«Пусть мертвые хоронят своих мертвецов.
Встань, возьми крест свой, и следуй за мной»;
«В грязи – ногами, головой – во мгле…
Смятенный разум не зажжет мечта,
Недужной плоти тлен не одолеть.
О, человек! Терниста и крута
Твоя стезя на горестной земле,
И твердь пуста.
…что началось, вовеки не прейдет;
Пребудет явь, когда минует сон.
Так пробудитесь, люди – звездный род!
Творите вашу волю – вот закон!»
…о, человек! Иду к тебе я сам…
Я – Свет и Лев, я – Зверь…»
Алистер Кроули, «Звезда видна»;
«И схвачен был Зверь и с ним лжепророк,
Производивший чудеса пред ним,
Которыми он обольстил принявших начертание Зверя
И поклонившихся его изображению;
Оба живые брошены в озеро огненное, горящее серою…»
Откровение, 19:20-21;
«Но разве это я, и что за люди вокруг меня?
Где-то я уже все это видел.
Что здесь произошло, и кто скажет хоть пару слов,
Что за пресный сюжет, и, похоже, кого-то снова здесь нет…»
Вадим Курылев, «Харакири»;
Prologue. Anno Saighore 2141.
«И было так: увял трон из роз,
И пять шипов было пятью замками.
Он же, войдя во врата, запер за собой все.
Он был проклят людьми,
И люди проклинали его именем Бога,
И от имени Бога.
Но я скажу: яд черных роз не смертелен,
И всякий, вошедший звездой,
Звездой и вернется, отворив замки кровью.
Будучи пуст, почерпнет кровь он
Из убитых им и спасенных им душ.»
Писания Пророков Сигора, Liber Mortis Aknarhtae 40: 12-16;
Я, братцы, сказать по правде, с неким трудом ориентируюсь в здешнем времени, а чтобы далеко не ходить, и в пространстве тоже. Безусловно, врать не стану: были когда-то деньки, когда я мог не задумываясь назвать текущий год, месяц, число и день недели, а к тому прибавить час, и имел несомненное право глядеть как на дурака на человека, который оными сведениями был не богат. Что ж, здесь, на Акнарте, эта привычка осыпалась пеплом, ибо по тем немногочисленным механическим часам, что люди умудрялись сохранить, можно было лишь пытаться отличать день от ночи, находясь в подземелье, в то время как всезнающее и добродушное солнце, способное поведать год, месяц и час, слепило и выжигало глазницы своим больным огнем. Поэтому – так повелось, чтобы жить, ничего не зная и плохо соображая, где ты и когда, и только борясь за выживание в бесконечном бою за жизнь и в бесконечном сеянии ее противоположности. Впрочем, чтобы оправдать поговорку «Что посеешь, то и пожнешь», надобно ведь хоть раз посеять смерть?
Заговариваюсь. Каюсь – прямо таки заговариваюсь. Вы можете сказать, что на меня напала блажь. Оно, конечно, так и есть, но все же вы могли бы и посочувствовать старику, дескать, не ведает обыденных и банальных вещей. Зато знает многое другое, о чем, несмотря на ваше хамство, не преминет поведать.
Не напомните, к чему я это все? Ах, да. Дело в том, братцы, что всего только недельку назад эльфы отмечали пришествие нового года путем подсчитывания умерших за прошедший. На Поверхности уже давненько вступила в свои права зима, на Акнарте не приносившая холодов, но приносившая тьму и болезненную, лютую прохладу, заставлявшую растения вянуть, а трупы подмерзать. Разочаровавшись в старом году еще дней триста назад, все хотели назвать его как-нибудь эдак оптимистично, чтобы хотелось жить и созидать. Насаждать разумное, так сказать, доброе и вечное. Но на эту добродушную, предсказуемую, но напрочь лишенную смысла глупость у людей просто не поднималась рука. Почему – я, кажется, объяснил в своем предыдущем труде.
Но, с вашего позволения, напомню по порядку. В первую очередь, со следующего заявления: с описанных мною событий прошло три месяца. Начался новый год.
Священная Инквизиция Первого Яруса, главный защитник интересов человеческой расы и мужественный поборник ее врагов, впала в агонию. Ее выворачивало в судорогах, она выла и безумствовала, и на губах ее пенилась кровавая слюна. Когда-то я имел честь сообщить, что меча она ни на кого более не поднимала и все отвечали ей взаимностью, не поднимая меча. От слов своих я, дорогие мои, не отказываюсь, но могу милостиво уточнить, что никто не мешал ей выть и кусаться, а ее соперникам – бить ее вдоль ребер и не пускать к эвтаназии.
Этим охотно занялась Гильдия Некромантов, организация, созданная из палачей и чудовищ на демократической основе, из палачей, считавших себя святыми, и чудовищ, считавших себя людьми и убивавших людей. Утвердившись южнее Старой Обители, Гильдия одним своим видом душила Инквизицию, не давала ей встать на ноги и делать благое, а периодически, припоминая старые обиды, со злостью била в спину.
Не так крепко, как хотелось бы всем, спали в своей темнице еретики, коих, как и всякое заточенное зло, мучили бессонница и мечты об освобождении. Тьма, хоть и искусственно изолированная от мира сего чародейским щитом, клубилась в Новой Обители и просачивалась наружу сквозь окружавшие ее системы шахт и туннелей. Падшим лордом пугают детей, и, осмелюсь сказать, имеют на то все основания – Сигифер Белзамин был первым человеком, который нагнал свою судьбу непосредственно на глазах у нашей расы, и вкусил ее горьких плодов. Они были сладки на устах его, но во чреве его стали горьки, как полынь, и горечь та пагубными реками сомнений и отчаяния захлестнула нас, охватывая наши умы и порабощая наши мысли.
Заставляя убивать и ожидать убийства. Заставляя делать все, описанное мною, безумно и бездумно. И ожидая суда, который погрузит их в ад. Страшного суда. Все, все без исключения помнили о том, что у правосудия есть две чаши, а у медали – две стороны. У мироздания – две силы. У правды – два обличья.
И посему назвали сей грянувший год Anno Saighore 2141 – Год Сигора 2141, по имени черного ангела, раскаявшегося в своем предательстве и поставленного свершить суд, ибо для многих суд был свершен. По имени Господина Пророков и Мастера Оракулов, ибо пророчества сбылись и тьма отошла к тьме. Правосудие – для многих – также было осуществлено, и справедливость серным бичом карала без разбору. Так считали многие. Впрочем, была тому еще одна причина, но о ней рассказ последует дальше.
А по мне, братцы, окруженные догорающим хворостом кресты с распятыми по ним черными скелетами и дыбы с разорванными телами, приварившиеся к лицам маски и голодную смерть в колдовской тюрьме, пламя и кровь, тление и смерть, святую ненависть и отчаянную, бешеную покорность непонятным силам, нельзя было признавать правосудием, справедливостью и той истиной, которую все искали.
Что ж, один думал, что нашел истину. И про него так думали и прочие. Но нашел ли он ее? И кто этот он? И не есть ли истина – хотя бы горчичное зерно, сдвигающее с мертвой точки и заставляющее идти, исправляя и смывая свои ошибки, раскаиваясь в них? Путь в оба конца, на котором, дойдя до тупика, всегда можно повернуть обратно? Ничтожный толчок к пути на небо?
К дороге домой?
Глава I. Багряный Рассвет.
«Не видно под землею неба.
Здесь, в мире ночи, нет рассвета.
Не знаем лета много лет,
Не ощущаем солнца свет.
И вместо зорь мы видим вновь
Ручьями льющуюся кровь.»
Детские стихи
Высокий человек в роскошной багровой мантии цвета запекшейся крови вошел в зал последним. Быстрым взглядом из глубин просторного капюшона оглядел всех собравшихся. Те в ожидании сидели за круглым столом: нескольких угрюмых людей, одетых как вошедший, восемь рыцарей в массивных латах – черных с алым, и в тяжелых плащах, над головами которых изгибались белые рога, а бледно светящиеся немигающие глаза с вертикальными зрачками напоминали змеиные. Кроме них был один понуро уставившийся в пол воин, лицо которого скрывала железная маска. Новоприбывший небрежным движением отодвинул от края стола предназначенное ему кресло. Сел, взмахнув полами робы. Откинул капюшон. Разгладил длинные волосы.
- Итак, господа, или, если вам угодно, товарищи, как говаривал некогда мой бедный брат, - начал он нежным голосом, приглушенным подобной же маской, - сегодня мы собрались здесь в первый раз, чтобы обсудить текущее положение. В первый раз после того дня, как мы могли обнаружить такую необходимость. Мы – элита, и мы должны взять бразды правления и управления в свои руки. Наш состав вам известен, и я, как мне кажется, не имею необходимости представлять вас друг другу. Мы – капелланы, рыцари Бафомета и магистр Идорат. Уважаемый и любимый всеми нами магистр Идорат. Несчастный магистр Идорат. Именно мы, как я думаю, можем удержать попавший в наше ведение сброд от пагубной и ненужной анархии, которая, к слову сказать, уже в нем назревает.
- Ближе к делу, Серахт, - тихо сказал человек в маске, подняв голову.
- Разумеется, если вы приказали, я сочту за честь повиноваться, Селек. Все дело в текущем положении, я уже, кажется, это упоминал. Скажу сразу – не столь плачевном, как можно было бы подумать, зная, что нас отрезал от окружающего мира чародейским барьером. Я был искренне рад, узнав, что данный факт насчет нас вызвал повальное мнение, будто мы – еретики – заточены в своей темнице навечно и обречены на скорую гибель, а посему обязаны плакать о грехах своих, раскаиваться в своих деяниях и голодать, поскольку здесь, в Новой Обители, не осталось ни пищи, ни воды. На этой ноте у моих слушателей может возникнуть два резонных вопроса: так ли это и откуда я это знаю. Первый я, друзья мои, спешу объявить глупым сеянием дефетизма. Запас продовольствия здесь больше, чем в Старой Обители, в десятки раз. Рядом с нашими стенами несет свои пресные воды славный Ахеронт, ледяная река, истекающая из Холодного Озера. Нас много и по нашей боеспособности мы во многом превосходим жалкие огрызки ортодоксальной Инквизиции, вернувшиеся в свою конуру. Что же касается второго вопроса…
Серахт сделал вид, что задумался, и положил унизанные драгоценными перстнями пальцы на тяжелый золотой крест, висящий у него на груди. Перевернутый.
- Если кто-то думает, будто барьер безграничен, он ошибается. Это всего лишь магическая стена от скалы до скалы, и сейчас мы заняты тем, что руками охотников и послушников роем паутины шахт, которые бы вывели нас отсюда в обход. Днем и ночью, без отдыха и без устали наши слуги подготавливают нам лазейку; важно не открыть ее существование раньше времени. Если кто-то думает, что барьер не пропускает через себя ничего в принципе, он не знает, против кого он был поставлен. Инквизиторы хотели защититься от демонов и влияния чистого зла, заражающего все вокруг, и они получили желаемое: барьер непроходим и однозначно смертелен для любого чародея или существа, одержимого дьяволом. Его не могут перейти безликие, не могу я, не могут капелланы, не способны сделать того и вы, темные рыцари, и ты, Селек, черный магистр, как теперь тебя называют внешние.
- Я вынужден повторить тебе замечание мастера Идората, Филипп, - очень холодно сказал вдруг один из рыцарей, смоляной нагрудник которого был украшен белоснежным бантом и серебряной фибулой в форме козлиной головы. – Твое словоблудие серьезно действует мне на нервы, сколько бы ты ни называл нас своими друзьями.
- Гроссмейстер Гахл, - прорези маски капеллана с издевательской вычурностью уставились на воина, - я стараюсь быть предельно кратким. Говоря одним словом, в моем распоряжении имеются всего около тридцати людей, имеющих возможность беспрепятственно пересекать магическую стену, и я их использую. Использую, чтобы подготовить мир ко мне, к моему пришествию, чтобы сеять смуту и ложь, чтобы стравливать моих врагов и путать людей пустыми ересями, имеющими целью лишь послужить вступлением к моей ереси, после которой люди пойдут за мной тысячами. Как и вы используете единственного своего рыцаря, не имеющего в себе демона, для разведки. Сопоставьте наши планы и перспективы, Гахл, и подумайте вполне серьезно, имеете ли вы хоть малейшее право одергивать меня.
Маргот. Храмовый Квартал.
На небольшом возвышении, напоминающем амвон в храме, стоял высокий человек в серой, как пыль, робе, лишенной каких бы то ни было украшений, и говорил. Говорил тихим, спокойным, даже несколько утомленным голосом. Перед ним, внимая ему с большим или меньшим вниманием и изредка перешептываясь, собралась большая толпа – в основном обычные горожане, среди которых затесалось несколько жрецов в белых рясах и воинов из городской стражи. Стальными столпами выделялись два паладина в блестящих полных доспехах, украшенных золотой инкрустацией и крестами. По непонятной причине выглядели они странно пугающе и отрешенно, хотя рыцари Таланоса нередко посещали проповеди последователей Сигора. Кроме того, внимание к себе мог привлечь яркий мужчина в алом кожаном плаще и запахнутой шелковой рубашке белого цвета, под которой, тем не менее, иногда блестели звенья легкой кольчуги. Лицо его было прикрыто широкополой высокой шляпой – смешной и щегольской.
- И две силы сражались за дом сей, - размеренно проповедовал оратор, изредка оглядываясь на стоящего рядом с ним бойца в пепельного цвета кольчуге, с шеи которого свисал невзрачный и тусклый амулет в виде молота, - одному богом дана была власть, и та смерть, что косила народы, оставила его. Другой же пытался сам взять власть, и Темные Боги покровительствовали ему. И умер душой, и похоронили его…
Толпа зашевелилась.
- Эй, уважаемый, - речь священника внезапно была прервана крикливым голосом одного из субъектов в грязно-белой мантии. Тот быстро и нагло проходил сквозь толпу, расшвыривая ее локтями и пытаясь пройти к возвышению. – Послушайте, а кого вы, собственно говоря, разумеете в виду?
- Это всего лишь пророчество, - чуть помолчав, бесстрастно промолвил оратор. – Оно было записано несколько сотен лет назад в Книге Пророков Сигора. Я могу так или иначе предполагать, что оно значит, но понимать его следует аллегорически.
- Он имеет в виду святого Гельфарда Нового! – заорал внезапно другой жрец так хрипло и страшно, что все вздрогнули. – Это о нем этот малефик заявляет, что его достойный легенды поступок против Белзамина был попыткой захватить власть! И еще приплел зачем-то Темных Богов! Богохульник!
Воин в сером – паладин Сигора - вышел вперед, преградив дорогу первому.
- Не устраивайте беспорядков, - ледяным голосом произнес он. – Церкви Сигора и Таланоса поддерживают между собой мир. Не заставляйте проливать кровь своей глупостью. Идите прочь.
- Еретик! – как будто ожидая именно этого, едко выкрикнул тот, и выхваченный им кинжал с быстротой молнии рассек воину горло. Быстро перешагнув через неуклюже повалившееся ничком тело, фанатик резким толчком сбил с ног священника, ударил его кулаком, и через мгновение говоривший уже лежал неподвижно в луже крови. Его горло было зверски распорото ножом, а его убийца, поспешно спрыгнув вниз, уже бежал прочь.
- Проклятые ублюдки! – совершенно неожиданно возгласил один из горожан, до сих пор стоявший тихо. – Это инквизиторы! Мало им собственных проблем, так они еще и впутывают в них честных людей! Убейте их! Люди! Убейте их!
Все происходившее казалось болезненно ненастоящим и фальшивым. Фарсом. каким-то чудовищным спектаклем, умело разыгранном по ролям и вплетающим в себя все новых и новых актеров, обуянных необъяснимой жаждой мести.
Но знали это или догадывались об этом только три человека, ибо только они не тронулись с места, когда толпа, страшно гудя и сметая все на своем пути, ринулась в погоню. Два рыцаря и мужчина в алом плаще. Последний проводил обезумевших горожан долгим взглядом и отошел в сторону.
- Ненависть, - громко и насмешливо сказал один из паладинов, закованный в старые, давно не надеванные и ржавые доспехи. Его голос почему-то отдавал горечью, был надтреснутым и чуть дрожащим, но чувствовалось, что он пытается придать ему некую бравурность, смешанную со страхом. – Это ненависть. Вот что они взращивают в людях. Вот что они сеют в душах. Бунт. Межрелигиозную розню. Жажду мести и ненависть. Теперь они будут гнаться за этими клоунами до тех пор, пока не растопчут. А те еще, наверное, надеются спастись. Зря, брат.
- Зря, - грустно и преувеличенно спокойно согласился второй, низко склонив голову в полном шлеме с решетчатым забралом. Пожалуй, более всего его речь напоминала отдающее еле заметным эхом карканье. – Значит, ты тоже знаешь об этом. О том, что это убийство было лишь... недостойно исполненным представлением. Для фанатиков и жрецов, которые, как псы, радуются брошенному куску как поводу к очередному братоубийству.
- Не удивительно, что об этом знаю я. Но ты?
- Вар Тревис. Он сказал мне. И…приказал идти сюда, не объяснив ничего.
- Видимо, не так уж различаются наши господа, брат, раз знают об одном и том же и одинаково на это реагируют. На самом деле, они очень похожи.
Молчание. Истолкованное провокатором как затишье перед бурей.
- Ну давай, Дамикор, - проговорил он со злой улыбкой, подходя ближе. – Давай. Скажи, что ты не брат мне, проклятому демону, отверженному от благого взора Таланоса. Скажи.
Сквозь забрало названного Дамикором рыцаря просочилось несколько язычков ледяного бирюзового пламени. Он медленно повернул голову к собеседнику.
- Как тебе удалось выбраться, Арий? – негромко спросил он.
- Что ж, - паладин перестал улыбаться. – Я думаю, ты должен знать ответ на этот вопрос лучше многих других. Когда Гахл собирался торжественно наградить тебя за твои подвиги в Паломничестве Сайтена при присутствии ныне мертвого Радамента, я был рядом. Я видел, что командор хотел убить тебя – может быть, не настолько потому, что ты стал личем, а оттого, что боялся за свою власть. Тебя вполне могли произвести в звание Золотого Паладина, так как Гахл, хоть и возглавил Рыцарей Бафомета, из Ордена официально исключен не был. Соответственно, командора такая перспектива устраивать не могла. Ты уничтожил всех инквизиторов, бывших с магистром, но не смог или не успел сделать того же с нами. Меня ты ранил. Ранил настолько сильно, что в тот день, когда мои братья принимали демонов из рук одержимого Белзамина, я еще лежал в лазарете. Я избежал проклятия: я лишен рогов и змеиных глаз. Лишь потом я узнал, что произошло.
- Поэтому барьер не является помехой для тебя, - полувопросительно заметил Дамикор. – Ты можешь свободно выходить из Новой Обители, как и многие другие.
- Да, - свободно подтвердил Арий. – Но не столь многие, как ты можешь подумать.
- Они используют тебя так же, как и этих актеров. Чтобы сеять смуту. Чтобы расширять сферу влияния наиболее могущественных черных капелланов. Серахта, Самиреса и Шеграила.
- Если ты не знал, - голос рыцаря слегка напрягся, - Дант Самирес, мастер-чародей, который занимался нашим обучением наравне с Белзамином и двумя прочими, не пошел за Филиппом. В тот страшный день он сражался за Сахтера и Никадема, и позднее бежал вместе с лояльными старой Инквизиции войсками. Разве его поступок не заслуживает уважения?
- Это его дело. Мало ли могло быть причин поступить таким образом?
- Не обманывай себя, лич. Весь наш разговор и все разговоры, которые мы вели в эти три месяца, пропитаны, пожалуй, одним единственным чувством: мы сожалеем о том выборе, что сделали. И в глубине души завидуем тем, кто сделал противоположный, а они – нам. Ты сказал, что тебе приказали идти сюда. Моего мнения тоже никто не спрашивал, хотя мы оба занимаем в своих…организациях не последнее место. Нас используют, Дамикор. Нас посылают на смерть. Но мы мертвы. И не смеем ослушаться.
Дамикор сложил руки на груди и замолчал. Не дыша. Молчал он долго.
- Да, брат. И не только мы. Я уверен, что не только мы. Будь осторожен.
Арий усмехнулся и уже повернулся, чтобы уйти, но вдруг обернулся.
- Дамикор.
- Да.
- Ведь ты здесь не только потому, что здесь работают люди Серахта? Еще из-за паладинов? Из-за Ордена Таланоса. Из-за того грандиозного совета, что они назначили и который должен предельно четко обозначить их позицию по отношению к расколу и всем последующим событиям?
- Да.
- Наши господа думают, что мы сойдем за своих, ведь совет имеет открытый характер? Что мы все разведаем и будем доносить, не как рыцари и воины, а как шпики или какие-нибудь политические шпионы?
- Ты так умен, Арий, что я начинаю жалеть о том, что не убил тебя тогда. Прощай.
- Мы не последние, кто отправлен сюда. Будут и другие. Чтобы проверять нас и действовать в непредвиденных случаях, которые непременно будут, ибо их не может не быть. В случаях кровавых. Разве нет?
- Прощай, Арий.
Человек в алом плаще, все это время неслышно стоявший в тени соседнего переулка, аккуратно поправил на голове шляпу и скрылся, нырнув в темноту и растворившись в ней без следа.
В самом деле, думал Дамикор, оставшись наедине с трупом пророка. Как могло произойти так, что.… Нет, произойти – значит случиться, случиться внезапно и неожиданно. На то, что произошло, можно как-то отреагировать, приспособиться к ситуации, хоть что-то сделать. Но что меня используют и используют те, кого я еще недавно называл своими друзьями, и что мои друзья могут мне приказывать, ничуть не стесняясь и считая это нормальным, удивило меня. Я знаю, что нежить сложно удивить. Но я удивился.
В самом деле, слишком быстро осыпались прахом те демократические принципы, на которых я хотел состоять в Гильдии Некромантов. Те принципы, что ренегат, бывший инквизитор и предатель Вар Тревис, возомнивший себя мессией, называл дружбой и взаимной ответственностью.
Приказали. Друзья. Трудно найти два более не сочетаемых слова.
Какого дьявола?!
- Какого дьявола? – очень тихо спросил лич, положив на стол Верховного Некроманта тяжелые стальные рукавицы. В глазницах его обтянутого сухой кожей черепа горел, наливаясь холодным раздражением, слабо мерцающий огонек.
Альберт Вар Тревис тяжело вздохнул и обвел бледными глазами просторную комнату, ставшую его кабинетом после окончательного восстановления башни в Цитадели Культа. Это был небольшой зал круглой формы, у края которого, там, где раньше располагался легендарный Черный Трон, стоял его стол. Древние рукописи и эльфийские книги, еще месяц назад хранившиеся в любовно устроенной библиотеке Санквинуса, бессистемно и небрежно заваливали его весь и были покрыты толстым слоем пыли. Видно было, что за ними уже давно никто не следит. Стены были увешаны разнообразным экзотическим оружием и еще носили следы недавнего ремонта. Посреди комнаты возвышался вытянутый и изукрашенный постамент с таинственного вида колдовским шаром.
Вокруг стола стояло четыре человека. Гвардия Гильдии. Мартен Карн, Лейтер Фресш, Александр Новиков, Лотас Релам. До недавнего времени Дамикор считал себя по крайней мере равным им по положению.
- Почему? – повторил он. – Почему я должен рисковать в Марготе своей жизнью из-за сбивчивых показаний ваших агентов? Из-за каких-то там еретиков, которые активизируют свою деятельность? Из-за лепета бывших палачей? Почему бы вам не послать какого-нибудь послушника или инквизитора?
- Готовится что-то серьезное, - сухо ответил носферату, поудобнее устраиваясь на роскошном резном кресле и откидывая седую голову на мягкую бархатную подбивку. – Поймите, паладин. Церковь шумно говорит во всеуслышание о своем сотрудничестве с Орденом Таланоса, который как нельзя раньше близок к отречению от Инквизиции. К отречению, уже провозглашенному Антимагами. Когда лояльные обрывки Хант Бетрадум были отправлены на переговоры, их вероломно перерезали, свалив все не еретиков. На тех, кто все еще, как думают все, сидит взаперти и не показывает за барьер и кончика носа. Вы сами говорите, что это не так. Что Маргот захлестнули безумцы в белых рясах, стремящиеся любыми правдами и неправдами стравить церкви. Вот и все причины.
- Вы говорили много и перечислили изрядное количество проблем. Но не ответили на главный. Почему я?
- Вы паладин, - терпеливо сказал тот. – Вы знаете о готовящемся совете, хотя, как и я, только слухи. Вы должны пробиться к нему и понять, что творится в городе.
- Это приказ?
Вар Тревис еще раз вздохнул, и глаза его стали прозрачными и водянистыми. Жестокими.
- Если угодно, то да.
- Я все понял.
- Зря ты так, Альберт, - заметил долго молчавший Мартен. – Зря. Ты грубишь и строишь из себя большого начальника. Если ты считаешь, что наилучшим исполнителем выдуманной тобой миссии будет Дамикор, ты бы мог сказать об этом…
- Не хочу! – выплюнул вампир, ощерившись. – Мне надоело. Я устал от мягкости. Я не могу больше разговаривать со своими подчиненными, как с товарищами. Палачи, доставшиеся мне, от этого киснут и начинают убивать людей, вместо того чтобы брать их живьем. Уже несколько раз мы нападали на след подчиненных Белзамина в Марготе…
- Серахта.
- Я говорю – Белзамина, и буду так говорить. Так как он – знамя зла и носитель зла. Его именем творится зло и сеется ненависть.
- А ты – образец добра, не так ли? – чуть изменившимся голосом произнес Карн. – Носитель света и справедливости? Если ты однажды помог делу, которое достойно называться поступком, ты имеешь право указывать всем и вся, что им делать?
- Да. Почти так. Везде должна быть власть. А власть – это бремя.
- Вы очень похожи на лорда Сигифера, инквизитор, - паладин выделил последнее слово. – Очень. Тот тоже что-то болтал про власть, а кончил не лучшим образом. Я порой перестаю верить, что даже та капля жалости, которую вы пожертвовали поверженному противнику, принадлежала вам. Почему вы так поступаете? Почему вы так говорите? Зачем настраиваете своих друзей против себя?
- Если вы друг мне, выполните мою просьбу. А теперь идите. Меня ждут дела.
Мартен, останься. Пожалуйста.
- Я ничем не лучше остальных твоих друзей, Франк, - заметил тот, шагнув к выходу на винтовую лестницу. – Ничем и ничуть.
С этими словами он вышел. За ним последовали остальные.
Зачем я это делаю? – задумчиво пробормотал носферату, положив подбородок на костяшки пальцев. Он был зол на самого себя. Очень зол.
Но ответа на этот вопрос у него не было.
- Что ж, продолжим, - бравым голосом заметил Филипп Серахт. – Продолжая, следует сказать о наших достижениях и о наших проблемах. Главное из наших достижений я уже упомянул, но не хочу обделить вниманием и другие. Впрочем, из оных истинно нашим может считаться лишь одно из двух. Второе – нарастающие разногласия в Гильдии Некромантов. Честно говоря, теперь именно они – наши основные соперники, те, кто активно показывает себя, вербует людей и активно душит Инквизицию. Франк Сайтен, теперь пожелавший из чисто мессианского бахвальства назваться другим именем, серьезно обеспокоен нашими людьми. Они не позволяют ему спокойно заниматься научной деятельностью и глушат его магический сканер. Поэтому, что становится очевидным, он ссорится со своими соратниками и приятелями. По правде сказать, не существует для этого достойного оправдания, и все наши телодвижения всего лишь ложатся на добрую почву.
Что же касается Инквизиции…сегодня ко мне поступило наконец донесение о провале их первого рейда после раскола. О провале грандиозном, тонком и умно подстроенном. Конечно, лорд Сахтер решил всего лишь помочь горожанам, обеспокоенным миграциями гхастов и гулей из Залов Сепхерофта в пещеры около Маргота по сложной сети сквозных катакомб. Он решил, что этот акт не будет стоить ему смертей, ибо и большее количество врагов он истреблял меньшими силами. Но все было решено за него.
Агер Никадем спустил курок помпового ружья, и заряд дроби отшвырнул гхаста к стене. Неповоротливая тварь, ростом значительно превышавшая человека, зарычала и раскрыла пасть, обнажая неровные ряды кривых, желтых, торчащих во все стороны зубов. Омерзительная и едкая слюна, малейшее попадание которой в кровь приводило к заражению трупным ядом, обрызгало изодранную мантию магистра. Чудовище ринулось на человека, размахивая когтистыми лапами, острыми, как кинжалы. Случайно полоснуло ими по неудачно пытавшемуся подняться зомби, ноги которого были раздроблены пулями. Пружинисто присело на задних лапах, обтянутых открытыми мышцами, и прыгнуло, готовясь разорвать инквизитора на части.
Тот лишь передернул затвор. Дымящаяся гильза отлетела в сторону, звякнула и покатилась по присыпанному песком камню.
Выстрел, всплеск крови, отшвыривающий удар ногой, еще один выстрел.
Агер обернулся, когда из-за его спины плотным потоком хлынула струя пламени, сметая с пути нескольких мертвецов, потонувших в нем, как в набежавшей волне. Поморщился, злобно выругался себе под нос.
Дант Самирес неторопливо сжал руку в кулак, заставляя потухнуть мелькнувший в ладони огонек, и бесстрастно поглядел на магистра своими рыбьими, ничего не выражающими, глубоко посаженными глазами.
Он знал, что Никадем не выносил его магии. Он будто дразнил его, нарочно и тем не менее совершенно хладнокровно. Самирес изучал его реакции как реакции подопытной крысы или белой мыши.
Агер никогда бы не смог понять этой странности бывшего черного капеллана. Он мог сердиться на мага, негодовать или топать ногами, но тот все равно продолжал травить его своей магией, которая, хоть и исправно уничтожала врагов Таланоса, имела вполне очевидное демоническое происхождение. Тем же чародейством пользовался некогда и Белзамин, и Серахт, ставший притчей во языцех.
Дант – высокий и поджарый капеллан в грязной и выцветшей черной робе с пурпурной подбивкой. Лицо его спокойно, даже неестественно, и неподвижно, будто слепленное из воска. Давно немытые, маслянистые черные волосы, будто обрубленные сзади, торчали во все стороны и прилипли к необычно высокому лбу. При взгляде на инквизитора могло возникнуть удивительное и необъяснимое ощущение застывшего времени и всеобщей статики, усиливаемое его злыми, водянистыми, белесыми глазами, да еще давно потухшим карминовым кристаллом на шее.
- Дант, - пытаясь сдерживать себя, проскрипел Никадем, опустив дробовик на сгиб локтя. – Если я взял тебя с собой, это еще не значит, что я согласился терпеть твои фокусы. Ты прекрасно знаешь, что это было объявлено ересью и дьявольством и ранее, но после раскола выполнение требований «Святого Закона» особенно необходимо.
- Говоря по очереди, магистр, primo: у вас не было выбора, брать меня с собой или нет. В настоящее время я один из крайне небольшого числа целителей, имеющихся в вашем распоряжении; добавлю лишь, что в придачу к этому – самый умелый. Secundo: мне казалось, что вы еще совсем недавно поняли, кто писал эту книгу и зачем. Следовательно, указанные в ней положения, в свою очередь…
Голос его сух, как-то по-дикторски официален и пугающе банален.
- Очередная склока, - раздраженно прорычал Агер, сплевывая в сторону. – Ты опять занялся демагогией. Своим любимым занятием. Хватит, Дант.
- Отлично. Продолжаем идти вперед?
- Да, черт побери. Это первый рейд Сахтера за несколько лет. Лично я, при всем уважении, никогда не видел лорда в бою. Неудивительно, что ему потребовалась срочная помощь. Хорошо, что он успел сообщить нам. Я надеюсь, что он выжил.
- Сомневаюсь, - оптимистично отозвался капеллан. – Последний сеанс связи, во время которого он запросил подкрепление и крайне непонятно обрисовал ситуацию, состоялся два часа назад. За это время…
- Ладно, ладно. Идем дальше.
Никадем злобно прошелся сапогом по трупу одного из гхастов и решительно двинулся к круглому проходу в очередную пещеру, бывшую, по видимому, больше всех прочих.
- Стойте, - инквизитор Бриан, один из бойцов рейда, опустил Стаггер и поднял вверх палец. Говорил он звенящим шепотом, будто чего-то опасаясь. – Вы слышите это, магистр?
Агер замер с довольно кислым выражением на лице. Несколько секунд смирно ждал, запрокинув голову и жадно впиваясь слухом в пугающую сыпучую тишину песчаных пещер. Поскреб нечесаную бороду.
- Ну и? – не выдержал наконец он, оборачиваясь в сторону Бриана.
- Прислушайтесь, - настойчиво сказал инквизитор.
Тот вздохнул и послушно прислушался. Вскоре понял, что должен был услышать.
Где-то в глубине зала, за очередным туннелем, послышались шаги. Тихие, медлительные, даже заторможенные, и будто скребущие пол. Казалось, тот, кто шел, прихрамывал и подволакивал за собой ногу. В железном наголеннике.
В свете торчащих из стен кристаллов мелькнули смутные очертания фигуры. Фигуры в развевающихся белых лохмотьях, оставшихся от плаща, в погнутой и забрызганной чем-то темным кирасе. В широкополой шляпе, нахлобученной на затылок. Она двигалась дергано и неестественно, как будто ее ноги двигались вслед за невидимыми ниточками.
- Лорд Сахтер? – пробормотал Агер, всматриваясь в жуткое видение.
- Нет, - пробормотал Дант. – Аарон. Аарон?
Инквизитор Аарон Бальтер из Хант Анклинус сделал еще один неуверенный шаг вперед.
- Все в порядке? – беспокойство Никадема все нарастало. Его рука, сжимающая рукоятку дробовика, дернулась и напряглась. – Аарон?!
- Это они, - раздельно и внятно произнесла вдруг фигура, дернув шеей.
- Что…?
- Это. Они.
Инквизитор Аарон запрокинул голову и затрясся от истеричного хохота. Хохота визгливого, страшного, и до боли, до рези в ушах неестественного.
Безумный смех перешел в хриплый, каркающий кашель. Бальтер согнулся пополам, из его рта на песок хлынул поток крови, смешанной с пеной и слюной.
- Аарон? Аарон?! Все в порядке?
- Это…они. Они? Мы!
Инквизитор поднял голову, взмахнув слипшимися седыми волосами, и его лицо полыхнуло внезапно багровым, жарким, демоническим сиянием, просвечивающим его изнутри, как рентген, и превращающим его в кошмарный алый череп, объятый пламенем.
Челюсти того, что некогда было Аароном и вряд ли являлось им теперь, широко раскрылись в ужасном вопле страдания и ярости, поглотившим и кашель, и бившееся об стены эхо замирающего смеха. Тварь рухнула на колени, словно чем-то сбитая. Клочья ткани на ее спине шевелились и ходили странными волнами.
Два пламенных щупальца, пульсирующие и пышущие жаром, прорвали балахон инквизитора и, вращаясь кольцами, высвободились из человеческого тела. Впились в пол, бесцеремонно вздергивая его в воздух. За ними последовали еще и еще два – одно за другим. Аарон выглядел одновременно величественно и жутко – висящее в воздухе изорванное тело, окруженное какой-то извращенной пародией на ангельские крылья, расшвыривающей во все стороны искры и слепящий свет.
Никадем закричал и пальнул из помпового ружья. Дробь расплавилась в одном из щупалец, будто впитавшись в него, а Аарон издал дикий визг и зачем-то неуклюже махнул рукой.
Другие фигуры, выглядевшие как он, медленным и ровным потоком брели из темной пещеры. Их не окружали багровые ореолы, но по ним было видно, что они мертвы – по вздувшимся бледным лицам, по чудовищным, несовместимым с жизнью ранам, по бессмысленным словам, которые они шептали себе под нос. В их лицах инквизиторы с ужасом узнавали своих бывших соратников.
Бриан решительно поднял «Стаггер» и открыл огонь. Туннель заполнился грохотом, перекрывавшим тихое бормотание нежити и мешающийся с криками ярости бойцов Старой Инквизиции. Полилась кровь.
Демон протянул два из своих отростков, и один из воинов, уронив автомат, оторвался от земли, когда их концы показались из его спины. Из ран текла мгновенно закипающая и пенящаяся кровь. Бальтер притянул беднягу к себе, и его череп изверг из челюстей сноп пламени, объявший его с головы до ног.
Спустя несколько мгновений обгоревший труп рухнул вниз.
Дант Самирес шагнул вперед, мимоходом отшвырнул одного из мертвецов огненной стрелой и протянул раскрытые ладони к чудовищу. Бриан, паливший по врагу короткими очередями и прикрывавший его, почувствовал, как от рук капеллана повеяло ледяным холодом. И вскоре струя мельчайших белоснежных частиц воды ударила в тварь, сходу затягивая ее в корочку изморози.
Демонический огонь щупалец пытался сопротивляться чарам, бился в агонии, пытаясь дотянуться до мага, но нет такой магии, против которой бы не существовала другой, более сильной.
Щупальца наполнились ледяными стержнями, тушившими их изнутри. Тело задрожало, пытаясь пошевелить хоть чем-нибудь. Но было поздно.
Огромная ледяная глыба упала наземь, разбившись на большие куски промороженного мяса, смешанного с кусками ткани и железа. Ужасные отростки демона растаяли, оставив после себя лишь лужицы блестящей воды.
- Вперед! – заорал Никадем, с остервенением разнося голову бывшего брата на брызги мозга и осколков черепа. – Оттесним их!
Участники рейда повиновались. Мертвецы неуверенно оступали, умирая и спотыкаясь о тела уже убитых, валявшихся по всей пещере.
Тела гулей, зомби и гхастов вперемешку с гхоулами и инквизиторами.
Когда был сбит очередью разрывных пуль последний враг, Агер вздохнул и осмотрелся. Безусловно, рейд Сахтера убил многих. Но и сам попал под воздействие чего-то, что было за гранью его понимания.
Никадем прошелся по залу, оглядывая тела братьев. Остановился. Задумался.
- Где Рафаэль? – тихо спросил он, обращаясь к Данту и Бриану.
Сахтера они увидели через мгновение, подняв глаза вверх.
Рафаэль висел под потолком высокой пещеры, словно марионетка, раскачиваясь на двух железных балках, сложенных в глумливый крест и держащихся на вкованных в камень цепях. Руки лорда были широко раскинуты в стороны, запястья пробиты толстыми болтами, сапоги перемотаны глубоко багровой, набухшей от крови веревкой и утяжелены двумя кусками железа. Все его тело было неестественно растянуто, как на дыбе. Из-под темных очков по белому лицу стекали струи засохших уже кровавых слез, а шляпа – любимая белая шляпа Рафаэля – была прибита к груди несколькими арбалетными болтами.
Пальцы, нос и уши отсутствовали. Вместо них зияли страшные химические ожоги, еще сочащиеся зеленоватой пеной. Безгубый рот щерил лишенные зубов десны в ужасной кровавой усмешке.
Если бы не очки и не шляпа, узнать магистра было бы невозможно.
- Это не нежить, - прошептал Бриан, задрав голову. Глаза его расширились от ужаса. Он сбросил шлем. – Это они. Это действительно они, магистр. Но как? Как они могли? Как им удалось? А?
- Точно так же, как и Сепхерофту. Как и Демигору. Как и Каброзену, - сглотнув, сказал тот равнодушным, пугающе равнодушным тоном. – Хотя они свободны не полностью и тем более всего напоминают Отца Лжи. Все они – одно. Их не могли убить и заточали. Но нет замков, от которых не найдется отмычки или ключа. Они всегда освобождались и будут освобождаться. Порочный круг. Кольцо смерти. Змей, вонзивший зубы в собственный хвост. Они бессмертны, как и всякое зло…мы, очевидно, нет. Мы заранее обречены на поражение. Изначально. Белзамин – никакое не исключение из этой схемы.
- К сожалению или к счастью?
- Не знаю, - с трудом ответил Никадем, не в силах отвести глаза от ужасного зрелища. – Не знаю, Дант. Может быть, если мир не стремится к смерти, к апокалипсису или Армагеддону, по крайней мере к вселенской катастрофе, торжество Бога в нем невозможно?
- Вы первый раз в жизни философствуете, магистр, - улыбнулся Самирес. Улыбка контрастировала с его лицом, как цветок с гниющим трупом. – Может быть, это начало этой самой катастрофы?
- Ты бессердечен.
- Вовсе нет. Именно этого и ждет от нас Серахт. Ужаса, парализующего ужаса и страха. Того, что мы опустим руки и позволим ему делать что заблагорассудится. Дело в том, что теперь любая философия – часть нашего поражения. Пора оставить ее и убивать.
- Я больше не хочу убивать.
- Тогда убьют вас.
- Тоже философия?
- Правда жизни, магистр. Правда Акнарты.
- Впрочем, что ж мы все о хорошем, - лицемерно встрепенулся Серахт, поигрывая перстнями. – Не только хорошее и доброе есть в нашем горестном бытии. Помимо достижений – достижений несомненных - в нем есть еще и проблемы. Правда, я осмелюсь высказать идею о том, что это одно и то же. Отсутствие определенного достижения есть проблема, отсутствие проблемы, которая могла бы быть – достижение. Гармония. Красивая гармония, гармония божественная. Отсутствие греха – добродетель. Все праведники – не более, чем нули. Не положительные числа, а нули, а лишь нуль спасется, потому что он ничтожная грязь, боящаяся сказать что-либо потому, что потом придется отвечать за свои слова.
Наша главная проблема в недовольстве. В бунте. В люди, заочно продавшие нам свои души по квитанциям, почему-то ощущают себя вправе забрать их обратно. У нас, у черных капелланов и черных рыцарей, которые доказали, что не упустят своего. Вы знаете, зачем я нас хвалю? Просто я очень хорошо знаю, как вводить в кровь дефетизм и отчаяние, чем и занимаюсь с неизменным успехом. И опасаюсь их, ибо знаю, как славно они работают.
Главное «но», друзья мои, в этом бунте то, что их идейным вдохновителем выступило некое известное не всем нам существо. Мало того, что единое в двух или трех лицах, так еще и бессмертное. Уважаемый лорд Идорат уже, пожалуй, догадывается, о ком я.
Понурый воин в железной маске поднял красные глаза на чародея.
- Астамат? – тихо брякнул он.
- Нет, не Астамат, Селек. Теперь это не Израэль Астамат и не твоя сестра Кристин. Теперь это одна тварь. Контролер. И станут двое в плоть едину, да, магистр? Да. И хозяин им лишь тот, чьим именем мы прикрываемся, хотя и не всегда удачно. Белзамин.
А Белзамин сейчас, очевидно, не в той кондиции, чтобы быть рачительным хозяином. Так что они хозяйничают сами. И меня это беспокоит.
Кристин Идорат устало отворила дверь в свою келью. Захлопнула ее за собой, рухнула на кровать. Прикрыла веки, из-под которых, растворяясь в воздухе, просачивался странный мягкий свет. Повернула голову, открыла глаза с ярко-желтыми огненными радужками. Уставилась в красивое кресло магистра Бетрадума, зачем-то поставленное в углу. Пустое и поломанное, с покосившимся Щитом Предателей на спинке.
- Я знаю, что ты здесь, - прошептала она. – Никогда. Никогда, тварь.
В кресле шевельнулся возникший неведомо откуда колдовской дым, смешанный с искрами, и, откуда ни возьмись, в нем материализовался сидящий ногу на ногу седой мужчина. Его лицо имело странное выражение – серьезно сосредоточенное и в то же время постоянно усмехающееся.
- Пойми, - сказал он то, что, видимо, говорил уже не раз. – Пойми и смирись. Невзирая на то, что мы сильно различаемся, а в частности ты – человек, а я – бессмертный злой дух, призванный в мертвое тело, ты несешь в себе часть меня. Ты со мной неразрывна. Так же, как и я с человеком, вызвавшим меня из Геенны. Я могу вообразить твою ненависть ко мне, к нем и к тому лицу, чьими губами я говорю, но изменить ничего не могу. Если же ты, та, что может изменить многое, надуешься и будешь молча лежать на кушетке, ничего не изменится в принципе. А тем более, если, как сейчас, перевернешься и будешь глядеть в стену.
- А если начну бегать, прыгать, изображать активность и приставать ко всем встречным и поперечным, то все будет лучше?
- Вряд ли ты теперь встретишь кого-нибудь из тех, кто согласится с тобой поговорить, - глубокомысленно заявил человек, сложив пальцы домиком. – Большая часть охотников сейчас роет шахты и туннели, чтобы выбраться отсюда. По приказанию Серахта. Кстати сказать, только родство с Селеком спасло тебя от этих работ. Те, кто не имеет на лице маски и демонов в душе, уже выбрались.
- Зачем, Астамат?
- Как зачем? Чтобы организовывать культы и насаждать демонолатрию, - не моргнув глазом ответил Контролер и пожал плечами. – Чтобы сеять непокорность и революцию, чтобы провозглашать несчастного Белзамина новым Темным Богом. По приказанию Серахта. Я повторяюсь? Хорошо, еще твоего брата.
- Селек…- пробормотала охотница. Ее лицо исказила боль. – Селек лишь оступился, точнее, ему помогли оступиться. Он не виноват.
- Кто же, по-твоему, виноват?
- Филипп. Этот проклятый ведьмак.
- Он всего лишь допустил себе доверять твоему брату и полагаться на него. Он допустил ошибку. Так же, как и тот, кто стал моим телом. Одним словом, ты могла бы уже и понять, зачем я рассказываю тебе все это.
- Ну и зачем?
- На твоем месте я бы ушел отсюда. Под видом добровольца. В Керат или Ланкарес. В Маргот, на крайний случай. Дело в том, что я сумел настроить большинство низших чинов против верхушки. Против капелланов и рыцарей. И они незаметно вырыли еще один туннель, ведущий за пределы барьера, и замаскировали его столь искусно, что никто о нем не узнал.
- Иди к дьяволу, искуситель.
- Девушка, - нетерпеливо заметил демон, - я и ты – единое целое. Если мои силы истощатся, ты сойдешь с ума. Если умрет мое тело, та же участь постигнет и тебя. Сидеть взаперти мне представляется наихудшим решением. Я рекомендую поладить.
- Зачем это тебе? Что случится, если я уйду отсюда?
- Я уже упоминал про свои силы?
- Да.
- Дело в том, что здешние места их пьют. Чародеи, сами того не понимая, пользуются мной как источником своей магической силы. Так же, как и ты. Если ты найдешь в городе опытного экзорциста, он сможет освободить тебя от этого бремени. Понимаешь?
- Я думала, что это невозможно, - недоверчиво сказала Кристин.
- Это не так, - слишком поспешно помотал головой Астамат. – Так говорят те, кому выгодно сложившееся положение дел. Ну, так что, пойдешь?
- Пойду. Только затем, чтобы избавиться от тебя. Почему ты не говорил этого раньше? Почему?
- Так было нужно, - глаза демона полыхнули багрово-оранжевой радостью. – Иди же. Пока не случилось какой-нибудь неожиданности. Поговори с любым из шахтеров, и он выпустит тебя теперь же. Не медли.
Кристин и не думала медлить. Взяв с собой лишь длинный меч в ножнах и «Темный Хранитель» с парой запасных магазинов, она выскользнула из кельи, недоумевая, почему тварь не сказала ей всего раньше.
Тварь же тихо смеялась, оставаясь невидимой. Но слышать этого смеха никто не мог. К счастью.
Глава II. Дело Судей.
« Будет время Суда.
Бог даст судить Судьям.
Судьи будут судить так,
Как не судил бы Бог.
И это будет волей Таланоса.
Судьи – не будут слугами Бога.
Судьи – не будут слугами Таланоса.
Живые сами выберут, кто будет Судьями.
И будут пить кровь.
Стань Судьей, и кровь станет вином.»
Писания Пророков Сигора, неофициальная книга Libera Potentiae de Kabrozen 3:0-9;
Зал Трибунала в Старой Обители Святости, безусловно, сохранился лучше, чем ее стены, выглядевшие как молодые руины – местами побитые осадными машинами и щерящиеся выбоинами от огненных шаров. Зал же был в целости и сохранности – если не считать осыпавшихся в большинстве своем прекрасных фресок и огромной и уродливой круглой дыры в куполе – результата прямого попадания из заряженной бомбами катапульты. Тем не менее, он все еще сохранял некую тень своей былой торжественности и величия, хотя и большинство кресел, выстроенных полукругом у возвышения, пустовало. Некогда над железным аналоем висели знамена трех основных Хантов – Андидума, Анклинуса и Бетрадума – черный как смоль, белоснежно белый и кроваво-красный; в Новой Обители с ними соседствовал богохульный штандарт Пентаграмматика – перевернутая пентаграмма с крестом, поднимающимся из нижнего ее луча. Теперь на их месте стоял лишь большой стальной остов с длинной поперечной балкой.
Из всех двенадцати кресел, некогда занимаемых магистрами и лордами, сегодня было занято лишь два.
Агером Никадемом и Дантом Самиресом. У аналоя, по своей старой привычке облокотившись на него, стоял, задумчиво нахмурившись, Френсис Серахт. Он со скучающим видом вертел в руках небольшой кинжал, но, судя по всему, скучать ему не приходилось.
На первый взгляд он действительно казался удивительным образом помолодевшим – с медно-рыжей бородой, хорошо сложенным, даже красивым. Таким он стал внешне после того, как архидьявол Сагитер швырнул ему его силы обратно, как не нужные более, и впился в Белзамина. Но в его голубых глазах все же сохранилась, застыв навсегда, задумчивая, мудрая зрелость – не та говорящая о приближении смерти дряхлость, сопряженная с потерей рассудка, несколько лет делавшая его похожим на сумасшедшего, а нечто большее. Нечто древнее.
- Когда-то я сказал, - тихо произнес он, положив подбородок на кулак, - что мне было бы приятно взглянуть на все новыми глазами. Я ошибся. К сожалению. Глаза мои остались теми же, а вот все остальное трансформировалось в нечто гораздо менее спокойное и беззаботное, чем было раньше.
- Ну-ну, - приподняв брови, промычал Агер Никадем. – Конечно, менее. Было бы удивительно, если бы после раскола мы все сидели и спокойно молились, не заботясь о том, что происходит вокруг нас. На Первом Ярусе.
- А ведь мы так и делали, - Самирес вдруг зловеще усмехнулся. – Сидели. Не знаю, все ли из нас молились, и не знаю кому, но мы считали себя вправе сложить оружие. Мы считали себя вправе считать еретиков запертыми навечно. Некромантов – своими друзьями. В свете того, что от Бетрадума отказались Антимаги, а Орден Таланоса готов уже отречься от всей Священной Инквизиции, это кажется даже глуповато-забавным, не правда ли?
- Вы так полагаете? – мрачно промолвил Серахт. – Признаться, ваша манера говорить очень напоминает моего братца. Чрезвычайно.
- Иначе, как комплимент, воспринять отказываюсь, - холодно парировал Дант. – Ваш брат и мой бывший начальник – безусловно, один из умнейших людей на этой планете.
- А его умению говорить и убеждать позавидовали бы величайшие ораторы древности, - неохотно подтвердил Никадем. – Потому что они говорили то, что думали. А этот умудряется говорить то, что все должны думать о том, что он думает вразрез со словами.
- А это уже преувеличение. Он не умеет говорить. Он просто демагог и словоблуд.
- Давайте вернемся к теме собрания, - поторопил собеседников Френсис. – Соответственно, смерть лорда Сахтера.
- Обсуждая Серахта, мы обсуждаем его убийцу, - бесцеремонно заявил капеллан.
Магистр-председатель нахмурился и уткнулся взглядом в аналой. Погрузился в молчание. Поднял голову и угрюмо кивнул.
- Это, несомненно, ловушка. Спланированная и тщательно простроенная операция. Иначе и быть не может. Они просто одурачили нас.
- Да. Но каким образом?
- Ловушкой был весь навязанный ему рейд, - сказал Самирес. - Гхастов и гулей было не настолько много, чтобы стража Маргота и Гильдия Магов не могла самостоятельно с ними расправиться. Зачем-то им понадобилась помощь Инквизиции, притом что они не хуже нас самих знали, насколько мы слабы.
- Помощь понадобилась не им, - уточнил Агер, с видом умного человека подняв палец вверх. Следует добавить, что такое выражение лица необычайно не шло к его самодовольному виду.
- А кому?
- Церкви Таланоса. Это она сообщила о нежити в катакомбах и запросила помощи у нас. Через своего агента, признаться, интереснейшего типа. В результате…
Магистр осекся, пытаясь понять, что сказал. Пожевал бороду. Тупо уставился на грустно улыбающегося Самиреса. Улыбка капеллана – неестественная, насмешливая и ехидная – ему очень не понравилась.
- Вот именно, - участливо заметил тот. – Церковь. Вывод легко сделать. От нас решила отречься и она. Отречься в минуту скорби и печали. Как и паладины. Не правда ли?
- Вот ты это и проверишь, - сказал неожиданно Никадем. – Отправишься в Маргот, встретишься с агентом Церкви, передавшим нам это сообщение. Все разузнаешь. В частности, о грядущем совете паладинов. О странных людях, убивающих проповедников и возмущающих толпу. Потом доложишь. Хорошо?
Дант добродушно улыбнулся и скосил глаза на Агера. Он прекрасно все понял, потому что недурно знал магистра и отлично понимал, как тот к нему относится. Как к раскаявшемуся предателю, несколько часов вымаливавшему прощение на коленях и наконец выпросившему его. Но Самирес себя таковым не считал, мало кому позволял считать и считал свое мнение правильным.
Никадем внимательно следил за реакцией бывшего черного капеллана, и ждал повода затаить на него еще больную ненависть. Но тот лишь улыбался и молчал.
- Кто этот агент? – наконец спросил тот.
- О, как я уже сообщил, интереснейший субъект, - слабо оживился Френсис. – Говорят, наемник. Профессиональный убийца нежити. Экзорцист. Тип грамотный, талантливый и хитрый, а посему пользующийся всеобщей ненавистью.
- Я думал, что это мы – профессиональные убийцы.
- Ну, мы по сравнению с ним, ферзем, мы – жалкие пешки, - кажется, магистр-председатель получал удовольствие от легкого, ненавязчивого, но не вполне искреннего самобичевания.
- Понимаю. Правда, ваши шахматные аллегории оставляют желать лучшего настолько, что я начинаю подозревать, что этот агент – женщина.
- Нет, нет, все не настолько плохо.
Сандерас Вайтли аккуратно поправил на голове щегольскую высокую шляпу, украшенную кожаным ремешком с серебряной пряжкой. Его движение было привычным и аккуратным, а оттого отточенным и выверенным до блеска. Именно такой жест, как ему казалось, должен был характеризовать его как харизматичного и стильного профессионала и возбуждать желание платить по удвоенной ставке. На самом деле ничего, кроме затаенного неудовольствия по поводу щегольства юноши, он не вызывал. Платить хоть монеткой больше огромной суммы, обыкновенно запрашиваемой Сандерасом, тоже. Но платить все же приходилось, потому что наемники такого уровня могли потребоваться только в самых крайних случаях. А в крайних случаях деньги считают только те, кто к самим случаям не имеет отношения.
Сандерас Вайтли вытянул из изукрашенных филигранью ножен длинный прямой меч с овальной гардой, напоминавший катану проклятых эльфов, но не изогнутый. Внимательно осмотрел, пальцем проверил остроту чуть скошенного к острию клинка. Клинок был остер, как бритва, не ломался и не требовал заточки, так как был сработан из многослойного серебра и оснащен прочным титановым сердечником.
Вслед за мечом тщательной проверке подвергся легкий и мощный арбалет, специально приспособленный к стрельбе колами, пара «Казимиров» - крупнокалиберных восьмизарядных револьверов, пара «Темных Хранителей», волнистый кинжал…
Сандерас натянул на себя алый плащ длиной до колена, бросил взгляд на оградительную пентаграмму, висящую на стене его хибары, небрежно перекрестился и вышел.
Сандерас сделал еще один шаг вперед. Оглянулся. Внимательно посмотрел себе под ноги, вправо, влево. Хмыкнул, и в последнюю очередь взглянул на то, что находилось перед его носом. Высокую дверь с маленькой решеткой посередине, окованную листовым железом и покрытую бурыми хлопьями ржавчины.
Вайтли расстегнул карман, выудил оттуда огромных размеров ключ, всадил его в скважину. С трудом провернул. Когда дверь, судорожно заскрипев, отворилась, в нос Сандерасу ударил затхлый, удушливый, неприятный запах. Запах, впрочем, был вполне характерен для городской канализации, расположенной в одном из многочисленных притоков подземной реки Ахеронт.
Сандерасу было не впервой лазить по канализациям, но к этому малоприятному процессу он так и не привык. В коллекторы нередко просачивалась нежить, особенно в Марготе – здесь она была организована на основе старых катакомб еще времен Темной Империи. Катакомбы, соответственно, представляли собой ответвления Залом Сепхерофта. Залы, соответственно, хоть и были насильственно лишены твари, давшей им свое имя, все еще были наполнены мертвецами: вскрытие потайных мавзолеев Черных Душ освободило несколько новых, ранее неизвестных людям форм нежити, похороненных вместе с легионерами: прокаженных, вихтов, грайверов, серпентрадов…
Знаменитый охотник мало что знал о причинах появления оных серпентрадов в марготской канализации, зато знал все о них самих.
Сандерас почесал нос и шагнул в туннель.
- Братья! Слушайте и внимайте моему слову, ибо свет говорит устами моими, и помышление мое есть благо. Я – раб первородного греха, как и все мы, но я и слуга моего господина – Сигора. То высшее творение, которое мы дерзаем именовать лишь так, ибо истинное его имя выжигает языки – ангел, который некогда пал, но взрастил в себе плоды истинного покаяния и занял место слева от сияющего престола нашего общего повелителя – Таланоса, Господа и Бога. Так же должны раскаяться и мы, братья мои! Как слуга его я верю, что он может говорить устами моими, и уста мои есть уста его пророка. Учение Сигора ни в коей мере не может противоречить официальной догме служителей Таланоса, так же как и Церковь Сигора была, есть и всегда будет верной союзницей Церкви Творца, да славится имя его et saecula saeculorum!
Проповедник Храмового Квартала говорил быстро и аккуратно, тщательно проговаривая каждое слово. Казалось, он боялся забыть упомянуть хоть какой-нибудь аспект взаимоотношений вышеупомянутых религиозных организаций. Стоящий рядом с ним угрюмый серый паладин внимательно водил глубоко посаженными глазами по людям, толпящимся перед возвышением. Он искал экстремистов и радикалов. Над проповедником, на перекошенной балке настила, на веревках висело два трупа, которые, судя по запаху, висели здесь уже давно.
Это были те, кого паладин нашел во время прошлой проповеди.
- Послушайте, - медленно произнес Вегель Дантурес, брат-капитан ордена Антимагов, обратившись к только что вошедшему в комнату субъекту, - мы так не договаривались.
- Согласен, - легко согласился тот. В его звонком голосе звучал режущий ухо металл, как в чуть надтреснутом колоколе.
Вегель пригладил пальцами тонкие черные усики и неуверенно усмехнулся.
- Да неужели? Мы отказались от сотрудничества со Священной Инквизицией, серьезно ее при этом опечалив. Может быть, ты напомнишь мне, зачем мы это делали?
- Ты сам помнишь, - удивился тот. Дантурес прищурился: на какое-то мгновение ему показалось, что его собеседник действительно был удивлен.
Возможно, впрочем, что так оно и было.
Неизвестный прошел к небольшому столу, занимавшему центральное помещение в маленьком церковном подвале, и его лицо лизнул свет свечей.
- Шиирамон, - громко окликнул капитан задумавшегося пророка.
Эзекиль Шиирамон – пророк Сигора – был неестественно высоким человеком худощавого, даже изящного телосложения, по возможности скрытого мешковатой пепельной робой из тяжелой многослойной ткани. Волосы его, светлые и длинные от природы, были обесцвечены и коротко острижены, а ушные раковины удалены хирургическим путем. Вместо них из кожи торчали зловещие, обведенные багровыми полузатянувшимися шрамами, слуховые аппараты, напоминавшие маленькие динамики. Радужка глаз, видимо, была искусственно выжжена до бледно-серого цвета; один из зрачков был неестественно сужен, другой, напротив, расширен. На лбу Эзекиля – высоком и бледном - было голубыми чернилами вытатуировано Око Оракула.
Человек, хоть раз видевший высших эльфов, мог бы сразу понять, к чему стремилось это существо. Чего оно добивалось и чего боялось – боялось настолько сильно, что пошло даже на хирургическое вмешательство. Почему плотно сжимало тонкие губы в опасении, что кто-нибудь заметит отсутствие у него клыков.
Вегель, как бывший военный, когда-то много и увлеченно воевавший с эльфами на Поверхности, не мог не понимать, что Шиирамон был эльфом. Когда-то. Поэтому не обладал чувством юмора и не понимал некоторых человеческих оборотов речи, выражавших иронию или сарказм.
- Вы, Эзекиль, в обмен на отказ от Инквизиции и на предоставление ограниченной военной помощи в дальнейшем, пообещали отдать в наше полное и абсолютное распоряжение монастырь Ордена Таланоса. Точнее, в мое распоряжение. Тогда я не спросил, как вы собираетесь его отнимать, хотя меня это и интересовало. Более чем понятно, что без кровопролития не обойдется.
- Ты все понял верно, кроме места упомянутой тобой категории обещания. В целом я ничего не мог обещать. Как оракул, способный некоторым образом предвидеть будущее, и как слуга Сигора, соотносящий прошедшее с пророчествами, я могу реагировать на оные. Если все пойдет так, как хочу я, мне не придется пролить и капли крови. И моим подчиненным также.
- То есть всю грязную работу вы предоставите делать нам.
- Такого я и в мыслях не имел. Все, что надо, сделает стража и правоверные жители Маргота. Они все поймут и сделают выбор в пользу хозяев, а не рабов.
- Говорите яснее, - занервничал Вегель. – Что вы замышляете?
- Не я замышляю, но мой Бог. Ибо он прорек все в писаниях.
Брат-капитан понял, что ничего, кроме туманных намеков на скорый конец света, ему из эльфа выжать не удастся, и пожалел, что согласился так быстро. После смерти Гельфарда Сегептуса, бывшего лорда Хант Бетрадум, он и сам хотел отлепить от себя длинные руки инквизиторов, но Шиирамон предоставил ему возможность совместить приятное с полезным. Он твердил что-то о радикалах, Темном Мессии и его предтече, о том, кто должен последовать за ними. Обыкновенный пророческий бред, какой особенно любят последователи Судьи.
Или не обыкновенный?
- Братья! Паки и паки внемлите мне! Все мы знаем, что, хотя я и моя Церковь невинны, как агнцы пред лицом убийц, слуги Таланоса организовывают отвратительные идолопоклоннические акции и приносят в жертву моих товарищей. Или не они вчера зарезали моего предшественника, избрав для своего злодейства мелочный и странный повод? Неестественно надуманный повод?
Они распространяют грязную клевету о нас. Они говорят, то мы ждем своего мессию, спасителя, который является врагом их мессии и его антиподом. Но разве не слуга Сигора придет со славой судить живых и мертвых? Истинно говорю вам, что, как гласит пророчество, после пришествия ужасного Сепхерофта и Белзамина – ибо речено, что Темный Мессия не будет богом или дьяволом, но будет одержим ими – придет другой. Тот, кто сотрет все их зло с лица земли! Разве не того же желают наши друзья и союзники? На все воля Таланоса, и все, что ни делается, делается ad majorem Thalanoss et Saighore gloriam! Поймите же, люди, что тот, кого мы ждем и к чьему пришествию очищаем огнем и покаянием свои души, есть lux perpetua, lux de Dei! Свет Таланоса, братья! Все то, в чем обвиняют наше учение – в ожидании тьмы, в ожидании дьявола – суть гнусная и богопротивная ересь! Мессия придет не по нашему желанию и не по нашей воле, но in sorte Thalanoss! Аминь.
- Он предрек все в писаниях, - повторил Эзекиль, глядя на помрачневшее лицо Антимага, прикрытое пурпурным с золотым шитьем капюшоном. – И никто, друг мой, не скажет тебе более. Но я объясню то, что в моей власти объяснить. Говорят, что уже пришел Темный Мессия и пожал души, посеянные им давным-давно. Это так. Вот, уже пришло двое их, и был один от Тордама, черного ангела и Повелителя Смерти, а иной – от Демигора, Врага и властителя ада и всякого зла. Также и тот, кого мы ожидаем первым, будет не от Таланоса, а от Великого Судьи, и будет предтечей того, кто выше его. Понимаешь?
- Нет, - отрезал Дантурес. – Вы придумали себе много разных богов, и ваши боги меня не волнуют. Меня волнует только моя собственная персона.
- Ты состоишь в ордене. Тайно. Именно из-за тебя, капитан, в Инквизиции и Марготе множатся и плодятся слухи о том, что Господина Пророков почитают все Антимаги. Это не так. Но ты, если ты принял решение, не меняй его. Не маши мечом после поражения.
- Я ничего не меняю, и менять…не собираюсь. Я просто хочу понять, чего от меня хотят. И чем я рискую. Инквизиция и Церковь еще могут кусаться и не захотят отказаться от образцово-показательного процесса имени меня.
- Это разговор не о чем.
- Вы многого мне не говорите, Шиирамон. Я почти рад этому, потому что под пытками я не смогу сболтнуть того, что не знаю.
- Я скажу еще кое-что, что может показаться вам интересным. В последнее время в городе наблюдаются некие удивительные, паранормальные и необъяснимые явления. Напоминающие видения.
- Я думал, для вас видения – это нормальное дело.
- Для меня – возможно, но целый город не может сойти с ума. Не может внезапно приобрести способности предсказателя. Не может накуриться каменного цветка или эльфийских наркотиков. Я прав?
- Ну и что?
- Ну, эти видения – весьма, кстати сказать, оригинальные – чрезвычайно заинтересовали Церковь Таланоса. В том числе и поэтому она наняла одного человека, чтобы он все разузнал. Человека дорогого. Первосвященник, не желая сразу говорить ему об истинных причинах такой растраты, отговорился нежитью в канализации, где, кстати говоря, оные проблемы и творятся.
- Дальше.
- Я послал одного из наших паладинов, чтобы он устранил этого человека. Если у него ничего не выйдет, за дело придется взяться вам.
- Ну-ну, - протянул Вегель, насупившись. – Позвольте, я произведу догадку, скомпоновав вашу, Шиирамон, несколько бессвязную речь: эти видения как-то связаны с этим вашим мессией? Вы хотите, чтобы у таланоситов, и так убивающих ваших людей, не появилось новых причин объявить вас мерзкой сектой и сжечь на городской площади?
Длинная и неаккуратная, даже размашистая очередь из «Темного Хранителя» сорвала с ног высушенного, как мумия, прокаженного, и приложила об сырую стену. Тварь клацнула проржавевшей и крошащейся кирасой об камень, и рухнула в грязную воду, подняв тучу брызг. Еще мгновение тело отравляло пузырящуюся черную воду багровой пеной, а потом окончательно ушло ко дну.
Сандерас сменил магазин пистолета-пулемета, а использованный брезгливо отшвырнул в сторону. Обойма тяжело плюхнулась в темную густую жижу, а наемник, шедший по блестевшей от влаги каменной дорожке сбоку, зашагал дальше.
Остановился. Прислушался. Какой-то резкий, мощный, но еще далекий звук пытался прорваться сквозь вечный и монотонный шум льющейся воды.
Весело шлепая сапогами по мутной жиже, Вайтли заспешил на звук. С каждым шагом тот приближался, пока наконец не слился в звуки выстрелов. Из огнестрельного орудия немалого калибра и недурной скорострельности.
Короткая и точная очередь, лаконично прошипев, сделала несколько выбоин в стене прямо перед носом охотника. Он поглядел на медленно оседающее облачко белой каменной пыли и понял, что замечтался.
- Стоять! – зычно крикнул кто-то. Эхо, раскачиваясь, запрыгало по туннелю.
Сандерас быстрым движением головы сдвинул на нос небывалых размеров инфракрасные очки, напоминающие шлем сварщика, и пальнул в темноту.
Ему немедленно пальнули в ответ.
Нет. Не ему.
Темнота взвизгнула пронзительным воем, и вспыхнувшая тепловым пламенем фигура в массивном бронежилете резко обернулась. Сбила набежавшего со спины гуля тремя выстрелами – яркими как солнце – и что было силы двинула его армейским ботинком. Стандартные армейские берцы Вайтли узнал сразу, так как исходил в таких не один год.
Странно.
По стене рядом с ним затренькали пули, и охотник упал на колени. Вскинул пистолет.
Один выстрел – и человек в бронежилете покачнулся, дернулся, и, непроизвольно нажав на спусковой крючок, повалился в воду.
Сандерас встал на ноги и подошел к поверженному противнику. Свободной рукой сдернул с глаз прибор, зажмурился, пытаясь привыкнуть к нормальному освещению. То есть к свету факелов.
Мужчина. В бронежилете. Штурмовом, чрезвычайно прочном, с титановой основой. Охотник сморщился и, пошарив рукой, нащупал на две канала автомат.
Поднял, щелкнул затвором. Удивленно присвистнул.
- Что-нибудь интересное? – вежливо и даже как-то застенчиво поинтересовался голос откуда-то сбоку.
Воин. В серых латах поверх длинной байданы из плоских крупных колец. Доспехи были напрочь лишены какой бы то ни было символики, но этот ровный пепельный цвет и двуручную булаву за спиной трудно было с чем-нибудь спутать.
- «Стаггер», - ничуть не удивившись, заметил Сандерас, опуская автомат. - Коллиматорный прицел, пневматический подствольник, симметричные детали. Автоматический предохранитель. Новая модификация.
Он говорил так, будто знал новоприбывшего всю жизнь.
- Насколько новая? – уточнил рыцарь.
- Совсем новая, - холодно ответил охотник. – На Акнарте я таких еще не видел. Кто ты такой?
- Меня зовут Изуил, - поспешно объяснил воин. – Изуил Грайвер. Это имя вряд ли вам о чем-нибудь говорит, не правда ли?
- Неправда. Гравейр, или, как его именуют не отягощенное знанием Бестиариума большинство, грайвер – одна из форм низшей нежити. Это наиболее крупная разновидность гхастов, выведенная некромантами Сепхерофта и одно время использовавшаяся Черными Душами в качестве ездовых животных. Их основные признаки: передвижение на четырех конечностях, три рога на голове и чрезвычайное проворство. Когда-то чародеи сшивали их из кусков тел людей или эльфов, позднее научились получать более совершенные виды с помощью магических мутагенов и Тордамовой Проказы. Что скажешь?
- Основательные познания в вампирской литературе и склонность беззастенчиво их демонстрировать, - криво усмехнулся Изуил, пожав плечами. Его тонкие голубоватые губы пересекал косой уродливый шрам. – Я не объяснил тебе всего.
- По-моему, ты ничего не объяснил, - Вайтли был категоричен. – Начинай.
- Я – паладин Сигора.
- Представь себе дерево. Оно приходит ко мне и огорошивает меня: я – дерево! Я и представить себе такого не мог! Это невообразимо! Шутки в сторону. То, что ты паладин Сигора – очевидно настолько, что ты мог не затруднять себя. Далее.
Грайвер не давал себя смутить. От его глаз веяло ледяным спокойствием и ледяной же жестокостью.
- Видишь ли, - хладнокровно отчеканил он, - в этой части канализаций в последнее время наблюдаются странные видения.
- Ты имеешь в виду это? – охотник тронул мертвое тело носком сапога.
- Да. Раньше никто не знал, в чем они заключаются – все слышали звуки выстрелов и крики. И попросили нас разобраться.
- Меня тоже просили разобраться. С нежитью. Нежить – обычное дело в этой части канализации. А вот солдаты человеческой армии, к числу которых я принадлежал семь лет назад, дело необычное.
- Верно, - кивнул паладин. – И поэтому я попрошу тебя об одном одолжении: пусть эта подобность будет известна только нам.
- Зачем? – очень мрачно вопросил Сандерас.
Изуил тяжко вздохнул и задумчиво пожевал губу.
- Ладно. Я буду с тобой откровенен.
- Давно пора.
- У тебя проблемы.
- Единственная моя проблема такова: у меня закончился эльнар. Может быть, у тебя есть?
- Тебя хотят убить.
- Новость! Я только что расстрелял две дюжины оживших мертвецов и одного вооруженного психа с новехоньким автоматом, а ты говоришь, что меня хотят убить. Неслыханно. Жаль, что я забыл уточнить у них: хотели они меня убить или нет.
- За тобой охотится Церковь Сигора. Она не хочет, чтобы ты объявлял во всеуслышание насчет…этого психа. Это может плохо кончиться.
- Я забыл проконсультироваться с вашей Церковью. Теперь меня настигнет кара, я уверен в этом. Зато я проконсультировался с Церковью Таланоса, и она – мой работодатель – возжелала знать, что здесь творится. Все ясно? Разговор окончен.
Сандерас с болезненной ясностью осознал, что разговор действительно закончился, только когда стальной кулак рыцаря приземлился на его ухо. Охотника сорвало с ног, как травинку, и приземлило сначала на стену, а потом в грязную воду.
Изуил не соизволил даже взять в руки двуручную булаву. Он просто сделал шаг вперед, ударил Вайтли по ребрам металлической поножью, наклонился, схватил противника за воротник и швырнул в сторону.
Тот зло сплюнул кровь, выкинул руку, и в его ладонь из рукава скользнул «Темный Хранитель». Хромированный ствол угрожающе нацелился в сторону воина.
Когда первая пуля, звякнув, выбила сноп искр из каменной стены, рыцаря рядом с ней уже не было. Он словно испарился, исчез, не оставив после себя ничего.
Сандерас понял, что это было всего только предупреждение. Но предупреждение недвусмысленное, за которым могла последовать скорая расправа.
Он зажал разбитый нос ладонью и встал.
Эзекиль Шиирамон прошаркал в подземный изолятор, едва держась на ногах. Ноги казались ему чем-то средним между ватой и свинцом, ему стоило огромного труда даже волочить их по полу. Эльфы славятся своей выносливостью. Они могут бегать сутками напролет и не спать неделю, не ощущая при этом никакого дискомфорта. Эзекиль не спал уже три месяца, и даже выносливость уже не могла ему помочь.
Пророк устало привалился к стене и тупо уставился на огромное зеркало, лишенное каких бы то ни было украшений. Перед зеркалом был нарисован замкнутый в круг змей, кусающий собственный хвост, вдоль которого тянулась длинная и кривая надпись старинными темноимперскими рунами: M.K.E.A.A.S.L.B.E.T.R.K.E.O.I.R.Z.L.E.N.
Шиирамон уже не помнил, что означает этот бессмысленный и зловещий набор букв, хотя и сам написал его. Или не сам? Он помнил, как чертил линии, сплетающиеся в литеры, но откуда он мог знать, что надо писать и куда, он вспомнить не мог. Он настолько устал, что не в состоянии был думать. Каждая мысль пробуждала в его голове ужасающе реальную боль, которая будто окружала его, обволакивала, не давала сделать лишний шаг или неосторожное телодвижение, рикошетила от всех его нервов.
Эзекиль коснулся рукой холодного шершавого камня стены. Прислонил к нему лоб, почувствовал, как кожа перестает чувствовать температуру и онемевает. Наконец, сдался и прикрыл глаза – его веки тяжело опускались, сколько бы он не пытался держать глаза открытыми.
Пророк вздрогнул от внезапного приступа дикого, подсознательного, инстинктивного страха, резко бросившегося в его голову. Подволакивая ноги, он подошел к столу, нашарил рукой знакомую коробку, трясущимися руками разорвал ее, шипя от нетерпения, сыпанул себе на ладонь с полдюжины крупных белых таблеток. Яды и лекарства действуют на нелюдей гораздо слабее, чем должны действовать теоретически, из-за их врожденного иммунитета, но все же эта доза, для человека превышающая смертельную в два раза, продержит его на ногах еще сутки.
А что дальше? Эзекиль нервно облизнул синие губы, пробормотал себе под нос проклятие и закинул пилюли в рот. Запил разбавленным спиртом, стоявшим рядом в маленькой бутылочке: он должен был усилить действие препарата.
Он панически боялся заснуть. Он боялся новых кошмаров – того единственного, что могла принести ему даже чуткая, болезненная дрема.
Шиирамон поднял глаза и заглянул в зеркало из-под полуопущенных век. Он знал, что увидит там. Отражение ответило ему проникновенным, режущим взглядом. Для начала.
Потом подняло белую как мел руку с длинными заостренными ногтями и по старой привычке поправило серебряный крест анкх на шее.
Эзекиль этого делать и не думал.
- Это опять ты, - прошептал пророк, зажмуриваясь. Он не спрашивал, а просто констатировал факт.
- Да, - равнодушно согласило отражение – одетый в смоляной плащ тонкий мужчина с длинными и прямыми черными волосами. Его лицо напоминало восковую маску – бледную и лоснящуюся, а во лбу зияла кровавая дырка – словно от пули.
- Почему? – измученным шепотом крикнул тот. – За что?
- Ты знаешь, Эзекиль, что Таланос лишил эльфов пророческого дара многие века назад. Об этом повествует хорошо известная тебе Первая Книга Грехов – Libera Sinestra Prima. Поэтому я здесь.
Голос отражения – глухой и тихий – был спокоен; оно будто читало лекцию или в очередной раз повторяло какую-то избитую истину.
Лицо Шиирамона перекосила гримаса озлобленного бессилия. Он зло ткнул пальцем в сторону странного зеркала.
- Ты мертв, демон. Мертв!
- Я жив, - ровно возразил черноволосый мужчина. – В тебе. Ты продал мне душу и тело так же, как и я сделал это когда-то. Я сделал это ради тех, кого я любил. Оказывается, я любил их гробы – красивые, дорогие, памятные, но бессмысленные. У тебя, как бы ты ни пытался убедить себя в обратном, выбор был.
- Такой же выбор был у первых вампиров, демон.
- Может быть. Ты имеешь в виду смерть? Что ж, ты предпочел иное.
- И жалею об этом.
- В чем-то ты, пожалуй, прав, - подумав, заметило отражение. – Я мертв…меня убили. И того, кто передал мне свою силу, тоже убили. А когда умрешь ты, придет твоя очередь. Порочный круг. Кольцо проклятья.
Шиирамон отвернулся. Ужас будто сжигал его заживо. Страх и отчаяние вторили ему. Страх за жену и сына…
Нет. Нет!
Пророк в ярости махнул рукой, и зеркало взорвалось тысячью сверкающий осколков, в каждом из которых горели пурпурным пламенем мертвые глаза черного незнакомца.
- Бесполезно, - меланхолично заявил незнакомец, присаживаясь на заваленный таблетками стол. – Я предвидел это. Ты сам знаешь, что я предвидел это, ведь ты, оракул, черпаешь свои знания о будущем из меня. Из моих снов.
- Это не мои мысли. Твои! У меня нет жен или сыновей. С тех пор как я был изгнан на Первый Ярус из Аданота, я не видел даже своего отца. Это ты. Ты говоришь во мне.
- Это беспредметная дискуссия. Ты не должен отступаться. Раз уж ты случайно нашел последнюю книгу Писаний Пророков Сигора, писанную несколько столетий назад самим Каброзеном, Теургом проклятого Легиона Имперских Жнецов, ты не должен отступаться. Ты знаешь, что будет. Знаешь, что Орден Таланоса все равно падет. Каброзен предвидел многое, и ты должен этим воспользоваться. Я тебе помогу.
- Я не просил твоей помощи.
- Но ты поверил предсказанию Оракула. Следовательно, ты сам принял на себя уготованную тебе роль. Ты мог выбрать другую. Ты думаешь, Темный Мессия знал о своем предназначении? Я видел его. Видел, что с ним обошлись, как с рычагом. Как с инструментом. И ты – инструмент. Но ты знаешь, что будет, и посему можешь выбрать, кем тебе быть в грядущих событиях – субъектом или объектом.
- А ты? Что выбрал ты?
Отражение молча повело рукой, и мелкие осколки зеркала, звеня, собрались воедино и прислонились к стене, как будто само время для них на несколько мгновений повернулось вспять.
- Молчишь? – презрительно бросил пророк.
Бледный мужчина неспешно подошел к эльфу и положил руку ему на плечо. Крепко сжал. Опустил глаза.
- Эзекиль.
- Ну?
- Тот, кого мы называем Каброзеном, выбрал нас для того, чтобы свершить будущее. Я пострадал от этого так же, как и ты, и даже больше, поверь мне. Но это – наш крест. Хоть и перевернутый. Это – наш путь, хоть и текущий наперерез всему, во что мы верим. Наш сон, Эзекиль. Наш общий кошмар. Хочешь, я сделаю так, что ты вдруг очутишься на цветущей солнечной поляне? Что забудешь обо всем и, как завороженный, будешь любоваться прекрасными цветами?
- Нет. Я предпочитаю реальность.
- Я рад, что ты не повторяешь моих ошибок, брат.
- Погром все равно будет. Таланос все равно будет выжжен из сердец ныне живущих огнем и сталью.
- Но ты можешь решить, кто займет его место.
Глава III. Что осудили - суждено.
« Не судите, и не судимы будете.
Ибо будете судимы не за свой греховный суд,
А за то, что отнимаете работу у профессионалов.
А также у их заместителей, соответственно
Таланоса и Господина Пророков.
Учтите также, что суд их будет пристрастным,
Ибо в свое время вы отняли у них работу. »
«Epistolae Sacriligiorum» авторства Иеронимуса Каброзена;
Затвор пистолета в руке Данта Самиреса с легким щелчком встал на место, когда он неуклюже вставил магазин в рукоятку. Капеллан протяжно и сочувственно поглядел на убогое оружие и бросил на стол в оружейной, уже заваленный разнообразными легкими орудиями: револьверами, автоматами, дробовиками, ружьями, обрезами. Перед отправлением на задание в Марготе его допустили в оружейную, и Самирес не мог удержаться: он любил пощелкать техникой, но стрелять из нее не умел. Он мог часами вставлять обойму в автомат и вынимать ее, предварительно нажав пальцем на кнопочку, и это нехитрое действие почему-то вызывало у него почти детский восторг. Охранник оружейной комнаты – угрюмый и молчаливый, напоминающий бульдога охотник в черном плаще – со скукой в глазах наблюдал за манипуляциями чародея, которые, тем не менее, несколько скрашивали его монотонное послушание.
Дверь в комнату заскрипела. Дант мельком оглянулся и снова вернулся к своему железу.
- Здравствуй, Бриан.
Инквизитор Бриан Лэйтлайк встал рядом с ним, бросил взгляд на перемешанное на столе оружие.
- Все в порядке? – осторожно спросил он, пытаясь казаться ненавязчивым.
- За исключением Маргота – да, - насупив брови, молвил Самирес.
- Ты настолько против? Разве это так сложно?
- Сложно будет остаться в живых, если все действительно так плохо, как говорят, - буркнул маг, звеня патронами к помповому ружью, которые он остервенело запихивал в патронник.
- А все так плохо?
- Еще хуже, - капеллан опустил плечи.
- Я ничего не понимаю.
- Что тут не понимать? – инквизитор и охранник вздрогнули от неожиданности и втянули головы в плечи, когда Самирес пальнул в стену из дробовика. На стене висел железный щит, после выстрела превратившийся в решето.
- Качество нулевое, - чародей флегматично ткнул в него пальцем. – По-моему, то, что от меня хотят избавиться, достаточно очевидно.
- Никадем?
- В основном – Никадем. В чуть меньшей степени – Френсис. Он чувствует себя родственником дьявола. Не знаю, убил бы он сам Серахта, если бы тот был на коленях и безоружен, но уж точно порадовался бы, если бы Серахта убил кто-нибудь другой. Понимаешь?
- Да.
- Я для него – что-то вроде его брата. То, что никаких культов я не основывал, никого не провоцировал и не затевал интриг, а ровно и не сбивал с пути истинного Белзамина, он как-то игнорирует. Тут сказывается мышление: я для него – проклятый колдун и ничего больше.
- Дант?
- Да, Бриан.
- Ты ведь уже служил под началом Никадема раньше, еще до того, как перешел в Пентаграмматик вместе с Филиппом. Еще до создания Ханта и задолго до того дня, когда…
- Да, - чуть помедлив, согласился капеллан, азартно наводя на искореженный щит красную точку автоматного прицела. – Служил.
- Почему тогда он тебя так ненавидит?
- Потому что он ненавидит всех, - маг сделал такое лицо, будто объяснял очевидные и прописные истины. – Всех. После того дня. Их – за предательство. За зло, которое прорастило свои корни в них и заглушило их голоса. За их выбор. За то, что они сделали его не по своей доброй воле. Нас. Тебя, меня, его, - Дант указал на охранника. – За то, что у нас был…за то, что мы способны сожалеть о своем выборе. Меня лично? В его сознании я – черный капеллан, чародей, взращенный на демонологии и запрещенной магии, воспитанный лично Сигифером. Он знает, что я должен был пойти за Белзамином. Но не пошел. Но больше всех прочих он ненавидит себя.
- Себя?
- За то, что на его плечи впервые тяжким грузом упало бремя ответственности. За то, что он не ушел, как Сакрамонд, отомщенный и честный, живший как шакал, но умерший как святой.
- Но Каин Сакрамонд мертв.
- Я это и сказал. Агер труслив. Бриан. Слаб. Горд, безответственен, имеет о себе неоправданно завышенное мнение. Кроме того, у него отвратительный характер – мелочный и склочный, как у разоряющегося ростовщика. Но…
- Но?
- Он добр. В глубине души. Он один из немногих в Инквизиции, кто долго бы орал на ребенка, брызгая во все стороны слюной, но никогда бы не пнул его. Во всяком случае, прецедентов еще не было. Понимаешь?
- Я все понимаю, успокойся. Хочешь, я пойду с тобой?
Дант обернулся и пронзил инквизитора холодным взглядом своих рыбьих глаз.
- Знаешь, - помолчав, заметил он, - таких людей, как ты, очень любил мой бывший начальник. Филипп. Нет ничего лучше, чем если человек сам идет за тобой, тогда не приходится напрягаться. Нет?
- Ладно, - отвернулся Лэйтлайк. – Я пойду.
- Постой.
Дант протянул инквизитору красивый и компактный автомат с длинным коробчатым магазином.
- Держи, - бесцеремонно заявил он.
- Я уж было думал, что ты меня обнимешь. Это имущество организации.
- Бери, говорю. Я все равно не возьму отсюда ничего, а тебе и лишней обоймы к «Стаггеру» без скандала не выдадут. Понимаешь?
Бриан улыбнулся и принял оружие. Осмотрел. Вдруг заинтересованно потрогал ствол. Дернулся и затряс обожженной рукой.
- Ты стрелял из него? Он как будто раскален.
- Нет. Но это моя разработка. Я немного модифицировал его, внеся в конструкцию несколько красных магических кристаллов. В итоге – конечно, перегрев безумный, но эффект превосходит все ожидания. Главное, не пытайся стрелять обычными боеприпасами. Сейчас в магазине специальные ртутные пули с плутониевым сердечником.
- Как он здесь оказался?
- Изъяли после того дня как инструмент для совершения различного рода maleficia. То есть божественных злодеяний. Ты думал, я рылся в этом хламе ради получения извращенного удовольствия?
- Почему извращенного? – удивился Бриан.
- Эти новые железки щелкают совсем не так сочно, как прежние, устаревшие, - совершенно серьезно сказал капеллан. – До встречи, amicus.
С этими словами он величественно удалился, по привычке раскачиваясь на ходу, заплетая ноги и путаясь в изодранных полах черно-фиолетовой робы.
- Вот мы и встретились снова, брат.
- Это становится подозрительным, Арий, - заметил Дамикор, не оглядываясь. Он знал, кто стоит за его спиной, и продолжал идти вперед. – Ты следишь за мной?
- Нет. Просто мы идем в одно и то же место. Ведь сегодня – совет.
- Спасибо, что напомнил, - зло сказал паладин. – Кто еще из ваших в городе?
- Никого из тех, кого бы я мог назвать по именам.
- Ты лжешь. Еще одна попытка.
- А ты, лич, строишь из себя большого начальника. Я больше не твой подчиненный.
- Теперь ты еретик, - таким злым голосом, какой редко можно было услышать от него при жизни, отрезал Дамикор. - А мой священный долг, несомненно, включает в себя обязанность наносить физический и моральный вред еретикам.
- Я сказал правду.
- Нет. Я подскажу. В городе еще ваша ведьма – та, что постоянно была с Белзамином во время его возвышения. Насколько я помню, сестра вашего магистра. Черного магистра. Того, кто носит маску.
- Кристин? – удивился Арий. – Невозможно. Она одержима. Ей закрыт путь за пределы барьера.
- Я видел ее, а своим глазам я пока еще верю.
- У тебя нет глаз, Дамикор, а твоя главная проблема именно в твоей вере. Мне иногда кажется, что если ты скажешь горе сей: гора, сдвинься с места и ввергнись в море, то твоя просьба исполнится. Правда, если при этом гора упадет в воду вместе с, например, молящимися на ней людьми, то силу, даровавшую тебе такое могущество, это заботить не будет.
- Придержи свой гнусный язык, - забрало лича сверкнуло голубым пламенем его глаз. – Потому что если я буду верить в то, что ты его лишишься, то ты его лишишься.
- А во имя кого?
- Во имя Таланоса, брат. Все, что я делаю, свершается во имя его.
- Мне кажется, что ты ошибаешься.
- Это твое дело.
- Как ты думаешь, что будет на совете?
- Толпы отрекшихся от нас братьев соберутся вместе во внутреннем дворе монастыря, устроят красивый парад с обилием молитв, церемоний и свидетелей, которые будут наслаждаться этим величественным зрелищем. Потом Гроссмейстер объявит во всеуслышание о том, что он и не думал предавать Священную Инквизицию и будет свято хранить веру в Творца. Потом все разойдутся, взахлеб обсуждая его слова, весьма, впрочем, банальные. Разве не так?
- Ты знаешь, что это не так. Иначе зачем бы им вообще собираться? Чтобы поддержать боевой дух народа? Глупость. Почему тогда так обострили свою активность еретики? Пророки Сигора? Почему проповеди в Храмовом Квартале произносятся ими чуть ли не каждый день? Почему они так подробно описывают в них свои теплые чувства к правящей религии? Они просто боятся превентивного удара.
- А ты? – ощерился Дамикор. – Зачем ты здесь? Ты, рыцарь Бафомета?
- Не указывай мне на мою фракционную принадлежность. Насколько ты помнишь, наш орден был основан для борьбы со злом.
- Белзамин основал вас для борьбы с самим собой? Невероятно.
- Довольно. Без нас Черные Души давно вычистили бы весь Первый Ярус, тем паче что Орден Таланоса и Церковь не пожелали помочь нам. Вот и суди сам. По деяниям. По делам их узнаете их, разве не так? Не по внешнему виду, не по какому-то абстрактному религиозному статусу? А я не сделал еще ровным счетом ничего, чтобы заслужить твою ненависть.
- Ты пытался меня убить.
- А ты меня чуть не убил. А сейчас ссоришься, как мальчишка.
Дамикор задумался и печально кивнул, совершенно неожиданно для Ария.
Небезызвестная таверна «Под знаком Трезубца» именовалась так не зря. Ее открытие, по странному стечению обстоятельств, было приурочено к тому знаменательному дню, когда совместными силами проклятых эльфов и Священной Инквизиции был сокрушен богохульный Легион Черных Душ, и, поскольку Маргот это событие никак не задело, открытие состоялось. Правда, тогда название было несколько другим. Но когда через два дня один сверх всякой меры и воображения хитрый инквизитор продал трактирщику трофейный трезубец ретиария, по несознательности не отданный им на аутодафе, трактир был переименован в нынешнее состояние. Данный ход хозяина заведения оказался чрезвычайно удачным, ибо после того дня от посетителей не было отбоя: на это древнее орудие длиной метра в четыре желал поглазеть каждый.
Дант Самирес любил эту таверну, поэтому и категорически потребовал, чтобы встреча с агентом Церкви состоялась именно здесь. Что удивительно, Данта здесь тоже любили, ибо тем самым хитрым инквизитором был именно он. И посему предоставляли в его распоряжение неограниченное количество пива.
Потому что знали: пива Дант не пил.
Он сидел за ветхим и ржавым железным столиком в углу небольшого зала, и задумчиво барабанил пальцами по крышке. Перед ним стояла мелкого калибра фляжка, в каких когда-то хранили коньяк офицеры человеческой армии. Единственное, что осталось от большинства офицеров – такие вот фляжки. Теперь в них транспортировали различные ценные напитки – от коллекционных эльфийских вин времен Темной Империи до редчайших образцов бренди проклятых эльфов эпохи Риллари. То есть той, когда они еще таковыми не являлись.
Потягивая содержимое фляжки и лениво наблюдая за активно и деятельно расслабляющимися посетителями таверны, Самирес ждал агента. И тот не замедлил появиться точно в назначенное время.
Яркий юноша в красном кожаном плаще и широкополой пафосной шляпе бесцеремонно плюхнулся напротив него, едва успев войти, отобрал емкость с живительной жидкостью, отхлебнул и поставил ровно посредине.
- Это ты – инквизитор? – вопросил он без лишних предисловий, специально понижая голос и кладя ладонь на стол.
- По мне так заметно? – огорчился капеллан.
- Почти, - кивнул Сандерас. – Привычка, понимаешь – замечать разные мелочи. Во всяком случае, кроме вас и ренегатов…
- Еретиков, - холодно поправил его Самирес. – Еретиков, мальчик. Называй вещи своими именами.
- Договорились, чародей, - дерзко ухмыльнулся Вайтли.
Тонкие губы мага растянулись в скептической усмешке человека, только что проигравшего равному себе партию в шахматы.
- Неплохо. Магические индикаторы. Очень и очень специализированные. В частности – Бриллиантовый Огонь, Багрянец Зари, и…?
- Око Гора. Да.
- Где достал?
- Купил в свое время у одного из ваших магистров. До этого он словно обезумел, скупая все индикаторы и детекторы в городе, какие только мог найти. Большая часть ему не пригодилась, и он сбыл их с рук. В частности – мне.
- Малус Тенебрар, - полувопросительно заметил Самирес.
- Совершенно верно.
- Ладно. Приступим к делу.
- К какому именно? С чего, то есть, стоит начать: с еретиков или Сигора?
- С чего-нибудь да начни.
- Хорошо. Сегодня меня чуть не убил один их паладин. Он назвался именем Изуил Грайвер. Думаю, что он солгал. Все дело в странных видениях в катакомбах. Это солдаты. Наши солдаты, земляне, причем попавшие сюда явно после Великого Переселения, более того – совсем недавно. Совершенно одичавшие. Обезумевшие. Но с новой модификацией «Стаггера». Он не хотел, чтобы я кому-нибудь о них рассказывал.
- Откуда бы на Акнарте взяться новой модификации вкупе с солдатами?
- Это риторический вопрос, - раздраженно сказал Сандерас. - То есть – глупый. Не имеющий значения. С сигоритами что-то не так. Что-то они плетут, как мне кажется.
- Может быть, это они сами себя убивают прямо посреди проповедей?
- Может быть, и они. Совсем недавно у них появился новый пророк. Его имя – Эзекиль Шиирамон.
- И?
- Он эльф, - пытаясь оставаться спокойным, пояснил охотник.
- Какой?
- Высший эльф. Пророк. Оракул. Понимаешь, чародей?
- Да. Эльфы лишены способности видеть будущее. Во всяком случае, считается, что Таланос проклял их своим именем после изгнания Риллари, сочтя все их государство погрязшим в скверне некромантии.
- Тем не менее, этот пророк ничуть не уступает предыдущим.
- Интересно. Очень интересно. И очень напоминает то дело с Джеральдом Санквинусом. Главой Культа Смерти.
- Чем напоминает?
- Здесь тоже не обошлось без какой-то высшей силы. Насколько внимательно ты изучал Писания Пророков?
Сандерас замялся и стал со всем возможным тщанием рассматривать ближайшую стену.
- Вообще не изучал, - с добродушным злорадством подытожил Самирес. – Даже не читал. В таком случае, тебе не известно, что согласно Книге Смерти Акнарты, сразу после пришествия второго Темного Мессии, то есть второго Зверя, наступит время Суда, когда высшие силы придут в сей мир, чтобы воздать по заслугам грешникам. То есть нам с тобой. Под высшими силами подразумевается некое сверхъестественное существо, подчиненное напрямую самому Сигору. Я загнул, не правда ли?
- Нет, все в порядке.
- Все в порядке, но я загнул. Все пророчества сбываются, потому что их сочиняют так, как некоторые нечистоплотные люди сочиняют рапорты – заранее. Все мы здесь знаем, что Бог есть. И Таланос есть. И Демигор, и Сигор, и Тордам. Все мы не раз получали от них по шлему. Но, поскольку они – ангелы или боги, они знают, что будет, и дают знать об этом людям в несколько извращенной форме. Приведу пример: человек знает, что завтра придет, например, к своему начальнику, и пристрелит его. И вот он на обрывке бумажки пишет угольком: пришло время огня и воды, время, когда зло получит по заслугам. И вешает на стену в публичном месте. Все боятся, у всех трясутся руки, потому что никто не знает, кто это написал и что же в итоге случится. Вот человек пристрелил начальника. И все воют, бегая по улицам: кошмар, пророчество сбылось! Так высшие силы знают, что они сделают, и пугают смертных. Но высшие силы – все поголовно бюрократы. Они не вершат судьбы. Они покрикивают и подписывают документы, которые подают им смертные.
Сообразив, что монолог закончился, Сандерас выдохнул и потянул носом.
- Все это очень сложно, - изрек он наконец.
- Я не сомневаюсь, - подтвердил капеллан. - Но какой из этого можно сделать вывод?
Вайтли открыл рот и закатил глаза, задумавшись.
- Странно. Ведь ты его уже сделал. Ты сказал: сигориты что-то плетут. Правильно. Плетут. Потому что плести им велят их умные книги. Потому что они боятся, что, в случае отсутствия их деятельности по исполнению пророчества, они будут покараны. Тем, кто это пророчество диктовал.
- Это какая-то крайняя степень прагматизма, чародей. А как же божья воля? Как же вера, карма, судьба?
- Мы с тобой, хорошо это или плохо, оказались в таком месте, где элита, говоря по-простому, ближе к люмпенам, которые, в большинстве своем – тотально маргиналы. В попытках стабилизировать социум элита дает ему цели под угрозой Армагеддона. Таким образом, социальная стратификация общества характеризуется теми слоями, которые эти самые цели реализует.
- И это ты называешь «говоря по-простому»?
- Религию, друг мой, никогда не получается объяснить человеческими методами. Я всего лишь пытаюсь доказать, что здесь, на Акнарте, она может оперировать терминами социологии.
- Ты высосал из пальца целую дискуссию, а я даже не знаю твоего имени.
- Иосиф Шеграил, очень приятно.
- Шеграил – один из черных капелланов, оставшийся за барьером Новой Обители вместе с Серахтом.
- Поздравляю, - флегматично кивнул Самирес. – Кое-что ты знаешь. Тогда - Дант. Дант Самирес.
- Очень приятно, царь, - нагло ответствовал охотник, протягивая к фляжке черную перчатку руки.
- Шутник, - неодобрительно сказал капеллан, неуловимым движением отставляя оную в сторону. – Дошутишься когда-нибудь. Когда я захочу, в частности.
- Ладно. Я – Сандерас Вайтли.
Самирес лицемерно вздохнул.
- Ты думаешь, что я стал бы с тобой разговаривать, учить тебя жизни и поучать насчет реалий мира сего, если бы не знал твоего имени, биографии, привычек, подробностей личной жизни и внешнего вида? Пойдем.
- Куда? – опешил охотник.
- На совет. Паладинов.
- Зачем…?
- Мы пришли сюда исследовать деятельность еретиков и пророков, не правда ли?
- Э-э-э. Лично я здесь потому, что мне заплатили, но…
- Ну, если я все правильно понял в их пророчествах, то этот совет многое прояснит.
Такое пафосное и грандиозное мероприятие, как генеральный совет Ордена Таланоса, мог быть изобретением только чрезвычайно извращенного рассудка. Таковой не был присущ даже Антимагам: как тайное оккультное общество, изучающее магов как какой-то редкий вид паразитов и изыскивающий новые пути борьбы с ними, они просто не могли и не хотели позволять себе великолепные церемонии для масс. Им это было не нужно.
Впрочем, зачем Гроссмейстер решился на такой шаг, и по какой причине ему это было нужно, массы не волновало. Большинство поселенцев попало в Маргот еще во времена Великого Переселения: их мало волновали войны, без конца ведомые Священной Инквизицией, не волновал и раскол в ней. Им – каторжникам в настоящем, бывшим монахам и простым обывателям, всем поголовно зараженным религиозным фанатизмом - было нужно лишь то, что испокон веков было нужно массам – panem et circenses. Религиозных зрелищ. Литургий и великолепных обрядов.
И вот, во дворе монастыря, окруженном античного стиля стеной, выстроились три сотни рыцарей в доспехах цвета золота, серебра и нежно-темной бронзы. Все они были увешаны самым разнообразным оружием – короткими парными мечами и длинными широкими бастардами, секирами и чеканами, алебардами, понтонами и гизармами. Заостренные кверху врата кафедрального собора были украшены высокой белой статуей Сантума – грозного ангела с огромным палаческим лабрисом, лицо которого было заменено капюшоном. У распахнутых настежь створок стояла элитная стража Крестоносцев – воинов, посвятивших свои жизни охране жизни Гроссмейстера и скованные в своем служении чародейскими клятвами, награда за преступление которых – смерть. Их матово-черные доспехи были усеяны изображениями мертвых лиц; в виде чудовищных скалящихся черепов были изображены наплечники и наколенники, переплетенные проводами и тускло светящимися силовыми приводами. На плечи паладинов были небрежно наброшены роскошные бархатные плащи сочного густо-синего цвета, а в руках они сжимали трезубцы – символ власти.
Ворота монастыря сегодня были открыты, и пестрая толпа проходила как могла далеко, чтобы поглазеть и поучаствовать в этом грандиозном мероприятии. Казалось, сегодня здесь собралась половина Маргота – в жизни людей было немного развлечений; одним из самых обыденных и повседневных были разнообразные проповеди в Храмовом Квартале. Люди, затаив дыхание, внимали каждому слову священников Таланоса и вместе с пророками Сигора печалились предстоящим бедствиям и каялись в своих грехах. Когда из Дель-Марона или Ланкареса приходили с торговыми караванами закованные в чудовищные латы адепты Тордама – Чумные Храмовники и иереи из Ложи Тота – люди с охотой слушали и их, признавая могущество Смерти и дивясь мощи ее господина. Едва только завидев одного из немногочисленных хранителей веры Сантума – воинов-пилигримов, прилюдно занимавшихся самоистязанием и скандировавших безумные молитвы в желании принести себя в жертву Господу и принять как можно более тяжкий венец мученичества – народ умолял сказать хоть слово и их.
Говоря проще, огромное количество уставших от однообразия верующих сегодня явилось к монастырю и разноцветной воронкой втискивалось во врата, расталкивая друг друга и постоянно перемешиваясь и отсеиваясь.
- Правоверные! – подобный грому голос загремел в установленных по всему периметру стен трансляторах и колонках, от одного жуткого вида которых возрадовалось бы сердце любого земного техника. – Да вознесется к Таланосу наша молитва, и да вольется в уши его, и сахарным медом серы обрушится его милость на наши души!
Люди заволновались, шумя и перешептываясь, но через мгновение все, как один, слились с механическим, искаженным помехами голосом, звуки которого напоминали древние записи военного времени, в экстазе молитвы.
Только некоторые слова можно было понять из переплетающегося грохота голосов:
«Господь крепок и силен, Таланос же силен в брани. Возьмите врата князей ваших, и возьмутся врата вечные, и внидет царь славы. Кто есть сей царь славы? Таланос есть царь славы!»
И, если в богослужении Бога символизировал жрец, то роль царя славы принял на себя сам великий Гроссмейстер – человек, которого мало кому посчастливилось увидеть вживую; еще меньшему количеству людей удалось пережить эту встречу.
Окруженный почетным эскортом из Крестоносцев и Золотых Паладинов, из врат кафедрального собора медленно выплывал Гроссмейстер. Именно выплывал: его тяжелые платиновые поножи стояли на круглой магнитной платформе матово-белого цвета, зависшей на высоте полуметра над землей и тихо гудевшей. Странное средство передвижения, в центре которого был изображен сложенный из костей и черепов фигурный крест, было все исчерчено светящимися иероглифами и покрыто причудливым орнаментом. Оно было под стать броне великого воина: великолепной, огромной и прекрасной. Вряд ли даже самый сильный человек во вселенной мог бы носить ее, если бы не силовые приводы и амортизаторы, облегчающие доспех, и в свою очередь увеличивающие силу носящего их. Закрытый шлем паладина был украшен тремя парами полос с перьями, а над наплечниками возвышались самые настоящие крылья – серебряные и украшенные алмазами, обвитые на основаниях длинным шелковым плащом глубокого небесного цвета.
- Братья мои и слуги мои! – возгласил Гроссмейстер, простерев к толпе изукрашенные рукавицы и благословляя ее. Динамики он отключить и не подумал; его многократно усиленный голос оглушал и заставлял землю дрожать. – Сегодня Таланос явил нам свою милость, и я собрал здесь весь Орден, чтобы прославить имя Господне и воспеть его в струнах и органах. Чтобы я объявил вам решение Таланоса о судьбе Ордена, ибо лишь он мог решить мудро и великолепно. Итак, его решение, братья и слуги…
Внезапно он замолчал, и трансляторы трясли стены только его судорожным дыханием – тяжелым, лихорадочным, каким-то удивительно аритмичным.
- В чем дело? – с усилием выдохнули колонки.
Это чувствовали все. Жар. Дикий, влажный, странно искусственный жар, исходящий непонятно откуда и словно плотный туман, накрывший весь монастырь и площадь перед ним.
- Мальтер, - тихо оценил ситуацию Самирес. – Я думал, он мертв.
- Кто? – моргнув, переспросил Вайтли.
Все словно неспешно проваливалось в темноту – темноту вязкую, пугающую, душащую, напоминающую скорее Геенну, чем просто темный подвал. Из темноты медленно проступали привычные очертания крепости и укреплений, окутанные каким-то огненно-красным светом и неуловимо изменившиеся: искривленные, побитые, усеянные овалами вытянувшихся в немом крике безумных лиц и тысячами искривленных рогов и шипов, торчащих в разные стороны.
Собравшиеся вдруг увидели, что окружены бурлящим лавовым озером, черно-багровым, слепящим, переливающимся, поразительно реальным.
Реальным? Почему такая мысль могла прийти кому-то в голову? Неужели что-то в этой чудовищной метаморфозе могло показаться нереальным?
Может быть, стаи истерично визжащих теней, похожих на мифологических гарпий или сирен, которые тучами носились под потолком пещеры?
Или любопытные и застенчивые сгустки огня, носившиеся туда-сюда, от человека к человеку, и грустно заглядывающие им в глаза?
На верхний полукруглый балкон – тот самый, который был расположен над вратами собора и как раз над головой Гроссмейстера – выходила какая-то пылающая и смеющаяся фигура. Ее зловещий тонкий хохот почему-то раздавался из тех же самых устройств, которые минуту назад воспроизводили речь достойнейшего из паладинов.
- Иеронимус, - сумрачно заявил Астамат. – Точно Иеронимус. Я его узнал.
- Кого узнал? – молча нахмурилась Кристин, досадливо потерев тыльной стороной запястья внезапно заболевшую голову. – О ком ты говоришь, демон?
- Каброзен, девочка, - не менее досадливо пробурчал Контролер. – Как сейчас помню: я был послан заменить душу одного воина из его Легиона и видел его еще человеком. Как бы я не был циничен и бесчувственен, этот взгляд я не могу не узнать. Так же он смотрел, когда приносил в жертву полторы тысячи человек, заключенных впоследствии в волшебные латы.
Три сотни рыцарей в потускневшей от мрака броне, выстроенные в ровные ряды, отличающиеся друг от друга только цветом лат и риз под ними, все как один обернулись в сторону пылающего человека.
- Не поддавайтесь панике! – зычно крикнул Гроссмейстер, оглядываясь и разворачивая платформу в сторону балкона. Теперь даже его мощный бас звучал гораздо скромнее. – Оружием Бога встретим дьявольское наваждение! Рассеем тьму светом веры!
Тьма, кажется, рассеивалась и сама, обнажая реальное положение вещей. Лаву и дым сдуло с незнакомца, как пыльцу с цветка, и демонический силуэт, вспыхнув факелом и погаснув, влился в высокого человека в длинном смоляном плаще и с черными волосами пониже плеча.
- Кто ты такой? – обратился к нему гигант в синем облачении. – Кто допустил тебя на эту угодную Таланосу церемонию, еретик? По какому праву ты позволяешь себе срывать ее?
Мелькнуло.
Существо шагнуло вперед, и его очертания словно осыпались клочьями пепельного дыма. Взору предстал мужчина в широкой серой робе и с удаленными ушными раковинами, все лицо которого было изрезано запекшейся паутиной иероглифов.
- Это чудовище, - негромко каркнул Дамикор, сжав в кулаке болтающийся на шее крест.
- Нет, - решительно возразил Арий. – Это Эзекиль Шиирамон. Пророк.
- Все, узнавшие меня, были правы, - возгласило создание, положив руки на край парапета. – Я есть мы. Нас есть трое. Трое же составляют Троицу.
- Это монстр! – несмело бросил кто-то из толпы.
- Привидение!
- Иллюзия!
- Молчание, черви! – зло рявкнул Гроссмейстер, набожно осеняя себя знаком креста. – Маловерные, почто вы усомнились? Или не знаете вы, что Таланос мог бы послать нам на помощь десять легионов славных ангелов, но лишь испытывает нашу веру? Братья, аминь глаголю вам: не породил еще Враг такой твари, с которой мы бы не справились cum potentiae de Thalanoss!
- Ты прав, гордый рыцарь, - печально согласился белый как мел мужчина, откинув с лица прядь волос и грустно улыбаясь. – Ибо не Враг породил нас. А тот, кого ты называешь Богом. Во исполнение пророчеств и свершение того, что должно быть, во имя любви земной и любви небесной я появился на этой планете, и ярость Таланоса действительно обрушится на вас. Но не сладкой серой.
- Что ты мелешь, несчастный урод? – вскипел Гроссмейстер. – Уста твои глаголют дерзко от мерзкого сердца и от нечестивого языка! Опомнись, покайся, и в храм богатое подношение принеси, вместо того чтобы прилюдно возводить хулу на Господа нашего!
- Он мне нравится, - декларировал Самирес.
Эзекиль качнул головой и простер руки к людям. Замер, задрожал, словно борясь с самим собой. Потом вспыхнул пурпурным пламенем, хлынувшим из его ладоней.
Черноволосый сказал всего три слова.
- Да начнется Казнь.
И все люди – все бесконечные тысячи людей, пришедших сегодня на совет паладинов – вдруг дружно закричали и вскинули руки кверху. Снег из серого праха, сыпавшийся с пальцев незнакомца, коснулся каждого из них, и их крик перерос в безумный, истеричный, визгливый вопль.
И сотни глаз вспыхнули белым светом.
Люди бросились на паладинов.
- Они одержимы! – зарычал Гроссмейстер. – Убивайте созданий тьмы, братья, и обретете вечную славу!
- Это горожане, - настойчиво сказал стоящий рядом с ним Золотой Паладин, пронзив воина своими упрямыми глазами. – Они лишь жертва, мастер.
Рукавица Гроссмейстера, хлестнув наотмашь, раздробила ему череп, и отказавшийся повиноваться боец отлетел в сторону. Его мозг забрызгал доспех недвижимо стоящего рядом Крестоносца.
- Убейте тьму! Убейте зло! Убейте порождений Врага!
Паладины бросились на людей.
И Казнь действительно началась.
Глава IV. Ключ Огня.
« Вот шип первый: первый замок.
Надежней всего запирают последний, и первый –
Слаб и отпирается зовом прошлого.
Черный огонь, бывший белым и ставший белым,
Облекшийся в багряницу и венец из терний.
Но не кровь врага обагрит его хитон. »
Писания Пророков Сигора, Liber Mortis Aknarhtae 40: 17-20;
«Один из многочисленных абсурдов,
Выдуманный лично Священной Инквизицией и Орденом Таланоса –
Термин «бывший брат», активно используемый для клеймения еретиков.
По мне, так «бывших братьев» не бывает.
Бывают братья, которые перестали быть таковыми на короткое время. »
«Apellabamur Luce» Золотого Паладина Истарета о событиях января 2141 г.
- Это была бойня, Тревис. Просто бойня. Когда тысячи безоружных натравливаются на сотни вооруженных до зубов профессионалов, это уже не напоминает ничего из области цивилизации. Кроме, разве что, танка, из которого живое мясо выковыривают ногтями.
Вар Тревис молча смотрел на Дамикора, облокотившись на спинку обитого бархатом кресла. Его белые как молоко глаза, напоминающие бельма слепца – свидетельство завершенной мутации, были задумчиво устремлены вдаль. На паладина он не смотрел и как будто даже не видел.
- Самое страшное, Тревис, не в том даже, что случилось с моим бывшими братьями. А то, что случилось со всеми верными Таланосу людьми во всем городе.
- А что с ними случилось?
- Они были убиты, - очень просто ответил лич. – После слов пророка толпа словно обезумела. Большая ее часть медленно и по частям умирала под стенами монастыря, забирая с собой одного рыцаря на пятьдесят человек, а оставшиеся устроили погром. Всех, кто признавался в своей вере в Господа, тут же резали или бросали в огромные костры, сложенные из чего попало в жилых домах или сталактитах. Спрашивали с улыбками. С улыбками же казнили, крича, что на то воля Сигора, данная в древних книгах. Что-то говорили о Каброзене и его письмах, книгах, да мало ли еще о чем. Ученик судит своего учителя. Экстремисты считают себя вправе поднимать из могилы пророчества психопатов и с их именем на устах казнить детей только потому, что тем был с рождения привит определенный способ выживать. Монастырь стал бы моей могилой, если бы мне не помогли.
- Кто помог? – тихо спросил Альберт, как-то удивительно безучастно глядя перед собой и неотрывно глядя на всевидящий шар в центре комнаты.
- Старые и новые знакомые. У каждого был свой враг, и нельзя было понять даже, кто на чьей стороне.
Дамикор ринулся на обезумевших людей вместе со своими бывшими братьями. Он стоял дальше всех от Гроссмейстера, рядом с Арием, и поэтому оказался в первых рядах бойни. Выбора у него не было – он оказался словно в бурной реке из человеческих тел. Он получал десятки ударов – цепами, железными дубинами, булавами, вилами, но обращал внимание лишь на некоторые – после которых приходилось выдергивать из доспеха зубья и лишь затем нанести ответный удар.
Удары его широкого бастарда кромсали людей, разрывали их на части, рассекали надвое. Работа им вовсе не была похожа на поединок – это была разделка туш. Живых туш, дико кричащих и плачущих, когда им отрубали палец, а потом замолкавших и отлетавших в сторону без руки или головы. Туш, размалывавшихся сотнями ног после своего падения и превращавшихся в жутко хлюпающее под сапогами кровавое месиво.
Люди не замечали ни потерь, ни крови, ни технического превосходства врага – они как собаки бросались на рыцарей, били их цепами по коленям, срывали с ног, наваливались десятками так, что даже паладин не мог устоять на ногах. Они сдергивали с них шлемы, разрывали латные воротники, снимали с креплений забрала, царапали их лица, зубами впивались в шею, а если удавалось снять с руки перчатку, откусывали пальцы и пилили вены длинными ломаными ногтями.
Рыцари умирали, как герои. Перед смертью они молили об отмщении и зло выли от безысходности – им казалось, что они гибнут не в бою с равным себе врагом, ожившим мертвецом или демоном, а захлебываются нечистотами в помойной яме.
Дамикор не знал ни усталости, ни боли: он был практически бессмертен. Орудия нападавших прошивали его панцирь, не причиняя ему ни малейшего вреда.
Рядом с ним бился Арий – рыцарь Бафомета, и ржавчина его старых доспехов Серебряного Всадника грязными хлопьями смешивалась с хлещущей на них кровью. Его панцирь был испещрен порезами, дырами от гвоздей и вмятинами. С каждым взмахом меча его лицо становилось все бледнее, а глаза, подведенные неделями бессонных ночей – все более красными и испуганными.
Ему действительно было страшно. Его спасал лишь вставший перед ним лич, принимавший на себя большинство ударов.
- Братья мои! – перекрывая лязг металла и повисший над бойней истошный крик, возгласил Гроссмейстер. – Отступим в монастырь, чтобы продолжить бой! Во имя Таланоса!
- Самовлюбленный глупец, - скрипуче бросил Арий. – Скажи он это две-три минуты назад – и полсотни жизней было бы спасено.
- Они тебя узнают, - странным голосом ответил Дамикор, разгоняя людей размашистыми мельницами.
- Что?
- Тебя узнают. Ты предатель и еретик. И убьют. В любом случае. Тебе лучше бежать. Нет – тебе необходимо бежать.
- Я не прорвусь. Дьявол, я не прорвусь! Их тут сотни. Тысячи.
- Не бойся. Ты забываешь, что я не меньший предатель и ничуть не меньший еретик. Мы будем биться до последнего вздоха. До последнего вздоха последнего из них.
- Беги!
Кристин бежала без оглядки, слыша и ощущая только свист и резь в ушах. Чудом выскользнув из чудовищного месива резни, она летела вдоль крепостной стены в поисках какого-нибудь дополнительного прохода в кафедральный собор.
- Беги! – спокойно подгонял ее звенящий голос Астамата. – Вперед. Пока – вперед. Как только добежишь до угла, забегай за него и ищи ворота в подвал.
Кристин послушно бежала.
- Стой! – вырвавшийся откуда-то сбоку крик чуть не сбил ее с ног. Девушка дернулась и интуитивно побежала зигзагами, будто ожидая немедленной пальбы.
Пальба не замедлила последовать. Захлебываясь приглушенным грохотом, неразборчиво и шустро затараторил пистолет-пулемет; ему вторили глухие и сочные выстрелы из револьвера.
Неразборчиво и бестолково отстреливая увязавшихся за ним горожан и опасливо пригнувшись, Сандерас сломя голову несся к Кристин. За ним, даже не пытаясь поспеть, спокойно и сосредоточенно шел окруженный огненным кольцом Самирес, за которым тянулась длинная дорожка из обгоревших трупов. Его пылающий силуэт полыхал чернильно-черным отливом, сливавшимся с рваными, бездонными дырами его глаз.
- Стой! Ты знаешь, где выход? – со свистом дыша, прокричал Вайтли.
- Знаешь, - навязчиво подтвердил Астамат в голове у бывшей охотницы.
- Да, - быстро ответила она.
- Выведи нас. Мы из Инквизиции, как и ты.
- Я не из Инквизиции, - зачем-то пробурчала Кристин, испытующе прищуриваясь и сдувая со лба темную челку.
- Какая разница, - добродушно и нетерпеливо молвил Сандерас. – Ты знаешь, как выбраться отсюда?
- Отсюда есть только один запасной выход – через подвалы собора и монастырские казармы, - медленно сказала девушка, сама не понимая, как к ней пришло это знание и каким образом перед глазами вдруг стали мелькать удивительно знакомые коридоры унылых тусклых катакомб и увешанных иконами и крестами монашеских келий.
- Тогда поспешим, - засуетился Сандерас, осторожно оглядываясь на сплетенную плоть и сталь гремевшего за его спиной побоища.
- Иди за мной. Как хоть тебя зовут? Ты инквизитор?
- Сандерас. Я работаю на Церковь Таланоса.
- Ну, тогда я понимаю твое желание отстраниться от боя. Потому что когда они разделаются с паладинскими консервами, они примутся за вас и за священников.
- Уже принялись, - совершенно серьезно заметил Дант. – Поэтому перед уходом я оставлю им маленький сюрприз.
- Строенный чародейский фугас с псионическим таймером? – угрюмо блеснула отсутствием фантазии Кристин.
Сандерас поглядел на нее довольно косо, но сдержался.
- Еще лучше.
Силуэт Самиреса густо задымился, и огонь, соскальзывая с ветхой робы, перетек в его раскрытые ладони, словно всасываясь в них и испаряясь. Дант запустил руку в карман и, загадочно позвенев чем-то дорогостоящим, выудил из него миниатюрную металлическую фигурку – какой-то непонятной формы шипастый шарик с длинными тоненькими руками. Дант ласково погладил его почерневшим ногтем, нежно прижал к губам, бережно подышал и что-то прошептал. Его злое, холодное, влажное, дьявольски спокойное лицо стало напоминать улыбчивую физиономию малолетнего идиота.
- Это ли не любовь? – злорадно рыкнул капеллан, пронзив взглядом сумрачно усмехающегося Сандераса. – Лети, друг. И покажи им все могущество Темных Богов на службе у богов светлых.
Фигурка беспомощно шлепнулась на землю и покатилась в сторону. Застыла.
- Не показывай характер, - предостерег чародей.
Фигурка взорвалась искрящим облаком черного огня, рассыпающим вокруг себя жирные пепельные хлопья. Задымила, как газовая граната, сочащаяся плотной темной струей. Потом собралась, деловито сжавшись в огромную сферу, и хищно бросилась в самую гущу атакующих монастырь фанатиков.
- Что это еще за диво? – нахмурился Сандерас.
- Tyrantus Radium, - со смаком сощурившись и улыбаясь одними губами, ответствовал Дант. – Согласно вампирскому Bestyarium. А в нашей с вами повседневности, то есть в быту, эту тварь чаще всего называют Сатиром или Извергом.
- Это шар, - этой репликой Вайтли явно был расположен сорвать покровы с истинного положения дел.
- Это только так кажется, - многообещающе закивал капеллан. - Не рекомендую встречаться с ним в темных местах, где будет непонятно, где шар, а где – все остальное. Лучше сразу знать, что шар – не шар, чем не понимать, как этот шар разрывает тебя на куски.
С налету врезавшись в толпу, шар словно сбросил с себя осыпавшуюся клочьями тьмы накидку, и промеж людьми замелькали огромные когти и изогнутые рога существа. Оно двигалось так быстро, превращаясь в мгновенно перелетающее с места на место облако тени, что разглядеть его реальные очертания можно было с трудом. Дамикору это удалось. Едва только увидев сеющее панику и ужас чудовище – могучего козлоногого гиганта с жутким звериным рылом и огромными мускулистыми руками с кривыми косами когтей, он крепко схватил Ария за наплечник и побежал. Из-за его спины ухо резали дикие крики, во все стороны хлестали густые темные струи и летели изорванные куски тел. Сатир работал размеренно и четко, то превращаясь в скачущее по полю боя черное облако, то материализуясь во всем своем отвратительном обличье и кромсая людей на куски. Он не различал воющих от ужаса фанатиков в лохмотьях и могучих рыцарей в латах и роскошных ризах. Он просто рвал.
Дамикор двинул стальным налокотником какого-то оборванца, сбил его с ног, откинул в сторону, бросился вперед. Толпа, плотно обхватившая его со всех сторон, нехотя разошлась, поглощенная лицезрением ожившего кошмара.
Сделав с дюжину шагов в сторону кафедрального собора, Арий вдруг резко развернулся, взмахнув багровым плащом, окрас которого сливался с запекшейся на нем кровавой коркой. Поднял руку, закованную в ржавую рукавицу Серебряного Всадника. Прикрытые нависающим капюшоном глаза паладина зловеще вспыхнули ручейками пламени.
Арий поперхнулся. Опустил руку, согнулся пополам, и из его носа потекла тонкая струйка густой темной крови.
- Я не могу, - пробормотал он. – Моя магия не действует.
- Антимаги с ними заодно, - злобно бросил Дамикор, дергая его за плечо.
- Я словно обессилел. Попробуй ты?
- Мои силы не подвластны ничему и никому, кроме Таланоса, - хмуро заявил лич.
- Попробуй?
Дамикор попробовал.
Если бы достигший святости человек, стяжавший дар исцеления или пророчеств, вдруг, после очередного доброго дела и очередной теплой и слезной молитвы, обнаружил, что его руки утратили силу над очередным инвалидом, он был бы удивлен меньше паладина.
- Кроме Таланоса, говоришь? – угрюмо протянул Арий. – Видимо, ему сейчас немного не до тебя. Или даже совсем не до тебя, лич.
Вайтли и Кристин бежали так быстро, как могли, преодолевая пролет за пролетом и минуя десятки и сотни одинаковых дверей с номерами и крестиками, выстроившимися в ряд с обеих сторон. Самирес уныло плелся за ними, свесив плечи и еле переставляя ноги, но отставал лишь немного.
Перекресток и еще один длинный коридор, резво убегающий влево и плавно переходящий в заваленные ящиками складские помещения.
- Куда теперь? – сплюнув на белую монастырскую стену и мельком глянув на Кристин, прохрипел Вайтли.
Охотница схватилась за голову и попыталась успокоиться и найти в своей голове звенящий эхом тихий голос Астамата. Ничего, кроме отдаленного и монотонного гула битвы, ей услышать не удалось.
- Не знаю, - закусив губу, пробормотала она.
- Что ты не знаешь? – терпеливо вонзив руки в боки, вопросил наемник.
- Не знает, куда идти, - шикнул Самирес. – Здесь зона антимагии. Ты можешь не чувствовать этого сердцем, и никакие индикаторы на чародейство тебе в этом случае не помогут.
- Не чувствовать антимагии? – не понял тот.
- Одержимости, - ощерившись в улыбке, молвил черный капеллан. – Зла. Зла легкого и незаметного, как сахарная пудра на сладкой булочке.
- Что он сказал про булочку? – сощурился охотник.
Кристин отвернулась, не сказав ни слова, лишь бросив обиженный взгляд на чародея.
- Разделимся, - свободно и даже несколько нагло, по своему обыкновению, сменив тему, заявил тот. – Я пойду в сторону складов, вы – вперед. Найду Антимага – убью и сожгу останки вместе с его проклятыми амулетами. Потом свяжусь с женщиной. До свидания.
- Как свяжешься? – кисло проскрипел Сандерас.
- Ты задаешь слишком много вопросов, - Кристин хрустнула пальцами и выпрямилась. - Пойдем.
- Тупик, - добродушно заметила Кристин. Ругнулась. Легонько стукнула ботинком по окованной железом сейф-двери. – Там была развилка. Побежали.
Охотник на нежить согласно кивнул и припустился бежать в обратную сторону. В глаза ему бросился маячивший вдали силуэт, словно распирающий коридор.
- Стой! – дернувшись, крикнул Сандерас, жестом останавливая Кристин и останавливаясь сам. Страх сковал его так, как не сковывал даже в забитых нежитью гробницах, и страшнее всего была его необъяснимость. – Это он. Я знаю его.
- Кто? – нервно бросила девушка, оглядывая темный и пустой коридор цитадели и сплевывая на пол. – О ком ты говоришь?
- Это сигорит. Изуил Грайвер. Я уже встречал его в катакомбах под Марготом.
- Паладин?
- Паладин Сигора, судья. Может быть – Фаталист. Я вообще сомневаюсь, что он человек.
- А я сомневаюсь, что на этой планете еще остались настоящие люди, - буркнула охотница. – Бежим.
- Направо.
Направо обнаружился круглый залец с уводящей вниз лестницей.
Сандераса сбил с ног сильный удар локтем. Меч охотника вылетел сначала из ножен, а потом и из его рук.
- Блажен муж, - продекламировал паладин, выдирая клинок из ладоней Вайтли, - иже не иде на совет нечестивых, и на пути судей не ста, и на седалище губителей не сиде. Я тебя предупреждал.
Серое лицо паладина вытянулось и еще более стало походить на пепел. Он сморщился, швырнул Сандераса на стену.
Кристин в неловкой позе замерла перед спуском на нижние ярусы монастырских подвалов. В голову ей пришла дурацкая мысль о том, что странный фанатик чует магию носом – так странно он у него зашевелился при одной взгляде на одержимую.
Грайвер выдернул ткнувшийся ему в плечо «Темный Хранитель» за ствол, небрежно и даже брезгливо отбросил в сторону. Устало вздохнув, схватил Сандераса за шею, поднял на вытянутой руке, оторвав от пола. Тот бессильно задрыгал ногами и застучал ногтями по рукавице паладина.
На Кристин, как тяжелая тень, упал очередной взгляд паладина.
- Черт с тобой, - процедил он.
Вайтли растворился в воздухе прямо в руке у воина. Тот аккуратно хрустнул запястьем и достал из-за плеча медную булаву с грушевидным яблоком.
Повернувшись в сторону прохода, наткнулся на кончик меча бывшей охотницы.
- Я вижу твой страх, ведьма, - сказал Изуил с ласковой улыбкой. – Ты боишься, потому что не знаешь, кто я. Как того не знал болтливый наймит.
Как боец оказался на расстоянии десяти шагов от нее – вне опасности – она так и не поняла. Ровно и как успел поднять булаву и перейти из поражения в атаку.
Свист удара – неловкий скользящий выпад – резкий разворот булавы. Последний прием Грайвер выполнил свободно, привычно, профессионально. Меч вылетел из ладони Кристин и зазвенел об камень пола.
Изуил спокойно закинул оружие за спину и шагнул вперед, к трясущейся от отчаяния девушке. Протянул руку, схватил ее за край наплечника, коротко и сильно двинул в плечо свободной рукой. Так, что бывшую охотницу отбросило назад. Запутавшись в полах плаща, она опрокинулась навзничь и мгновенно приподнялась на локте, пытаясь запястьем удержать текущую из носа кровь.
Грайвер сделал еще несколько шагов, аккуратно опустился на одно колено и брезгливо, стараясь не запачкать начищенную рукавицу, взял Кристин за шиворот. Занес ошипованный кулак, приготовившись ударить.
Остановился. Свойственное ему ледяное спокойствие его покинуло.
Девушка заплакала. Совсем не так, как мог заплакать инквизитор или хотя бы воин – зло, затравленно или истерично, с ненавистью или богохульной бранью. Так, как могла заплакать только девушка: судорожно всхлипывая и потягивая носом, дрожа и пытаясь быстро вытереть слезы, как будто из-за этого их никто не заметит. Закусывая тонкую губу и отчаянно пытаясь не кривиться.
- Я воин, - ее голос болезненно надломился. Дрогнул. – Я должен сражаться. Черт побери, должна.
Грайвер поднялся на ноги. Двигаясь словно деревянный, поднял валяющийся у дальней стены освященный меч. Кристин, яростно отшвыривая с глаз темную челку и хлопая пушистыми ресницами, наблюдала за его действиями с отчаянностью и бесстрашием человека, обреченного на смерть. Она думала, что зловещий паладин хочет казнить ее принадлежащим ей же оружием; такие садистские ритуалы, берущие начало из языческих представлений о силе врага, всегда были свойственны судьям Сигора.
- Убей меня, - с вызовом икнула Кристин, уставившись на серого паладина и не сдерживая более слезы. – Убей, если этого требует твоя вера или твой долг. Я не хочу жить. Может, он наконец выйдет из меня? Может, это возможно…только так?
Изуил бросил меч рядом с ней и отвернулся.
- Я не воюю с детьми, - хрипло произнес он. – Иди и спасай свою душу, ведьма. Да сжалится над тобою Господь, а я тебе не судья.
И растворился в подрагивающей факелами тьме. Без звука: так, словно его и не было.
- Куда? – слабо кашлянул Арий. – Где этот пророк?
- В центральную башню. Насколько ты помнишь, выход на балкон располагался именно там.
- Почти забыл, - грустно усмехнулся бывший паладин. – Туда мало кого пускали.
- Там происходило посвящение в Серебряные Всадники.
- Да, разве что это. Обычно там происходят пиршества Гроссмейстера. А в те дни, когда они не учреждены официально, там вершатся тайные, так сказать, вечери, с эльнаром и девочками. В лучшем случае – девочками. В худшем – pueri instrumentum templi.
- Откуда информация?
- Гахл.
- Змееслов. Мне следовало бы догадаться. Самое печальное, что Гахл не станет лгать. Ему хватает глаз и змеиного языка, чтобы любую правду сделать отвратительнее самой изощренной клеветы.
- Ты уверен, что хочешь убить пророка? Думаешь, твоя сила к тебе вернется?
- Если его смерть даст мне хоть малейший шанс, то да. Безусловно.
- Вернусь в Обитель – обязательно накачу коньячку, - пообещал сам себе Самирес, хрустя ногами и поднимаясь в центральную часовню. По его представлениям, лучшего места для расположения Антимагов и аккумулирования ауры не существовало – во всяком случае, в пределах монастыря Ордена.
К священному престолу, на котором, по представлению рыцарей, восседает во время литургии сам Повелитель Света и Творец, была придвинута маленькая раскладная табуретка. На табуретке, широко расставив ноги, восседал пурпурный Вегель Дантурес и поигрывал позолоченным потиром, на дне которого плескался богослужебный кагор. Часть вина уже была успешно употреблена внутрь, а другая – не менее успешно разлита на выгравированного на престоле серафима.
- Ты Антимаг, - полувопросительно сказал Дант, со скрипом преодолевая последнюю ступеньку узкой винтовой лестницы.
Дантурес вышвырнул в глотку остатки кагора и звякнул чашей.
- Ну да, - меланхолично согласился он.
- Неужели ты один организовал вокруг казарм ауру отрицания такого уровня? – приятно подивился капеллан.
- Ну да, - насупился брат-капитан, заглянув в сосуд. – Развесил по стенам малые артефакты и амулеты, а иконы и престол их усиливают.
- А где остальные?
- Остальные? – тот даже не удосужился поглядеть в сторону чародея, и лишь хмуро любовался на красноватый налет на дне потира. – Остальные там, где им полагается быть.
- А ты здесь? С пророком?
- Сам видишь, маг.
- А почему?
- Мне нужен этот монастырь. Мне нужна сила, способная противостоять посягательствам Инквизиции на всемирное господство.
- Люблю откровенных людей.
- Ты удивляешься, что я так свободно с тобой разговариваю? – вяло проговорил Вегель, махнув широким фиолетовым капюшоном с золотистой вышивкой. – А зачем мне бояться? Тот максимум, на который ты способен – броситься на меня с кулаками.
- А если нет? – полюбопытствовал Дант. – Уж не думаешь ли ты, что сочинив себе приятное для слуха имя и приладив к фамилии окончание, ты сможешь забыть про наше родство? Ты все равно знаешь, что я для тебя больше, чем просто младший брат.
Дантурес пригладил пальцами седеющую щегольскую бородку.
- А ты, Самирес, всего лишь поменял имя и фамилию местами.
- Точно.
В часовне повисло неловкое молчание.
- А ты предатель, - сказал капеллан. Таким голосом играющий в догонялки ребенок мог сказать: «Ты водишь!».
- Я просто делаю то, что мне выгодно. А ты, называя меня предателем, не разумеешь, что тебе не простят связей с Филиппом Серахтом.
- Я никого не подставлял. И никого не предавал.
- А я никому не клялся, чтобы кого-то предать.
Шиирамон сидел на краешке роскошного трона Гроссмейстера, и печально болтал ногами. Арий удивился его постоянно менявшейся внешности, теперь более-менее стабильной: наполовину обритая голова, наполовину татуированное, перекошенное лицо. Два креста – один перевернутый - и Око Оракула, тяжело свисающие под воротником черно-серого длинного плаща, сработанного будто из блестящей холстины.
Перед троном стоял огромный длинный стол, заваленный редкими яствами – эльфийскими винами, слегка мутировавшими сочными фруктами, свежим мясом дентрадов, считавшихся чем-то наподобие животных, и ящеричьей вырезкой. Такое изобилие резко контрастировало с развешанными вдоль единственной стены иконами аскетов, преподобных отцов, знаменитых богословов и мучеников.
На все это великолепие Прядильщик Снов внимания не обращал, поглощенный разговором c самим собой.
- Каброзен. Отец. Все твое – мое. Я – ты, - бессвязно бормотал он. Источник его голоса будто витал где-то в воздухе – и каждое новое слово доносилось из другого угла.
- Помоги мне…
Рыцарь Бафомета пальнул в него из пистолета, не говоря ни слова. Голова пророка сдвинулась с места в самый последний момент, и пуля пробила платиновую спинку.
- Убьешь меня? – спокойно спросил сигорит.
- Попробую, - за первой пулей последовали вторая и третья. И вся оставшаяся обойма. Ни одна пуля не попала в цель, несмотря на то, что существо так и не сдвинулось с места.
Мелькнуло.
Арий выкинул опустевший магазин, всадил новый. Прицелился.
Опустил мягко дымящийся ствол. Увидел, в кого он стреляет.
Ведь он стреляет в самого себя, прикрученного ко кресту, окровавленного, обнаженного, изрезанного и истерзанного. Окружение смешалось, превратившись в точную копию того самого дня, дня Второй Ереси, но копию субъективную – окрашенную в багровые и оранжевые тона, размытую, сплющенную.
- Стреляй, - выдохнул призрак Ария, нежно заглянув в глаза рыцарю.
Иллюзия рассеялась, когда Дамикор попытался броситься на пророка с бастардом. Тот устало повел ладонью, и паладин со стеклянным звоном и каркающим визгом вылетел в витраж.
Волнистый клеймор Ария с лязгом вышел из ножен.
Удар – уворот. Взмах – мгновенное перемещение на другую сторону зала. Косая мельница, уход от которой казался бы невозможным – и все же он происходит.
Укол. Пророк бьет волной псионики – кровь, с потолка сыпется пыль, на землю падает икона. Словно коса, двуручник срезает дивные цветы, выросшие из трещин в камне. Секущий удар – резкий пасс рукой – и меч ломается надвое. Осколок вылетает в изукрашенное разноцветное окно.
Арий все понял.
- Я не смогу тебя убить, - устало сказал Арий, опуская обломок своего клеймора. – Ты предвидишь каждый мой удар. Ты видишь каждый мой переход. Ты чувствуешь и уже знаешь каждое слово, которое сейчас сорвется с моих уст, о котором не знаю даже я. Ты читаешь мои мысли. Выходит, у меня нет выбора? Я обречен на смерть? Но ведь зачем-то ты бьешься со мной, тратишь на меня время и силы?
- Все предопределено, - грустно промолвил Эзекиль, проводя рукой по черным волосам. – Ни у тебя, ни у меня нет выбора в том, что мы сделаем через мгновение. Нет свободы и в мысли. Нет свободы и в выборе. Кто-то из нас обречен на победу.
- Бог дал людям свободу, - в ярости бросил рыцарь Бафомета. – А что Господь сочетал, того человек да не разрушит.
Глубокие пурпурные глаза Прядильщика Снов вонзили в него свинцовый взгляд. Эзекиль моргнул и запрокинул голову.
- Я – не человек, - озлобленно и затравленно бросил он.
Еще одна волна псионики метнулась из его раскрытых ладоней, и Арий, смешно дрыгнув ногами, приложился об стену. Зашатался, тяжко выдохнул, хрипло, как-то странно неловко закашлялся, прикрывшись рукавицей.
Непосредственное, какое-то не по-рыцарски чистое лицо паладина омрачилось.
- Я не смогу тебя убить, - упрямо повторил он. – Ты все видишь и все знаешь. Знаешь, ты имеешь надо мной власть? Я бессилен? Ты Бог?
- Нет, - как смог мягко ответил Мальтер, разглаживая волосы мелко подрагивающими руками. – Моя власть существует только до тех пор, пока существуешь ты. Пока ты вписан в книги высших сил, даровавших тебе право выбирать – быть вписанными в эти книги или нет.
- Нет! – внезапно заорал он, срываясь на истошный визг. Схватился за голову, волосы на которой стремительно окрашивались из ровного, красивого черного в рваный, болезненный белый.
- Молчи, убийца! Довольно изрыгать благородство и учить врага убивать бессмертных! – крикнул Эзекиль. – Я хочу жить!
- Нам суждено умереть, - возразил Роберт.
- Тебе! – с ненавистью выплюнул Шиирамон. – Я буду жить, ибо хочу жить. А ты мертв и продал свою душу.
- Я был счастлив, - голос Мальтера перебил всплеск неудержимого идиотского хохота, вырвавшийся из его же уст. – Я был вынужден заплатить предложенную цену за освобождение моих родных.
Странное существо заметалось по залу, в безумии перебивая само себя и преображаясь с каждым мгновением: в его облике переплетались и будто боролись друг с другом спокойствие Мальтера и исступление сигоритского пророка.
- Чушь! – рявкнул пророк. – Ты…
- Я – сны. И все вокруг меня – сны. А для тех, кто нечестив, сон превращается в кошмар.
- Мнишь себя праведником, убийца?
- Убийца?...
- Твоя совесть кричит об этом! – в ярости заорал Шиирамон с сильным эльфийским акцентом, с трудом выговаривая грубые слова человеческого языка. – Ты убил его…Авеля.
- Авеля убил Каин, - шепот Мальтера сверкнул металлом.
- Thy! – в истерике переходя на эльфийский, взвизгнул пророк. – Ты!
- Хватит! – прошептал вдруг Арий.
Сигифер Белзамин неспешно прошелся по большому тренировочному залу, задумчиво поглядел на стоящих рядом Ария и Белиала. Ткнул концом меча в прикованного к стене мужчину в залитом кровью бледном рванье. Глаза у него отсутствовали: на их месте зияли два запекшихся ожога, кое-как прикрытых драным куском бинта.
- Еще с того бунта, - сказал лорд Пентаграмматик, - когда Церковь Таланоса пыталась воспрепятствовать созданию нашего славного Ханта. Если кто сдастся и сложит оружие – обещали сохранить жизнь. Ну, в бункере том сдалось мало, да и то – случайно, но, как вы видите, жизнь мы ему сохранили. Во всяком случае, пока. В смысле – жизнь вечную, потому что душа бессмертна. Так?
Белиал засомневался и осклабился. Арий был согласен со всем, что касалось души, но спокойную, какую-то банальную, но в то же время и звериную жестокость лорда выносить ему было трудно.
- Ловите момент, паладин, - веско заметил Белзамин. – Бейте врага тогда, когда он слаб, ибо когда враг слаб, он сам подскажет, куда его ударить. Когда он беззащитен и полон отчаяния – он ваша добыча.
- Я понимаю.
- Тогда бейте. Сожгите его.
- Зачем?
- Чем? Напоминаю формулу: « Inv. PD; Ignis Demonia».
- Нет, вы меня не поняли. Отведите его к священнику, пусть раскается в грехах своих и пойдет замаливать их в монастырь.
Белзамин остановился, хищно облизнулся и раздраженно поглядел на молодого паладина. Потом любовно и мягко вогнал в ножны Мучителя Душ и неопределенно качнул головой
- В общем, да. Но пока враг слаб, его все же стоит ударить.
Белзамин развернулся и ушел, грустно топая ошипованными сапогами.
Мятежник за его спиной низко, утробно зарычал, закашлялся. Взвыл, когда его поглотило возникшее из ниоткуда пламя.
- Я устал. Мне не дано тебя убить, - глуповато улыбаясь, сказал Арий. – Ты все знаешь. Врага нужно бить, пока он слаб. А я – враг самому себе.
Он решительно подошел к Прядильщику Снов. Тот напрягся, но с места, предвидя каждый следующий шаг Ария, не тронулся. Силуэт его пугливо замерцал, словно желая убежать, но трусливо покоясь на неровных очертаниях эльфа.
Рыцарь заключил пророка в душащие стальные объятия. Тот удивился и доверчиво опустил руки.
- Высшие силы дали мне выбирать, - лихорадочно прошептал паладин, с трудом шевеля губами. - Я выбираю смерть. Нет будущего для мертвых, нет пророчеств самоубийцам. Нет следующего шага для Никого. Да помилует Господь наши души.
Засохшую кровь на его щеке рассекла слеза.
Как только Прядильщик осознал, что произошло, и почему пророческое зрение его подвело, он заметил зажатую в рукавице святого самоубийцы термитную гранату.
Гроссмейстер с размаху хлестнул по толпе чудовищных размеров палицей, раздробившей пол и глубоко засевшей в камне. Выпустил орудие из рук, возложил ладони на головы двух горожан, будто благословляя их, сжал пальцы. Головы затрещали и лопнули, как воздушные шарики.
Непобедимый воин обернулся, когда подземелье сотряс глухой хлопок.
Взрыв разнес центральную башню, и она медленно расселась. Сыпучий как песок, зернистый, масляный огонь потек, стуча и перекатываясь, по многочисленным ярусным крышам монастыря, мгновенно хватаясь влажными лапами за легковоспламеняемые и откровенно горючие материалы. Колоссальных габаритов обломки камня полетели во все стороны, давя сражающихся и серыми громадами оставаясь лежать на сотнях тел так, как будто стояли здесь уже многие годы.
Один из них обрушился на Гроссмейстера, с мерзостным хлюпаньем размолов в кашу с десяток оказавшихся поблизости врагов.
- Чтобы предать, не обязательно клясться, - зло ответил Самирес. – А ты предал. Инквизицию и целый город. И сегодня из-за тебя воины режут простых горожан сотнями – только за то, что им в уши влили слова пророка или за то, что они верят в Таланоса.
- Верующих убивают мои люди, - кстати заметил капитан.
- Тем паче. Я все решил. Если зло жертвует собой ради многих, то у меня нет брата.
- Убьешь меня? Кинешься с голыми руками? Твоей магии здесь нет.
- Зачем?
Дантурес удивленно уставился в черный ствол нацеленного ему в лицо револьвера.
- Я же твой брат, - обезоруживающе улыбнулся он.
Брызги мозга окропили священный престол и стоящий на нем сосуд. Антимаг слетел с сиденья, зазвенев готическими доспехами. Дант вернул оружие в кобуру, развернулся и ушел.
Труп за его спиной поглотило вырвавшееся из ниоткуда пламя. Через несколько мгновений – после глухого хлопка взрыва - потолок жалостно застонал и по частям обрушился вниз.
- Понимаешь, Тревис, - горячо – слишком горячо для нежити - продолжал Дамикор, - он пожертвовал собой ради всех нас. Ради Маргота. Если не ради всех, то ради многих. Остальных было не спасти.
- Оказывается, дело Белзамина может приносить добро.
- Рыцари Бафомета были проданы Демигору заочно. На то не было их воли, хотя и после этого души их были заражены злом, особенно – душа Гахла, прозванного впоследствии Золотым Змием. Арий же не был продан вовсе.
Вар Тревис кивнул.
- И что потом?
- А потом сны освободились. Прядильщик в очередной раз умер, сгорев в огне термитного заряда. Покрытая трупами площадь, на которой догорали остатки ненависти, вдруг покрылась цветами и зеленой травой. Кто-то увидел умершего родственника. Кто-то – оставшегося на Земле брата или отца. Друга, в конце концов. А может быть, родной дом. Не знаю. Я не психолог.
- Ты тоже кого-то увидел? Впрочем, если ты хочешь это скрыть…
- Именно поэтому, Тревис, я и рассказываю это именно тебе.
Дамикор поднялся с пыльной земли, покрытой комками свалявшейся крови и грязи, и, щелкнув запором, откинул забрало. То, что его бывшие братья могли увидеть его седой череп с бирюзовыми пламенными глазами, более его не заботило.
Навстречу ему медленно шагал кто-то смутно знакомый, кто-то, закованный в серебристые тяжелые доспехи.
- Я тебя знаю? – несмело каркнул лич.
Последовав его примеру, видение щелкнуло забралом. Открыв взгляду Дамикора глубокие голубые глаза, длинные светлые волосы, бритый подбородок.
Дамикор узнал себя.
- Кто ты?
- Я? – зло сощурилась иллюзия. – Я – то, чем ты меня сделал. А ты – то, что ты отнял у меня. Хочешь поменяться обратно?
- Да! – крикнул паладин. В пустоту. Перед ним валялся всего лишь еще один изуродованный труп.
- И что? – задумчиво спросил Вар Тревис.
- Пойдемте, инквизитор. Пойдемте обратно. Туда, где это случилось. И попытаемся вернуть все на свои места.
Глава V. Войди в Портал.
«Профаны называют их Верховными Злыми Духами.
Мы называем их архидьяволами.
Их было семь; главнейшим из них, стоящим над всеми, был сам Демигор.
Вот тайные имена оных и домены также: Deimighore (Демигор, власть и огонь), Saighittaire (Сагитер, ложь и обман), Illihroth (Иллирод, творчество и иллюзии), Lleivifhaire (Левифар, земля и тьма), Freizenthoire (Фрезентор, лед и вода), Blaedenessh (Бладенеш, кровь и война), Aeviragh (Авираг, гром и молния).
И поделили они землю между собой,
И решили: «Каждый да держит ареал свой»».
«Ab Haedis Segregare Deis», тайный гримуар в составе «Malus Lex»;
Дант Самирес – пыльный и влажно бледный из-за замаравшей его лицо штукатурки – неумолимо приближался к побитым вратам Старой Обители – тем вратам, которые некогда назывались Золотыми. Позолоченными они были и теперь, но во время нашествия Легиона Черных Душ часть позолоты с них сбили, прекрасную стройную гравировку размазали чародейским пламенем, и все целиком, точно распылителем, аккуратно покрыли толстым слоем черной слоящейся копоти. В связи с этим свое величие они утратили, и руководство организации в лице Никадема постановило поставить охрану у пролома в стене. Пролом, по случайности, оказался сделан как раз в Стоянке – маленьком караульном помещении для сбора рейдов. Стены обтесали, доведя до человеческого роста, и установили нечто вроде калитки.
Теперь у калитки скучало два инквизитора с автоматами поперек помятых кирас. На фоне гигантской белоснежной стены их силуэты почти терялись.
Когда капеллан подошел поближе, инквизиторы напряглись. Один из них встал с железной скамьи, которую, кажется, принес уже после ухода Самиреса на задание, замаявшись дежурить и спать стоя, и снял с головы закрытый шлем. На лбу его играли голубые вены.
- Как служба? – холодно спросил капеллан, носом почуяв неладное.
Инквизитор неловко поклонился и смутился да багровых пятен.
- У нас все в порядке, - сердито надув губы, промолвил он. – У вас, мастер, к сожалению, нет. Нельзя вам сюда.
- Что вы имеете в виду? – подозрительно спокойно спросил Самирес, позеленев.
- Простите, капеллан, и благословите, - расхрабрившись, подозрительно уверенно пробормотал инквизитор, - но на вас выписали Signum Excommunicatus. Отлучение. Это значит…
- Я знаю, что это значит.
Инквизитор был зол на самого себя. Штурмовая винтовка слегка подрагивала на черном ремне, будто в ритм сердцебиения.
- Простите, мастер. Здесь я бессилен.
- Кто постарался? - на всякий случай поинтересовался Дант. Ответ он знал заранее.
- Магистр Никадем, - отвернувшись, брякнул тот. – Сказал, что довольно нам еретиков вроде Сайтена, что события в Марготе говорят сами за себя, что вы точно зарезали пару священников и что вас надо было бы повесить, да дьявол с вами. И еще – что с мягкими мерами вроде Паломничеств пора кончать. Вот и кончили. Я думаю, вы и сами это знали.
- Знал, - удивительно по-человечески улыбнулся Самирес, закусив губу. Таким злым голосом, пожалуй, могла укорять своих мучителей пойманная и выпотрошенная золотая рыбка. И глаза его, обычно напоминавшие глаза той самой рыбки – мертвые и слюдяные – потеплели от сдерживаемой черной злобы.
- К сожалению, знак выписан не только на вас, - набравшись новой дерзости, продолжил охранник. – Кроме вас, от Священной Инквизиции отлучен еще высший инквизитор Хант Анклинус – Даниэль Кристас. Бывший начальник госпиталя.
Даниэль показался на горизонте через мгновение – высокий, худой и флегматичный как скелет. На плече у него болталась холщовая сумка, на спине висел автомат без магазина. Более никаких признаков полезного снаряжения на нем не обнаруживалось.
- Коньяк есть? – чрезвычайно паскудным голосом молвил Самирес, доверительно взяв его за плечо.
Кристас лениво моргнул и флегматично пожал плечами.
- И у меня нет. И как же мы теперь будем без коньяка?
Даниэль не отреагировал.
- Была у меня заначка. В келье, в тайнике за камнем. Два литра, и каких литра! И как же мы теперь без них, родимых?
Кристас согласно кивнул и обжег охранников печальным взглядом.
Когда на них взглянул Дант, их плащи затлели и вспыхнули, как порох. По ушам черного капеллана хлестнуло яростным воплем и косой трелью приглушенной очереди, но на это он уже не обращал внимания.
- Я пойду с вами, - с сомнением почесал бороду Мартен Карн, облокотившись на дверной косяк складского помещения. Когда-то здесь хранились медикаменты – психотропные наркотики, порошки и таблетки. От вездесущих в Цитадели рук сотрудников Бетрадума, бессознательно норовивших любую комнату в мире превратить в пыточную или допросную, склад отгораживала прочная дверь с замком в виде бескрылой горгульи.
- Не вижу смысла, - покачал головой Новиков. – Если у уважаемого Верховного и достопочтенного паладина есть на Поверхности какое-то дело, они вполне смогут решить его и сами, или с той помощью, какую сочтут необходимым взять здесь. Все-таки и в Гильдии остаются дела.
- Бесспорно, – капеллан Лотас Релам умудрялся затягиваться, зевая.
- Это очень личное, Мартен, - смутившись, сказал Вар Тревис. – Судя по всему, вы, друзья мои, не знаете цели нашего путешествия. Я ее не скрываю.
- Зато я скрываю, - вяло каркнул примостившийся в углу Дамикор. Кажется, он первый раз после превращения в нежить снял часть лат. Под ними обнаружились серые кости, затянутые мягкой органической пленкой. Пленка напоминала пыль, плотную паутину, мох или замшу, и была будто сплавлена с пепельными кусками рубахи. Вместо мышц на костях провисли лоскуты порванных сухих мышц.
- Скрывает, - заговорщицки усмехнулся Релам, ткнув папиросой в его сторону. – Это же очевидно. Вам, паладин, вряд ли нравится ваше теперешнее состояние. Следовательно, вы надеетесь от него избавиться.
Глаза Дамикора хлынули вперед узкими ледяными ручейками и откатили назад.
- Ну да, - глухо кашлянул он. – Очевидно. Это ты верно подметил.
Релам облизнул сухие губы, затянулся, поперхнулся. Бесцельно махнул рукой.
- Прости, - промямлил он. Это слово он сказал первый раз в жизни.
Дамикор сурово качнул черепом, принимая извинения.
- Ничего.
- Вы расклеились, паладин, - со свойственной ему непосредственностью заявил Александр. – Вы стали слишком горды и мягкотелы.
Бирюзовое пламя скользнуло по ребрам рыцаря.
- Я не это имел в виду, - свободно добавил тот.
Огонь метнулся в пустой череп, брызнул из швов на лбу и затылке. Затих.
- Пожалуй, вы правы. Затем и иду. Не страшусь смерти, тем более что я ее и ищу. Страшусь вечной жизни. Боюсь постоянно получать удары, чувствовать боль и не быть убитым. Боюсь одного за другим терять тех, кто в отличие от меня смертен. Сегодня погиб Арий.
- Инквизитор? – грянул Новиков голосом готовности почтить павшего.
- Из Ордена Бафомета.
- Еретик? – бывший магистр засомневался. Другие понятия в его мироощущении появлялись крайне редко.
- Такой же еретик, как вы или я. А может быть, даже лучше. Выделка. У Ария была такая выделка, какой бы не пожелал даже я. Когда я кидал молнии в тех очарованных Белзамином фанатиков, я знал, что я прав и был рядом с теми, кто знал, что я – прав. Арий до последнего момента оставался в стане врага и был врагом, и даже враги считали что он – враг им. Вот так.
- Просто. Все как-то просто.
- Держу пари, что не так уж и просто умирать за ублюдков, считающих ублюдком тебя.
- Непросто. А приходится.
Дамикор посмотрел на Новикова так, будто над головой у того завис нимб. Ничего не сказал, только кашлянул облачком серой пыли.
- Альберт, ты возьмешь мой подарок? – спросил вдруг Лейтер, тщательно перемалывая зубами кусочек вяленой рыбы.
Кошачьи глаза бывшего инквизитора неприятно засветились болотистой жухлой зеленью. Он взял со стола «Брата Боли» и прицепил ножны на пояс.
- Возьму, - с какой-то подчеркнутой дерзостью проговорил он. – Я от своей сущности пока не отрекаюсь.
- Пока, - веско бросил Дамикор, затягивая на плече часть доспеха.
Вар Тревис не ответил. Зелень в его глазах расцвела и увяла окончательно.
Сандерас нашел Кристин в соборных подвалах – в том тупике, в котором он ее видел последний раз. Поджав ноги и опустив голову, та сидела у стены и клевала носом – не от того, что засыпала, а от стремления зачем-то смотреть прямо перед собой и препятствовавшей этому усталости.
Вайтли встал перед охотницей и замахал руками над головой. Вооружение, коим он был обвешан, точно елка, весело зазвенело и, как будто урча, запрыгало в чехлах и патронташах. Предательски выскользнул из ножен и клацнул об пол кинжал, что несколько ослабило драматический эффект.
Сандерас поднял оружие и вернул на место, сосредоточенно нахмурившись и причмокнув губами. Потом сдвинул на затылок шляпу, склонил голову набок и заглянул под челку нового знакомого.
- Парень, не кисни, - таким грубым голосом, каким предлагают пойти напиться водки, объявил он. – Не суетись попусту из-за своей воинской чести. Меня этот фанатик оставляет в дураках уже второй раз – а я бодр и весел, несмотря на то, что меня принудительно телепортировали черт знает в какой закоулок этого затхлого общежития для крыс. Э, парень!
Сандерас протянул длинную руку и добродушно треснул Кристин по плечу. Опустился на колени, взял за предплечье.
- Я не парень! – крикнула та. Быстро вырвалась из рук наемника и забилась в угол.
Тот чертыхнулся и задумался. Поднялся на ноги, снял шляпу.
- Звать-то хоть тебя как, - неловко пробормотал он.
- Кристин.
- Надо было спросить сразу, - грустно резюмировал Вайтли, сминая шляпу пальцами. – Многое бы прояснилось. Да и сама могла бы намекнуть.
- Да на кой, - буркнула охотница. – Бабу в бой нельзя, бабу надо оставлять при кастрюлях и при детях. Тот ядовитый капеллан точно бы обронил что-нибудь в этом роде. Сколько я в Инквизиции не служила – всегда скрывала, потому что в армии было такое же отношение. Во всяком случае, у офицеров, которым нельзя было сломать нос или челюсть. Впрочем, грешу – офицеры так говорили только в связи с войной и эльфами. На гражданке и в штабе баба – это в первую очередь, гм, источник, гм…
- В армии служила? – рассеянно спросил Сандерас – разговор поддержать.
Девушка кивнула.
- Рядовым. То бишь – рядовой. По собственному. Вместе с Селеком, братом. Как ни странно, это его настоящее имя. У него было высшее образование – педагогическое - поэтому ему сразу дали сержанта, а мне, естественно, нет. Потому как я баба. Отец умер за Таланоса, когда он только появился, мать усиленно выдавала Селека в школу – преподавать историю, а меня – замуж. Такая судьба мало нас устраивала, и я подбила его пойти в пехоту. А пехота в то время – кажется, 2130 год - собиралась сюда, на Акнарту. Мать много плакала и не отпускала, да мы и не спрашивали. Селек продал автомат, оставил ей денег, получил по шее, был разжалован в рядовые, много плакал и все-таки полетел.
- Банально, - грубовато заметил Вайтли. Этими словами он не хотел обидеть собеседницу, он просто констатировал: все мы попали сюда именно так. В бегстве от Земли, от контроля, от старых родителей, от быта, от страха умереть, так и не увидев ничего, кроме огромных городов и синтетических продуктов. От мирового правительства, всепроникающей религии, демократии, глобального потепления и угрозы мира во всем мире.
- Банально, - согласилась Кристин. – Я заметила, что уже начинаю считать. Считать годы. Свои, знакомых и друзей. И оказывается так, что многие выглядят для своих лет слишком молодо. Мне двадцать девять. Подружки завидовали бы мне, если бы узнали, что больше девятнадцати мне сейчас не дашь. Ведь не дашь, правда? Впрочем, из-за помад, румян и теней для век все они выглядели на двадцать девять уже в девятнадцать. Селеку – тридцать один. Роберту в прошлом году было тридцать пять, он даже успел жениться еще до отлета сюда. Иногда мне становится страшно: за тридцать шесть лет жизни Роберта убивали уже два раза, а сколько раз убьют еще? Все мы чувствуем себя стариками, а некоторые – особенно. Печальной иллюстрацией такому ощущению был младший Серахт – дряхлый, слюнявый, близкий к смерти мужчина в самом расцвете сил. Взять хотя бы Белзамина.
- А что Белзамин?
- Сигифер чертовски много успел сделать за свой век.
- Ну, один древний пророк, имя которого всей Земле было приказано забыть, сделал почти столько же за то же время. Его даже распять успели.
- Сделал, но с другим знаком. Хотя у Белзамина в пентаграмме тоже был плюсик.
Вайтли закивал и помог девушке подняться. Оглядел ее с головы до ног.
- Умная ты баба, - вынес он вердикт, - жаль тебя при детях или кастрюлях оставлять. В смысле – в Инквизиции. Пойдем со мной.
- Куда?
- В Ланкарес. Мне теперь в этих руинах делать нечего - Церковь тут вырезали или еще вырезают. Пойду в главный ее штаб, предъявлю документы. Глядишь, и найду работу.
- Ты и так работу найдешь. Кроме Церкви Таланоса здесь еще уйма других организаций и культов.
- Я принципиальный, - сладким злорадным голосом старого бюрократа протянул экзорцист. – Я очень долго работал на Таланоса бесплатно, а теперь беру втридорога. Он еще должен отдать долг, а брать деньги бесплатно – это уже воровство.
Кристин сочувственно закивала.
- Ну и что, собственно, ты сомневаешься? – деловитым эхом поинтересовался Астамат у нее в голове. – Ты-то что забыла в этом гадюшнике под боком у палачей-инквизиторов?
- Вот именно, - не давай ей подумать и слова, обрадовался Контролер. – Топай, девушка, в этой дыре можно ловить только мух, да и тех – долго, потому как катакомбы. Лети в Ланкарес. Там ареальщик славный. Добрый. Вот ты не задумывалась, почему там так холодно? Почему только на этой области материка целый год лежат горы снега? Почему температура опускается ниже всяких приличий?
- Ядерная зима. Плотная атмосфера, ослабленная в центральных областях эльфийской магией, а на юге – Темными Порталами.
- Правильно, теорию сдала. Идешь?
- Иду. Пойдем, Санд.
- Легко сказать – пойдем, - едва дождавшись согласия, склочно замахал руками тот. – Пойдем – это значит пойдем на Поверхность, и пойдем либо через Орду, либо через Залы Сепхерофта. В последнее время нежити там поубавилось, но открылся новый Темный Портал – в придачу к тому, что в сердце Орды. В обоих случаях у нас проблемы. Во втором мы можем рассчитывать на помощь людей из Гильдии.
- Они не люди. Они из Бетрадума.
- Говорят, Франк Сайтен не дает им шалить.
- Шалить – да. А убивать таких, как я – вполне.
Сандерас умиротворенно поморщился, как бывалый психоаналитик.
- У тебя комплексы из-за пола? Может быть, ты переживаешь кастрацию как свершившийся факт? Тебе тяжело? Вообще, сегодня всем тяжело было. День такой. А, я понял! Может быть…
- Нет, - Кристин густо покраснела. – И вообще, если хочешь далеко со мной уйти – даже не делай таких предположений. Даже не вздумай. Понял?
Вайтли возражать не стал, хотя и по простоте своей душевной не понял всего. Он имел в виду боевые ранения и усталость после тяжелой битвы.
- Хорошо, - кротко кивнул он. – Пойдем. Ты мне нравишься.
И ласково улыбнулся ей – как сестре.
Кристин зарделась еще пуще, и воинская суровость ее лица разгладилась, пропав бесследно. Улыбнулась, одернув себя, нахмурилась. Похорошела. Так, что никакие румяна или тени для век стали не нужны.
- И таких предположений не делай, - неуверенно пробурчала охотница, смущенно щурясь. – Понял?
Сандерас беззлобно ухмыльнулся и посерьезнел.
- Битва закончилась. Выжившие паладины отступили в наполовину развалившийся монастырь и заняли оборону. Сумасшедшие горожане высыпали в город и веселятся, как могут – от души, то есть. Когда-то так – правда, под серьезной дурью – веселились эльфы из Трэль-Талоса, распиная на площади магов из Гильдии. Если пойдем осторожно – выйдем из города без приключений. В путь.
- Открывайте, - угрюмо вглядевшись в зловещий барельеф над массивными вратами в Залы Сепхерофта, разрешил Вар Тревис. После этого слова он включил карманный фонарик и накрыл Дамикора тусклым желтым кругом. Край луча захватил и рваное знамя, висящее сбоку – знамя со шлемом, брызжущим светом из глазниц. Под ним было скрещено две крючковатых изогнутых косы. Такие же мрачные кремовые штандарты, как помнил Альберт, украшали и темные улицы Бруданешта. Раньше никто не знал, чьей символикой пестрят эти полотна, теперь же многие узнавали в них оракульские письмена и герметичные шлемы Легиона Имперских Жнецов.
- Легко сказать, - меланхолично ответствовал паладин. – Может быть, вы поможете мне сдвинуть этот засов?
Некромант закинул за спину старенький «Стаггер», поправил в рукаве «Химеру» и подошел к рыцарю.
- В чем дело? – сердито вопросил он.
- Пока ни в чем, - Дамикор без труда снял с петель кусок железа и отложил в сторону. – А теперь – любуйтесь.
Вар Тревис любовался недолго: в чем дело он понял только тогда, когда попытался отворить одну из створок. Створка – десятки раз открывавшаяся до сего дня - стояла насмерть, и только бряцала с той стороны в знак протеста.
- Закрыто, - уныло и удивленно пробормотал он. – Кто закрыл?
- Кажется, я догадываюсь. Вы был здесь когда-нибудь со дня основания Гильдии?
- Признаться, нет.
- Правильно, - желчно протянул лич, - вы все время сидели в своем кабинете, уставившись в свой шар. Наверняка забыли уже, где курок у автомата.
Вар Тревис невзначай поднял автомат и осторожно потрогал курок пальцем.
- Двери закрыли уцелевшие вампиры, когда бежали в Бруданешт - сказал он. – Боялись преследования.
- Похоже на то.
- Похоже, похоже, - раздраженно повторил Альберт. – Теперь придется идти через дентрадскую Орду, если вы не откажетесь от своего намерения.
- Не откажусь. Пойдемте обратно. Трэль-Талос, Маргот, Зебракт. Чуть более чем полдня пути. Каких-то жалких полдня в целой вечности.
- Позволите ли осведомиться, господа, кто вы и чем занимаетесь? – из-за спины паладина донесся тихий голос. Голос был одновременно приветливым, едко глумливым и будто добродушно насмехающимся над самим собой.
Эта смесь живо напомнила некроманту Люциана Астата.
Он обернулся. За ним, неодобрительно погрузив руки в карманы, возвышался худой капеллан в выцветшей черной робе с пурпурным отливом. За худым капелланом возвышался худой инквизитор, агрессивно выставивший перед собой незаряженный автомат. Его флегматичный вид позволял предположить, что о принципе действия автомата он догадывался, но гордо его игнорировал.
- Не стоит, - промямлил флегматичный. – Я этих знаю. Франк Сайтен и Дамикор – бывший Серебряный Всадник Таланоса. Еретики.
- Не говори, - опустив углы рта, промычал Дант фальшивым тоном возмущенной воспитательницы детского сада. – Еретики. Еретики прямо-таки эталонные, хранящиеся в палате мер и весов, что в Трэль-Талосе. В Цитадели Культа, не так ли?
- Так, - безбоязненно согласился Вар Тревис. Его автомат был заряжен.
- Если ты собираешься сейчас извергнуть из уст своих литанию угроз, лучше даже не начинай, - предупредил Самирес. – Незачем – во-первых, и «Стаггер» твой заклинило – во вторых.
Альберт мрачно поглядел на плавящуюся на глазах затворную раму и отбросил оружие в сторону.
- Заклинило, маг, это немного другое, - сощурившись, произнес он.
- И фокусами вампирскими не щеголяй. Незачем – во-первых…
- Довольно. Мы поняли друг друга. Давайте поговорим цивилизованно, а не так, как привыкли.
- Давай. Возможно, ты о нас слышал, некромант. Я – Дант Самирес, черный капеллан, бывший Хант Пентаграмматик, цепной пес Белзамина. Один из многих. Рядом со мной – Даниэль Кристас, Хант Анклинус. Бывший, естественно. После Марготских событий нам выписали Экскоммуникатус. На всякий случай. Мне – по понятным причинам: я чародей, колдун, грязный чернокнижник, подручный грязного ересиарха, правая рука его правой руки – Серахта, друг его левой руки – Шеграила. Несмотря на это, я выбрал правильную сторону. Даниэлю, насколько я понял, примерно из-за того же: во время осады Обители Черными Душами он руководил подготовкой тел для вселения в них демонов. Накачивал их наркотиками, морфием, сдирал кожу, ослеплял, лишал слуха, голоса, обоняния и осязания. В общем, проявил себя как подонок, но подонок грамотный и понимающий, кто где главный.
- Вы тоже были в Марготе, когда…это случилось? – подал голос лич, молчавший все это время.
- Я – да. Вы видели сатира? Его запустил я.
Дамикор снял с руки стальную рукавицу, неспешно подошел к капеллану и протянул ему костяную ладонь.
- Вы честный человек.
При виде ладони паладина Самирес никаких эмоций не проявил. Даже, кажется, не удивился. Только грустно поглядел в ровные прорези забрала, пылающие голубым мертвым огнем.
- Почему вы так решили?
- Не потому, что вы своим демоническим питомцем спасли десятки моих братьев. Бывших братьев. Наверное, потому, что вы говорите правду о себе. Или потому, что вы заняли правильную сторону. Потому, что вы были изгнаны так же, как и мы? А может быть, просто потому, что сегодня мы сражались вместе? Какая разница.
- Черт его знает, - обезоруживающе улыбнулся Дант. – Пожалуй, что и так.
Пожал протянутую руку.
- Мне, я вижу, представляться нет нужды, - продолжил Дамикор. – А спутнику моему – и подавно.
- Пожалуй, что и нет.
- Куда путь держите, в таком случае?
- На Поверхность. Северная область, королевство людей. Керат или Ланкарес. Скорее Керат, чем Ланкарес. Я шумные столицы не жалую.
- Залы заперты изнутри, - Вар Тревис ткнул стволом в дверь. - Вампиры Бруданешта постарались.
- Шикарно. Что вы предлагаете?
- Через Орду.
- Добро.
- Быстро ты все решил, капеллан, - засомневался некромант
- Тут и решать нечего, - пояснил Дант. - После отлучения бродить по Первому Ярусу больше двух дней – чистой воды самоубийство. Это только так говорится – дескать, отлучение и мука вечная. На самом деле организуют сначала муку временную, а потом смерть вечную. И все тут. Другого пути нам нет.
- Гм.
- Еще я с горя перебил всю охрану.
- Всю охрану? – Вар Тревис поразился такой жестокости.
- Целых двух человек. Никадем побоялся даже пускать меня обратно, чтобы зачитать отлучение публично. Знал, что я не прощу.
- Ладно, капеллан, пойдемте вместе. Мы направляемся в центральную область, в район севернее Аданота. К Источнику Жизни, туда, где Некрополи.
- Думаете заняться мародерством? Полезно, полезно. Правда, Трэль-Талос был насильственно свернут, Зебракт – свернут наполовину. Я к тому, что на Первом за деньгами вы не угонитесь.
- Мы не за деньгами.
- За артефактами какими-нибудь? Коллекционируете?
- Для души, - как-то особенно удушливо произнес Дамикор. Самирес кивнул, вынул руку из кармана и величественным жестом взъерошил маслянистые волосы.
- Вопросов больше не имею. Душ в Некрополях полно. Сможете выбрать себе по вкусу, некроманты. Кстати говоря, за нами шли еще два любопытных персонажа, мои, так сказать, маленькие друзья. Мне кажется, им туда же, куда и нам. Возьмем с собой?
- Кто такие? – мгновенно отреагировал Дамикор.
- Хорошие люди. Одержимая сестра падшего безликого магистра Идората и наглый, беспринципный и сребролюбивый юноша-наемник.
- У Идората была сестра?
- Я тебе больше скажу, Сайтен: у него есть сестра. Вот и она, кстати.
Сандерас оглядел поле словесной битвы, глуповато улыбнулся и опустил автомат. Альберт оглядел его с головы до ног, подошел, одернул алый плащ, хлопнул по плечу и мотнул головой в обратную сторону.
- После поговорим.
Дамикор обошел Кристин крупным радиусом и зашептал какую-то молитву, в которой особенно зло и громко проговаривал одну повторяющуюся фразу:
- На все воля Господа, восславьте, языцы.
- По врагам Господним – огонь! – махнув рукой, зычно крикнул Вар Тревис.
Слаженным хором затрещали автоматы и пистолеты-пулеметы, кося багряных чудовищ одно за другим. Дентрады умирали тяжело: пули пробивали им плечи, рвали мускулы на груди, застревали в костяных кирасах сросшихся ребер, ломали рога и крошили зубы, но не убивали. Очередная тварь падала на горячую землю лишь изрешеченным, посеченным, изорванным куском красного мяса.
В авангарде группы, как одинокая скала в ревущей реке с кипящими водами, рубился Дамикор. Проносясь мимо сверкающей фигуры в блестящих доспехах, с каждым ударом тускнеющих от крови, полудемоны редко успевали даже задеть ее кривым тесаком, но сами исправно падали, как подкошенные камнем потоки воды. Во все стороны летела задорная легкая пена – темная кровь нечисти.
Иногда пули попадали и в паладина, выстукивая в стали лат красивые круглые дырочки, но на такие мелочи он внимания не обращал, продолжая рубить и хлестать мечом направо и налево.
С озябших ладоней Самиреса хлестали острые, как шрапнель, ледяные струи, медленно вмораживавшие тварей в бледные органические глыбы. Глыбы рассыпались и таяли, превращаясь в россыпи кусков мокрой плоти.
Деформированное чудовище с двумя парами козлиных рогов отшвырнуло Сандераса могучим ударом тяжелых кулаков, подняло с земли и встряхнуло. Кинжал Кристин с размаху влетел ему в затылок, оно обмякло и упало. Дамикор стал отступать. Линия обороны была прорвана.
Рыцарь вдруг осознал, почему враги не растерзали его на части, пытаясь лишь ранить. Почему они отбрасывали оружие, едва подойдя к стрелявшим бойцам и капеллану.
Неужели эти безмозглые звери надеялись взять их живыми?
Или уже взяли?
Дамикора сбили с ног ударом под наколенники, деловито и почти вежливо взяли за руки и за ноги. На всякий случай ударили по голове. Один раз, второй, третий. Били до тех пор, пока не превратили шлем в нечто бесформенное вроде старой кастрюли и поняли, что это бесполезно. Потащили в портал. Дамикор громко и демонстративно скандировал псалмы, обещая рогам врагов сокрушение небесным молотом.
Переход через пылающую пленку, отделявшую яркий вулканический ландшафт от жарких темных подземелий, сопровождался болезненным взрывом в голове. Не в мозгу, который у паладина практически отсутствовал, а в разуме, в душе. Его словно сдавило, расплющив каплей об камень, а потом снова собрало воедино.
Голубой огонь в глазах Дамикора будто залили водой, а сознание его – выключили. Грубой силе такого бы проделать не удалось.
Когда паладина снова включили, он сидел в каменном кресле – прекрасном, резном, сливающимся со стеной пещеры. Впрочем, несмотря на то, что полутемное круглое помещение казалось привычной пещерой, таковой оно не было: в любовно выпиленных в скале узких окошках гремел и переливался все та же багровая долина. Долина Мандорры – демонической страны, служащей как бы перевалочным пунктом темных сил, приходящих из Пандемониума на Акнарту. Перемазанная лавовыми потоками долина хлестала отдаленными вулканами, извергала из себя горсти пепла и черных рассыпчатых бомб, плакала медлительными и величественными потоками чистой оранжевой лавы. То тут, то там возвышались уродливые врата Темных Порталов – похожих как один и как один же отталкивающих и отвратительных, но величественных и огромных. Даже небо здесь, казалось, беспрестанно ненавидело само себя, и кромсало свою кожу зигзагами молний, присыпало черным клубящимся прахом, заливало огненными тучами и горячей кровью. Гремело, сотрясая землю и вторя вулканам, и рыдало темным пыльным снегом.
Даже в помещении распространялся заглушающий большинство всех запахов, ломающий кости и затмевающий рассудок жар. В воздухе витал только густой угольный аромат.
Помещение было небольшим, круглым и высоким. Несмотря на то, что зал явно был вырублен в скале, никакой грубости в нем не чувствовалось: все было тщательно обтесано и украшено. С острой макушки купола свисала роскошная золотая люстра с сотнями оплавленных бледных свечей, пространство стен было полностью закрыто дюжинами картин в великолепных оправах. На картинах можно было встретить все и вся: людей, похожих на людей гуманоидов, пейзажи, искаженные формы. В большинстве своем картины были прекрасны, несмотря на некоторый сюрреализм, присутствующий в каждой из них, и нескольких странных изображений, которым был отведен отдельный угол. Пи первом взгляде на них можно было удивиться, при втором – заинтересоваться, при третьем – сойти с ума. Зоркий глаз мог обнаружить в них квинтэссенцию того, что черной нитью проходило через всю представленную в зале живопись: смерти и пустоты. Пусты и темны были глаза у людей, спокойны, как погосты, были сады и луга.
Дамикор отвернулся. Ему стало не по себе.
Руки его были прикованы к креслу прочными кандалами с двумя парами браслетов. Такие же были на креслах Сандераса, Кристин, Самиреса, Вар Тревиса и Даниэля, обнаружившихся рядом. Все сидения были расположены в форме полукруга вокруг главного, стоявшего на возвышении – того, над которым возвышалось ручной росписи знамя со стилизованной литерой «I», вписанной в рисунок глобуса. Глобус окружал знак Хаоса наоборот – со стрелками внутрь. Перед каменным троном стоял мольберт.
Тип, восседающий на кресле в позе сапожника, на этом цветастом фоне казался маленьким и незаметным. Это был низенький человечек с правильной осанкой, одетый в цветастый щегольской камзол с пышным белым бантом у шеи. На его коротко стриженой голове был сдвинутый на бок мягкий берет – такой, в каком на Земле частенько изображали художников. Доброе овальное лицо его украшала клиновидная бородка и закрученные усики. В целом тип производил впечатление прожигающего свою жизнь альфонса.
А в глазах его была та же пустота и темнота, что и в глазах окружавших его картин.
Тип молчал, с интересом раздевая и обыскивая глазами своих пленников – впрочем, совершенно беззлобно. Потом встал, подошел к мольберту, поднял с земли палитру с размазанными по ней красками, прищурился, с видом профессионала сделал несколько мазков.
Отбросил в сторону. Нежно и бережно тронул острым носком туфли уютно примостившийся у подножия трона магнитофон. Магнитофон щелкнул и разразился какой-то мелодией. Потому грянул симфоническим оркестром с фортепиано, переключился на лихое скрипичное соло. Стоило ему увлечься самим собой, как незнакомец снова дотронулся до него, и тот затих.
- Давайте знакомиться, - как мог приветливо сказал тип. Голос его с внешним видом нисколько не вязался: это был страшный грохочущий бас, переплетенный эхом. Вар Тревис однажды уже слышал такой, и забыть тот день не мог – таким же злым голосом говорил некогда Белзамин, когда в него вселился архидьявол Сагитер.
- Верная мысль, - с усмешкой кивнул странный тип. – Угадал, вампир. Еще угадал, что твои способности блокируются этими лазурными оковами. Обойдемся без глупостей, друзья мои. Вы – гости в доме моем, но гости могущественные. Неприятностей я не хочу. Я уже почти забыл, что это такое.
- Кто ты, тварь? – дерзко подняв голову, спросил Альберт.
- Ты же знаешь. Ты узнал меня по голосу, хотя имени моего мог и не слышать. Мог слышать прозвище. Создатель. Творец. Художник. Архитектор.
- Иллирод, - тихо сказал Самирес. – Один из Семи.
- Будем знакомы, - широко улыбнулся тип.
Глава VI. Монолог Архидьявола.
«Брат, все теории космогонии – ложь.
Правда, неизвестно, чьи (теории) лживы больше: слуг сил добра или слуг зла.
Истина где-то с краю, с того краю, до которого нельзя дотянуться фанатизмом.
Пожалуй, тебе стоит бросить поиски Бога и поверить материалистам.
Их фанатизм научно обоснован.
Напиши мне, что решил. Я видел, (что) смерть твоя близка. »
«Epistolae Sacriligiorum» авторства Иеронимуса Каброзена;
- Иллирод? – нервно оглянувшись на удивительного незнакомца, переспросил Вар Тревис. – Один из Семи?
- Мысль верная, - закивал тот, - но, боюсь, очевидная. Тот клирик только что об этом сам сказал, и сказал верно. Что ж, располагайтесь в нужной мере удобно и постарайтесь почувствовать сытость без моей магии. Вы не пленники мне, как я уже вам говорил, а гости. Повторился единственно чтобы, как вы говорите – наверняка или на всякий случай. Хотя вы, люди, народец понятливый. Отомкнуть оковы могу не всем. Только самке, молодому самцу и безобидному спокойному самцу. Остальные способны причинить вред мне.
Браслеты на запястьях Кристаса, Вайтли и Кристин пригласительно щелкнули. Сандерас моментально сдернул руки с подлокотников и принялся усиленно растирать.
- Если хотите, расскажу вам о себе и своих детях, - предложил Иллирод, взойдя по ступенькам и развалившись на троне.
- Я хочу, - захрустел шеей Самирес.
Вар Тревис угрюмо молчал, бегая глазами по картинам. Задержался взглядом он только на самых непонятных – черно-серых, абстрактных, отталкивающих и притягательных одновременно.
- Мои старые работы, - не глядя в его сторону, сказал Художник. – Тогда я еще только приступал к изучению гуманоидов и писал интуитивно. То, что находил в голове.
- Страшные же вещи у тебя там.
- Да. Клирик хотел, чтобы я рассказал вам о себе. Расскажу с удовольствием. Вы можете спросить: зачем? Что ж, затем, что люди – венец творения, и достойны знать многое. Я люблю людей. Что ж, расскажу по порядку. Эльфы и темноимперцы называли меня Иллиродом и считали одним из семи архидьяволов, на тайном собрании поделивших планету между собой. Что ж, безусловно. Когда-то Мандорра была обыкновенной областью, населенной высшими эльфами. После того легендарного собрания она преобразилась. Сам Пандемониум захватил ее в свои руки и превратил в свою часть. Здесь осталось только семь порталов. Через них мы пришли в этот мир. Если кто-то думает, что мы – Семеро – были друзьями, не чаяли друг в друге души и разошлись после «попойка», то этот «кто-то» ошибается. Все время нашего существования нас объединяла лишь чудовищная, исступленная, нечеловеческая ненависть – друг к другу и ко всей вселенной. Наша ненависть могла разрушить мир или навсегда изменить его. Изуродованный мир развязал бы руки Таланосу, и он закрыл бы врата Адовы так же, как и открыл их некогда, и закрыл навсегда: даже духи тьмы чтут всемирное равновесие.
Я открою вам секрет, который перевернет ваше представление о мироздании. Все вы думали, что некогда, на заре времен, был лишь один всемогущий Бог и Господь, сотворивший небо и землю, и Демигор предал Господа, и восстановил против него ангелов, и был низвержен серафимом Сантумом в Пандемониум и запечатан там. Все было несколько не так. Изначально нас было девять – девять владык вселенной, своеобразная ось зла. В мире была только тьма, и мы правили ею. Но было время, и один из нас - Таланос, первый среди равных – возгордился и решил, что бесконечное существование в темной пучине небытия – не его удел. Он думал, что способен на большее. И, возгордившись, он поднял восстание, отверз двери древней Бездны и вознесся на небо вместе с демонами, и тех демонов вы зовете теперь ангелами. Ангелы потеряли всякую власть над вещами: они более не могли ни ненавидеть, ни разрушать, ни преобразовывать извечную Бездну – они могли лишь служить, лишь хвалить, лишь петь дифирамбы предателю, лишь доносить его волю до тех, кто ниже его. За тем, кого вы называете Таланосом, последовал еще один из нас – самый слабый. Его имя – Сантум. Он согласился быть слугой того, кто самовольно провозгласил себя Господом и Богом, и восстал на своих братьев – на архидьяволов. Таланос запер врата Бездны, и превратил ее в Ад – в ужасающее место вечных мучений. После этого он стал творить. Он сотворил небо и землю, океаны, растения, эльфов, гномов и людей. Сотворил в почтении к своей неверной персоне. Сотворил из рук вон плохо. Сначала он творил более вдохновенно: эльфы – одно из первых его созданий – обладали частицей его власти, магией. Эльфы были одной из граней Таланоса, той, которая свойственна всем нам: могуществом, бессмертием, силой. Последним творением самозваного Бога были вы, люди. Вы жили недолго, умирали, гнили и разлагались. Вы были злы, завистливы и черны душами своими. Воистину: Таланос сотворил вас по своему образу и подобию. Вы – единственное, что мой брат сотворил хорошо. Я полюбил вас и изучаю уже много сотен лет. Об этом позже; пока же я продолжу срывать покровы с истинного положения дел в космогонии.
Естественно, то, что сумел отворить один, могут отворить и прочие: в Аду – Пандемониуме – остались лишь низшие демоны и Демигор, объявивший себя его хозяином. Мандорра – область, где пересекаются миры. Здесь мы собрались и разделили планету на части: каждый да держит ареал свой. Мне досталась сама Мандорра. Левифару – Второй Ярус и более глубокие катакомбы, Фрезентору – северная область, та, где ныне располагается ваше королевство, Бладенешу – центральные эльфийские леса, в которых некогда развернулась Темная Империя, Сагитеру – Первый Ярус, Авирагу – воздух и вся территория Океана Пустоты.
Иллирод замолчал, испытующе глядя на своих слушателей.
- Все это одна великая ложь, - медленно проговорил Дамикор, впившись пальцами в подлокотники.
Художник поглядел на него с сочувствием.
- Мысль предсказуемая, - грустно сказал он. – Именно такой реакции я и ожидал от тебя, человек. Пойми меня правильно, мне не доставляет удовольствия тебя огорчать. Повторюсь: я люблю людей.
Дамикор склонил голову и зарычал.
- Подойди к вопросу творчески. Реальность – то, что хочет твоя душа. То, что чувствует твоя душа. Посему – твори то, во что хочешь верить. Верь, что Таланос – Господь и Бог, и служи ему. Пользуйся дарами его благости. Метай молнии в ненавидящих его. Я уверен, святой рыцарь, что многое ты понимаешь. Со многим ты согласен. О многом ты догадывался. Ты знал, что тот Бог на иконах, которому ты молишься – не прокурор вселенной, не палач. Не мстительный и мелочный старик на небе, который после смерти предъявит тебе чек. Причем по нему ты расплатиться заведомо не сможешь.
- Довольно, демон! – в отчаянии крикнул Дамикор. - Довольно изрыгать яд! Я знаю, что вы все – Отец Лжи! Ты лжешь и искушаешь меня. Кто свят, кроме тебя, Господи? Зубы грешников сокрушил еси.
- Первым делом Таланос создал фанатиков, - глядя на Самиреса, голосом доброго сказочника пояснил Иллирод. – Фанатики чтили его имя, верили ему, не желали слушать никого, кроме себя. И были в чем-то правы, ибо вера позволяла им возвыситься над простыми смертными. Вера позволяла им выживать.
- Поддерживаю, - объявил Дант. – Разрешите пожать вам руку.
- Позже, - отмахнулся тот. – Хорошо, мой добрый фанатик. Предлагаю тебе другую картину мироздания: изначально существовала лишь одна великая и всемогущая ось добра – девять. И было время, и возгордился один из них, Демигор, и увел шесть за собой в пучину зла, имя которому – Ад и Бездна, и Сантум, оставшийся верным добру, заточил их там. Такой вариант тебя устраивает больше?
- И это ложь, - спокойно ответил Дамикор.
- Ложь? - удивленно засмеялся Иллирод. – Почему вам так нравится идея изначального превосходства и изначального домината одной силы, притом непременно доброй? Вас как-то утешает ее номинальная доброта? Лично я не вижу разницы между служением Таланосу и служением любому другому из нас. Представь, святой рыцарь, что ты убил человека, и его тело пред тобою. Разве, служи ты Демигору, он умер бы иначе? Разве для него есть какая-то разница, с чьим именем на устах ты сейчас хлестнул мечом поперек его груди? Некоторые из вас достигают значительного уровня волшебной силы, и высшие силы дают вам возможность поражать врагов громом и молнией. Что ж, разве стертому тобой человеку есть разница, кто дал тебе эту молнию? Человек будет судим по грехам своим, и судим будет Сигором – одним из младших зол наравне с Тордамом. Если человека убил ты, ты не приговорил его, ты лишь отправил его на суд. А если он был милосерден? Если темным ритуалом пытался воскресить своего сына? Если молился Темным Богам потому, что гордец Таланос его оставил? Сигор справедлив и одинаково ненавидит обе стороны, а посему и судит: отправить душу к одним или к другим. Но разве убивать во имя силы доброй не во сто крат более жестоко и лицемерно, чем убивать во имя силы злой?
- Я не убиваю, - проскрежетал паладин. – Я свершаю правосудие.
- Тоже мысль прелюбопытная. Таланос монополизировал многие отрицательные качества и многие функции своих братьев, а его последователи считают это естественным. Насаждать правду и справедливость в противовес лжи и обману – конфликт Сигора и Сагитера, не столько даже конфликт, сколько чаши весов, находящиеся в равновесии. А ведь тех, кто именует себя Судьями Сигора, ты ненавидишь так же, как и прочих еретиков. Таланос забрал смерть и гниль у Тордама, право на кровь и войну у Бладенеша, право на лицемерие у Сагитера, право на творение – у меня. Право на стихии и всю вселенную – у Фрезентора и Левифара, право на власть – у самого Демигора. Те молнии, которые ты метал в противников, некогда были оружием Авирага.
- Брат, - усмехнулся Самирес, - этой твари многие тысячи лет. Тебе – около тридцати. Ты надеешься его переспорить?
- Ему тоже не дано переспорить меня, - упрямо молвил Дамикор. – И не дано убедить в правдивости его слов. Господь укрепление мое – кого убоюсь я?
Самирес грустно усмехнулся. Иллирод демонстративно потянул носом, встал и весело хлопнул в ладоши.
- Этот дурак прав, - объявил он. – Весь мой тысячелетний опыт не устоит перед его фанатизмом, и поэтому я чувствую себя слюнявым и юным человеческим самцом, а он себя – умным и добрым духом. Отлично. Дискуссия зашла в тупик, и поделом. Давайте я познакомлю вас со своим творением, расскажу вам о вас самих, об эльфах, гномах и дентрадах. Моего дорогого фанатика я переубедить в чем-то не буду даже пытаться, поэтому сосредоточу свое внимание на самке и клирике. Им нужнее всего.
- Придумай мне другую кличку, дьявол, - подала голос Кристин.
- Охотно, - расплылся в улыбке тот. – Это просто привычка: мои дентрады бесполы, и посему тварей прочих рас я делю в основном по половому признаку. Как ты желаешь наименоваться, одержимая?
- Одержимая? – задергался Сандерас.
- Ты называл себя экзорцистом, а распознать заражение не сумел, - с укоризной сказал Иллирод.
- Признаки практически отсутствуют, - Вайтли ушел в глубокую оборону и замахал руками. – Глаза не светятся, рогов нет.
- Ты способен распознать одержимость только по наличию или отсутствию рогов? – архидьявол любопытствовал, как психиатр, углядевший редкого больного – с напором.
- Нет, - агрессивно прищурился тот. – При наличии рогов распознавать нечего – стрелять надо. И вообще…
- Называй меня Кристин, - перебила его охотница.
Сандерас гневно забормотал.
- Кто в тебе и хозяин твой кто? – спросил Иллирод.
- Хозяин – Сигифер Белзамин. Во мне нет никого. Лишь частица Астамата.
- Белзамин – тот человек, в которого вселился мой брат Сагитер?
- Да.
- Ведьма, - зло швырнул Дамикор. Глаза его полыхнули.
- Что ж, встаньте. И пойдемте. Я расскажу вам все. С вашей, святой рыцарь, точки зрения, если вам будет угодно.
Архидьявол вприпрыжку сошел с возвышения и, как мальчишка, вылетел в круглую дверь зала. Дамикор последовал за ним первым. Кандалы на его руках внезапно оказались чудовищной силы магнитами. Запястья лича вывернуло и намертво прилепило к стальному подолу. Лич ругнулся, вслед за этим восславил Господа и попросил у Него прощения.
Рядом с круглым дворцом темного духа расположилась маленькая группа дентрадов. Таких, как эти, паладин еще не видывал: несмотря на обыкновенное для этих чудовищ могучее телосложение, их кожа имела совершенно естественный телесный цвет и была даже несколько бледной. Сквозь эту тонкую влажную пленку виднелись паутины голубых вен.
- Вот так выглядит дентрад после рождения. В это время – период от одного до шестнадцати лет – они накапливают мышечную массу. И напоминают людей. Или эльфов.
Иллирод замолчал.
- Вы, мой дорогой фанатик, всегда думали, что Таланос – единственный, кто способен творить великое. Мысль верная – одна из немногих верных мыслей. За это умение, за этот талант – талант творить – ему было многое прощено. Именно благодаря нему он удержался на небесах, в измерении, которое вы называете Эдем. Вы думаете, мои братья не брали врата Ада и не бросались на Таланоса в ярости? Безусловно: бросались. Но он удержался. Мы довольствовались тишиной первоначальной Бездны. Он бросил Бездну ради творения. Ради себя, ради могущества, ради власти, ради гордыни. Но и ради творения. И именно поэтому он до сих пор не растоптан. Он был первым из нас, кто взялся за созидание, и за это вы считаете его добрым.
Все знают: свет, твердь, вода, рыбы, растения, животные. Эльфы и гномы были сотворены между растениями и животными, так что ваша мысль, в сущности, верная в отношении их. Я имею в виду следующее: вы полагаете их зверями. Иногда даже едите, если преодолеваете природное отвращение к поеданию на себя похожих. Эльфы и гномы – так называемые высшие расы. Они совмещают в себе черты живых существ и живой природы: эльфы способны к магии именно из-за родства с растениями. Особенно это касается друидов: старые эльфы даже заменяют органическими, древесными фрагментами утраченные части тела. Вы знакомы с феноменом Темных Друидов? Это явление не является девиацией, напротив: они полностью слились с деревьями и насекомыми, их мозг заменил коллективный разум Роя. Подобный же коллективный разум правит любым большим лесом. На самом деле, именно такими они устроены Таланосом – тем, о ком они всегда знали, но кому никогда не поклонялись. Они всеми силами пытаются вымарать это свойство. Особенно – члены группы «ЭКО». Националисты-палачи в респираторах, - Иллирод усмехнулся, - они надеются убить свою природу с помощью техники.
- Я знал одного друида, - негромко сказал Вар Тревис. – Его звали Рилиэль. Он говорил мне, что в этой мутации виноваты люди. Во время Великого Переселения флот сбросил вирусную бомбу на дворец их короля – Астердамуса, и тот стал чудовищем.
- Астердамус всегда был чудовищем, - жестко отрезал Иллирод. Его пустые глаза налились тяжелым свинцом. – Во всяком случае, если тебе, носферату, угодно именовать это естественное состояние именно так. Если травить природу – она бунтует и выходит из-под контроля. Точно так же вышел из-под контроля организм Астердамуса и его семьи. Эльфы накрыли его дворец волшебным полем и питают своего короля человеческими жертвами. А их легендарные дентроиды – те же эльфы, только родившиеся деревьями. То же самое касается гномов и их родства с камнем.
- Эльфы – гнусные животные, погрязшие в собственном пороке, - размеренно прорычал Дамикор. – Поделом им. Многие казни послал им Господь – орды дентрадов, падение Темной Империи, исчезновение лесов, бомбы – но они не обратились к истинной вере.
- Что ж, разве сын молится на изображение отца? Нет. Он знает, что отец есть, может его потрогать, и посему не испытывает к нему благоговейного трепета. Уважение – да. Но не трепет. Ваша же Земля – еще один эксперимент Таланоса. Мне кажется, однажды он начал понимать, что поступил некрасиво, и создал еще один мир в придачу к Акнарте – Землю. Он отдалил вас от себя, лишь изредка оказывая людям знаки внимания, и наделил вас смертностью, плохой памятью, воображением и творчеством. Стал смотреть, как вы будете его представлять. Сначала вы вообще не обращали на него внимания. А обращать стали только с подачи Фрезентора – тогда, когда он прорвался в ваш мир в виде чудовищного ледника. Тогда они задумались.
Думали много. И в итоге решили, что иметь доброго Бога удобнее, нежели злого. Таланосу это льстило, и он решил поумерить характер, особенно в отношении добродушных фанатиков. Боялся разочаровать.
Что касается дентрадов, дентрады – уникальный случай. Понимаешь, после предательства Таланоса все мы крепко напряглись. И подумали: а чем мы хуже? Поделили этот мир поровну, приспособились, приобрели подданных и последователей, заскучали. Большинство из нас – это большинство назвали дьяволом – искушало людей и напрямую мучило эльфов. Сагитер сеял ложь и обман, Бладенеш – войну, Демигор – одержимость, ненависть, страх, разрушение.
А я попытался творить. Как это вам покажется, святой рыцарь: верховный злой дух вздумал творить! Оттягивать монополию у Отца Небесного! Это богохульство, скажете вы: ведь тьма не может созидать позитив, она может лишь рушить, ломать, извращать и портить.
- Скажу, - угрюмо подтвердил Дамикор. – А потом повторю.
- Вы тоже любите повторяться! – расхохотался Иллирод. – Что ж, повторюсь: дентрадов создал я. И как Таланос создал по своему образу и подобию людей, так и я сотворил их по образу своему и подобию. Я много рисовал и изучал живопись, чтобы сделать это – и сделал. Вы не зря называете их «полудемонами». Они не демоны, хотя и имеют демоническую природу так же, как и эльфы имеют природу растений. Пока они молоды, они похожи на людей. У них розовая кожа, почти красивое лицо, небольшие рога, желтые глаза. С возрастом они покрываются мелкой чешуей, их очи наливаются пламенем, ногти на руках превращаются в когти. Теоретически, если бы дентрад дожил до старости, у него появились бы крылья и копыта. Но никто не доживал. Так же, как и эльфы, они приспособлены жить в Кланах. Они разумны. Полностью разумны. Но подавляющее большинство сохраняет свой разум только там, где есть моя сила. Сила Художника, Архитектора. Творца. В Мандорре. Около Темных Порталов они еще могут связывать слова, но демоническая природа одолевает их. Ты, носферату, замечал, что эльфы презрительно именуют Рои и Ульи «демоническими»? Безусловно, они тоже боятся потери рассудка и превращения в животное. Некоторым, наиболее сильным, удается сохранить интеллект и вне моей власти. Вы зовете их цивилизованными и иногда принимаете в свое общество.
- Мы знали их только как чудовищ, посланных Демигором из Пандемониума, - неуверенно сказал Вар Тревис. – И убивали лишь постольку, поскольку они хотели убить нас.
- Безусловно, - Иллирод вонзил в него темные провалы глаз. – А людей вы знаете как самовлюбленных ублюдков, как убийц, скотов, содомитов, еретиков, предателей. А эльфов – как палачей, националистов, самодовольных глянцевых глупцов, животных, наконец, как придурков в противогазах и бронежилетах. А ведь люди – существа, которым ваш Бог уготовал сам Эдем. Ведь они – как и эльфы – несут в себе часть вашего Господа. Таланоса. Как вы это объясните? Вы думаете, человечество не хочет избавиться от своих пороков? Или эльф не хочет избежать превращения в растение? Или гном после смерти не боится быть растасканным на кирпичи?
- Боится, - тихо и задумчиво кивнул Альберт.
- Так разве не хочет дентрад избавиться от своей демонической природы, следуя такой логике? Разве не стремится он к совершенству?
- А разве стремятся к совершенству придурки в противогазах? – промолвил Самирес. Иллирод очень странно посмотрел на него.
- Мудро, - заметил он, склонив голову набок. – Для человека – очень мудро. Безусловно: мысль верная.
Немного помолчав, Иллирод облизнулся, поправил на голове беретик и снова открыл рот.
- Повторюсь: вы гости мне, а не враги. Посему – отведу вас туда, где вы сможете насытиться и переночевать. Вы не против?
- Я - нет, - закивал голодный Дант.
- Ни в коем случае нет, - с охотой подтвердил Сандерас.
Кристас, по своему обыкновению, молчал, расчесывая пальцами длинные русые волосы и сочувственно моргая.
Предоставленная компании пещера была увешана картинами только наполовину. Вторая половина была расписана доисторическими бизонами и охотниками. Посреди высокой пещеры стоял стол. На столе лежала еда.
- Она ведь ненастоящая, как вы думаете? – с азартом засовывая в рот огромный кусок мяса, вопросил Сандерас.
- Думаю, настоящая, - сумрачно глядя на него, молвил Дамикор. - Дентрады. Они считаются чем-то вроде животных даже такими аскетами, как паладины Ордена Таланоса.
- Нет больше твоего Ордена, - прожевав тонкий ломтик, сказал Самирес.
- Что? Я ем дентрадов?
- Да. Ты ешь дентрадов, - сдержанно улыбнувшись, подколола его Кристин.
- Какой кошмар.
С этими словами Вайтли выбрал с жестяного блюда ломоть пожирнее. Выражение его лица было цинично и самонадеянно.
- Довольно, - серьезно сказал Вар Тревис. – Собрание, посвященное текущему положению, объявляю открытым. Нас шестеро. Мы служим разным господам, хотя у большинства из нас одно прошлое – все мы, кроме Сандераса, прошли через ужасы Священной Инквизиции. Серебряный Всадник Дамикор, много послуживший этой организации, не исключение. Сандерас, познакомь нас с собой. Пожалуйста. Если мы хотим уйти дальше Мандорры и логова гостеприимного архидьявола, мы должны знать друг о друге и доверять друг другу.
- Вы идеалист, Сайтен, - сварливо и холодно объявил черный капеллан.
- Почему бы и нет, - косо поглядев на него, пожал плечами экзорцист. – Зовут меня Сандерас Вайтли, я охотник на нежить и наемник. Работал на Церковь Таланоса. Следую в Ланкарес в ее главный штаб.
- Как ты встретился с сестрой Идората и откуда знаешь Данта?
- Обоих встретил в Марготе. Вчера. Впрочем, теперь уже – позавчера.
- А тебя как зовут, девушка?
Кристин затравленно скривилась.
- Это допрос? – слабым голосом процедила она.
Вар Тревис устало закатил глаза.
- Это разговор, - объяснил он. – Простой разговор. Неужели ты боишься разговоров?
- Боюсь, - Кристин напряженно смотрела в стол. – С ним, - она мотнула головой в сторону Дамикора, - боюсь. В тот день, в Новой Обители, я пыталась спастись. В дверях была давка. Он толкнул меня обратно и сказал: оставайся со своим господином, ведьма. Но разве я ведьма? Разве он имел право судить?
- Имел, - зло каркнул лич. – И имею.
- Не имел и не имеешь, проклятый мертвец, - голос девушки предательски дрожал. В глазах ее всплыли слезы. – Ты сам был проклят своим богом, и смеешь судить все и вся. Я видела, как ты убивал. Ты убийца. Клянусь Богом, ты убийца. В тот день ты швырял в своих врагов молнии. Где они были сегодня, когда на нас бежали демоны?
- Замолчи!
- Даже твой бог оставил тебя, живой труп. Ты проклят!
Кристин дернулась в своем кресле. Затряслась как в припадке. Из-под челки хлынул искристый оранжевый огонь.
- Ты проклят! – из ее горла вырывался громовой нечеловеческий голос. Из уголка рта вытекла тонкая алая струйка.
Приступ закончился так же неожиданно, как и начался.
- Ты одержима, - как мог мягко сказал Вар Тревис. – Тебе нужна помощь. Я думаю, я понимаю тебя, ведь я тоже не человек. Одержимость с легкостью может снять тот, кто ее наложил.
- Белзамин сейчас не в форме, - буркнула бывшая охотница.
- Белзамин…?
Кристин коротко и сухо, затрагивая лишь верхушки фактов, описала тот злополучный день, не упустив ни Идората, ни Культ Безликих, ни Астамата, ни «Закона Зла».
- Белзамин – ублюдок, - хмуро резюмировал Дамикор.
- Не спешите осуждать, - задумчивость на лице Альберта быстро сменилась раздражением. – Он был моим другом. Он жертва, а не палач.
- Может быть, вы добавите, что виновником всем наших бед был Серахт? – приторным голосом полюбопытствовал Самирес.
Альберт бросил на него презрительный взгляд и успокоился.
- В самом деле. Пока еще рано прощать. Пока не остыла еще на стенах Обители кровь жителей Трэль-Талоса и лояльных инквизиторов, убитых в тот день. А тем более рано перекладывать на Серахта всю вину, хотя на нем и так ее довольно.
- Если ты одержима, - бесцеремонно встрял Дамикор, - как тебе удалось перейти магический барьер?
- Ты – последний, кому я это скажу, - по-детски запальчиво огрызнулась девушка.
Паладин обжег ее ненавидящим взглядом и со всей силы ударил по столу латной рукавицей. Руки его затряслись. Между ремешками его наручей скользнуло нечто серое и длинное, напоминающее бечеву или сплющенные веревки. Серое нечто метнулось к Кристин и принялось ее душить – интенсивно и азартно.
Сандерас кинулся разнимать с ножом в зубах. Дамикор мелко дрожал, наблюдая за странными узкими полосами, потянувшимися из всех щелей в его латах.
- Что происходит? – пробормотал Вар Тревис, сверкнув глазами.
- Kierssh ubranneite? – прошептал Дамикор. – Ghore!
- Что ж ты молчал, что знаешь linguae nigrae? – поинтересовался Самирес, хмуро поглядев на ошарашенного паладина.
Полосы затлели, как фитили, и загорелись. Огонь, как добрый охранник, проследовал за ними до щелей лат, а затем погас.
Дамикор качнулся и соскользнул с кресла. Упал на пол.
- Минус один, - Кристин ожесточенно растирала шею. – Оставим его здесь. А лучше – похороним, на всякий случай, и завалим отходами строительства.
Сандерас сплюнул – кинжал оказался грязным – сел и снова принялся за еду. Кроме мяса, на столе обнаружились чудного вида фрукты – зеленоватые, вздутые и деформированные, выращенные явно в зоне повышенной радиации, у эльфов. Плоды оказались пресными и на вкус липкими. Охотник закусывал их красно-синими капсулами, хрустя наполнявшим их крупным порошком, и запивал теплой мерзкой водой.
Его чавканье несколько заглушал деловитый и пустой взгляд Данта.
- Что с ним? – спросил тот.
Вар Тревис наклонился к рыцарю и поднял ему голову. Откинул забрало.
- Я бы сказал, что отсутствуют дыхание и пульс, но это звучало бы как минимум смешно. Без сознания, свет в глазницах слабый и имеет бледно-голубой цвет. Пациент скорее мертв, чем жив, но что-то с ним не то.
- И темноимперский.
- Знаешь?
- Плохо, - отмахнулся черный капеллан. – Узнал слово «Бог». Вторая часть имени «Демигор» - «Deimighore».
- С чего бы это он?
- Судя по всему, Некрополи были населены одновременно темноимперцами и эльфами. Личи принадлежали одновременно к двум культурам. Говорили, в связи с особенностью магических книг и гримуаров, на темноимперском. Понимаешь?
- Кажется, понимаю. Когда он сказал, что сдерживает в себе это мертвое чудовище, я не удивился. Задумался только потом.
- Он не лгал.
- Я и не говорю, что он лгал, - некромант подернул плечами.
- Правильно говоришь. Его вера была столь сильна, что для него было мало невозможного. Таланос создал эту планету, и имеет на ней силы больше, чем все Младшие Боги вместе взятые. Но, видимо, его господин начинает терять к нему интерес, и лич начинает проявлять свое присутствие.
- Кое в чем ты прав, - согласился Альберт. – Но мыслишь как-то возвышенно. На высшем, так сказать, уровне. Боги, Таланос. То, что с ним произошло – его личное дело. Но личное дело, в котором мы обязаны ему помочь.
- Мы?
- Если не мы, то я, - отрезал вампир. – Он мой друг. Я должен терпеть его…слабости.
- Его дикий и необузданный фанатизм, - уточнил Самирес. – Если ты, Франк, не хочешь рассуждений на уровне высшем, давай рассуждать на уровне личном. Как ты думаешь, что в нем изменилось? Почему раньше он держал нежить в себе, а теперь позволяет ей вырываться?
- Позволяет? – кисло переспросил Сандерас с набитым ртом.
- Позволяет, - флегматично подтвердил Дант. – Проявление сверхъестественной природы началось после вспышки гнева. А девушка, имени которой мы так и не узнали, упоминала молнии. Молнии – точнее, их отсутствие – признак потери веры и божественной благодати. Если пользоваться терминологией Ордена. А мысль об избранничестве? Я лучше всех и Бог любит меня, а братья мои погрязли в грехах?
- Меня зовут Кристин, - некстати вставила охотница.
- И это было, - тихо признал носферату. – Но что теперь делать?
- Вы хотели идти в Некрополь – идите в Некрополь. Представляю себе, как уважаемый паладин будет выть на луну, когда не обнаружит ровным счетом ничего, кроме трупов и обострения своего несчастья.
- Обострения? Лич просто захватит его тело? Или выйдет, оставив живой труп с душой?
- Дьявол его знает, - покачал головой Самирес. – Не могу сказать ничего определенного.
- Просто захватит, - внезапно подал голос Даниэль Кристас. Все поглядели на него злобно, удивленно, и в то же время с некоторым недоумением.
- Личи по природе своей мало чем отличаются от демонов. Известно, что впервые они появились в районе Источника Жизни после сброса бомб, но причина их появления – не радиация. Личи, практиковавшие не некромантию, а другие формы магии, способны принимать форму зооморфных чудовищ. Этот, похоже, к ним не относился, поскольку сражение вел не в боевой форме и при поддержке мутантов и мертвецов. Если оный лич вселился в паладина. Он одержим почти так же, как и прочие одержимые, разве что злой дух – лич - вселился в него, освободившись из тела мага. Демон, вошедший в человека, при известной силе, способен подвергать носитель мутации – рогам и копытам. В данном случае мутация будет полной.
- Разбираешься.
- Разбираюсь, - Кристас захлопал ресницами. – Начал разбираться после того дела с Белзамином.
- Ты так многозначительно говоришь о том деле, - неприятно усмехнулся Самирес. - Мне начинает казаться, что оно много значит в твоей жизни.
- Из-за него мне выписали отлучение. И выписали не моментально. Перед этим Бетрадум организовал большое расследование.
- Ты был неправ?
- В бумагах написано, что неправ – значит, неправ.
- Логично.
- Мне кажется, это была шутка, - встрял Вайтли.
- Предупреждать надо, - поддакнула Кристин.
- Все, - тяжело вздохнул Вар Тревис. – Довольно разговоров. Наш добрый фанатик без сознания, если это выражение подходит к мертвецу – раз. Помощь требуется также Кристин – два. Оную она сможет найти в Ланкаресе. Там довольно священников, магов и экзорцистов.
- Помощь она может найти справа от себя, - самонадеянно заявил Сандерас, как раз присевший справа в связи с отсутствием левее от оного несъеденной пищи. – Я сам экзорцист.
- Ты юнец, умудрившийся обдурить пару голов, - предположил Самирес.
- Никак нет, капеллан. Несмотря на мои лета, я квалифицированный специалист с пятилетним стажем. Однако чтобы помочь, мне необходимо добраться до моей личной резиденции в славной столице. До схрона.
- Ты идешь туда не первый раз?
- И не второй, - обиженно протянул тот. – И Залы Сепхерофта знаю, как свои пять пальцев. Хотя там и знать нечего, - чтобы спастись, бежать вперед надобно, и быстро.
- Хватит! Завтра спросим у Иллирода, как прорваться за горы к центральной пустоши, и пойдем. Если Дамикор к тому времени очнется, будет просто замечательно. Не очнется – потащим. Предупреждаю: в доспехах. Это не обсуждается.
Все. Пора ложиться. Вампиры тоже устают, хоть и запас сил у нас больше человеческого. Я устал от сегодняшнего дня.
- Ty – vaepen. Y – astefalli, - торопливо повторил эльф с автоматом, с опаской косясь на окруживших корабль штурмовиков. Особенный иррациональный страх у него вызывали огненные круги осветителей, мечущиеся по песку. Пустыню c головой укрывала светлая, легкая ночь.
Стройная подтянутая брюнетка с заколотыми в пучок смоляными волосами – Кэтрин Грайв - свободно переступила с ноги на ногу. Подняла руку, затянулась, одернула кожаный плащ. Вспомнила, что надо слушать.
- Это все? Я ни в зуб ногой из того, за что они говорят, - она досадливо сплюнула под ноги чужаку и выдохнула облачко пара. – Давай по-людски.
- Он есть пытаться, - зло и мелодично пропел второй эльф. Голос его был приглушен респиратором с двумя крупными фильтрами, на груди поблескивала серебряная свастика. – Он был сказать: ты – давать оружие, я – давать артефакты.
- Смахивает на наш, - одобрительно молвил Сигурд – один из контрабандистов. – Слышишь, Кэт, это какой-то уродливый диалект. Или чисто за акцент что-то.
- Язык Один Уровень, - пояснил второй эльф. Так терпеливо, как врач разговаривает с заплаканными родственниками душевнобольного.
- Уровень, - поморщилась Кэтрин. – Ты, кстати, хотя бы для интересу осведомился, за каким чертом они жезлы и камешки торгуют. Может, грубый и непричесанный фейк? Может, кровь пустить?
- Они от колдунства отказались, - замахал руками Сигурд. – Им техника понравилась. Интересно, он хоть где курок-то знает?
- Реально? Ну, тогда давай. Вообще, кой хрен я проверю, где добрый товар, а где фуфло? Наши гадалки выпендриваться начнут – геморрою не оберешься. Скажут – не чую духа. Мать твою.
- Окей. Чего им, в таком случае?
- А я знаю? – огрызнулась было та, но быстро смягчилась. – Вам чего надо-то?
- Оружие, - с медлительным распевным акцентом сказал эльф, на всякий случай приподняв на локте массивный ручной пулемет. - Автомат, пистолет, гранат. Медикаменты. Начало торг – восемь десять «Стаггер», десять ящик пуля.
- Для начала, - с издевкой передразнила Кэтрин, - двадцать стволов и три – нет, два – ящика патронов. У них заберите все, что имели неосторожность притаранить. Живо. На кой бес им вообще понадобилось это оружие? Воюют с кем? Стрелки, разборки?
- Вообще они вроде не из города, - с сомнением промычал Сигурд. – Те, из города, культурней, но деревянные. То рука, то нога, то грудная клетка – вроде живых растений. И колдунство свое не бросают, а потому и наш товар им без надобности. А эти вроде фракции. С городом перемирие, а кто тут еще есть – не знаю. А кто-то из них – остроухих, значит – говорил, что южане какие-то с ними на ножах. У южных гор вулканы, там у них и линия фронта. Сейчас там вроде как война, позиционная.
- А кто там? Еще какие-нибудь уроды?
- Эталонные, - поддакнул контрабандист. – Вроде как наполовину люди, наполовину звери.
Кэтрин его уже не слушала.
- Отгрузили? – грубо крикнула она в сторону корабля. – Все, эльфы. Что надо будет – давайте к нам. Мы тут еще надолго задержимся.
Глава VII. Пришельцы с планеты Земля.
«Ничто не вечно, кроме Бога,
Глупости и ненависти.
О, если бы они были временны или одно из них!
Ибо слияние их в человеке страшно.
Время – это колесо, которое мучит людей лезвиями под собой.
Но ничто временное не мучит так, как вечное.
Люди же повторяют одни и те же ошибки, делая их причины вечными. »
Писания Пророков Сигора, неофициальная книга Libera Potentiae de Kabrozen 1:0-5
- Ни за что! – раздраженно орала Кэтрин Грайв. – У нас и без этого мало людей. С какого перепугу мы должны отдавать этим проклятым чужакам наших людей? Эти так называемые эльфы когда-то еще перестреляли добрую половину нашей армии. Почему мы должны им помогать?
- Патриотизм, - ядовито заметил Сигурд, погрузив нос в стакан с тепловатой водой. – Где был твой патриотизм во время налетов на оружейные склады? Где, спрашивается, был твой патриотизм во время бессонных ночей, когда мы перетаскивали оттуда ящики с оружием и грузили их на украденный военный корабль?
- Засунь свои претензии туда же, где был мой патриотизм. Здесь я за Землю и за человечество. Чем больше я смотрю на этих чужаков, тем больше я их ненавижу.
- Успокойся. Ты спрашиваешь – с какого перепугу. Я отвечу. С такого, что эльфы предлагают нам за реальную военную помощь столько денег, сколько мы не заработаем даже на оружии. Я имею в виду деньги, которые мы получим за их артефакты. По моим прикидкам, сумма за одного человека в пять раз превосходит цену его найма.
- А если…
- Берем вперед все, что сможем. К тому же иметь в их рядах своих людей – и прежде всего людей в принципе – очень недурно.
- Поподробнее за своих людей, - строго сказала Кэтрин.
- Ну, как. Считай, мы можем внедрить своих к ним, да еще и не бесплатно с их стороны – это просто шик. Это то, что по-французски называлось «шик», когда этот самый язык-то еще существовал. А если чужаки будут показывать себя с дурной стороны – наши возьмут машинки, да и устроят в их лагере ночной погром.
- Они ж нацисты. За каким хреном они надевают себе хомут на шею?
- Рабы должны служить и умирать для блага старшей расы, - засмеялся Сигурд. – Почему бы им не использовать для этой цели наших людей?
- Годится, - решила Грайв. – Засылай.
- Значит, вы, друзья мои, собираетесь в центр? Через Аданот, к северу? – Иллирод, едва касаясь бархата тонкими пальцами, развернул на голове беретик. – Мысль предсказуемая; в общем, я не думал, что вы пожелаете надолго задержаться у меня в гостях.
- Почему-то меня постоянно тянет разговаривать с тобой, как с человеком, - признался Вар Тревис. – Просить прощения, утешать. Не обижать, в конце концов. Но ведь ты – не человек. Ты – Старшее Зло, один из Семи. Я удивляюсь, почему все мы до сих пор живы. Ты же по непонятным причинам любезен, тратишь время на разговоры и называешь нас гостями.
- Ты имеешь в виду, что я не соответствую архетипу архидьявола? Тому образу чудовищного, хаотичного, всесокрушающего зла, который ассоциируется у вас с Демигором?
- Не только с Демигором.
- Ты, носферату, видел только одного моего брата, а о Демигоре знаешь понаслышке и представляешь его так же, как его представляют последователи Таланоса. Однако ты не хуже меня знаешь, что зло многолико. Лицемерие, ложь, обман, ересь, война, кровопролитие, злоба, ненависть, стихийные бедствия, тьма, бездна – мне продолжать? Почему все эти разноплановые понятия – а это еще далеко не полный список – объединены одним термином: зло? Почему все эти грехи, стихийные бедствия и абстрактные понятия представляются для вас чем-то плохим? Я думаю, что для людей они несут некий заряд смерти – физической или духовной, быстрой или медленной. Точно так же многолики и мы. Я вовсе не желаю вашей смерти. Сагитер устроил бойню лишь потому, что слишком долго провел в заточении. Его оружие – культы, интриги, заговоры, пороки. Но разве он не способен вознаграждать? Разве его последователи не превращаются со временем в профессиональных политиков, видящих людей насквозь? Разве не получают они медовые уста и позлащенный язык, способный совратить святого? Другой вопрос – плата, но его я обсуждать не намерен.
Если темный дух одинаково волен вредить и вознаграждать, что мешает ему вознаградить закинутых к нему незнакомцев информацией, обедом и местом для ночлега? Ничего. Другой вопрос – а не обернется ли это им во зло? Но разве моя откровенность не обернулась вам ворохами сомнений? Безусловно.
- Нас сюда не закинуло, - уточнил Самирес. - Твое порождение затащило нас сюда силой. Причем намеренно.
- Да, - посерьезнел Иллирод. – Этот приказ я отдал недавно, и отдал всем. Те из них, кто находится в Мандорре, отлично его понимают и выполняют в отношении людей в пустоши. Те же, кто выходит в Темные Порталы, разумом несколько обделены, и посему решили схватить вас. Что ж, схватили. У вас могли возникнуть вопросы насчет второго Портала. Я открыл его, как только мой брат Сагитер вырвался из заточения; думал, что его сила может влиять на мое творение. Оказалось, что я ошибался.
- В твоем монологе стоило сделать акцент на людях с пустоши, - заметил капеллан с хитрой усмешкой.
- Безусловно! – расцвел Иллирод. Его клиновидная бородка радостно затряслась. – Ты очень сообразителен, хочешь, я тебя нарисую? Что ж, оно так. Это дело касается вас самым непосредственным образом. Недавно в район северо-западней Аданота прибыл небольшой военный корабль. Содержимое корабля принялось продавать оружие и патроны группе «ЭКО» - один из их лагерей обнаружился неподалеку – в обмен на магические кристаллы, жезлы, книги, свитки и прочий хлам. В связи с этим «ЭКО», долгое время сидевшая без оружия, патронов и лекарств, пошла в нашу сторону. На юге отсюда тянется так называемая Великая Стена Распятых. Это вроде второго Пути Казненных – огромная цепь демонстративно распятых на крестах людей и дентрадов. Она создана в назидание моим детям. Теперь у этой стены началась настоящая война – измученные и полуголодные эльфийские националисты против сытых, здоровых и сильных, а главное – бесконечных дентрадов. Чтобы прорваться через Стену, вам придется потрудиться.
- Ты нам поможешь, - полувопросительно предположил Самирес, смачивая губы в кружке с водой.
- Помогу. Пока вы здесь, моя война – это ваша война, и наоборот. Эльфы будут стрелять в вас без предупреждения. Помимо всего прочего, они ненавидят магию, и умеют ее чувствовать. Естественный магический фон своих тел они глушат техникой. Тяжело раненных они предпочитают добивать во избежание зарастания ран древесной корой. Конечности, правда, можно ампутировать, но они иногда отрастают в виде огромных ветвей. Мертвых они сжигают – как своих, так и врагов. На крестах.
- Насчет их любви к крестам мы осведомлены, - сказал Сандерас.
- Не сомневался. В таком случае смотрите сюда.
Архитектор повел рукой, и камень у подножия его трона вскипел и заходил волнами. Через мгновение застыл в некой форме, изображавшей некий горный ландшафт, плавно переходящий в равнину. Архидьявол соскочил с трона и встал где-то в районе предполагаемой пустоши. Указал пальцем в объемную карту.
- Здесь, прямо к северу от нас, располагается один из немногих наземных проходов в пустыню. Сейчас там ведутся активные бои. «ЭКО» дошли до того, что стали рыть окопы и траншеи, что для них несвойственно. Они вообще предпочитают тактику партизанскую: внезапный удар и отступление. В этом же случае пошли на реальную позиционную войну. Я дам вам отряд. Вот в этом ущелье – с нашей стороны – когда-то располагалась крепость Немзат-Мордет, выстроенная на костях эльфов и имперцев еще первыми дентрадами. Теперь от нее остались лишь руины. Под прикрытием фрагментарных укреплений вы прорветесь.
- Ненавидим вас!
Надрывный, ломаный крик эльфа громом звенел из трансляторов, развешанных вдоль всего ущелья. Радары были старыми, ржавыми, и искажали его красивый голос до неузнаваемости. Впрочем, еще больше искажало голос содержание его речи:
- Ненависть – единственный двигатель классового прогресса, товарищи! Только ненависть подогревает наше стремление к благим деяниям! Только ненависть позволит нам использовать наше оружие, чтобы сокрушить проклятых книжников и магов, грязных чужаков, восставших из Геенны животных и предателей идей национал - коммунизма!
Фанатичные выкрики комиссара «ЭКО» накладывались на далекие и глухие трели очередей.
Вар Тревис осмотрелся. Их небольшой отряд залег в небольшой разрушенной караульной комнате, располагавшейся при вратах крепости. Обломки толстых стен едва достигали среднего человеческого роста, но были сработаны так добротно, что ни пуля, ни граната их бы не взяла.
Иллирод свое слово сдержал. И сдержал так, что Вар Тревис не переставал оглядываться и кривиться. Двадцать или двадцать пять крепких дентрадов в обрывках лат, четверо из которых несли Дамикора. Два могучих полудемона, еще сохранявших черты человеческой первоосновы, но оснащенных прочной чешуей, загнутыми когтями и частой гривой острых рогов.
И два Крематора. Несмотря на полностью человеческий облик и на отсутствие каких бы то ни было мутаций, их природа напоминала покрытую сажей картину, и в глазах их уже не было ничего людского – это были наполненные сдерживаемой злобой пустые глаза демонов, смотрящие в никуда, как слепые. Руки их были покрыты бледными пузырями и волдырями от ожогов, большинство пальцев словно слиплось в кровавые и отвратительные органические комки. Над головами их тускло светились жуткие нимбы с пентаграммами – единственная внешняя роскошь, которую позволял себе каждый Крематор, уродуя и пожирая душу человека.
Вар Тревис помнил тот день, в который открылся второй Темный Портал, и помнил свой бой с одним из таких одержимых. Помнил тот огненный кошмар, из которого хлестали ручьи лавы и потоки живого пламени.
А еще – помнил теорию. Помнил, что все они когда-то были людьми – не эльфами и не дентрадами, сработанными из безликой плоти, а такими же землянами, как и он сам. Они читали книги, учились стрелять, может быть, имели возлюбленных, лелеяли мечты, надеялись выжить и вернуться на родную планету. А что от них осталось? Сплавленная воедино лишь для передвижения гора мяса, сеющая разрушение и страдания.
Зло воистину многолико.
Из океана грустных размышлений его вытянул бравый голос Сандераса. Сандерас что-то горячо втолковывал одобрительно кивающим дентрадам:
- Три режима стрельбы, понимаете? Одиночными, полуавтоматический в один поворот – три выстрела - и автоматический. Два магазина, патроны в них уложены в шахматном порядке, всего их сто. Для стрельбы используется или один, или второй – в зависимости от нажатого курка; поэтому их удобно набивать разными типами боеприпасов, например, разрывными и бронебойными или кислотными. Три ствола обеспечивают «Синице» высокую скорострельность, притом, что каждый ствол снабжен собственной системой охлаждения и не перегревается даже при беспрерывном огне. Вы понимаете, господа?
Дентрады, при всей их разумности, понимать его слова не могли, но соглашались.
- Что это такое? – хмуро и безучастно говорил ему Дант, словно делая замечание или указывая на необходимость соблюдения скромности.
- «Синица», - расцвел Вайтли, с блаженной улыбкой демонстрируя капеллану массивный трехствольный автомат, оплетенный проводами и с видом дорогой вещи подмигивающий диодами. – Отличная штука. Мое последнее приобретение. Изобретение технологов из базы восточнее Ланкареса.
- Странное название, - насупившись, брякнул тот.
- Происходит из поговорки. Лучше синица в руках, чем журавль в небе.
- Остроумно.
- Точно, - подтвердил Вар Тревис. - Но нам пора выступать. Эта политическая пропаганда уже начинает действовать мне на нервы.
- Хорошо. У тебя есть предложения?
- Дентрады пойдут первыми. Следом за ними – я. А потом уже все остальные.
- Попробуй, - загадочно улыбнувшись, пожал плечами чародей.
Носферату махнул рукой, и кучка дентрадов побежала вперед, по окруженному скалами широкому проходу. При этом они старались держаться ближе к скалам, однако один из них – наиболее храбрый и тяжело бронированный - прятаться не желал и смело бежал вперед.
Первый выстрел, гулким эхом грянувший в долине, разнес ему рог на мелкие белые щепки. Стреляли не пулями, а чем-то вроде длинных раскаленных штырей. Срикошетив, штырь упал на землю, а через секунду взорвался, взметнув песок высоко в воздух. Следующий болт впился дентраду прямо в грудь. Тот замер и попытался его выдернуть.
Разлетелся на мелкие части.
- На скале, - Самирес снисходительно указал на стрелка.
Вар Тревис растворился серым дымом. Брат Боли вылетел из живота стрелка и обратно, Альберт развернул его, вздернул над землей и швырнул вниз. Следом за ним, вращаясь, как пропеллер, полетела винтовка.
Вампир метался, как сумасшедший, расшвыривая эльфов в стороны. В него начали стрелять со скалы напротив, но попасть не могли: носферату лавировал под шквальным огнем, уходя от одних болтов и на лету сбивая другие.
Остановился. Выронил оружие. Удивлялся он всего долю секунды, затем молниеносно вырвал снаряд из плеча и отбросил в сторону. Снаряд рванул.
Застрекотала «Синица», вышибая искры и куски камня из скалы. Один из снайперов дернулся и выронил оружие, зажав ладонью предплечье.
Разрывные пули оторвали ему голову, руку, раздробили плечо и верхнюю часть ребер. Изрешеченные останки эльфа рухнули на колени и скрылись за почерневшими кустами.
Скала будто взорвалась. Объемный и сочный звук взрыва будто сотряс пространство, и на многие метры вверх из скалы рванулся неудержимый фонтан переливающейся зернистой лавы. Бушующей лавиной пламя сорвалось с горки и покатилось по ней, как по ступеням, шумно при этом стуча.
Догорающие заживо и кипящие изнутри нелюди один за другим затихали, оглашая ущелье страшными воплями, похожими на визг раздираемых тряпок.
Оставшиеся в живых дентрады побежали вперед. Следом за ними двинулись Крематоры, объятые багровым ореолом, и люди. Последним повезло: им не пришлось нести мертвого рыцаря самим. Дамикор неторопливо плыл на руках полудемонов позади всех, как во время похоронной процессии.
Да, очень похоже. Стоящий на скале Вар Тревис поднял с земли раненого эльфа, резанул его мечом и отшвырнул в сторону. На десяти пентаграммах «Брата Боли» заиграли алые огни. Мягкое розовое пламя скользнуло по запястьям вампира, и его рана затянулась.
Сверху шествие казалось еще более печальным. Мелко подрагивая от пронзившей все его тело жизненной силы, похищенной у умирающего врага, Вар Тревис вдруг ощутил, насколько все неправильно. Насколько все дико.
Господи, да разве все они хоть немного отличаются от Белзамина и его наследия? От безумных фанатиков в железных масках? От коварных чародеев и черных капелланов? От демонических рыцарей и одержимых паладинов?
Кто он? Кто его спутники? Как они стали теми, кем являются сейчас?
Носферату, весь бунт которого против системы состоит в том, что он отказался воздать по заслугам очередному некроманту?
Мертвый паладин. Исступленная, больная, сумасшедшая вера рыцаря не знает границ, и, как лавина, сметает все на своем пути. Доспехи его хранят в себе чудовищную нежить, проклятую и похороненную еще во времена человеческого средневековья, несколько сотен лет назад, и мощь эта прорывается наружу. Он согрешил, или же родители его? Или весь мир, который он во имя своего бога – ложного бога - залил кровью?
Ложного бога? Мартен Карн когда-то произнес: За нас и нашего бога! Произнес торжественно, с гордостью. Но Иллирод не мог солгать, и Таланос – такой же архидьявол, как и прочие. Значит, и за нас и архидьявола? Слабейшего из всех, которому не достает даже смелости признать себя злом? Который выдает себя за извечное позитивное начало и благодетеля всего сущего? Который мучит людей при жизни, а после смерти отдает их души на растерзание своим братьям во избежание революции?
Дьявол. Все до сей поры непонятное сходилось воедино так легко и непринужденно, что Альберту стало страшно. Один из Семи играючи раскидал все вопросы, мучившие людей веками, и одним словом отверз оковы религии – оковы страха, неизвестности, ожидания возмездия или вечного блаженства. Но пошло ли это на пользу хотя бы ему – малой и ничтожной песчинке знания по сравнению с сомневающимся океаном человеческих душ?
Вряд ли. Вопросы должны стоять – во всяком случае, большие и значительные, - а шоу, как говорится, должно продолжаться. В тот день, когда человек узнает все, что сможет вместить, он завянет в неделю или просто убьет себя, потому что единственными сокровищами, которые удастся собрать, окажутся те, что крадут воры и поедает ржавчина.
Впервые после того дня ему действительно было страшно. Когда в магической тюрьме замуровали Белзамина, он еще что-то чувствовал. Что-то человеческое. Потом его серой пеленой накрыла апатия, не отпускавшая удивительно долго.
А теперь – злость. Серая, бездушная злость, от которой хотелось выть.
- Некромант, - сложив ладони рупором, крикнул Самирес настолько громко, насколько позволяло его достоинство. – Ты ранен?
Вар Тревис очнулся и переместился вниз.
- Вперед, - Дант кивнул в сторону высившихся вдали крестов, будто припорошенных песком и ярким солнечным светом.
- Да. Пора.
Динамики надрывались дрянной записью комиссарского голоса.
Лагерь группы «ЭКО» расположился у самого подножия высокого холма, за длинной чередой казненных, прямо перед входом в ущелье со стороны пустоши. Всего один раз взглянув на него издалека, Вар Тревис понял, что над укреплением района вокруг Аданота трудился тот же больной ум, вдохновленный книжной романтикой земного милитаризма далекого двадцатого века. Именно книжной: эльфы, безусловно, могли видеть Землю только на картинках, и посему особенно радовались подробным и торжественным описаниям: вот, колючая проволока, вот, возвышение с офицерами в серой форме – и тысячи солдат, воздев руки к небесам и придерживая ремни автоматов, стройно вышагивают на плацу. Если же эльфу попадался хотя бы обрывок рукописи о лагерях, массовых казнях, генетических опытах и пытках, он был и вовсе на седьмом небе. И воплощал все в жизнь – разумеется, на благо всей эльфийской нации. Нация стремилась выкорчевать из себя корни плевелов – всю проклятую магию, всех деревянных мутантов и всех осквернителей природы и мерзких чужаков, загрязняющих своим существованием плацдарм для процветания избранного народа.
Одним словом, коммунизм в лагере был налицо. Все были равны, все были братьями и сестрами, гражданами мира, все питались одними и теми же съедобными плевками полумертвой пустыни, подбирая все, что хотя бы теоретически жуется, все носили одно и то же тряпье, некогда бывшее роскошными яркими одеждами. Все воевали наравне и наравне погибали под мечами своих бывших собратьев или полудемонов.
Материально коммунизм выражался в ветхих каменных столбах, окружавших миниатюрное поселение, на которых были растянуты бесполезные провода и фанатичные трансляторы. В жалких землянках и нескольких железных конструкциях, наспех собранных из обломков человеческих кораблей. В редких железных вышках с установленными на них гранатометами или уродливыми карликовыми баллистами.
В полуголодных остроухих созданиях в побледневших зеленых балахонах. В озлобленных и ненавидящих все живое солдатах с автоматами, уже забывающих вкус настоящей еды. Их ненависть росла от понимания, что при сотрудничестве с Аданотом они могли бы быть сыты и веселы.
Душевные силы большинства из них питал только страх перед расстрелом в случае дезертирства и два гигантских портрета, висящих посреди ровно утоптанной деревеньки: лысого человечка с красной звездой на фуражке и подтянутого субъекта с выкинутой вперед рукой, аккуратной челкой, смешной щеточкой усов и свастикой на рукаве.
Прочно засев в окопе вдоль хлипкой проволочной стены, эльфы отстреливались по мере сил. Вайтли, не раз встречавший представителей «ЭКО» в своих путешествиях и ни разу с ними не разговаривавший, был неприятно удивлен. Обычно во время перестрелок нелюди могли позволить себе очень немногое, но в этот раз палили уверенно и вынимать из ножен клинки и идти в отчаянную атаку не собирались.
Вглядываясь в подзорную трубу, закрепленную на «Синице» поверх всей конструкции, Сандерас заметил кое-что странное, и в голове его замелькали образы. Канализация – гхасты – нагло и бесцеремонно избивший его сигорит.
Штурмовик с новеньким «Стаггером».
Штурмовик, как две капли воды похожий вот на этого, маячившего теперь в выпуклом круге линзы.
- Эй, - недовольно закричал наемник. – Капеллан. Зачем ты его сжег?
- Кого? – Дант взвесил в раскрытой ладони очередной сгусток оранжевого огня и грозно поглядел на охотника.
- Как я покажу, когда ты его сжег? Человек в стандартной броне тяжелых штурмовых войск.
- Ну и?
- Точно такого же я видел в катакомбах под Марготом. Они прибыли сюда совсем недавно. Такой модификации автоматов, как у них, здесь не существовало принципиально, можешь мне поверить.
- Хочешь сказать…
- Ну да. Буквально несколько недель назад здесь появились новые люди – каким образом, непонятно. Во всяком, очевидно, что они сотрудничают с «ЭКО».
- Странно, - пробормотал Вар Тревис, с интересом слушавший Вайтли. – Неужели опять военные? Новые попытки захватить планету?
- Военные не считались и интересами чужаков тогда, и не стали бы считаться теперь. Они бы просто стреляли, а этот лагерь затушили напалмом, - возразил Самирес.
- Это правда. Кто же тогда? Ученые?
- Мне смешно, некромант. Ты сам был, если я не ошибаюсь, ученым – об этом упоминала официальная пропаганда после твоей «ереси» - и должен знать, как действуют другие ученые. Сидят на месте, обороняются и препарируют все живое.
- Я никого не препарировал, - обиделся Альберт.
- Вы просто не дожили до этой стадии изучения нового места. Вас разогнали во время экспериментов над почвой и воздухом.
Вар Тревис вынужден был согласиться, а чтобы не делать этого, увлекся перезарядкой «Химеры».
- Они стрелять нас, - высокомерно заявил высокий эльф. На Кэтрин он смотрел сверху вниз и смотрел снисходительно. – Все ваш человек смерть.
- Кто? – сделав вид, что все остальное пропустила мимо ушей, спросила та. – Кто в вас стрелял?
- Человек. Мало человек, много дентрад.
- Дентрад?
- Те самые люди-звери, о которых я говорил, - сдержанно встрял Сигурд, попыхивая папиросой. – С юга.
- Помню. Дальше.
- Все ваш человек смерть, - повторил чужак. Его миндалевидные глаза злорадно и устало блестели. – Мы гореть они.
- Они их сожгли, - поспешно пояснил контрабандист. – Не поверю, если скажут, что вместе с имуществом.
Эльф окинул его презрительным взглядом.
- Нет, - будто плюнул он. – Мы не лгать никогда, человек. Мы забрать все, что у них был, и оставить себе. Есть еще нечто сказать вам.
- Что же? – голос Грайв был холоден, как айсберг.
- Мы найти рацию и использовать, - подумав, решительно заявил воин. – Мы послать сигнал. Мы выйти на беседа с другой человек. Случайно. С другой корабль. Военный.
- Военные? – прищурилась контрабандистка. - Военные словили ваш сигнал?
- Я сказал так, - зло подтвердил эльф. – Они искать вас.
- Что скажешь? – не глядя на собеседника, процедила Кэтрин. – Может быть, что они нас догнали?
- Почему бы и нет, - обеспокоенно пожал плечами Сигурд. – Когда на Марсе мы организовались за добычу руды, правительство объявило нас в розыск. Правда, назвать его всепланетным или международным было бы смешно. Но людей за нами выслали. Видимо, они долетели таки и до этой планетки. А остроухие только облегчили им работу.
- У нас пожизненно? – вяло поинтересовалась женщина.
- Какое там, - замахал руками контрабандист. – У меня стул, у тебя – инъекция. Кстати, если в память о новопреставленной демократии предложат последнее желание, выбирай половой акт. Со мной. Хе-хе. Повезет – забеременеешь и оттянешь исполнение приговора на девять месяцев.
- Не смешно. Что предлагаешь? Бежать?
- А что еще?
- Ну, правильно – что еще? А этих проклятых нелюдей стоит наказать за такую подставу. Пустить кровь, черт побери. Показать, что за такое не прощают даже такая несправедливая раса, как люди.
Кэтрин вынула из кобуры револьвер, демонстративно деловито откинула барабан и вытряхнула патроны на песок. Осторожно выставив перед собой пистолет-пулемет, эльф внимательно следил за ее манипуляциями.
Так внимательно, что заметил зашедшего ему за спину Сигурда только тогда, когда тот накинул ему на шею гибкую металлическую удавку. Руки его моментально поразила удивительная слабость, похожая на паралич, и оружие упало на землю.
Спустя несколько минут тело с буквально перепиленной до позвонков шеей было вздернуто над лагерем, будто флаг. Столб, на котором крепились веревки, был одной из стандартных для «ЭКО» электрических опор и возвышался над барханами так, что видно его было на значительном расстоянии.
Вар Тревис будто слился из бледного тумана, держа в руке старенький громкоговоритель и пучок оборванных проводов. Бросил сумрачный взгляд на лежащий перед ним труп чужака в обветшалой кожанке, затем – на кажущуюся пустынной и безлюдной деревню. Носферату знал, что в каждом доме и в каждой палатке прячутся эльфийки с ребенком в одной руке и дробовиком, осколочной гранатой или топором в другой. Большинство солдат было перебито и валялось сейчас в окопах. Оставшиеся, осознав неизбежность поражения, бежали, захватив с собой все, что смогли унести, в первую очередь – оружие, боеприпасы и все имущество людей в штурмовых бронежилетах.
Альберт облизнулся и приложил усилитель к губам.
- Дорогие товарищи! – почему-то сходу скатываясь в терминологию коммунистов, скрипуче сказал он. – Мы не желаем зла вам – тем, кто сидит в укрытии и не выходит на нас с оружием в руках. В случае выхода мы ответим злом за зло. Нам необходимо всего только пройти через ваш лагерь. Если вы не окажете дополнительного сопротивления, больше никто не пострадает.
Циничный и злой Дант Самирес, вставший рядом с вампиром, дивился его доброму, открытому и честному характеру. Некромант не мог не знать, что без бойцов лагерь обречен на медленную голодную смерть или быстрый геноцид кем бы то ни было. Поэтому ему следовало или, помолясь Богу, перерезать оставшихся, или дать им шанс погибнуть добровольно. И уж во всяком случае, не изображать из себя воплощенную невинность и не заявлять, что «так получилось», «я нечаянно» или «это все досадная случайность и мне очень жаль».
- Я бы на твоем месте просто сжег это место, - не выдержал он. – Зачем ты хвалишься своим милосердием перед самим собой? Зачем разбрасываешь принципы свиньям? Убей всех.
Вар Тревис окинул его презрительным и непонимающим взглядом.
- Ты шутишь? – выдавил он. – Уничтожать столько живых существ? Женщин и детей?
- На твою долю сегодня пришлось не меньше.
- Вооруженных мужчин. Мы все-таки должны оставаться людьми.
- Не тот случай, - Самирес прищурился и покачал головой. – Эти женщины и дети вооружены до зубов и не постесняются выстрелить нам в спину.
- Вот тогда и посмотрим.
- Тогда будет поздно. А ты, некромант, слаб. Однако слаб ты не из-за принципов, чести, совести и ума, а из-за банального кокетства и страха делать так, как считаешь нужным. Это нужное, конечно, портит настроение и карму, но от него никуда не деться. Ты просто не хочешь многого понимать, из-за этого и страдаешь. Ведь тебе неприятна твоя глупость?
- Ты слишком много говоришь.
- Если скажешь, я замолчу, - пообещал черный капеллан. – Но исключительно потому, что пойму: ты не хочешь слушать, гм…
- Правду?
- Называй это как хочешь. Слушать то, что может иметь для тебя практическую пользу.
Вар Тревис повертел в руках громкоговоритель и раздраженно сунул его чародею.
- Делай, как знаешь.
Дант проводил его долгим взглядом, лишенным и признаков уважения, и повернулся к Сандерасу.
- С таким характером впору сидеть у примуса и листать журнал, - ледяным голосом промолвил он. – А не воевать. И уж тем более не выяснять отношения с высшими силами. И с совестью, кстати, тоже. Согласен?
Тот моргнул.
- Не во всем. Ты навис над всем, как солнце, и мыслишь в мировом масштабе. А этому субъекту – назвать его человеком было бы странно - пожалуй, стоит разобраться в себе. В одном квадратном метре на плоскости и в двух кубических.
Самирес протянул рупор одному из Крематоров.
- Сожгите здесь все, - будничным голосом приказал он. – Уничтожьте это место и любые о нем воспоминания. Если здесь останется хоть камень на камне, то эти камни сами будут кричать к небесам.
Багровое лицо одержимого перекосила чудовищная улыбка. Демоническая мутация превратила его зубы в ужасные костяные иглы, беспорядочно торчащие из почерневших десен. По подбородку его потекла кровь, а глаза превратились в бездонные огненные озера.
Первыми вспыхнули портреты в центре лагеря. Вслед за ними занялись окружающие столб палатки, а от самой каменной колонны, расщепив ее как кусок дерева, хлынули переливающиеся лавовые реки.
Клаус Вормтонг пощелкал кнопками на грудной плите скафандра и снял с головы тяжелый шлем с прозрачным пластиковым забралом. Глаза Клауса заслезились при попадании в них лучей бледно-розового мертвого солнца.
Вормтонг был удивительно небритым субъектом с напомаженными и гладкими волосами, аккуратно зачесанными на затылок. Глаза его были маленькими и красными, а воспаленные веки – тяжелыми, как театральный занавес. Во лбу его горело клеймо в виде креста – алое в центре и темное, застарелое по краям, видимо, часто обновлявшееся.
Скафандр человека был испещрен священными символами и цитатами из Священного Писания. Даже разъемы для дыхательных трубок были выполнены в виде знака Сантума – круга с вписанным в него треугольником. На правой руке его закреплен маленький шестиствольный миниган.
Вормтонг угрюмо посмотрел в яму, заполненную окровавленными трупами людей и эльфов. Потом с отвращением сплюнул на мертвое тело солдата «ЭКО» и запрокинул голову.
- Нечестивые, - хрипло и исступленно прошептал он. – Они – как прах, взметаемый ветром.
- Господь испытывает праведного, а нечестивого и любящего насилие ненавидит душа Его, - негромко произнес военный в таком же скафандре, но менее красивом и более практичном, спускаясь по металлическому трапу корабля.
- Истинно так, брат, - согласился Клаус. – Зачем метутся народы, и племена замышляют тщетное? Зачем мы прибыли сюда?
Он ткнул пулеметом в сторону останков деревни – в сторону застывшего каменного кострища с торчащими из него обломками колонн.
- Огонь и сера, - ненавидяще выдохнул Вормтонг. – Эти проклятые воры – они сделали это. Кто еще будет стрелять в своих же людей весьма вероломно? Кто мерзких нелюдей убивать станет? Они. Насилие по отношению к человеку ужасно и мерзко пред очами Господними. Новые преступления к старым прибавились. Переполнена чаша терпения Господня. Нам необходимо найти их и препроводить в темницу. Или сразу казнить. Истребите в Вавилоне и сеющего, и действующего во время жатвы; от страха губительного меча пусть каждый возвратится к народу своему и каждый пусть бежит в землю свою.
- Мы засекли сигнал их рации в этом месте, - заметил второй военный. - Далеко они уйти не могли. Разве что опять сбежали в открытый космос, но это не в их стиле. Они еще не все разграбили здесь.
- Истинно. Во славу Господа, брат. Вместо того, чтобы собирать сокровища на небе, уничтожим воров, которые подкапывают и крадут. И вот, будет хорошо весьма.
Глава VIII. Ключ Воздуха.
« Вот шип второй: второй замок.
Второе сильнее первого, но слабее третьего.
Ключ его - отчаяние и ненависть к самому себе.
Ты думал, что ненавидишь всех, ведь все ненавидят тебя.
Но разве твоя ненависть не обращена на себя самого?
Зачем ты живешь, подобно ядовитой змее?
Не лучше ли отдать яд свой для исцеления больного?»
Писания Пророков Сигора, Liber Mortis Aknarhtae 40: 21-27;
«Истинно говорю тебе: ныне же будешь со Мною в раю.
Не праведников пришел призвать я, но грешников для покаяния. »
Древний пророк
- Кажется, у нас неприятности, - сообщил запыхавшийся Сигурд, глуповато улыбаясь в роскошные кавалерийские усы, торчащие наравне с бородой в несколько сторон одновременно. – Целых две.
- Давай подробнее за неприятности, - уныло хрустя безвкусным брикетом армейского сухого пайка и грустно шелестя упаковкой, заметила Кэтрин. жевать с толстой сигарой в зубах оказалось непросто, но она была уверена, что справится. – И покороче.
- Две группы странных одушевленных объектов появились справа и слева от нашего уютного убежища. Первый – несколько людей или эльфов и с дюжину полузверей, о которых я уже говорил. Оказалось – форменно жуткие твари. На баранов похожи очень. Или на козлов. Черт их разберет.
- А вторые?
- Военные. Те, за которых проболтался проклятый остроухий. Из любительской группировки с неформальным названием «Фениксы Архистратига». Я еще сомневался в этом после дела на Марсе, но разведчик опознал пафосных птиц на обшивке их корабля.
- Корабль все тот же?
- Да, малый пассажирский военного флота, с усиленным вооружением, для охоты на различного рода еретиков. Такие были особо распространены в начале века – когда пролетарии…гм, то есть правительства всех стран объединялись, и хором шли на учред…то есть к вере в Таланоса. Вот тогда еретиков было многовато, действительно. Что где магазин ограбили или там жене изменяют с мужиками – все, преступление против человечности и рода людского, на костер. Потому как заповеди и светский суд с церковным заодно.
- Ты таки предлагал бежать? – мрачно поинтересовалась Грайв.
- Ну, а…
- Где они высадились?
- По координатам лагеря эльфов. Которые с ними как раз и связались.
- Значит, у нас есть шанс, что нацисты их задержат. Или, если повезет, перебьют. Их не должно быть особенно много, а деревня в любом случае у них на пути.
- Гм, - неопределенно замычал контрабандист. – Есть одна проблема. Деревни больше нет.
- Куда ж она денется.
- Уже делась. От деревни осталось только ровное место. И столбы. Ее как будто сожгли, засыпали пеплом, а потом залили асфальтом. Предвижу вопрос – кто это сделал, так? А вот эти первые и сделали. Которые с красными полузверями.
- Это очень сильное колдунство.
- Зря не веришь, - сплюнул Сигурд. – И тем более зря смеешься. Потому что эти первые могут очень недурно усложнить нам жизнь. Или облегчить ее, если повезет и они пойдут на контакт. В крайнем случае удобным выходом мне представляется стравить их. Потому как еретики фирменные и безо всяких.
- А кто с тварями? Эльфы?
- Может – эльфы. Может быть, и люди.
- Не пудри мне мозги. Здесь нет людей. Они все перемерли.
- Да как знать. Но в любом случае лучше рискнуть и пойти на контакт. Так будет безопасней и надежней. Так?
- Картина маслом. Ты идешь, улыбаясь, с бутылкой, а тебе – пулю.
- Нет-нет. Пошлем левого человека за премию и попросим прислать дипломатическое представительство. Убьют – будем знать, что с ними себе дороже дела делать.
-Окей. Действуй.
Легкая, на удивление свежая ночь накрыла пустыню. По меркам Акнарты эта зима теплой не была, и с заходом солнца холод, плотной пеленой вставший в воздухе, подобно каменному блоку, только усилился. Снега не было и быть не могло: облака над центральной частью материка практически отсутствовали на протяжении всего года. Люди обыкновенно считали, что так стало после сброса ядерных бомб, ведь судя по рассказам даже ученых из Раннего Рейда, пустошь некогда была цветущей и зеленой. А если учитывать времена Темной Империи и легенда о непроходимых эльфийских лесах, нынешние прохлада, сухость и безжизненность этой территории могли удивлять.
Вар Тревис уже почти разучился удивляться. Большую часть дня он провел в тяжелом респираторе с двумя фильтрами, и чистый ветер принес ему Вздох Гамлета, были спокойны, и носферату мог немного отдохнуть.
- Отлично, капеллан, - с легким сарказмом сказал он, протягивая холодные руки к костру, основательно сложенному Сандерасом из жалких останков эльфийской деревни и малой толики горючего. После того происшествия Альберт смотрел на чародея косо и вел себя настороженно, если не сказать – брезгливо, по отношению к нему. - Лагерь «ЭКО» ты сжег. Удовольствие получил. Куда движемся теперь?
- Мне казалось, ты лучше знаешь, - невозмутимо пожал плечами Самирес, улыбаясь одними губами. Своим преувеличенным спокойствием он будто дразнил вампира. – Аданот – Некрополи – Ланкарес.
- Все – таки через Аданот? – с сожалением пробормотал Вар Тревис.
- Не любишь Аданот?
- Нет. У меня с ним связаны неприятные воспоминания.
- Наверняка менее неприятные, чем с Некрополями, - предположил маг.
Вампир грустно усмехнулся.
- Если бы не этот город, я бы не попал в район могильников. К тому же в прошлый раз я спасался оттуда, мягко говоря, спешке, и так и не узнал, чем окончилось то нашествие дентрадов. Это была настоящая осада, а эльфы держались с трудом, хотя у них и было огнестрельное оружие и дентроид.
- Разве сторонники друидов пользуются изобретениями людей? – заинтересовался чародей. – Я полагал, что они признают только свою зеленую магию и мечи.
- Так было когда-то. Раньше у них была возможность черпать свою силу из деревьев, их самих было больше, у них не было внутренних разногласий, им помогали имперцы, они верили в свои силы и были хозяевами этих земель. Поэтому они могли позволить себе такую роскошь. Да и самого оружия у них не было, в конце концов. А теперь у них нет другого выбора, кроме как поражать врага издалека, а не устраивать благородные поединки на клинках. Парадоксально, что у нас случай противоположный: мы убиваем пулями реже, чем магией или, к примеру, топором.
Некромант замолчал. Лицо его было будто обеспокоено от раздумий.
- Говори за Инквизицию, - заметил Дант. - Только она, вообразив себя хозяином положения, переняла такую роскошь у чужаков. Точнее, не переняла, а вырвала из рук, к собственному несчастью.
- Господа, - Сандерас выплыл откуда-то сбоку, крепко держа за плечо волосатого субъекта с недельной щетиной и маленьким пистолетом в руке. Субъект был ошарашен и недееспособен.
- Все прояснилось, - заявил наемник, не желая тратить время и ждать, пока дипломатическое представительство оправится от боевого парализующего захвата. – Сюда действительно прибыли люди. Это «свободные торговцы», или, говоря по-простому, контрабандисты. Угнали военный корабль и привезли сюда оружие и солдат. Оружие обменивают на разные магические безделушки у «ЭКО» в том самом лагере…
- Точнее, обменивали, - ехидно вставила Кристин.
- Ну да. Обменивали. И недавно за огромную сумму отдали им в услужение нескольких стрелков, которых мы, не отделяя овец от козлов, убили вместе с эльфами. Очевидно, кое-кто из них непонятным образом попал в Марготские катакомбы, возможно – с помощью порталов, - и их появление было воспринято сигоритами как знак. Все сходится!
- А этот тролль был прислан сюда только затем, чтобы открыть тебе глаза, - спокойно съязвил Самирес. – Может, он к тому же сообщил местоположение их стоянки?
Сандерас глуповато улыбнулся и кивнул. Дант вопросительно взглянул на Вар Тревиса. Тот пожал плечами.
- Пойдем. Обычно те, кто склонен к агрессии, проявляют ее сразу. А остальные нас просто боятся.
- Зря, - грустно и осторожно сказал черный капеллан, косясь на носферату. – Мы безобидны. Потому что руки наших рогатых друзей заняты нашим не вполне мертвым другом.
Альберт смиренно принял в свой огород этот камень, не сказав ни слова. Только поднявшись и кивком головы попросив небритого указать дорогу.
Ближайшая к Вар Тревису палатка взлетела на воздух в вихре из взметнувшегося песка. Вар Тревиса отбросило в сторону, а в уши ему будто вставили свинцовые затычки.
- Что происходит? – в недоумении озираясь, заорал он, попытавшись подняться на ноги. Голоса своего он почти не слышал, в глазах у него плыл туман.
- Взрыв, - хмуро и тихо отозвался Вайтли тихим голосом. Очевидно, чтобы никто не услышал страшной правды и не скончался от удивления.
В голове вампира мигом все уложилось: враг – друг, дипломатия, помощь – защита. Альберт понял, что Кэтрин чего-то не сказала, но не подумал обидеться и решил принять бой. Меч против маленькой многоствольной зенитки.
- Скажи хотя бы, кто это, - он повернулся к контрабандистке.
- Военные, - смело и нагло ответила та. – Прибыли, чтобы казнить нас. Называют себя «Фениксы Архистратига». Фанатики.
Альберт натянуто улыбнулся и кивнул Данту.
- Святое дело.
- Давай, брат, - одобрительно глядя на тонущий в пыли столб, молвил Клаус Вормтонг. - Обстреливайте их из тяжелых орудий. Живыми брать не приказано, так что у нас развязаны руки. Ты, Господи, Боже Сил, восстань посетить все народы, не пощади ни одного из нечестивых беззаконников. Огонь.
Четыре ствола ракетной установки на его плече дружно ухнули, и самонаводящиеся осколочные снаряды метнулись в сторону украденного корабля, казавшегося маленьким и беззащитным.
За спиной Феникса, натужно затарахтев, взмыл в небо его собственный боевой транспорт, осветив светлую ночь пылающими кругами двигателей. Клаус убил несколько часов только на то, чтобы загрузить в него достаточное количество бомб, не говоря уже о ремонте навигационной системы, поплывшей после прохождения через насыщенную богохульным волшебством атмосферу, и надеялся на то, что орудия похищенного мерзкими ворами аппарата не помешают стереть их с лица земли.
Одним словом, он перестраховался, избавив своего Бога от ненужных хлопот, и надеялся теперь только на то, что все пойдет по плану.
Как выяснилось, зря.
- Что за дьявольщина? – в панике прокричал Вайтли, ткнув стволом «Синицы» в неопознанный летающий объект, приближающийся со стороны стоянки «Фениксов». Потом опустил автомат, погрузил глаз в подзорную трубу, и выпустил по их адресу длинную очередь, почти в полном составе ушедшую в молоко.
- Эта чертова посудина сейчас нас отправит на небеса, - заскрежетав зубами, обреченно отозвалась Кэтрин. – Я помню за те кратеры, которые после нас остались на Марсе. Они будто зачищали землю от скверны нашего присутствия. Правда, они не знали, что нас там уже не было…
- И что делать? – Сандерас щелкнул шеей и раздраженно отбросил в сторону опустевший магазин. - Против корабля мы бессильны.
- Как насчет другого корабля? – деловито осведомился Дант.
- Мы продали все орудия, - вслед за этой невинной фразой Грайв грязно выругалась. – К тому же к ним не осталось боеприпасов.
- Боеприпасы мы тоже продали. В первую очередь, - подтвердил Сигурд.
В голове капеллана что-то шевельнулось. Ему не раз приходилось смотреть в лицо смерти, и смерти он не боялся. Если ему противостояли орды живых мертвецов, легионы дентрадов или иных чудовищных созданий, он не боялся и бояться не мог. На этот раз лицо смерть улыбалась ему из глубин рассудка. Рассудка, который ясно говорил: хоть эта железная махина вдали и не так ужасна, как оскаленный череп гуля у тебя перед глазами, обтянутый висящими лоскутами отвратительно лоснящейся гнилой кожи, он в тысячу раз более опасен. И убьет тихо, безразлично, равнодушно. Он не будет вонзать тебе в грудь когти, терзать твою плоть или перегрызать тебе артерию. Он просто откроет один из сотен своих люков – тот, который снизу, и сбросит несколько смешных круглых штуковин.
Дант решился. Решился совершенно неожиданно для себя, просто так. Так, как если бы захотел пройти в соседнюю комнату и налить себе воды.
- Я телепортируюсь туда и перебью пилотов, - перекрикивая режущий свист ракет и грохот взрывов, заявил он.
- Ты сошел с ума? – Вар Тревис обернулся и нахмурился. – Это смертельно опасно. Может быть, если мы будем сидеть в окопе, бомбы нас не достанут. Если повезет.
Спустя мгновение он сам почувствовал, что сказал глупость.
- Я не хочу, чтобы они погибли, - Дант обезоруживающе улыбнулся, прислонившись к осыпающейся бурым песком стенке траншеи. – Не хочу, чтобы погиб ты, некромант. В отличие от меня, вам всем еще что-то нужно в этой жизни. И после нее.
Чародей скинул свою плотную черную робу с пурпурной подбивкой, оставшись в легкой одежде из широких полос ткани, обмотанных вокруг его торса. Его мускулистые руки оказались испещренными разноцветными татуировками. Некоторые из них – например, обвитый кобрами трезубец на плече – тускло светились. Запястья черного капеллана оплетали позолоченные серебряные змейки с миниатюрными рубинами вместо глаз.
- Нет! – Вар Тревис схватил его за предплечье. – Я сам сделаю это. Или мы сделаем это вместе.
Дант запрокинул голову и ласково поглядел на орудия корабля, изрыгающие ветер из убийственного свинца.
- Не нужно, - почти застенчиво промолвил он. – Мой учитель не упустил бы такой возможности и не отдал бы ее никому. Он был храбр – гораздо храбрее меня, - и именно поэтому на его долю пришлось так много испытаний.
- Учитель?
- Белзамин. Я старше его, но он показал человечеству так много, как я бы не смог показать и за сто лет. Честь ему за это и хвала. Наемник?
Сандерас выпустил в сторону военных еще две короткие очереди и обернулся к Данту.
- Удачи тебе, - сказал чародей. Его обыкновенно холодный голос вдруг подозрительно потеплел – для сдержанного и собранного мага это было примерно тем же, чем для иного – пуститься в пляс или зарыдать в голос. – Желаю, чтобы у вас все получилось.
- Спасибо, но это не первая и не последняя моя битва. Бывало и хуже.
- Ты не понял, - усмехнулся маг. – Я имел в виду с ней.
- С ней? – Вайтли выпучил глаза и огляделся по сторонам. Остановил взгляд на хрупкой белой фигурке с винтовкой, и слегка покраснел. – Теперь понял. Спасибо.
- То-то же.
- Возвращайся скорей, - попросил Альберт. – И будь осторожен.
Вместо ответа Дант раскинул руки в стороны, и его поглотила фиолетово-синяя вспышка, росчерком причудливого символа загоревшаяся на песке.
Встроенная в стальной ворот рация на скафандре Вормтонга протестующе заверещала и ожила теплым и домашним потрескиванием камина. Через секунду потрескивание переросло в щелкающую бурю, и процессор вокса перегрузился.
- Они проникли на корабль, брат! Мы теряем упр…
- Что? – Клаус нетерпеливо постучал по наплечнику. Пощелкал кнопками. Покрутил колесико громкости. Стал припоминать подходящую к случаю цитату из Священного Писания.
И отлетел в сторону, когда ему под ноги приземлился снаряд. С трудом поднялся, отбежал в сторону.
Резко развернулся, направил ракетницу на корабль.
- Братья! Они захватили транспорт и используют его против нас. По врагам Господним – огонь!
Приборы показывали серьезные повреждения двигателей. Летательный аппарат трясся и сдержанно гудел.
- Я не хочу умирать, - прошептал Дант, тыльной стороной ладони смахивая пот со лба и снова хватаясь за гашетку. - Более того: я не собираюсь умирать. Я еще слишком молод, чтобы умереть. И слишком зол. Я просто-напросто не готов, дьявол меня побери.
Решил поиграть в героя, Самирес? Зачем тебе было это нужно? Ах, да. Тебя задел поступок Ария, принесшего себя в жертву за други своя. Ему было что терять, но он знал, чего он хочет и к чему стремится. А точнее, куда стремится, и к Кому. Но ведь ты не таков, правда? Ты не настолько молод, простодушен, глуп, в конце концов. Ты не так глубоко веришь в Господа Таланоса, которого отняли у несчастного паладина. Ты всего любил только самого себя.
Зачем ты вспомнил Белзамина? Зачем загрязняешь себе карму такими страшными именами? Ах, да. Ведь ты не веришь и в карму. Ты не веришь никому и ни во что. И чувствуешь себя хорошо.
А сейчас ты расстреливаешь из тяжелых орудий очередного врага. А зачем тебе это нужно?
Решил поиграть в героя?
Я сказал, что не хочу, чтобы они погибли. Может быть, ради этого? Ради этого я сейчас убиваю тех, кто лично мне не сделал ничего дурного?
Данта ощутимо тряхнуло и приложило головой об приборную доску. Кабина пилота будто взорвалась вращающимся багровым светом и пронзительными трелями тревоги.
- Они подбили крыло, - досадливо прорычал капеллан, хватаясь за штурвал скользкими руками и тщетно пытаясь выровнять аппарат. Аппарат дрожал и трясся, кряхтел и сыпал искрами за спиной чародея.
Решил поиграть в героя?
А ведь и впрямь. Все лишь из-за этого, Дант. Только из-за этого. Зачем ты в тот день не пошел за Белзамином и Серахтом, ведь ты – из их породы? Зачем ты решил показать себя и последовал за лояльными старой Священной Инквизиции изуверами, ненавидящими тебя и глядящими на тебя косо? Разве ты не знал, что они не потерпят твоего присутствия рядом со своей святостью, со своими богами, со своими иконами, со своими несокрушимыми принципами? Разве они в тот же день не сказали, что ты ведьмак, еретик и заслуживаешь сожжения вместе с остальными?
Разве не было тебе плевать на их религию, на их убеждения, на них самих?
Ты хотел показать себя. Ты хотел блеснуть собой. Неужели ты думал, что они простят? Что они забудут? Ты хотел доказать, что зло может быть разбойником, жившим нечестиво, но раскаявшимся перед смертью? Ты доказывал это не тем людям.
А как насчет тех, кто сейчас под тобой? С кем ты путешествовал последнее время? Ведь ты опять хочешь показать себя. Разве был у тебя сегодня подвиг по расписанию? Что ты тогда делаешь в горящем корабле?
Самиреса подняло в воздух, выдернуло из пилотского кресла, отшвырнуло в сторону, с размаху внесло в стену, обшитую листовой сталью.
В задней части судна что-то глухо рвануло.
Корабль накренился и начал падать.
- Нет, - Вар Тревис рванулся вперед. – Там Дант! Я должен его спасти.
- Топливный бак может взорваться в любой момент, - Сандерас сжал зубы и схватил его за плащ. – Ты можешь не успеть.
- Если ты не отпустишь, я телепортируюсь вместе с тобой, - зловеще блеснул глазами носферату.
Ночное небо вскрыла, точно нож – масло, огромная сфера из огня и расплавленного камня. Поднырнув под корабль и врезавшись в его днище, она подкинула его, как спичечный коробок, и дымящееся судно, быстро вращаясь на лету, метнулось в военных с ракетницами.
Сплавив с полом свои ботинки и скрестив руки на груди в магическом жесте, капеллан вращался вместе с горящим судном и судорожно шептал слова заклинаний. Сверкающие метеориты разных размеров били со всех сторон один за другим, будто подталкивая лишенный управления корабль в нужную сторону.
Самирес выдохнул последнее слово, и чудовищный осколок горы, со скрежетом сорвавшись с далекой вершины, в ярости ринулся на падающий корабль.
В ясных и ровных как никогда мыслях чародея всплыли давно забытые строки. Последний раз он читал их едва ли не двадцать лет назад, еще когда был совсем мальчишкой.
- Помилуй меня, Боже, по великой милости твоей, и по множеству щедрот твоих очисти беззаконие мое…
Дант улыбнулся самому себе.
- Ибо беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть…
Самирес вдруг подумал, что еще мог бы, пожалуй, перенестись на твердую землю с помощью чар. Чар сложных и трудоемких, иссушающих практически все силы мага, вплоть даже до потери сознания.
Дант не хотел терять сознание. Время вокруг него будто замедлилось, и тяжелый военный корабль летел медленно и плавно, как бумажный самолетик.
- Не хотел Еси жертвы, - тихо засмеялся он. – Не хотел. Но получишь ее.
- Что творит этот малефик? – пробормотал Клаус, опустив могучее орудие. – Разве не ведает он, что убьет грешника зло, а ненавидящие праведника погибнут?
- Он творит какой-то дьявольский и богохульный ритуал, - догадался один из землян. - Приносит себя в жертву. Нормальный человек не захотел бы умереть от собственного чародейства.
- Судя по тому, что огонь не убывает, он еще жив, - возразил Вормтонг. – А что касается жертвы…
Военный вдруг осознал, что судно несется прямо на него, а не куда-нибудь в сторону. Маленькая мерцающая точка в ночи стремительно приближалась.
- Это действительно жертва, - пробормотал фанатик. – Но он жертвует не собой. А нами. Господи…много скорбей у праведного, и от всех их избавит его Господь…хранит Господь все кости их, ни едина из них сокрушится…
Клаус на мгновение затих. Когда-нибудь такое должно было случиться, подумал он. Ведь верно? Ведь правильно? Ведь он не боится смерти? Ведь по ту сторону существования его ждет лишь вечное блаженство в райском саду?
- К дьяволу все, - прорычал военный. А потом развернулся и бросился бежать что было сил.
Сил у него было достаточно, а времени – мало. Но разве кто-то сомневался, что его ждет лишь бесконечное блаженство?
- Господи, - устало сглотнул Вар Тревис, когда взрыв адским цветком распустился в ночи, и во все стороны от эпицентра хлынул густой серый дым. Ударная волна рассеяла обломки на десятки метров от места трагедии. – Ведь он приземлился прямо на их позиции. Вряд ли хоть кто-нибудь выжил. Господи, ведь это подвиг? Это настоящий подвиг? Такой же, какой совершали легендарные пилоты во время глобальных войн, до последнего дыхания защищая свою родину? Разве нет?
- Этот незнакомец защищал не родину, - казалось бы, безучастно произнесла Кэтрин Грайв, подходя к нему и садясь на песок. Она выглядела совершенно изможденной, и даже ее фантастическая грубость и самоуверенность как-то увяла. – Он почему-то вбил себе в голову: чтобы выкрутиться из этой засады, надо по - геройски пожертвовать собой ради друзей. Ну и сделал то, за что хотел сделать.
- Ты иронизируешь? – Вар Тревис был готов вспылить.
- Нет, - контрабандистка неуважительно поглядела на него снизу вверх. – Просто анализирую. В любом случае – мы победили. Ты, наверное, ждешь от меня благодарности? И он вон того неумытого типа с варварской черной бородой – тоже?
- Я нечего не жду. И тем более – не хочу. Я разучился помогать людям ради чего-то.
- Альтруист? У тебя от благородства ничего не жмет?
- Просто кроме людей на этой планете обитает масса других существ. А люди – это, как выяснилось, братья и сестры. Но не друзья. Братья могут ссориться каждый день, и каждый день мириться. Братья могут ненавидеть и даже убивать друг друга. Но могут и быть лучшими друзьями, друзьями до гроба. Главное – хотят они того или нет, их связывает настолько много, что у них нет шанса не знать или забыть друг о друге. Я плохо знал Данта. Не скажу, что он очень мне нравился. Но он был моим братом. Не другом, нет. Братом. Я хочу, чтобы он спал спокойно. И еще: я обязан хотя бы его похоронить.
- Зря я сюда прилетела, - в сердцах рыкнула Кэтрин.
Альберт обернулся в ее сторону.
- А зачем ты сюда прилетела? – спокойно и сдержанно спросил он. - Только для обмена ворованного оружия на артефакты? Не верю. Иначе бы ты давно отлетела, не дожидаясь нелепых случайностей или неприятностей. Вроде тех, что случились сегодня.
- Ты что, самый умный? – слабо огрызнулась Кэтрин, аккуратным движением выкидывая барабан из револьвера. Вытряхнула пустые гильзы, точно пепел из трубки. Загрузила новую партию, закинула барабан на место и взвела курок.
- Не надо так, - напрягшись, попросил некромант. – Я не враг тебе. Сегодня ты сама видела, что здесь ни у кого нет врагов или друзей. Я бился против людей вместе с дентрадами, притом, что сам когда-то был человеком.
- А кто ты сейчас-то? – кисло поинтересовалась Грайв.
- Носферату. Вампир.
- Я ни за что не дивлюсь, - тяжко вздохнула женщина. – Проклятая планета. Не странно, что на ней целый флот сгинул.
- И все-таки, зачем ты сюда приехала? Не очень-то ты расстраиваешься из-за потери товара, значит, не только за ним.
- Наблюдательный ты. Нет, не только. Есть тут один человек. Сюда он прибыл во время первого вторжения, вместе с военными, да и сам он, значит, военный. Надеюсь, что еще жив, но и не удивлюсь, если умер. Еще одного человека ищет моя пассажирка. Просилась сюда очень, как будто ей медом намазано. Еленой зовут. Еще и сына притащила, дура, хотя с этим молокососом здесь делать нечего.
- Как звали того военного?
- Твое какое дело?
- Я здесь давно, и знаю немало. Если не смогу помочь я, помогут мои спутники. Не сердись, Кэтрин. Незачем.
- Да? Ну, помоги. Анджей Дивиновский, 2107 года рождения, подполковник по старой, гражданской системе. Еще до введения всей этой религиозной галиматьи.
Вар Тревис смущенно заулыбался. Его улыбка была одновременно вымученной, задумчивой и усталой, светлой, по-детски доброй и грустной.
- Дивиновский? – пробормотал он.
- Так точно. Ты что-то о нем слышал?
- Прости. Еще один вопрос, последний. Кем ты ему приходишься?
- Отчимом, - мрачно скривилась та. – Что с тобой? Что за поток личных вопросов? Приступ болезненного любопытства? Шило в заднице?
- Ответь.
Кэтрин замялась и посмотрела в сторону. Спрятала револьвер, закурила.
- Не знаю, как сказать. Если угодно – невеста.
Вар Тревис нервно рассмеялся, но мгновенно успокоился и взял себя в руки. Недоуменно, с какой-то глуповатой радостью поглядел на женщину, на хмурого Кристаса, на остальных своих спутников. Посерьезнел. Обратился почему-то к наемнику:
- Анджей Дивиновский, Сандерас. Ты знаешь, чье это имя?
- Кажется, догадываюсь.
Вар Тревис озадаченно кивнул и облизнул сухие губы.
- Сигифер Белзамин. Она – невеста Сигифера.
Погребальный костер был сложен из железных обломков боевого транспорта, облит топливом. Скудные запасы дерева горели быстро и пожирали останки Данта собранно и целеустремленно.
Вар Тревис стоял перед скелетом на коленях, и безучастно глядел перед собой.
- Спи спокойно, брат, - шептал он.
Кристин сидела чуть поодаль рядом с Сандерасом, и грустно смотрела на догорающее голубое пламя.
- Ничего не кончено, - глухой и бодрый голос отвлек ее от раздумий. Охотница дернулась, поймала на себе заботливый взгляд Сандераса, и поняла, кто говорит.
- Он мертв, - отчетливо пронеслось в ее голове. – Его не вернуть.
- Все еще только началось, - демон засмеялся. – Во всяком случае, для тебя, девочка. Ты помнишь его последние слова? О чем он сожалел перед смертью?
Кристин пожала плечами.
- О том, что в этой жизни у него не получилось. И он пожелал тебе не повторять его ошибок, и ради этого пожертвовал своей жизнью. Подумай, даже у Белзамина – мертвейшего из всех мертвых – есть невеста. Значит, он к чему-то стремился. Значит, чего-то хотел.
- Заткнись.
- Что тебе неприятно в моих словах?
- Ты играешь со мной. Искушаешь меня. Забавляешься. Какое тебе дело до…
- Но разве ты не замечаешь его взглядов? Разве сегодня он не бился рядом с тобой?
- Я воин, - упрямо насупилась охотница.
- Может, пора перестать быть воином? От этого умирают. Может быть, пора восторжествовать жизни?
- Черт побери, ты играешь со мной. Ты просто со мной играешь.
- Нет. Погляди на предплечье.
На своем предплечье – у покрытого мелкими заклепками кожаного наруча - Кристин обнаружила руку Вайтли.
И не стала отстраняться.
Спи спокойно, брат. Мы не повторим твоих ошибок.