С тобой и без тебя

      

«Если знаю все тайны  и имею всякое
познание так, что могу и горы
переставлять, а не имею Любви,то                я - ничто».
1 Кор.  13. 1-2

А что природа делает без нас?
Кому тогда блистает снежный наст?
Кого пугает оголтелый гром?
Кого кромешно угнетает туча?
Зачем воде качать пустой паром
И падать для чего звезде падучей?
Ни для кого? На всякий случай?..
Драм. Ал. Володин


…Предвечернее небо прозрачно и изысканно расписано, как китайский фарфор. По бледноголубому нежнейшему фону лёгкими облаками нанесены мазки телесно розового и серебристо серого цвета. Стремительно, с резкими пронзительными криками ласточки перечёркивают  утончённую картину закатного неба чёрными стрелами крыльев, и это только усиливает  впечатление от искусной работы небесных мастеров...

…Она горела, а он стоял и смотрел.
Она горела, а он не двинулся с места, чтобы ей помочь. . Она только собиралась поджечь кучу влажных листьев и плеснула чуть-чуть из канистры. Пары бензина  вспыхнули мгновенно. Пламя опалило джинсы  снизу и уже лизало их, подбираясь к коленям.
Стоял спокойный осенний день с невозможной тишиной вокруг и  поэтому  таким  слышным шорохом опадающих листьев. От  собранных стогами  тлеющих листьев поднимался тонким  фитильком  сизый дымок, бередящий душу своим особым осенним запахом влажной, прогретой  земли и ощущением  неизбежного расставания…с летом, надеждой… со всем.
Они были вдвоём. Дачи вокруг пустовали. И на ней загорелись джинсы. Сначала она пыталась сбрасывать пламя руками, потом  догадалась упасть  и  покатиться по земле. Откуда-то в критические моменты рождается у всего живого этот доисторический инстинкт самосохранения. И сбила огонь. Всё обошлось. Даже сильных ожогов не было. Так, руки немножко. Она не произнесла ни слова, он - тоже. Они вообще молчали с самого утра. И к чему пустые, ничего не значащие слова? Ведь публики нет, а друг другу всё давно уже сказано. Но сейчас…
Чтобы унять колотивший её нервный озноб и барабанную дробь зубов, она выскочила за калитку и  понеслась по дороге просто так, без цели, чтобы сбить напряжение.  Немного погодя, поостыв и успокоившись, она вдруг подумала: если бы для неё это кончилось трагически, он неплохо бы выглядел в роли безутешного вдовца. И его бы жалели, предлагали помощь. Получилось бы  эффектно. К счастью, не получилось. Для неё.
Как же ей теперь быть?  Вот прямо сейчас  надо привести себя в порядок. Чёрт, она, наверное, жутко выглядит!   Волосы дыбом, вся  перепачкана землей, джинсы  по низу обгорели, а руки – как клешни у рака. Но вообще-то вокруг – никого. Всё. И хватит об этом. Живём дальше...

…Пациентка говорила, говорила не останавливаясь, захлёбываясь словами и слезами.  Татьяна стояла у окна кабинета, глядя в окно на изумительное закатное небо, слушала исповедь женщины, и внутри у неё, где-то между сердцем и желудком, мелко дрожал неизвестно откуда взявшийся  острый  кусочек  льда. Она приказывала себе не рисовать картины того, о чём сейчас услышала, но они всё равно вставали перед глазами. Ей хотелось кричать: «Этого не может быть!» Но профессиональный опыт не допускал разгула эмоций. И тот же опыт привычно пытался  выстраивать схему услышанной проблемы, противоречивой, не укладывающейся ни в какие стандартные рамки учебников по психологии.
Это что же получается? Любовь двух молодых и благополучных людей с годами долгого супружества превратилась в такую бешеную ненависть, что… Татьяна опять с усилием отогнала от себя картину живого факела, катающегося по земле, по бесчувственному, цветному  ковру  из  осенних листьев.
В чём причина? Кто в этой истории виноват? Ну, и осталось только спросить: что делать?
А, собственно, делать уже ничего не надо. Поздно делать-то. Пациентка сама поставила диагноз своей семейной трагедии: « Мой муж умер, потому что я не захотела играть по его правилам». Как это? Да очень просто.

Игра называется «Таланты и поклонники». Талант – это, конечно, мужчина,  центр  Вселенной, а поклонники – всё остальное человечество. Он - в центре круга, а  игроки водят вокруг хороводы, восторгаются, умиляются, оказывают знаки внимания. Кто играет не по правилам, тот  проигрывает  и  выбывает из игры.
« Вот я и выбыла, - уныло поникла головой пациентка, - но я долго этого не понимала. Я всё пыталась ему объяснить, что от всего сердца хочу  быть верным другом, а  друзья друг другу не лгут. Ну, и кому я оказалась нужна со своей правдой? Это уже была игра не по его  правилам ».
Татьяна понимающе кивала головой. Другие женщины, привычные к притворству и, быть может, скрывающие корыстные намерения, охотно принимались в эту игру. Они лепетали без остановки, какой он умный, талантливый и красивый. А она, его жена, не понимала, как он, действительно умный, не видел всей их убогости и коварства. Татьяна протянула женщине стакан воды. Она не притронулась к нему.
« И  вот я всё думаю, - пациентка смотрела на врача измученными глазами, - может  быт, он всё ещё любил меня и поэтому и не уходил?  Может быть, ждал, когда я, наконец, войду в хоровод, кружащий вокруг него. А я так и не вошла…И этот кошмар на даче… Наказанье? Кому – мне? Но ведь умер-то он! Кто же из нас наказан?»
Женщина замолчала, обессиленно бросив руки на коленях. Татьяне, потрясенной услышанным рассказом,  так  хотелось побыть наедине со своими мыслями. Но она строго напомнила себе,  что она на работе  и  пациенты  стремятся  непременно попасть к ней на приём, потому  что ждут от врача помощи и облегчения душевных страданий. А её, Татьяниным страданиям, придётся подождать до вечера. Или до завтра -  у неё нет приёма.
 Время, отведённое на одного пациента, давно уже закончилось, но только когда на улице стало совсем темно, над дверью кабинета снова загорелась табличка: «следующий»…

Над  далёким  лесом, из-за которого ожидалось появление солнца, стояли облака, похожие на северное сияние. Их бахромчатые края светились ярко малиновым светом. По мере приближения волнующего момента, цвет облаков менялся, и вскоре они зажглись ослепительным электрическим светом. Солнце ещё не показалось, но точка его близкого появления  чётко обозначилась. И вот над горизонтом  показался  крохотный раскалённый уголёк, который очень быстро разгорался и превращался сначала в половинку, а потом и в целый сияющий рубиновый диск. Пролетел  над парком  нервный ветерок, заволновались кроны деревьев, проснулись, заговорили птицы. Городские звуки стали оживать, слышались  шарканье мётел  добросовестных дворников, урчанье ранних автобусов, перестук далёкой электрички.

Татьяна  ещё до рассвета  на балконе ожидала  восхода солнца. Она очень ценила это короткое время свежести раннего утра, пока не опускалась на город дневная, отнимающая все силы, жара.
Этот день назывался библиотечным, и его можно было использовать по своему усмотрению. Главное – не  надо  тратить время на дорогу в институт и обратно, а поработать можно и дома. К тому же,  никто не отвлекает пустыми разговорами.
Но мыслям не прикажешь, и они  назойливо продолжают вращаться вокруг вчерашних пациентов и их судеб. А своя судьба? Она-то тоже чего-нибудь да стоит. И вот эта ядовитая смесь из вчерашних  рассказов  пациентки о крушении личной жизни и  сегодняшних  собственных проблем  бродила  в голове Татьяны и не давала ничем другим заниматься.

Да и не такие уж  они сегодняшние  эти проблемы.  И к чему ей, собственно, ворошить то, что давно быльём поросло? Вот-вот, уже и не верится: а было ли? Да, представьте себе, было, было. Ну, хорошо. И где это всё? Да там же, где и у всех. Но, главное, она, Татьяна, все эти годы  пребывала в уверенности своей незыблемой правоты. Ходила такой жертвой, непонятой и предательски брошенной.
Окольными путями до Татьяны доходили слухи о том, что её бывший муж женился на библиотекарше. Говорили, что новая жена его боготворит. Ещё бы! Такая карта не всякой выпадет: и умный, и красивый, и …вообще, такого как он – поискать. Но чем же эта новая жена лучше Тани? Говорили, что не так уж и молода, да и особыми талантами не блещет. А может, ему именно такую жену и надо?
Татьяна искренно считала, что в нормальной семье надо не дифирамбы  друг другу петь, а вести  честный «разбор полётов». А кто ж ещё правду скажет, если не близкий человек?  Вчера  в лице пациентки Татьяна  без труда узнала собственный  портрет. Костя на критику огрызался, переходил на крик, придирался к жене, а она, опьянённая спором, лезла напролом с доказательствами собственной правоты.
Как это сказала пациентка вчера: « Он умер, потому что я не захотела  с ним играть…» или что-то в этом роде. Вот. Эти слова и застряли у Татьяны в памяти. Вчерашняя  женщина  казнилась мучительным чувством своей вины, хотя Татьяна выяснила, что её муж умер от тяжёлой болезни. Костя-то, слава Богу, жив и, кажется, счастлив, но Татьяна почему-то со вчерашнего дня места себе не находит.
 Вот уж чего точно она никогда не делала, так это не играла с  мужем ни в какие игрушки. Ей и в голову не приходило. А, кажется, чего проще – ведь знаешь, что он любит, когда по шёрстке гладят. Ну и погладь, рука не отвалится. И что?  Теперь довольна? Нет, конечно, но что же делать? Одни могут всю жизнь играть в семье отведённую им роль, а другим, как видно, не дано. Или что – надо было скрутить себя в бараний рог на радость ему, любимому!?

Кто ответит на неразрешённые вопросы профессора и известного психолога? К кому ей-то идти на приём? Татьяна думала о себе и перебирала карточки в своей картотеке. Сколько разбитых сердец и сломанных судеб! А вопросов…
Вот, например, один из рассказов:  «И где бы она ни была, что бы прекрасного в музее или на лоне природы ни представало перед нею, но если рядом был муж, в скучающем молчании  стоящий за спиною, все чувства  разом тускнели и меркли, как если бы донимала зубная боль. Только однажды, это было посреди рабочего дня, он приехал  за ней прямо в лабораторию.  И они сбежали ото всех, ехали по шоссе, куда глаза глядят. А потом  гуляли по золотому и багряному, шуршащему опавшей листвой лесу. И что-то в нём  «проклюнулось», она  оценила, как «человеческое». Или ей это только показалось…Но она этот день запомнила на всю оставшуюся жизнь. И уже без него, совсем в другой жизни, рядом  с совсем  другим  мужчиной, с которым они и чувствовали одинаково и видели всегда одно и то же, она вспоминала тот день. Ну и что, что с этим другим они смотрели всегда в одну сторону, даже молча, даже вдали друг от друга? Это ничего не меняло. Она всегда  вспоминала только тот день»… Как такое объяснить?

Татьяна  всегда сама выбирала, что для неё важно. В её жизни тоже были моменты, которые  потом  часто  вспоминались. Трудное поступление в аспирантуру, не без борьбы, защита кандидатской. А эти страшные минуты, когда конкуренты чуть не завалили докторскую!  Работа захватила  Татьяну целиком. Взросление  дочери и  мужчины  уже после ухода Кости - вся  эта  личная  жизнь  терялась  где-то там, за горизонтом.
Казалось, что это временно, что всё можно наверстать потом, когда придёт время. И время шло, шло… Но всё никак не приходило. И к чему  же  оно пришло? К даме не первой молодости с большой карьерой и ма-а-леньким пёсиком. Получается  -  «дама с собачкой» что ли? Нет, извините, дочь у неё тоже есть, и замечательная. Только совсем взрослая и самостоятельная… А пёсик Тимка – он такой слабенький, беззащитный…
Так и не завершив  собственный  «разбор полётов»,  Татьяна занялась более прозаическими делами.

К середине дня неподвижная, дымная жара накрыла город. Жёлтый туман до самого горизонта погрузил всё вокруг в сонно-душную спячку. На улице дышалось тяжело, а одежда мгновенно становилась горячей и влажной. В помещении с вентилятором было намного легче, но, видимо, и магнитные бури не дремали: настроение не поднималось никакими средствами, движения у всех вялые, желаний - никаких. И лишь одно желание всё-таки было: чтобы это мучительное состояние скорее кончилось. Ожидание перемен в погоде висело в густом и пыльном воздухе.

После ухода последней пациентки Татьяна умылась, посидела немного с закрытыми глазами, открыла сумочку и, глядя в зеркальце, подкрасила губы. Рабочий день закончился, можно убрать в стол карточки больных, снять халат и… Мотающий душу скрип двери мгновенно перепилил тишину кабинета и завис в душном пространстве. В приоткрытую дверь просунулась голова в соломенной шляпке, из-под которой свешивались усталые пряди светлых волос:
- Доктор, а вы про меня не забыли?
- Как, разве вы тоже ко мне?
- А как же! Вот у меня талончик.
- Ну что ж, проходите, - Татьяна, сдерживая вздох разочарования, и удивляясь своей  рассеянности, застегнула халат и снова вымыла руки: «Я вас слушаю».
«Соломенная шляпка» зачастила, сбиваясь и проглатывая слова от смущения:
- Мы не городские, доктор, живём в 80 км от Москвы. Наш дом стоит на краю посёлка. За ним – уже роща, овсяное поле, потом овраг и железная дорога. Участок у нас хороший, всего много: и огород, и сад, и цветы. Я цветы очень люблю, вожусь с ними, и они меня любят, радуют своей красотой…
Татьяна украдкой посмотрела на часы, ей хотелось поторопить пациентку быстрее перейти к сути визита, но она не стала этого делать. Пациент приходит со своей телесной болью к врачу, а к ней, Татьяне - с душевной болью, особенно тонкой областью. Не сбить ход его мыслей, не поранить неуместным словом – самая главная задача психолога.
- Я целый день кручусь по хозяйству в доме и на огороде. А вокруг – забор высокий, калитка с железной щеколдой. По ту сторону забора весь день гуляет моя козочка, скотинка моя, привязанная верёвкой. И всего-то ей свободы – на длину верёвки: полтора метра в одну сторону и полтора метра в другую. Всю траву на этом расстоянии поест, а до дальнего куста уже не дотянуться.
Я когда смотрю на Белянку, о своей жизни думаю. Я-то, как моя коза, тоже по верёвке бегаю: дом, огород, до колодца – и обратно. Муж вечером с работы придёт, я ужин согрею, телевизор посмотрим и – спать. А утром – всё сначала. Мужик у меня хороший, добрый, но работает тяжело, устаёт сильно. Я его жалею и на судьбу не жалуюсь, только иногда такая тоска нападает…
 За оврагом поезда днём и ночью колёсами стучат. Мне шум не мешает, это - как другая жизнь. Только я думаю: вот люди едут кто по делам, кто отдыхать - к морю, в горы, а кто и в дальние страны…От этого перестука колёс так душа рвётся на волю – хоть плачь. И мужа жалко. Хороший он, только жизнь его «заездила». А вообще-то мы ничего живём, не нуждаемся…

Женщина перевела дух, отёрла скомканным платочком  разгорячённое, повлажневшее лицо и с надеждой взглянула на Татьяну:
- Ну, что вы скажете? Я прямо больная стала от своих мыслей, ночами не сплю от тоски: всё рвусь куда-то, а понять сама ничего не могу. Что со мной, и что мне делать? А, доктор?
Татьяна привыкла к разным историям о чужих судьбах. Она никогда не была отстранённым слушателем, всегда пыталась встать на место своих пациентов. Вот и сейчас она мягко улыбнулась сидящей напротив милой женщине, ещё не старой, но, как она сама выразилась, «заезженной жизнью» и заговорила тихо, доверительно, будто сидят они не в центре Москвы в кабинете профессора, а на лавочке перед скромным домиком с мальвами и золотыми шарами в палисаднике:
- Вот вы говорите, что места у вас красивые: рощица, поле, овраги…В саду вашем - цветы, деревья, кустарники разные. К вам бы художников пригласить полюбоваться красотой и порисовать пейзажи-то  ваши. Вы же в этих красотах всю жизнь  купаетесь  и летом и зимой. Уже их и не замечаете.
А ведь какая радость наблюдать, как весной почки распускаются, как ручьи бегут, и солнце в них  отражается, как ландыши под ёлкой вылезают из-под хвои. А потом, наверное, соловьи по ночам спать не дают, сирень в окна заглядывает,  и яблони цветут, осыпают свои лепестки, как снежные хлопья…
А осень! Ваш сад, полный зрелых плодов, золотые пряди берёз склоняются к земле, рубиновые гроздья рябин горят на фоне  бирюзового неба…
Да и зима не хуже! Снег белый, белый - в городе такого снега не бывает, так и  хрустит под ногами,  воздух прозрачный, чистый и вкусный, как арбуз. Солнце играет на заиндевелом крылечке…А в доме тепло, дрова потрескивают в печи, и вы с мужем чай распиваете перед телевизором…Красота! Скажите, вы никогда не пробовали рисовать?

Вопрос выстрелил внезапно и, на удивление, точно попал в цель. Женщина, заслушавшись Татьяниной журчащей речи, даже вздрогнула. Лицо её выразило крайнее изумление:
-      Как…вы…догадались? Я как раз думала об этом, но боялась сказать. Муж давно мне предлагает заняться чем-нибудь, а я думаю: блажь это, баловство. А? Что скажете, доктор?
- Ну, вот видите! Муж только рад будет. А в отпуск или в выходные приезжайте в Москву, сходите в Третьяковскую галерею. Посмотрите, сколько  художников стремятся передать красоты земли. И, вроде, рисуют одно и то же, а каждый  по- своему. И вы не бойтесь, смелее пробуйте. По-своему.
Глаза у женщины засияли, она оказалась совсем молодой и очень милой. «Что же делает с человеком ощущение счастья? Даже просто ожидание его – уже радостно» - подумалось Татьяне.
- Спасибо, доктор, вы мне так помогли. Я всё боялась, вдруг засмеют люди. Я даже пробовала немножко…
- Вот-вот. Я уверена, у вас получится. И разгоните вы свою тоску. А начните, пожалуй, с вашей козочки – сделайте её портрет. И не сидите за своим высоким забором, гуляйте, любуйтесь, мужу покажите. Козочку не забудьте, возьмите с собой, пускай попасётся на свежей травке. Всё у вас будет хорошо!

Женщина ушла очень довольная визитом. Татьяна с чувством облегчения сняла халат, потянулась от радостного сознания удачно завершённой работы. Это был так называемый «лёгкий случай», но сияющие, благодарные глаза пациентки дорогого стоили. «Ну, что - пора по домам?»  Словно издеваясь, резко зазвонил телефон. Татьяна сняла трубку.
 -    Мамуль, это я! – голос у дочери был какой-то взвинчено бодрый, - я у тебя
      переночую, не возражаешь?
Сердце у Татьяны сжалось от предчувствия  чего-то неладного.
- Доча, что случилось? Ленок, почему такой голос? – Дочь знала, что у матери
 «острый нюх» на интонации, её не обманешь.
- Я с Кирюхой поругалась. Наверное, разбежимся окончательно. Но ты не переживай, ма. С кем не бывает? Вот ты же с отцом – тоже…
- Ты когда отца  видела?
- Мам, ну ты прямо ясновидица! Тебе правду сказать? В начале этой недели. Я была у него в гостях, советовалась насчёт перевода статьи.
- Ну, и как он? Видела его мадам?
- Да, всё нормально, мам. Он весёлый и довольный, растолстел. Его жена – такая домашняя тётенька с волосами «хвостиком». Ничего, вполне симпатичная, любит его до безумия. Всё - «котинька» да «солнышко»…
- А он и рад!
- Ну, мам, я к тому говорю, что Бог ни делает – всё к лучшему. – У Татьяны ревниво кольнуло сердце: кому – к лучшему, а кому… Она спохватилась:
- Ленусь, ну а с Кирилом-то что, какая кошка опять дорогу перебежала?
- Да, мам, он меня прямо в домработницы записал: рубашки погладь, портфель найди, суп подай, да ещё и улыбочку ему изобрази. Тоже мне, Станиславский нашёлся!
- Лена! – в голосе Татьяны явно проснулся профессионал – Ты замуж зачем выходила? Чтобы вместе на Луну любоваться? Так для этого можно было и без штампа в паспорте обойтись. Ты тогда называлась бы не женой, а возлюбленной. Тебе захотелось стать женой? Но это совсем другая профессия... – « Стоп! - мысленно оборвала себя  доктор психологических наук, – говорю с родной дочерью, не забывать!»
- Доченька! Ну, сама посуди. Ты у Кирила одна - и слава Богу! Он без тебя не может обойтись - и слава Богу! Вы же любите друг друга. Вспомни, как он тебя выхаживал после пневмонии: и грелки, и горчичники, и уколы, и соки разные. Он же не кричал: «Я вам не сиделка!» Это жизнь, дорогая моя,- одной Луной сыт не будешь. Ну, что, ребёнок? Уговорила? Взрывоопасная ты моя».
- Ладно, господин учитель, как скажете. Попытка – не пытка. Целую.

В трубке пошли отрывистые гудки. Фу-у-у! «Ни сна, ни отдыха измученной душе, - пропела Татьяна,- уйду я когда-нибудь из этого кабинета, или  заночевать тут на диванчике? Хотя, не так уж и поздно – вон солнце только собирается на покой, а меня Тимка заждался, радость моя кудлатая».

Выйдя на улицу, после душного кабинета Татьяна вдохнула уличный воздух всей грудью и надолго закашлялась: гарь от проезжающего транспорта висела жёлтой подушкой над спешащими прохожими. Небо тоже грозно желтело в просветах между домами. «Наконец-то, - обрадовалась Татьяна, - кажется,  дождик собирается. Ай, батюшки! А зонт? Где я его забыла: то ли дома, то ли в кабинете? Ну, теперь уж точно: быть дождю».
Медленно она пошла к метро, выбрав самую длинную дорогу. Машину она не любила, ни с шофёром, ни без него, хотя водила уверенно и лихо. Ходя пешком, Татьяна отдыхала от напряжённой работы и раздумывала над сложными случаями из своей практики, да и своя жизнь не давала расслабиться,  подкидывала всё новые и новые сюрпризы.

После многодневной и тягостной жары ливень грянул, как сводный духовой оркестр. Плотно обложенное серыми тучами небо не предвещало скорого окончания этой мощной симфонии. Но вдруг, где-то в западной стороне неба образовался крохотный просвет между тучами, и один единственный лучик солнца упал на противоположный край небесного свода, извергающего потоки воды. И над мокрыми крышами домов встала огромной аркой сияющая, как неоновая реклама, радуга. Один конец её упирался в ближние строения, а другой исчезал далеко за горизонтом.
  Через мгновение вторая радуга, ещё грандиознее первой, нависла над городом. Эта фантастическая картина длилась какие-то минуты, пока прорвавшемуся сквозь дождь отважному лучу удавалось устоять перед напором ветра и туч. Но вот его поглотили превосходящие грозовые силы стихии, небо сплошь затянулось мрачной серостью, сияние обеих радуг погасло, и потоки воды смыли чудесное видение без следа.

Основательно вымокнув, Татьяна добежала до спасительного навеса  и, оглядевшись, поняла, что стоит на ступеньках церкви. В мокрой одежде на ветру было холодно. Не верилось, что ещё какие-то минуты назад город изнывал от духоты и липкой жары. Она поднялась по ступенькам и толкнула тяжёлую резную дверь.
В храме было тихо и полутемно. Слабый свет падал из круглых окон под потолком, скупо высвечивая середину свободного пространства. Татьяна оглянулась – присесть не на что. Она подумала, что есть другие  храмы, где молятся сидя и, наверное, это удобней. Строгие лики святых по стенам и поблескивающий серебром алтарь освещались множеством свечей в высоких светильниках.
- Вы к нам, или от дождя спасаетесь?
Татьяна хотела сказать: « Извините, я зашла случайно», - но что-то в ней замкнулось и не дало произнести пустые слова. Эта обстановка, торжественная и таинственная, как-то легла на душу и, внимательно взглянув на священника, она произнесла:
- Простите великодушно, батюшка, я в храм не хожу обычно. А сегодня вот  что-то  привело, просто  не знаю почему.
Священник, человек лет пятидесяти, одетый в чёрное, с серебряным крестом на груди, глядел на Татьяну открыто и доброжелательно.
- Побудете здесь, или хотите побеседовать? Мы можем пройти в покои, сесть и поговорить. Вы промокли. Позвольте предложить вам чаю.
Что случилось с Татьяной? Какие силы привели её сюда? Ну, не дождь же в самом деле! Удивляясь самой себе, прошла она вглубь храма за батюшкой.
Долго длилась их беседа. Татьяну «понесло», и она, давясь слезами, поведала незнакомому человеку всю свою жизнь, неудачи семейной жизни, попытки совместной жизни с другими мужчинами, выплакала тоску и одиночество нынешнего существования. И, как странно, её успехи на поприще карьеры, казавшиеся до этого столь грандиозными, предстали такими не значительными, что о них и говорить не хотелось.

Её собеседник умел слушать. Татьяна, как психолог, отметила это его умение, но - не вежливое светское  внимание, а заинтересованное участие очень доброго человека.
Когда слёзы высохли, чай выпит и душевная горечь выплеснута, Татьяна перевела дух и почувствовала большое облегчение. Её собеседник почти ничего не говорил, а ей уже стало легче.
- Извините, батюшка, я вас нагрузила своими проблемами.
- Ну, что вы! В храм затем и приходят, чтобы облегчить душу. Если хотите, я скажу вам  кое-что относительно ваших сомнений.
- Да, да! Пожалуйста. Мне нужно услышать ваше мнение.
- Ну, это не совсем моё. Вернее, я говорю истины, известные задолго до нас с вами, но на века остающиеся незыблемыми. Я постараюсь не пользоваться специальной терминологией, но есть такие широкие понятия, как Гордыня, Любовь. Можно о них просто прочитать, вслух или про себя проговорить, а можно их глубоко прочувствовать. И когда эти понятия дойдут не до ума, а до сердца – всё встанет на свои места… Вы говорили, что с мужем не всегда находили общий язык. Думаю потому, что ваше «Я» было выше и значительней для вас обоих, чем Любовь – в широком понимании этого слова. И в других мужчинах, хоть вы и находили взаимопонимание, но карьера, то есть опять ваше собственное «Я», оказалось сильнее Любви. Теперь вы на пути к пониманию своих ошибок, но в личной жизни опасаетесь новых встреч, чтобы опять не ошибиться. Вот вы – психолог, даже доктор наук, профессор. Вы многим своим пациентам успешно помогаете выйти из кризисных состояний. Это отлично. А себе почему-то не можете помочь. Ведь что главное? Понять причину своих ошибок и принять истину: Любовь - превыше всего. В широком смысле. И по ней постараться мерить и строить  жизнь. И работа, карьера тут – не помеха. Хотя даже совсем простые, необразованные люди нащупывают для себя эту дорогу самостоятельно, то есть интуитивно. И они, представьте, счастливы. Без чинов и званий. Ну, это я – не в упрёк вам, а для примера.
Я вижу, вы немного успокоились. Надеюсь, вы ещё подумаете о нашем разговоре. А вообще, буду рад видеть вас в нашем храме. Если возникнет такое желание, приходите. Всего вам доброго.
Священник поклонился и проводил Татьяну к выходу. На ступеньках она задержалась и какими-то новыми, просветлёнными глазами посмотрела вокруг.

В домах окна, обращённые на запад, нестерпимо сияли каждым своим стёклышком, отражая лучи заходящего солнца.
Дождевые тучи ушли за горизонт, а по всему небу, как на старинной миниатюре, сквозь жемчужно-серую пелену промыты отдельными мазками чистая лазурь и телесного цвета полосы, редкие облачка  нежно  розовеют в последних лучах уходящего солнца.
Тяжёлые капли, падая с крыш и деревьев, ещё отбивают свой монотонный ритм, а напоённый прохладой вечер опустился на город, и благодатная свежесть щедро вливается в распахнутые окна.

«Что произошло? – размышляла Татьяна, направляясь домой, - А ничего не произошло. Просто оказалось, что я всю жизнь прожила без Любви. В широком понимании этого слова», – вспомнила она речь священника. Легко перепрыгивая лужи и невольно улыбаясь то ли себе самой, то ли встречным прохожим, Татьяна пыталась привести свои чувства хотя бы в относительный порядок: «Ну, вот, профессор, вы и побывали на приёме… Даже не решусь сказать у кого. Дело не в том, что – это был священник. Он оказался очень приятным и отзывчивым собеседником, но осталось впечатление, что его устами говорил кто-то более мудрый и значительный. И мне, как ни странно, стало легче на душе. Значит, всё хорошо. Живём дальше».

Поздним вечером, после совместного ужина и долгой прогулки Татьяна с Тимкой уютно устроились на диване. «Знаешь ли ты, пёс, где я сегодня была? Ни за что не догадаешься! Сейчас расскажу…»
Они ещё долго шептались друг с другом, и пёс благодарно вылизывал ей щёки, почему-то мокрые и солоноватые на вкус.
Когда же щенок откровенно стал зевать и сонно уткнулся хозяйке в бок, Татьяна нежно прошептала прямо в лохматое ухо: «Если бы ты знал, Тимыч, как хорошо, что ты у меня есть. Что бы я без тебя делала?»