- Наркрота едва ли хватит, чтобы заполнить собой весь двор, - бледно улыбнулся Холмс. – Не та комплекция…
- Всё потом, - категорично вмешался я. – Дегар, подержите руку мистера Холмса вот в таком положении – ничего против боли он принимать не желает, а мне нужна полная неподвижность. Рона, там, в тазу, мокнут гипсовые бинты. Будешь подавать мне по одному. Только не сразу – сначала я промою рану. А вы выпейте хотя бы виски, Холмс. Потом я дам вам хорошее снотворное – думаю, всё вместе подействует, как надо.
Я заметил, что Дегар при этих моих словах занервничал и затоптался на месте.
- Подождите, - наконец, через силу проговорил он, сильно краснея. – Тут есть один, может быть, неизвестный вам нюанс…Рона, мистер Холмс всё ещё получает то лекарство, которое я давал тебе для него?
Я замер от изумления – что это, внезапный порыв раскаяния или новая хитрость? Растерялась и Рона. Не растерялся Холмс.
- Лекарство? – переспросил он с отменно сыгранной нарастающей подозрительностью в голосе. – Какое лекарство? Я не пью никаких лекарств… Рона?
Рона подыграла, изобразив смущение:
- Я тебе всё объясню…Это из-за твоего увлечения кокаином…тогда, в апреле. Я давала тебе препарат втайне. Он должен был ослабить тягу к наркотикам. Так обещал Пьер. А что мне ещё было делать? Ты же не считал, что нужно лечиться.
- Так вот оно как! Вы сговорились? Сговорились против меня? А я-то, дурак, думал, что я болен. Ломал себе голову, отчего у меня ночные кошмары и судороги.
- Мой препарат тут не виноват! – возмутился Дегар. – При всём уважении, мистер Холмс, ваши проблемы связаны с застарелой наркоманией и нервным расстройством. Препарат, который я вам даю, не даёт таких побочных эффектов. Но…давайте лучше позже вернёмся к этой проблеме, когда мы окажем вам помощь. Я просто хотел предупредить доктора, что не всякое снотворное в данном случае годится. У вас какое?
- Сетронал, - назвал я, втайне предвкушая растерянность сельского эскулапа – сетронал к широко распространённым средствам едва ли можно было отнести.
Но Дегар спокойно кивнул:
- Сетронал можно. Опийные производные было бы нельзя.
- Так вы знаете сетронал? – не сдержал удивления я.
- Знаю, отчего же… Изобретатель его, профессор Штерн - из моих любимых учителей. Я в его лаборатории провёл львиную долю времени моей учёбы в университете. Кстати, препарат, который я давал Роне для мистера Холмса – наше совместное изобретение, вы можете справиться у него, когда будете в Лондоне и о действии, и о побочных эффектах, коли мне не верите.
Говоря так, мы, как можно догадаться, не стояли без дела и не вели времени зря, поэтому рука Холмса вскоре оказалась в плотной гипсовой повязке с оставленным над раной окном, как и полагается при открытых переломах.
И тотчас, едва я наложил последний виток бинта и разровнял гипс, в дверь властно постучали.
- Ну хоть дело сделать успели, - вполголоса заметил Дегар. – Как вы, мистер Холмс?
- Лучше, - сказал Холмс, которому после наложения гипса, конечно же, сразу полегчало. – Много лучше. Почти хорошо.
- Гипс должен застыть как следует – постарайтесь сохранять пока руку в полной неподвижности.
В дверь заколотили ещё настойчивее.
- Судя по стуку, это полиция, - сказал я. – Может быть, стоит открыть им?
- Да, конечно, это Наркрот. Впусти его, Рона, - велел Холмс.
Наркрот был не один – с двумя констеблями в форме. Это придавало визиту официальный характер.
- Дело уже совсем серьёзное, мистер Холмс, - начал Наркрот с порога, но, взглянув на свежий гипс на руке Холмса, понимающе кивнул и добавил. – Да вы, похоже, и сами догадываетесь. Пора раскрывать все карты – вы не находите?
- В самом деле, отец, довольно скрытничать, - сердито вмешалась вдруг Рона. – Сострадание тоже должно иметь пределы. Вы нашли трупы, господа?
- Трупы? Отчего вы говорите во множественном числе?
- Оттого, - устало сказал Холмс, - что ещё одно тело зарыто под солнечными часами. Тело Перлинса. На первый взгляд, я думаю, он выглядит убитым из моего браунинга. На самом деле, полагаю, отравлен. Вероятно, ядовитый шип из духового ружья.
- Подождите, Холмс, - вмешался я. – Но ведь земля под солнечными часами была разрыта до того, как в руках убийцы мог оказаться ваш браунинг.
- Это ничего не меняет, - сказал Дегар. Сказал так, что все обернулись и посмотрели на него. Он был очень бледен, но взгляд не отвёл, а продолжал:
- Я думаю, Рона совершенно права, и с этим пора покончить.
- Вам и карты в руки, - не выдержал я. – Сдаётся мне, вы тут главное действующее лицо. И, пожалуй, что отрицательного плана, а?
- Это как посмотреть, - не согласился мой коллега. – Но вы сами виноваты. Если бы не скрытничали и не пытались водить меня за нос, а прямо спросили бы обо всём, что я знаю…
- …То вы и нас прикончили бы заодно с Перлинсом и Чеснэем, - докончил за него я.
- Так вы думаете, это я убил Перлинса и Чеснэя?
- Да, - сказал я.
- Нет, - одновременно со мной сказали Рона и Холмс.
- Вы только шантажировали Клару Шеппард, - добавил Холмс. – И пытались вывести меня из строя вашим «лекарством».
- Я-а?! – вскричал Дегар с таким ужасом, словно наступил на змею. – Да я помочь вам хотел! Вы ведь мучали Рону – так же, как Шеппард мучил свою дочь. И сами об этом понятия не имели, правда же?
- Я сама об этом понятия не имела, - сердито сказала Рона. – С чего ты взял? Вот уж непрошеный благодетель!
Дегар словно бы немного смутился от её слов, а ещё более – от тона, каким они были сказаны. Но мотнул головой, отгоняя это смущение, и с напором продолжал:
- Я насмотрелся на Клару. А пьяница или наркоман – разница невелика. Я видел, как твой отец, раз уж на то пошло, избивал тебя в припадке гнева. После этого и решил вмешаться.
«Холмс избивал Рону? – изумился я. – А впрочем…замахнулся же он на неё при мне, когда она выбила у него из рук наркотик».
- Никогда он меня не избивал, - оторопело сказала Рона. – Ты что, с ума сошёл, что ли?
- Я был в часовне, - снисходительно объяснил Дегар. – В вашей часовне. Я бываю там довольно часто, потому что изучаю историю рода Сэмплиеров, ведущих линию от румынских Цепечей. Мистер Холмс сам позволил мне осматривать захоронения.
- Да, - сказал Холмс. – Ну и что?
- Я слышал то, что происходило между вами семнадцатого апреля, - отчеканивая каждое слово проговорил Дегар. – После истории с подброшенным мясом. Вы, Холмс, били свою дочь – двух толкований того, что я слышал, быть не может.
Холмс усмехнулся:
- Мой друг Уотсон скажет вам, к каким роковым ошибкам может привести неверное толкование услышанного через стену между воздуховодом из часовни и нежилой половиной дома. Не правда ли, Уотсон?
Я не ответил, хотя в душе не мог не согласиться.
- А, вспомнила, - сказала Рона и засмеялась. – Но это, действительно, было семнадцатого апреля. Это называется спарринг, учебный бой. Отец показывал мне приёмы восточной борьбы – вот и всё. А ты что себе вообразил, глупый?
- Восточная борьба? – теперь ошеломлённым выглядел Дегар. – Пристало ли это девушке?
- Может и нет, да ведь речь не об этом.
- Вы это подтверждаете? – повернулся к Холмсу Наркрот.
- Конечно.
- Ну что ж, прекрасно, что одним недоразумением меньше. Вопрос второй: кто повредил вам руку, мистер Холмс? И каким именно образом?
- Этот человек был в маске, - сказал я. – В маске летучей мыши. Мы могли видеть только силуэт. Я понятия не имею, зачем он пробрался в часовню и для чего у него оказалась лопата в руках, но он нанёс удар именно этой лопатой, и хотел, по-видимому, убить, а не просто сломать мистеру Холмсу руку.
- С последним не могу не согласиться, - серьёзно сказал Холмс. – Что касается мотивов для визита в часовню, они тоже вполне очевидны – наша гостья хотела извлечь из тела трупа ядовитый шип.
- Именно гостья а не гость? – спросил Наркрот.
- Скажите, Дегар, - не отвечая ему, повернулся к моему коллеге Холмс. – У Шеппардов ведь было духовое ружьё, стрелявшее ядовитыми шипами?
Дегар поморщился, словно речь зашла о чём-то крайне неприличном.
- Я, честно говоря, не помню, - сказал он, и было ясно что говорит он нечестно.
- Шеппард свою военную карьеру где делал? – с преувеличенной лёгкостью спросил Холмс, словно просто решил поболтать на светские темы. – В Индии?
- В экваториальной Африке, - неохотно ответил Дегар.
- Ну вот видите… А теперь ещё вопрос, который расставит по своим местам очень многое: что именно пошептал на ухо покойному Лонгли покойный Чеснэй после скандала на свадьбе?
- Бог с вами! Откуда же мне знать?
- О, думаю, вы очень хорошо знаете. Что такого он мог сказать, отчего у Лонгли всё в душе перевернулось, и он предпочёл быть мёртвым, чем женатым на любимой женщине?
Тут уж и я догадался, к чему он клонит, и почти закричал:
- Так вот оно что! Чеснэй тоже знал о зарытом ребёнке! Это вы, Дегар, его закопали, а Перлинс видел и начал болтать. Чеснэй сказал Лонгли, что Клара родила ребёнка и убила его, и Лонгли из-за этого…
- Ребёнок родился мёртвым, - запротестовал Дегар с неподдельным возмущением. – Ни я, ни Клара никогда не смогли бы убить.
- Да неужели? – остро перебил Холмс. И Пьер сразу сник.
- Лонгли, - сказал он, опустив голову и сильно понизив голос, - не бросил бы Клару из-за ребёнка. Мимо, мистер Холмс. Доктор Уотсон подтвердит вам, что Лонгли ещё до свадьбы вполне допускал такую возможность. Их памятный конфликт с Чеснэем, стоивший последнему глаза, как раз с этим и был связан. Я давал показания в суде и свидетельствую, что даже предполагая наличие беременности и ребёнка, Лонгли не хотел отказаться от Клары Шеппард.
- Да, когда подразумевалось, что отец ребёнка Чеснэй, - невозмутимо кивнул Холмс. – Но Чеснэя едва ли можно назвать стариком, правда же?
Не только Пьер Дегар, но и все мы посмотрели на него непонимающе.
- А вы повторите, Уотсон, - сказал он, - то, что вы слышали за стеной коридора возле ванной в нежилом крыле, когда думали, что Дегар обращается к Роне и имеет в виду вас.
Я покраснел и, должен признаться, здорово разозлился на Холмса:
- Не стану повторять. И вы не станете тоже, - сказал я сердито.
Дегар сделался совсем белый – белее штукатурки на потолке.
- Боюсь, что это в интересах следствия, доктор, - заметил, как всегда, без всякого выражения, Наркрот.
- Я не служу в полиции, - отрезал я.
- Буквально сказано было следующее, - невозмутимо заявил Холмс. – Старик сделал тебе ребёнка, и ты должна мне быть благодарна за избавление от последствий. Я не ручаюсь за точность цитаты, но смысл был именно такой. Так кого вы имели в виду под словом «старик», Пьер? Я не спрашиваю, кто была ваша собеседница – на свете не так много женщин, имеющих, подобно вам, или благодаря вам – тут уж как угодно – доступ в часовню Сэмплиеров.
Дегар опустил голову ниже плеч. Казалось, он сосредоточенно обдумывает что-то с горестным и виноватым выражением лица.
- Речь шла, - сказал он, наконец, - о полковнике Шеппарде. Глупо мне и дальше пытаться хранить молчание, коль скоро вы и так уже обо всём догадались, мистер Холмс.
- Глупо было делать это с самого начала, Пьер. Впрочем, я виновен не меньше вашего. Смертей могло бы и не быть. Позор – не преступление, но позор становится мотивом преступления очень часто. Итак, Клара Шеппард, действительно, была беременна…
- От своего отца.
- И связь их при этом не была единичным случаем? – с убийственным спокойствием продолжал спрашивать Холмс.
- Они регулярно жили вместе с тех пор, как только Клара стала взрослой, а её мать умерла.
- И вы знали об этом?
- Я узнал об этом, - Дегар выделил голосом «узнал» - Мне, если угодно, была доверена врачебная тайна.
- Врачебная тайна – понимаю, - покивал Холмс. – У вас, Дегар, гипертрофированное чувство долга. Разве врач обязан зарывать мертворожденных младенцев в землю? Или я чего-то недопонимаю? Или вы чего-то не договариваете?
- Я люблю Клару Шеппард – в этом всё дело, - обречённо сказал Дегар, опуская голову ещё ниже.
- А как же я? – живо возмутилась Рона. – Ты же говорил, что меня любишь. Ты же меня замуж звал.
- Гм… Не мог же я жениться на женщине, которая спит со своим отцом, - сердито пожал плечами Пьер. – И потом…
- Наследство, да? – догадалась Рона. - Приданное? То, что получаю я в сопровождение к Сэмплиер-холлу? Ну, конечно! То-то ты то и дело ездил в город к Солиситору! Да и само помещение тебе было бы нелишним – тут и часовня с любезными твоему сердцу мумиями, и амбулаторию можно обустроить по высшему разряду. Только можно ли было так рисковать? Ну а не родился бы у нас мальчик за три года – что тогда?
Дегар поморщился. Снисходительно, утомлённо сказал:
- То же самое тогда. Если бы у нас не родился сын, Сэмплиер-холл унаследовал бы старший внук троюродного брата твоего деда со стороны отца – француз по происхождению некто Пьер Дегар.
- Ловко, - только и сказала Рона, а Холмс захохотал, воскликнув сквозь смех:
- Ну, не говорил ли я тебе, что этот Дегар негодяй!
- Вы, друг мой, - вступился за Рону я, - вообще много, чего говорили. О перспективах на деторождение, в частности.
Понял он или нет, но рассмеялся ещё веселее.
- Так или иначе, - резонно заметил Дегар, - теперь мои притязания – дело прошлое. Насколько я понимаю, в сравнении с доктором Уотсоном перспектив у меня никаких.
- Вот это верно, - азартно подтвердила Рона.
- И всё-таки, я не убийца. Ребёнок, действительно, был мёртв. Я спрятал его – да. Вообще спрятал это дело. И Лонгли об этом ни тогда, ни после ничего не говорил.
- Ему сказал об этом Чеснэй, которому вы проговорились. Так?
- Не я.
- Шеппард?
- Да.
- И поэтому Лонгли покончил с собой?
- Да. Думаю, да.
- Скажите мне, Пьер, а Клара Шеппард любила вас?
- Дегар покачал головой.
- Значит, только пользовалась вашим расположением?
Дегар вдруг снова вскинул голову – его глаза блеснули.
- Джентльмены, - проговорил он совсем другим, ясным и резким голосом. – Клара была глубоко несчастна. Мы никто, никто не смеет кинуть камень. Она жила с отцом, опустившимся, потерявшим человеческий облик. Я любил её. Но я ещё и лечил её, я столько раз видел следы побоев, я предлагал ей защиту, она отказывалась. Но насколько ей в самом деле плохо, не знал никто – даже я. О том, например, что Шеппард в последние дни фактически сошёл с ума – это, кстати, у них в роду. Алкоголь усугублял его психоз, и если Клара не выносила на люди грязное бельё, то едва ли ей от этого было легче.
- Настолько не легче, что она в конце концов пошла на убийство, - проговорил Холмс. – Боюсь, я с самого начала немного перепутал роли в этой трагедии. Вот что значит относиться к делу предвзято. Ведь когда вы здесь на днях говорили об эфтаназии, я было отнёс ваши намёки на свой счёт. Но вы-то полковника Шеппарда имели в виду. Уговаривали собственную совесть, да? Рона, налей-ка джентльменам чаю, а если им будет угодно, и чего-нибудь покрепче. Прошу вас выслушать меня внимательно, Наркрот. Потому что дело здесь и непростое, и – что ещё более важно - сложное психологически. История началась, насколько я понимаю, с дурного обращения полковника Шеппарда со своей дочерью, что привело к беременности и позору Клары, тщательнейшим образом скрываемому. Параллельно этому преступлению имеет место ещё одно: некий человек здесь, на Мысу, промышляет шантажом. Делает он это аккуратно, сильно не зарывается, да и деньги свои получает через подставных лиц – своих пациентов.
- Вы на меня, что ли, намекаете? – вяло огрызнулся Дегар.
- Да, поначалу я думал на вас, – невозмутимо кивнул Холмс. - Но потом сообразил, что в амбулатории кроме доктора есть и фельдшер. И если подставные лица – пациенты амбулатории, об этом стоит задуматься. Я уже совсем было ухватился за кончик нити, чтобы распутать этот клубок – ещё весной, в конце марта - как вдруг ряд происшествий вывел меня из строя. Я говорю о неплохо организованной кампании против владельца Сэмплиер-холла, закончившейся, если помните, нападением безумного Перлинса и ударом ножом. Это выбило меня из колеи надолго, и история самоубийства вашего родственника, Дегар, осталась нераскрытой.
- Подождите! – Дегар протянул руку, словно стараясь остановить его. – Так вы думаете, Чеснэй шантажировал его...?
- Так же, как Шеппарда. Так же, как Клару. Так же, как вас.
Дегар засмеялся, нервно взлохматив рукой густую шевелюру:
- Всё-то вы знаете!
- А иначе вы бы не допустили его ухаживания за Кларой, – объяснил мой друг. - Да и на суде над Лонгли, возможно, выступили бы иначе.
Дегар проглотил это молча.
- Итак, удача улыбается нашему шантажисту – Лонгли, выбивший ему глаз, наверное, всё-таки не только из ревности, давно в тюрьме, Шерлок Холмс получает некий препарат – он тоже практически вне игры.
- Но я ведь вам говорил уже, препарат, который Уэс изготавливал по моему рецепту, - раздражённо начал Дегар.
- Он, в принципе, мог изготавливать совсем не по вашему рецепту, - закончил мысль Холмс. – Как его проверишь? Только по действию, а действие…, - он махнул рукой. - Ну да речь не о том. Я думаю Чеснэй сам имел виды на Клару. В отличие от неё, он-то знал о существовании завещания её матери – ведь именно оттуда выплачивал ему деньги Шеппард. Странное дело, - позволил себе отступление Холмс. – Винить ли в этом нашу мораль или что-то ещё, я не знаю, но вот совершено преступление, и за его сокрытие мерзавцу платят и насильник, и жертва. Странно…
- Преступление рождает преступление, - тихо сказала Рона. – Я уже всё поняла.
- Преступление не просто рождает преступление, - возразил Холмс. – Это похоже на игру в бильярд, когда один шар толкает два, те, разлетаясь – каждый по два, и вот уже разрушена вся пирамида. Пирамида нашей морали, законопослушия, человечности, и наружу вырывается зверь, имя которому…
- Клара Шеппард, - подсказал я.
- Да, вы правы. Вернёмся к Кларе Шеппард. Она задумала убийство отца давно. Может быть, лёжа по вечерам в постели тешила себя сочинением пока ещё полуфантастических планов. А может быть, утешала себя этим, терпя ненавистные ласки. Но, может быть, я и несправедлив к ней, и мысль о преступлении пришла к ней спонтанно. Кризис спровоцировал своим возвращением Лонгли. Ещё в Фулворте, встретившись с ним на станции, Клара поняла, что отец не даст ей свободы никогда. Лонгли не устраивал его, как зять – лорд Кристофер привёл нам вполне резонные аргументы. Он начал задираться прямо на станции. Клара, возможно, ещё не задумывала отравить отца, но мысль об оружии приходит ей в голову, когда она видит оружие доктора Уотсона. Вы, Уотсон, ведь не очень-то его и прячете, верно? В лучшем случае он валяется в саквояже, в худшем – заметно оттягивает задний карман. Клара видит его, и вот тут уже мысль её оформляется настолько, что она подумывает, как отвести от себя подозрения. И, я думаю, она допускает ошибку, приняв доктора Уотсона за хорошего приятеля Лонгли. В будущем ей это может пригодиться, когда возникнет вопрос о причинах убийства. Итак, она крадёт оружие, предварительно одурманив его владельца тем самым препаратом, который принимает от алкогольного возбуждения её отец. Она рассчитывает, что приезжий и подумает на скверный коньяк и на полковника, а она сумеет застрелить отца, представив дело, как самоубийство, если думать о ней чуть лучше, или убийство в ссоре, и тогда то, что в убийстве может быть обвинён неповинный человек, её не очень-то беспокоит. Впрочем, я думаю, она уже не в том состоянии, чтобы рассуждать здраво. Иначе она не обокрала бы Уотсона, а ограничилась пистолетом. Впрочем, как объект шантажа, думаю, она очень нуждалась в деньгах. Визитницу же могла в спешке перепутать с портмоне, хотя, возможно, и с самого начала имела на неё более дальновидные планы. Ну а потом разгорается скандал на свадьбе, при котором Лонгли узнаёт её тайну. Переигрывать поздно: препарат – тот самый морфолен, полагаю - подсыпан, полковник умирает. Но теперь Клара уже вполне справедливо боится, что подозрения падут на неё. Она пытается договориться с Лонгли, вызывает его на встречу якобы от имени его «друга», использовав при этом украденную визитку, но Лонгли не хочет ничего слушать и в конце концов бросается в воду. Это, между прочим, видит следивший за ним Чеснэй, получающий таким образом дополнительный источник доходов вместо предполагаемого – думаю, вначале он хотел тянуть деньги с самого Лонгли. Клара в панике бросается к старому другу Дегару. Что вы ей сказали тогда, Пьер?
- Я не знал о том, как умер Шеппард. Думал, что он в самом деле застрелился – говорю вам, у него был серьёзный психоз – от таких людей всего можно ожидать. Клара сказала, что боится полицейского разбирательства, что не переживёт позора, что отца ещё долго никто не хватится по-настоящему. Я посоветовал ей делать вид, будто она ничего не знает, а тело отвезти подальше от дома, чтобы его нашли случайно и как можно позже. Всё равно поправить ничего уже было нельзя – он умер. Подозрения зародились у меня только когда я осматривал труп. Но не выдавать же мне её было – тем более на основе одних только подозрений.
- А если не выдавать, почему же вы, осматривая труп, написали, что раневой канал неприжизненный? – недоумённо спросил я. – Ведь я читал ваше заключение.
- Потому что догадывался, что не я один буду его осматривать.
- Побоялся врать на бумаге! – звонко сказала Рона. – Просто струсил и от страха написал полуправду.
А потом ещё доктор Дегар вспоминает, - снова заговорил Шерлок Холмс, - что то, как он зарывал тело ребёнка, видел сумасшедший Перлинс. Тогда его удалось заговорить, запугать, но кто знает… И – вот уж, действительно, несчастье: приезжий-то оказывается знакомым не Дегара, а Шерлока Холмса, да ещё врачом, да ещё особенно чувствительным к морфолену – теряет сознание больше, чем на сутки, чего уж ни на какой коньяк не спишешь.
Клара пытается следить за Перлинсом, видит, что он разговаривает с Холмсом, а потом ночью у часовни убеждается в том, что подозрения не беспочвенны. Перлинс помнит о ребёнке, да ещё рассказывает о нём доктору Уотсону. Снова короткое совещание с Дегаром в часовне – Уотсон слышал его часть – и Перлинс, можно сказать, обречён.
- Я противился этому, - снова подал голос Дегар. – И вы напрасно думаете, что я трус – тут всё сложнее. Я и предполагать не мог, что Перлинс пострадает – ведь о её отношениях с Чеснэем я ничего не знал. Об убийстве – не знал. Я пытался доказать ей, что всё это дело быльём поросло, и она может положиться на меня, как уже положилась когда то. Если выдать Клару я и не мог, то остановить пытался изо всех сил. Мне было бы легче, если бы кто-то вмешался, но без меня. Вы же все, наверное, презираете палачей, всеми правдами и неправдами отказались бы от их ремесла, но радуетесь, когда какой-нибудь опасный преступник всё-таки находит своё наказание – разве не то же чистоплюйство? Вы, доктор Уотсон, поставьте себя на моё место. Если бы не с Кларой, а с Роной? Да здесь, как по канату над пропастью, пройти над своей совестью.
Я представил себе предложенную гипотетическую ситуацию – в самом деле, мороз по коже.
- Вам не позавидуешь.
- Ни тогда, ни, тем более, теперь, - жёстко сказал Холмс. – Перлинса вы тоже помогали зарывать из чувства дружбы и приязни? Морфолена, правда, у неё уже не было, зато было трофейное духовое ружьё с отравленными иголками. Из огнестрельного оружия выходит слишком шумно – она убедилась в этом, предприняв одну попытку, когда заманила Перлинса в ловушку при помощи всё тех же визиток – кстати, почерк – как раз то, на чём обычно ловятся ординарные преступники. Тогда мы чуть было не погнались за ней и не схватили. А это - бесшумно, просто, эффективно. И мала вероятность, что эксперты определят редкий растительный яд, особенно если пальнуть для верности в труп из моего браунинга, который вам по случаю попал в руки. Кстати, случай тоже интересный. Скажите, Пьер, ведь это Чеснэй по старой памяти подбросил мне мясо? Просто чтобы привлечь моё внимание, да?
- Да, он это сделал, когда Клара задержала платёж.
- Этим он подписал себе смертный приговор. Там, в дубняке… Что там, в самом деле произошло. Дегар? Вы хотели убить Уотсона? Или, как я в первый момент и подумал, Клара хотела убить вас самого, как ненужного свидетеля?
- Господи! Да при чём здесь опять я! Клара перепутала вашего друга с Чеснэем. Она видела, что Чеснэй поехал в Уартинг, думала, что мы будем возвращаться вместе. Я знать не знал, что она там, и узнал об этом только когда всё произошло. Она совсем ослабела тогда от отчаянья, когда поняла, какую ошибку совершила – мне пришлось везти её, почти лишившуюся сознания. На её лошади – мою-то доктор Уотсон увёл, - он усмехнулся.
- На белой лошади? Значит, Чеснэй вас, действительно, видел?
- Видел и узнал, мерзавец. Он все крохи подбирал, и всегда был таким, даже тогда, когда я ничего не подозревал, и мы были просто добрыми приятелями. Клара просто не могла больше выдержать. Мы всегда встречались с ней в вашей часовне – из тех же соображений, понимаете? Чтобы никто нам не помешал.Там она назначила встречу и Чеснэю и убила его. Была гроза, никто ничего не мог услышать. В страхе она убежала оттуда, но потом поняла, что из-за урагана, если спрятать тело, никто ничего не узнает. Она ждала меня там, чтобы я помог ей – ещё до заката, когда вас не было дома, послала за мной Оммани, а эта дурочка побоялась меня будить.
- Когда я вернулся домой и вошёл в часовню, я не увидел её – только тело Чеснэя, - задумчиво проговорил Холмс. – А потом войти она не могла – я заложил засов, и он оставался на месте. Значит, она где-то пряталась. Неужели же прямо в родовой усыпальнице? Впрочем, ещё когда она стреляла в меня, я понял, что предел уже достигнут.
- В вас? Что, Холмс, это правда – она стреляла в вас?
- Да какая вам разница, Дегар? Такие мелочи вашу совесть не беспокоят. Вернёмся к сегодняшнему вечеру. Она приехала на лошади и привязала её у коновязи. Понятно, что лошадь нужна, чтобы везти труп, но в целом поведение не слишком разумное. Скорее, слишком неразумное. Вы врач, Дегар, вы не можете этого не понимать, правда? Ну, значит, лошадь, видимо, отвязалась от коновязи и убежала сама – это меня сбило. И подумать не мог, что Клара всё ещё в часовне, рядом с трупом.
- На ней была маска летучей мыши, - сказал я. – Где она её взяла, интересно?
- Там же, где и духовое ружьё. Из трофеев своего отца. А вот если задуматься, зачем…
- Да она же просто сошла с ума, - тихо проговорила Рона. – От того, как обращался с ней отец, от потрясения, от страха, от всех этих смертей. Сделалась, как бешеная собака, которой всё равно уже, кого и за что кусать.
- Думаю, что так и есть, - спокойно кивнул Холмс. – И вы напрасно так долго хранили молчание. Пьер. Скорее, ей грозит Бродмур, чем Ньюгет.
- А что, Бродмур – сахар, что ли? – огрызнулся Дегар. – Впрочем, теперь, думаю, у меня появится возможность сравнить. В Бродмуре я бывал – как врач, а не как клиент, разумеется. Ну а теперь и Ньюгет от меня не уйдёт.
- Да, боюсь, вас тоже ждёт наказание. И довольно серьёзное.
- Плевать! – энергично выразился сельский эскулап. – И единственный, кого здесь стоит пожалеть, сумасшедший Перлинс. Ни Чеснэя, ни Шеппарда мне не жалко.
- Мне тоже их не жаль, - вопреки жёсткости сказанного, голос Холмса сильно смягчился. – А вас и Клару наоборот я очень жалею. И всё же…сейчас я думаю, что я напрасно тянул так долго.
Вот тут впервые я услышал в словах Наркрота интонацию.
- Как?! – вскричал он. – Мистер Холмс, и вы?!
Холмс не ответил. Встал и, подойдя к окну, повернулся ко всем в комнате спиной.