Впервые смерть посмотрела ему в глаза, когда ему было десять. Раньше о ней говорили много и приходила она часто. Но индейцы знают, что жизнь - это агония, а смерть — долгожданный уход в поля вечной охоты. Тело с его болью-это только обманка, испытание, которое проходят достойные. Трусы бегут прочь и дрожат, как листья, лишь от ветра. Охотник забирает с собой своё сердце. Убивший медведя, забирает силу медведя в своём сердце. Трус уходит ни с чем. И умирает второй раз не добравшись до полей вечной охоты.
Но смерть, подобно воде, имеет много обличий. Вода забирается в трещины в скале, и, замерзая, раскалывает её. У каждого свой путь. Для него смерть открыла себя когда ему было десять. Он нашёл своего друга в канаве, не далеко от деревни. Гризли разодрал его. Медведь был здесь только минуту назад. Друг был ещё жив. В десять лет дети часто показывают свою прыть, подходя и дотрагиваясь до опасных жителей леса. В руке он сжимал нож и рядом валялся клок шерсти серого медведя. Друг уже изменился. Он был только окровавленным телом, но смерть ещё не до конца забрала его. Это было тем моментом, когда жизнь встречается со смертью. Это должен быть момент очищения и ухода в безбрежную вечность. Но молодой индеец увидел другое. Перед ним лежал его друг с которым они только вчера мечтали о том, как они станут великими охотниками, преодолев множество опасностей. Это был его друг, с которым они были неразлучны. Но сейчас он принадлежал нечто иному, тому, что индеец, как ни старался, не мог понять. Он не мог сказать что чувствует его друг и чувствует ли вообще. Все предания и увещевания разбились о ту действительность, что открывалась перед ним. На какую-то секунду ему захотелось, чтобы гризли вернулся и сделал то же самое с ним. Чтобы понять. Тело друга задёргалось в предсмертных судорогах. До тех пор молодой индеец стоял неподвижно, но, увидев, что челюсть умирающего задвигалась, он припал к телу друга, но вместо слов, из горла хлынула кровь, и ломанная челюсть просто упала в зелёную траву. Индеец вдруг отвернулся и ему показалось, что ничто на свете не заставит его посмотреть в эту траву снова. Он поднял взгляд от земли к небу. Где-то там, далеко, были поля вечной охоты. Он сжал в кулаке землю и почувствовал, что она живая и Маниту создал её и того зверя, который не отдал свою силу, но отнял у мёртвого индейца. Маниту отдал медведю сердце индейца. Сердце, наполненное мечтами и мыслями. Полный решимости, молодой индеец посмотрел на умершего друга. Загадка исчезла и взгляд смерти тоже. Индеец взял руку мертвеца и крепче сжал в ней нож, красный от крови медведя, потом поднял выдранную шерсть гризли, поднёс к носу и прислонил к остывающей руке друга, сжимающей нож.
“Я знаю, друг, это принадлежит тебе, ты был смел и поранил зверя. Ты умер достойно. Но я заберу эту шерсть себе, чтобы знать которого зверя мне надо убить, чтобы вернуть твоё сердце.”
Потом молодой индеец бегом бросился в деревню.
Это был тот раз, когда смерть заглянула ему в глаза.
Когда индеец стал юношей он набрался смелости и пошёл к вигваму уважаемого старца. Старец ничем не показал, что удивлён его приходом и оказал ему честь, позволив присесть к своему костру.
Некоторое время они сидели молча. Казалось, что глаза старца закрыты и он не смотрит на юношу. Юный индеец не смел оскорбить его и начать разговор первым. Потом старец обратился к нему:
“Что за животное является тотемом нашего племени?”
“Черепаха” - ответил юноша.
“Часто ли черепахи вглядываются в небо или залазиют на дерево? Ты молчишь, но не является ли твой приход ко мне знаком, что ты начал вглядываться в небо? Но я не виню тебя, сын мой, на то ты и человек, что не можешь прятать сердце своё под панцирем. Твои глаза горят огнём, что случилось с тобой?”
“Я одержим зверем, который убил моего друга. Уже много лет я точу свой томагавк, чтобы поразить его. Я стал хорошим охотником, но мне нужен лишь тот гризли, что забрал жизнь моего друга.
“Давай выйдем из вигвама и отправимся к великой реке”
Юнец и старец вышли из жилища. Старец шёл медленно, и было непонятно в силу ли возраста или шёл он, наслаждаясь светом и жизнью, что кипели вокруг.
“Оглянись, - сказал он – что видишь ты? Трава растёт, звери заняты своим делом, птицы машут крыльями. Везде Маниту, везде его сила, сила великого духа. Но я вижу в глазах твоих бездну.”
“В деревьях, что рядом, я вижу только укрытие для своего врага, а солнечный свет поможет мне разглядеть его.” - отвечал юноша.
“ То, что определил Маниту окружает нас сейчас. Это то, что видит черепаха и живёт долго. Ты же взываешь к силам, располагающимся по ту сторону и за пределом видения. Они на черепашей спине, которую она не увидит.”
Тогда юноша упал на колени, словно подкошенный. Лицо его не изобразило муки, но глаза были сосущей пустотой.
“Не значит ли это, старец, что я недостаточно силён, чтобы освободить сердце своего друга? Не значит ли это, что смерть, взглянув на меня, отняла у меня право, как у слабого, и, обезумев, я внушил себе ложное?”
Тогда старец жестом приказал ему встать:
“Путь настоящего индейца – путь охотника. Я уже стар и мудрость черепахи пришла ко мне после длинной жизни и борьбы со стихией. Я рад, что ты пришёл ко мне и я могу сказать тебе, что те силы, что пробудились в тебе и то, что побудило их, и то, что ты себе внушил – всё это уже существует и составляет твою жизнь. Так оставайся храбрым воином и верни другу то, что ты обещал.”
Они стояли у валунов на берегу реки. И хмурое лицо старца на минуту озарилось улыбкой, он положил руку на плечо юноши и сказал:
“Здесь я тебя оставлю, а ты посиди у великой реки...”
И старец тяжело ушёл прочь.
Юный индеец сел на валун и достал кожаный мешочек, затянутый верёвкой. Внутри лежало несколько вещиц, глиняных осколков, сухие растения и шерсть серого медведя. Каждая вещь была связана с каким-то воспоминанием. Индейцы часто хранят в мешочках вещи, которые напоминают им что-то, чаще хорошее... Но индеец взял кусок шерсти медведя и глаза его затуманились.
Вскоре в деревне люди стали говорить, что необычайно большой гризли тал появляться у великой реки. Несколько дней юный индеец ходил к реке, неся с собой убитое кровоточащее животное. Но медведь не выходил на приманку.
Тогда индеец пришёл к реке без жертвы. Медведь, который однажды убил человека становится одержимым, не принадлежавшим миру зверей до конца. Юноша, пришедший без жертвы, сел на валун и достал нож. Ножом он нанёс глубокую рану
, рассеча свою ногу ниже колена. Кровь хлынула на серые камни. Юноша не выдал страдания, безразличный ко всему, он достал кожаный мешочек. Серую шерсть гризли он положил на своё колено. Духи, которые жили в вещах-воспоминаниях, захватили его разум. Слух индейца тонок и через всякую отвлечённость он услышал тяжёлый шаг и звук ломающихся веток за долго до того, как пришелец подошёл достаточно близко, чтобы быть обнаруженным. Как только серый медведь появился на другом берегу широкой реки, острый взгляд лесного жителя ухватился за старую рану зверя у когтистой лапы, лишённой шерсти. Гризли увидел индейца, наклонил морду и грозно зарычал. Юноша мигом бросился в воду и исчез в её глади. Его враг был там, вставший на дыбы огромный гризли. В безумии индеец выскочил из воды, вонзил свой длинный нож напротив сердца медведя и отскочил назад. Животное, вставшее на дыбы, не ожидало нападения, тяжело покачнувшись, всей тушей гризли упал на бок, издав пронзительный рёв.
Индеец видел перед собой этого старого медведя, раненое животное продолжало реветь и смотрело индейцу прямо в глаза. Нож в руке индейца был готов докончить начатое. Но затуманенные глаза юноши вдруг прояснились. Не было никакой связи между тем, что происходит сейчас и что произошло много лет назад. Где на самом деле сердце его умершего друга и было ли оно когда-нибудь у медведя?
“Самим только осознанием того, что ты только создание Маниту, я отпускаю тебя. Его сердца у тебя нет.”
И ушёл прочь.