соломоново решение: никаких экспонатов не высылать, писем не писать, послать своего человека в разведку. Пусть на месте решит, что можно предпринять, чтобы всем было хорошо: и советскую систему образования не дискредитировать, и Ящикова не обидеть, и следопытов удовлетворить, а там, глядишь, и на школу упадёт тень Героя!
Лишь два преподавателя могли похвалить Ящикова за школьные заслуги: по труду, и физкультуре. Этим не придётся кривить душой, если надо будет похвалить Ящикова. Всем остальным сказать было нечего. Учитель по труду был уже на пенсии, поэтому выбор пал на мастера спорта по боксу, молодого, энергичного физрука Н.
В город Героя физрук Н приехал в разгар перестройки. А, как вы помните, вместе с перестройкой были объявлены ускорение и гласность. Так вот, этой самой гласностью, физрук Н и воспользовался в полной мере.
В школу он пришёл одновременно с Ящиковым, только, в отличие от него, десять лет терпел диктат выживших из ума, состарившихся на ниве просвещения, боящихся живой мысли светил от педагогики, и теперь, так неожиданно освободившись от консервативных оков, решил дать выход накопившимся за эти годы эмоциям.
Остановился у Ящикова - тот, как Герой, жил в персональной квартире - побывал у него на работе, переоделся в спецовку, опустился в забой, посмотрел на нелёгкий шахтерский труд... Посетил музей... Потом выступил на торжественном собрании в честь Героя.
Народу собралось много. Выступающих было тоже немало - не каждый день в городе чествуют Героя!
Все хвалили Ящикова за подвиг, превозносили до небес его заслуги. Ящикова удивляли их речи: многие ораторы ничего о нём не знали, видели впервые, но у них так складно получалось хвалить без каких-либо шпаргалок!
Если бы чаще бывал на таких собраниях, он бы знал, что ораторы эти - штатные, выступают с одними и теми же словами на любом собрании, по любому поводу, только фамилию меняют, а все остальные их дифирамбы подходят для любого случая. Но Ящиков был скромным парнем, такая похвала ему не нравилась. А что ему понравилось, так это речь его школьного учителя по физкультуре, физрука Н. Он внимательно слушал всех ораторов, делал какие-то пометки в блокноте, потом вышел на трибуну.
- Вот послушал я вас, и слёзы умиления и радости затмили мои глаза. Сколько же надо было выдать на-гора породы, сколько раз пришлось махнуть лопатой, сколько перенести на плечах железа, бетона, чтобы из всего этого выплавить эту маленькую звёздочку. - Он указал рукой на сидящего в президиуме Ящикова. - Каким трудолюбием и мужеством надо обладать, какой характер надо иметь, чтобы изо дня в день, в течение многих лет, спускаться на сотни метров под землю, кромсать неподдающуюся породу, прокладывать путь к углю. Какой верой в людей, в будущее нашей страны, должны быть наполнены сердца этих людей!
Ведь плоды их труда созреют не скоро, шахта начнёт давать уголь через многие годы. Более того, уголь этот они никогда не увидят...
Их труд сродни труду садовника, сажающего деревья и знающего, что плодов их он никогда не вкусит...
Их труд сродни труду учителя, обучающего учеников, с которыми ему, скорее всего, никогда не придётся встретиться...
Но их труд отличается от труда садовника и учителя. Да, уголь будут добывать не они и не скоро, но они завтра уже будут знать, верно ли задали направление, правильно ли закрепили забой, надёжно ли затампонировали щели...
Садовник же, посадивший вместо культурного дерева дичок, узнает об этом через пять - семь лет.
А если учитель в школе неправильно воспитал ученика, об этом тысячи людей будут жалеть всю жизнь, а учитель может не знать об этом.
Я один из тех учителей, которые готовили Ящикова к героическому подвигу. Нам не придётся краснеть за него. Но не потому, что мы его правильно воспитали... скорее - наоборот!
Семилетним мальчиком, полным жажды знаний, пришёл он в школу. Наша образовательная система заключила его в объятия, не позволяя ему бежать, лежать, кричать, шуметь, молчать, спрашивать, любить, ненавидеть и всё такое прочее, что ему хотелось делать в его юные годы.
Но, видимо, положительные задатки у Ящикова-мальчика были столь велики, что весь педагогический коллектив школы, как ни старался, в течение десяти лет не смог их подавить. Из него все равно получился хороший человек. Из него получился Ящиков - Герой! Низкий поклон ему, и пусть он простит нас за то, что мы хотели сделать из него одного из нас, такого же, как все наши многочисленные выпускники...
Физрук сошёл с трибуны, подошёл к столу президиума, низко поклонился Ящикову. Аплодисментов он не сорвал. Присутствующим в зале речь не понравилась. Но Ящиков был от неё в восторге!
Здесь умышленно не названа фамилия физрука: он жив, здоров. Из партии его исключили, из школы выгнали. Сейчас он работает бригадиром проходчиков на руководимом Ящиковым шахтостроительном участке.
Мастер http://www.proza.ru/2009/12/20/440