В серпантине воспоминаний 4. Ожидание нового

Галина Балабанова
 4. Ожидание нового

 Устав бороться с моей непрекращающейся ангиной, бабушка решила отвезти меня на свежий воздух в деревню, чему я очень обрадовалась, и начала собираться в путешествие чуть ли не за два месяца до отъезда.

Когда долгожданный день наступил, мы встали пораньше, сложили в сумки приготовленные с вечера продукты, и поехали на станцию, которая находилась в трех остановках от дома.

Поезд прибыл на станцию на несколько минут позже положенного, но это меня не расстроило, а, даже, наоборот. Я успела рассмотреть перрон,  беспорядочно бегавших по нему пассажиров, билетную кассу  похожую на скворечник, и блестевшие на солнышке рельсы, по которым в поисках пищи бесстрашно прыгали воробьи. В общем, мне было весело.

 Когда подошел поезд, бабуля подсадила меня на подножку и, крикнув: "Занимай места!", толкнула для ускорения в спину.

 Вбежав в вагон, я плюхнулась на первую попавшуюся скамейку, положила на коленки авоську с баранками и стала ждать бабушку. Бабуля появилась почти сразу во главе с орущей толпой. Лицо у нее было красное, потное, но такое довольное, что я невольно расхохоталась.

Накануне бабуля долго и настойчиво вбивала мне в голову, чтобы я не разевала рот, и не ловила ворон, когда подойдет поезд, иначе более шустрые и наглые позанимают места, и нам придется стоять всю дорогу, и хорошо еще, если не в тамбуре. 

Бабушка села на свободное место напротив меня и, утерев лицо рукавом, тихонько запела.

Поезд издал несколько коротких гудков, запыхтел и тронулся с места. Я прилипла носом к стеклу. Чувство нового и неизведанного, теплой волной разлилось по груди, наполнив счастьем неискушенную событиями душу.

 Пролетая одну станцию за другой, поезд увозил меня из пыльного города в неизведанный и заманчивый мир, оставляя позади городские дома, неказистые каменные постройки и заводские кирпичные трубы с клубящимися парами, похожими на  куски растрепавшейся ваты.

***
  У меня целых две бабушки: одна Московская – мама отца, я называю ее Горьковской, потому что она живет на улице Горького, вторая - Менделеевская, мать моей мамы, которая живет в поселке Менделеево недалеко от Москвы.
 
Горьковская бабушка ближе мне и родней, наверное, потому что, в отличие от Менделеевской, я вижу ее почти каждый день.
 
Менделеевская станет ближе потом, когда Горьковской не будет на свете.

 Мария Федоровна, так звали мою Горьковскую бабушку, читала мне книги, водила на выставки и в театры, таким образом окультуривая не засоренный ненужными вещами разум.
 
Жила она в самом центре Москвы, в огромном сталинском доме. У бабушки была самая маленькая комната с одним огромным окном и такой же огромной дверью, выкрашенной в белый цвет, которая страшно скрипела.

 В комнате, кроме малюсенького дивана, двух стульев, комода и стола, за которым я  ела и рисовала, больше ничего не было. Несмотря на кукольные размеры комнаты, в ней было светло и уютно, и никогда не было тесно, даже когда заходили соседи.

 Да, чуть не забыла, на комоде, на кружевной салфетке, посередине, вместо вазы с цветами, у бабушки стояла небольшая резная коричневая шкатулка, в которой хранились самые драгоценные для нее вещи:  две пожелтевшие фотографии и золотая брошь с синим камнем посередине.
 
Вы спросите, что же в них драгоценного? Дело в том, что у моей бабушки  дворянские корни. И, если бы не революция, она могла стать настоящей московской дворянкой. А брошка и фотография - это все, что у нее осталось от прошлой жизни, о которой она вспоминала редко и с большой неохотой.

 Но не будем углубляться в историю. С ней произошло то, что и с большинством людей определенных сословий в те нелегкие для нашей страны времена.
 
Революция, перекроив жизнь целого поколения, без сожаления выбросила именитый род на историческую помойку, оставив потомкам лишь смутные воспоминания, две пожелтевших фотографии и брошь с сапфиром, за которую в войну нельзя было выторговать и сырую картофелину.

Чтобы остаться в живых, бабушка вынуждена была выйти замуж за рабочего. От него  родила двух сыновей – моего отца и его брата.

Так дворянский род приобрел пролетарскую окраску, и перешел из дворянского сословия в рабочий класс.

Кстати бабушкин муж оказался очень хорошим человеком: добрым, понимающим, и любящим бабушку и сыновей. Правда, прожили они недолго. Дед погиб в неравной схватке с бандитами, став случайным свидетем ограбления.  Вступившись за девушку, он получил удар ножом в спину и умер от потери крови тут же на пыльной дороге.

 Бабушка осталась одна с двумя детьми на руках. Но самое страшное было впереди. Через месяц после гибели деда началась война. Но бабушка не любила об этом рассказывать.

Милая, добрая бабушка, как же сильно она меня любила. Так,  наверное, любят поздних детей – отчаянно и вдохновенно.

 В ее маленькой, пропахшей лекарствами комнате, всегда было припасено для меня что-нибудь вкусненькое, а летом, в крохотной пластмассовой салатнице обязательно ждал мой любимый салат из спелых, пахнущих помидорами помидоров, огурцов и зеленого лука, сдобренный большим количеством густого темно-янтарного масла.

 Я до сих пор помню этот ароматно-растительный запах, и из самых изысканных блюд предпочитаю его.
Оказывается, было в моем детстве хорошее. Да, чуть не забыла. И еще, мы с бабушкой собирали шампиньоны,  прямо на клумбе, в центре Москвы. Вы скажите: «Не может быть. В центре Москвы – шампиньоны?» Но так было.

 Я раскапывала ложкой черную землю, выковыривала из лунок похожие на сахарные головки, и складывала их в цветастый мешочек, который лежал у бабушки на коленях. Собрав урожай, мы шли домой готовить жаркое.

 Но… я, кажется, отвлеклась. С чего я начала свое воспоминание?! Ага! С того, что я еду в поезде.

 Ощущение сказочное. За стеклом мелькают разноцветные поля, от желтого до голубого, стада черно-белых коров, извилистые речушки, озера …

Что еще ждет меня впереди? Какие открытия? 

Бабушка смотрит на меня небесно-голубыми глазами и ласково улыбается.

И вот мы на месте. Бабушка спрыгивает на перрон с высокой подножки и подхватив меня под руки, ставит на землю. Поезд устало вздыхает и, выпустив пар, громко гудит на прощание. 

Взявшись за руки, мы идем в сторону переезда.

 Недалеко от шлагбаума стоит груженная сеном телега, на которой с  важным видом сидит белобрысый пацан.

- Ей, тетка, тебе куда? - кричит он, с интересом поглядывая на бабушку.

- В Вакино, сынок! - кричит в ответ бабушка. - Может подвезешь? - она с надеждой вглядывается в конопатое мальчишеское лицо.
- Подвезу, - щербато улыбается парень, спрыгивая с телеги. - А вы к кому едете? - Не к Маньке ль, на свадьбу?
- Нет, сынок. Мы к Яньковым, - улыбается в ответ бабушка. - Может, знаешь таких?
- Ах, к Яньковым, - разочарованно говорит парень, - а я то думал на свадьбу...  Ладно, садись, довезу. Куда ж тебе с девкой?

Бабуля сажает меня на телегу и, пристроив сумку между железными баками, ловко запрыгивает сама.
   
- Уселись, что ли? – недовольно ворчит парень, стряхивая со штанов сено.

- Уселись, сынок, поезжай, -  услужливо лепечет бабуля, запихивая ему в карман грязно-розовую купюру.

- Да, че ты бабуль, я бы и так довез, - кряхтит он, вжимая голову в плечи, - хотя... вы ж к Яньковым, - он хлещет по спине уснувшую лошадь. Та вздрагивает и несет нас по широкой пыльной дороге.
http://proza.ru/2010/02/23/442