- У каждого человека есть моменты, дни, которые мы проносим через всю свою жизнь -
Я в автобусе, едущем в Кливленд, штат Огайо.
Всего несколько минут прошло с тех пор, как я уложив свою кладь, заняла место в автобусе, началa расслабляться. Автобус мягко тронулся.
Я люблю смотреть в окно и видеть еще сонный город в ранние утренние часы. Ещё немного и он будет совсем другим. Поток машин на его улицах, поток пешеходов, спешащих в метро. Он наполнится звуками делового утреннего, торопящегося начать рабочий день города. А пока несколько часов тишины и несколько драгоценных мгновений до его пробуждения.
Я вижу людей, которые подготавливают город для нас. Они чистят его улицы, развозят продукты, выкладывают их на прилавки магазинов.
В городские кафе идёт доставка свежеиспеченного хлеба, молока. Выкладываются овощи, фрукты на витрины магазинов.
Мелкие торговцы города, владельцы маленьких бизнесов готовятся быстро обслужить своих спешащих клиентов, а значит всё должно быть под рукой, заранее подготовлено.
А пока у них есть время выпить свою чашку кофе, перебросится несколькими словами с доставщиком продуктов или просто подышать свежим утренним воздухом, любуясь восходящим над городом солнцем.
Почти двадцать лет назад мой отец и я ехали из Торонто в Кливленд.
Мы даже не заметили, как быстро пролетело время. Километр за километром летят... а мы всё говорим и говорим.
Отец рассказал мне, что он сейчас чувствует то же, что в далёкое время, когда он возвращался домой после окончания войны: "Я не ехал в поезде. Я летел ; как птица в полете!"
В то время он ещё не знал, что никто не ожидал его, даже дом был разрушен ...
Остался только дом моего прадеда, который стоял в центре города.
Я не лечу сейчас, я так боюсь.
Как мой отец перенесёт новое лечение?
По телефону его голос звучал хорошо.
"Не волнуйтесь, Майн кинд", ;он сказал ...
Я хорошо знаю характер отца, независимо от того, какие трудности он переживает, он никогда не раскисает. Он всегда говорит, что все в порядке.
Я действительно знаю его? Порой мне кажется что он находится далеко от ощущения реальности, что он таким образом оградил себя от несправедливого мира, от вещей, которые не может контролировать.
Он сформировал свой собственный маленький мир, в котором, как мне кажется, ему комфортно.
У него есть друзья с которыми он играет в карты, организация к которой он принадлежит, его сестра Лиза, ее семья, и Хава его дочь, моя сестра по отцу, и, конечно, я и моя семья ... моя мать...
Когда я вошла в его жизнь? Вернее когда он вошёл в мою жизнь?
1956 год. Mне десять лет.
Мы переeхали в новый дом на улице Адама Мицкевича.
Я до сих пор помню мой маршрут из дома в школу. Я прохожу мимо бани.
Напротив бани дом, где жили Мотл и Малка. Рядом с ними семья Ошера, а напротив них Рашка и Вуля Лернер. На углу улицы кузнеца, где работал Сролик Гитлевич.
Мне не раз приходилось наблюдать, как он подковывал лошадей.
Лошадь стояла, приподняв ногу, согнув её в колене, и покорно ждала, пока подкова приколачивалась к копыту. Мне всегда казалось, что лошади больно.
Руки у дяди Сролика были большие и сильные, и в его движениях была уверенность и решительность. Я тихо наблюдала, как он вынимал гвозди изо рта и сосредоточенно вбивал их в копыто лошади. И только когда работа была сделана, он, похлопывая лошадь, приговаривал:
"Ну вот мы тебя и обули".
А потом, обращаясь ко мне, говорил:
"Видишь свои ботиночки, ножкам твоим в них тебе хорошо, не жмут?
Вот и лошадкe нужны ботиночки, чтобы не стёрлись копытца".
Кузница была расположена на перекрёстке трёх улиц, одна из которых вела прямо к базару, вторая к школе. Так что в базарные дни кузнецу приходилось много работать, а во дворе кузницы порой стояла очередь лошадей для подковки. В другие дни, проходя мимо кузницы, я слышала звук наковальни. Специфический ритмичный звук.
Я тихонько заглядывала в кузницу, видела как дяда Сролик ударяет пo металлу, раскалённому до красноты.
Я во всю глотку кричала "Здравствуйте..." А он мне улыбался в ответ и жестом показывал, что я могу подойти поближе. Он чуток отодвигался от наковальни, я проскальзывала между ним и большой деревянной колодой обрамлённой железным обручем. Он брал мою руку и, поддерживая своей рукой, позволял держать клещи, мы вместе крепко держaли клещи с длинными ручками с куском горячего огненного металла. Другую руку я клала на ручку кувалды впереди руки Сролика, так мы вместе ударяли по металлу.
«Ну, теперь беги в школу, смотри не опоздай!» ; и я, такая счастливая то ли от тепла кузницы, то ли от тепла рук кузнеца бежала в школу.
По этой дороге, дороге моего детства я получала столько добрых улыбок, столько любви, что они сохранились на всю мою жизнь. Однажды, проходя мимо кузницы, я услыхала, как двое пожилых людей, сидевших на скамье рядом с кузницей, говорили между собой:
"Смотри, как девчонка в кузню бегает ...Дед ведь её, да и прадед жестянным делом занимались. Хорошие мастера были. Видишь ведро, это его рук дело."
Дед, какой дед ? У мамы отец был софером-переписчиком свитков священых книг. У Папы Коли отец не с Ошмян..Что-то не то они говорят.
Однажды на моем обычном маршруте в школу, я увидела незнакомое лицо.
Кто это большой, красивый мужчина?
Я чувствовала, что он пристально смотрит на меня.
На обратном пути из школы я увидела его еще раз у дома Мотла и Малки.
Они остановили меня и стали расспрашивать о моём дне в школе, проявляя при этом необычный интерес ко мне. Озадаченная и смущённая я отвечаю на их вопросы, всё время поглядывая на незнакомого мужчину.
Я хотела спросить его: «Кто вы? Как вас зовут?», при этом ловлю на себе его пристальный взгляд, но не решаюсь спросить и, попрощавшись, бегу домой.
У ворот калитки моего дома соседка спрашивает меня:
- Роза, твой отец приехал?
- Отец? Приехал? Но он ведь никуда не уезжал? ; отвечаю я.
- Ах ты глупышка, ты всё ещё не знаешь? Это твой родной отец приехал.
-А Николай, твой отчим. Он удочерил тебя,- говорила соседка шепотом, наклоняясь ко мне, как бы боясь, что я её не расслышу.
Я была настолько ошарашена такой новостью, что не знала как отреагировать.
Это хорошая новость или плохая?
Я должена спросить маму, она объяснит мне всё.
В доме мама была занята с моей новорожденной сестричкой Галочкой.
Она такая славная. Ей всего шесть недель от роду.
- Мама, я хочу поговорить с тобой.
- Рoзочка, мы можем сделать это попозже? Я занята сейчас. Разве это важно?
- Важно? Нет, я могу подождать. Моя сестра Галина, вот что важно сейчас.
Ночью я не могу уснуть, я знаю, что моя мама не спит тоже.
Я слышу её шаги на кухне, вот она пришла в мою комнату.
Я делаю вид, что сплю.
Я почему-то не решаюсь спросить у неё кто же мой папа, что-то сдерживает меня.
Визит моего отца в Ошмяны был большим событием в жизни евреев в нашем городке.
Он приехал из-за границы, из Польши. Он был свободным человеком, он легко мог уехать в Израиль. Мой отец был в городе всего две недели.
После того как он уехал, семьи моих дорогих и близких друзей стали уезжать из Ошмян. Мой дядя Меир с женой и детьми, семья сапожника Вакс, дядя Мотл и Малка, моя подруга Роза Шевтц с родителями, дядя Ошер с женой и детьми и другие семьи.
Папа уехал, так и не сказав мне, что он мой отец.
Никто в семье мне ничего не сказал. Но я знала, я знала, что я очень похожа на отцa. Я узнала, что в жизни есть много тайн. Я узнала, что не всегда надо о них спрашивать и лучше молчать о том, что ты знаешь. Но со мной осталось печаль всей этой познанной истории, печаль что, ни мама, ни отец не могли мне рассказать правду, я бы всё правильно поняла.Мой мир замкнулся. Беззаботное детство кончилось, я сразу стала взрослой.
Я стала замечать много других вещей, происходящих вокруг меня.
Я наблюдала, как зачастую чужие люди подходили к моей маме и о чём-то тихо говорили.
Они давали ей какие то бумаги, документы, и что-то тихо рассказывали. Люди были не местные, уставшие с дороги, от своей поездки.
Моя мать, как могла, снимала напряжение, предлагая им чашку чая или тарелку супа, рекомендовала место для ночлега, а иногда предлагала ночлег в нашем доме.
По истечению многих лет, я узнала, что она помогала этим людям получить документы с подтверждением их польского гражданства. В то время это была единственная возможность выезда из России.
Она помогла им здесь, на этой стороне а мой отец Меир, уже в в Польше встречал их, предоставляя ночлег и помощь на первых порах устройства в новой стране.
Звуки идиша стали исчезать из нашего города.
Я не могла больше пойти в дом сапожника, чтобы слушать его песни и играть со своими двоюродными братиком Михаэлем и сестричкой Беллой..
Я скучала по жене сапожника Мусе и их сынe Исроликe.
Почему я люблю слушать пение Кантора?
Почему так дороги эти мелодии мне?
Почему они кажутся такими знакомыми?
Наверное, я узнаю те звуки, которых коснулась моя душа в детстве.
Это были мелодии старого, тихо молящегося сапожника, который сам того не зная, посеял семена молитвы в моей душе. Много лет спустя они расцвели.