ч. 3, гл. 9. Школа ледовой лавировки

Флибустьер -Юрий Росс
ПОСЛЕДНИЙ ШЛАГ ВОСЬМЁРКИ

       Часть 3. БЕЛЫЕ ЛАБИРИНТЫ

       Глава 9. Школа ледовой лавировки

       И настал день, и появилась пища.
       Часов в девять утра канадский айсбрэйкер вышел на связь, а ещё через час он показался из-за Лонг-Айленда.
       Издалека – красавец: белый верх, красный низ, белая косая полоса на борту, как и положено Береговой охране. Сказал: ждите. Продефилировал мимо нас в сторону пролива Принс-Риджент и скрылся за мысом.
       Потом в воздухе застрекотало, и появилась железная птица вертолёт, тоже вся красная, и тоже с белой полосой. Сделав над нами круг, машина села возле домиков. Всё командование нашей маленькой эскадры в составе француженок, Николая, Аркадия и «лодочника» Виктора отправилась на берег на военный совет.
       Прилетел, как и полагается, лично капитан ледокола, усатый дядя в меховой ушанке. Они вообще-то идут на Резольют (мы говорим «Разольют»), это к северу от нас, остров Корнуоллис, а перед этим в Арктик-Бэй – по пути с нами, в пролив Ланкастер. Выйти туда через пролив Пил, мягко говоря, сложно из-за девятибалльных льдов (ледокол тоже не вездеход) – а потому они прошли Белло и собираются идти проливом Принс-Риджент, заодно выводя нас из ловушки. Белло, кстати, уже начал потихоньку забиваться льдом, а с нашей стороны вообще подходов к нему не видно – сплошная толстая белая полоса. Так что деваться некуда.
       Обговорили походный ордер, скорость и маршрут. Капитана несколько успокоило, что Литау имеет кое-какой опыт следования за ледоколом в Арктике – дело в том, что из-под винтов ледокола вылетают льдины, и их поведение порой непредсказуемо. На одни льдины он наезжает и пропускает под собой, другие расталкивает – таким образом, многое зависит от сплочённости и толщины льда. Ну, и от осадки ледокола, конечно. У этого – десять метров (аж!). Это хорошо, этот будет расталкивать, а не подминать. Скорость пообещал держать четыре-пять узлов, чтобы не отставала «Нуаж».
       На том вертолёт опять застрекотал и улетел, а эскадра начала сниматься с якоря. Гуд бай, Форт-Росс. Хорошее место и очень красивое. Да и вообще…

       Подойдя вплотную к ледоколу, убедились, что это как раз то, что нужно, и глупо было бы не последовать предложению Береговой охраны. В носу ледокола постоянно работают мощные винты-подрульки, отбрасывающие воду далеко в обе стороны, она просто кипит белой пеной. Позади него всё выглажено, словно гигантским утюгом, но при сокращении дистанции метров до пятидесяти яхтой управлять становится сложно из-за бурунов от его винта.
       «Нуаж» плюс к двигателю ещё подняла паруса, но всё равно за передним мателотом она еле успевает. Периодически ледокол притормаживает, и мы ждём, пока подтянутся девчата. Пока всё идет нормально. Вертолёт улетел куда-то на северо-восток, очевидно, на рекогносцировку, небольшая толпа на юте «Сен-Лорана» довольно скоро рассосалась, и вот началась эта самая историческая проводка ледоколом двух яхт, которая, возможно, когда-нибудь войдёт в учебники морского дела, и за незнание которой злые преподаватели будут ставить на экзаменах двойки.
       Вообще, конечно, оба капитана (и Мишель, и Николай) помощь ледокола приняли, что называется, скрепя сердце. Неспортивно, что ли… особенно качала головой Микки. С другой стороны, какая разница – идти по чистой воде самим или идти по чистой воде за ледоколом? Очень многие прошли эти места, вообще не видя льдов, и никому не приходит в голову обвинять их в неспортивности. Мы же своё честно отдолбили к северу от Барроу и возле бухты Демаркейшн, да и у острова Хёршел, я уже не говорю про злосчастный залив Маккензи. Опять же, интересно поглядеть в глаза тому, кто, принижая успех, будет ссылаться на проводку ледоколом. Могу поспорить, что как раз он-то на яхте за ледоколом и не ходил. Особенно, за российским, как «Апостол» в нашей Арктике. За атомным. Факт, что конкретно этот ледокол канадский, ничего, в сущности, не меняет, и вообще, хватит демагогии. Всё, мы уже идём. У нас выбора нет, как нет денег на организацию зимовки, и француженки точно в таком же интересном положении (тут я имею в виду финансовые трудности, конечно). Мы идём на север канадским проливом Принс-Риджент, и нам попался ледокол Береговой охраны, которому по пути, который имеет преимущество в ходе и поэтому идёт впереди нас. Отстаньте, оппоненты.

       Первые перемычки начались примерно через пять миль. Узкие, но непроходимые. «Сен-Лоран» разбирается с ними играючи, и проход получается достаточно широким. Льдины из-под него не вылетают. Всё расходится вправо и влево. Мелочевка не в счёт, да и эхолота у нас уже нет.
       Потом широченная полоса чистой воды. Лишь отдельные большие льдины и средней величины поля. Кстати сказать, «Сен-Лоран» не прёт напрямую, а тоже ищет проходы. Другое дело, что с семибалльными полосками он совершенно не церемонится.
       Где же обещанные тяжёлые льды?! Мы давно уже должны топать по восьмибалльному полю! Вокруг – синяя вода, лёгкий ветерок. Ход пять-шесть узлов, и «Облачко» периодически приходится ждать. Может, имеет смысл поставить их в середину ордера? Решаем, что капитан ледокола имеет хороший обзор, парень он, наверно, грамотный и опытный, и ему виднее. Вертолёт прилетел, сел, и его закатили в ангар. Тем временем северный ветерок начинает усиливаться.

       Наши чудо-коки – сказать, что удивляют, значит просто промолчать. Утром – манная кашка, как в детском садике, но до чего же здорово! С вареньем… Вкуснейшие борщи и рассольники, не говоря уж про традиционные макароны по-флотски. А порой они умудряются решать задачки, способные поставить в тупик иную домохозяйку со стажем. Например, из чего сделать котлеты при полном отсутствии мясного фарша? Для Димы и Виктора это не вопрос. Как это «из чего»? Из тушёнки, конечно… раз-два – получите-с. Пальчики оближешь. Под стопочку…
       Тут чего-то вспомнилась одна маленькая история из моей жизни. Как-то раз приволок домой буханку хлеба, испечённую на военном корабле, и дал попробовать очередной тёще. А она, надо сказать, работала тогда в бухгалтерии хлебозавода. Хлеб – как и любой корабельный хлеб – был чудесен, и она тут же поволокла его на экспертизу: ей очень захотелось узнать, что же такое особое кладут туда корабельные пекари. Анализ поставил тёщу в безвозвратный тупик, показав те же самые ингредиенты, что и в обычном магазинном хлебе. «Наверно, там специалист по выпеканию, учился на пекаря где-то, да?» – «Нет, – сказал я, – нигде он специально не учился. Объясняю: его зовут Ходжи Мамедов, и первый свой хлеб он выпек там же, на корабле, едва приняв присягу. Всё гораздо проще: он точно знает, что если испечёт плохой хлеб, то его просто выкинут за борт…» Тёща так и села, хлопая накрашенными глазами.

       «Сен-Лоран» не идёт прямо на норд-норд-ост и норд по кратчайшему пути, а пересекает пролив, ведя караван к западному берегу полуострова Бродер. Наверно, использует данные, которые ему привёз вертолёт. Плотные труднопроходимые перемычки встречаются далеко не так часто, как обещала последняя ледовая карта. Более того, на карте вообще чистой воды нет. А на самом деле есть. Выходит, что – не верить картам? А кому тогда? Почему на «Апостоле» нет вертолёта, чёрт подери? Очередная недоработка конструктора Конюхова?

       Вечером красивый чистый закат. От линии горизонта, чётко очерчивающей иссиня-чёрную поверхность воды, узкими полосами лежит холодно-оранжевая даль. Зенит уже подмигивает звёздочками. Ночь обещает быть тёмной, а потому опасной. Будем играться в «Титаник»?
       После прохождения ледоколом одной из перемычек на пути неожиданно оказывается масса двух-трёхметровых льдин, окружённых плотной ледяной шелухой. Бдительность вахты выручила, но поручиться за следующий раз не может никто. Девчатам ещё сложней: нам-то хоть мощный прожектор с кормы ледокола кое-как подсвечивает, а вот они снова отстали. После лихорадочного удлинения провода снова возрождаем свою фару-искатель. Предыдущая была на носовом релинге и смыта штормом где-то далеко отсюда в Антарктике. А сейчас есть возможность светить и себе, и «Облачку», чтоб девчата не впилились во что-нибудь твёрдое и холодное. Они, конечно, пользуются и своим фонариком, но не надо забывать, что они там всего лишь вдвоём, и двигатель у них вдвое слабей, и идут они почти против ветра. И фонарик у них – как подсветка на электронных часах.

       Ветер к утру разошёлся не на шутку – десять-одиннадцать метров в секунду. Несмотря на плавающие льды, разгулялась волна, которая сильно тормозит. Француженки здорово отстают, но даже в этот сильный ветер идут в две трети стакселя и с полным гротом. Потом всё же берут один риф. Их немного валит под ветер, и всё равно лавировочные качества их яхты завидные. Уже несколько раз Николай прикидывал, не вздёрнуть ли паруса (сколько можно дизель насиловать?), но всякий раз отказывался, ибо «Апостол» со своим углом лавировки тут же поедет на зюйд-ост.

       Эскадра уже повернула на курс норд. Вернее, почти норд. И тут Микки запросила «добро» выйти из ордера с тем, чтобы где-то стать на якорь (и выспаться, я так полагаю).
       Вообще, девчата сделаны из хорошего легированного железа, это видно невооружённым глазом. Капитан ледокола послал на ледовую разведку вертолёт, дабы аргументировать свой ответ. Наша позиция проста: оставить их здесь одних мы не можем. Надо – возьмём на буксир (о, бедный дизель «Апостола»!). Надо – двое из нас пересядут к ним на яхту, чтобы они не так выматывались. Надо – плюнем на ледокол вообще и будем выпутываться сами. Но только вместе. А как иначе?
       А пока происходят весёлые дела. Нордовый ветер стал чуть тише, «Апостол» идёт под дизелем, «Нуаж» по-прежнему использует и дизель, и паруса, стараясь вырезаться против ветра. Режутся они здорово и с умом, немного уваливаясь для набора хода и снова приводясь. Основную геную они давно скатали, а вместо него повесили на втором штаге малый стаксель. Микки периодически связывается с ледоколом, прося увалиться то на пять, то на десять градусов, и тот послушно выполняет её просьбы, благодаря чему весь караван идёт… в лавировку.
       Невиданное дело! Ледокол, солидная современная махина, проводит караван, идя парусным зигзагом. Лавирует хорошо, как опытный гонщик; у нас в кают-компании всё это вызывает струю безудержного веселья, и каждый острит на эту тему в меру своих способностей.
       Девчата сейчас идут в середине кильватерной колонны, мы – в арьергарде. Угол лавировки для нас слишком острый, а то бы мы давно уже перестали жечь драгоценную солярку, да и грохот этот на нервы действует. Плюс килевая качка – тут льдов почти нет, и волна лупит нормально; мы уже у восточного берега пролива.
       Во время смены галса мы проявляем смекалку – хитро срезаем угол, и со стороны всё это смотрится, будто и впрямь идут две яхты Северо-западным проходом, идут себе и идут, а рядом нянька в виде ледокола Береговой охраны. Такая картина нравится больше. В конце концов, им за это деньги платят (правда, не мы). Интересно, а вот если бы не «Нуаж» – они бы с нами тоже так же цацкались? Дамы-то – другое дело… И тут же мозг пронизывает обидная мысль: а случись подобное где-нибудь у нас, скажем, у Камчатки или у Курил, как бы повела себя наша Береговая охрана, у которых погоны зелёным окантованы? Нянькались бы? Вопрос остаётся висеть в воздухе.

       Ну? И где льды, а? Автора карты сюда! Автора!!!

       Капитан ледокола вызвал «Нуаж» и предложил им отдых в одной из ближайших бухт (о, наверно, у него и карты есть?). Мол, встанете к нам лагом, будет тихо, будет вам вкусный ужин, отдохнёте… У нас – взрыв тихой ревности. Наших девчонок? В бухту? На ужин? А потом – банкет, дискотека, да?! Но тут же ледокол запрашивает с тем же «Апостол Андрей». Соглашаемся, конечно.
       На наше предложение усилить экипаж «Облачка» двумя отборными морскими волками Микки пока не ответила. Оно и понятно: хочет максимально избежать чужой поддержки, опасаясь показаться навязчивой. Она хочет, чтоб они с Сабриной всё сделали сами. На наш же взгляд – не тот момент. Мы на чужие лавры не претендуем, нам свои складывать некуда. Пытка – смотреть, как надрываются дамы и понимать, что они всё равно гордо откажутся от помощи. Ну, блин, Франция… две Жанны д’Арк.

       Яркий оранжевый диск солнца плюхнулся, наконец, в воду, и на пролив начали наваливаться бархатные сумерки. К восьми вечера ледокол сбрасывает ход, и ещё через полчаса обе наши яхты стоят у него гуськом по левому борту. Ну вот, в нашей эскадре уже три корпуса...
       – Ребятам наскучило, и захотелось приключений.
       – Ну так и прибуксируем его в подарок Шпаро!
       – Интересно, сколько кораблей будет насчитывать наша эскадра на подходах к Скагерраку?
       – Надо ихнему капитану подарить «Справочник яхтсмена» Боба Бонда, чтоб ещё лучше лавировку освоил!
       Мы старательно упражняемся в остроумии. Девчатам не так весело: они подошли к высоченному борту только со второго раза, а при первой попытке зацепились правой верхней краспицей за откинутое сетчатое ограждение вертолётной палубы. Уставшие – смотреть больно. Бедная Сабринка только с третьего раза сумела поймать поданный тяжёлый швартов.
       Из иллюминатора над нашей палубой вылезло растянутое в улыбке типично русское (на самом деле канадское, конечно) лицо с бокалом в руке. «Хей, а не выпить ли нам за знакомство?» Моряки всего мира одинаковы.
       Стоим мы не в бухте, а милях в четырёх от берега, на обнажённых гористых склонах которого уже виден первый снег. Никак, зима грядёт?
       Ледокол в дрейфе и только слегка подрабатывает машинами, чтобы удерживать такое положение, при котором обе наши яхты находятся с подветра. Я опять сказал – наши? Наши… Ну да, наши. Вон даже флаги имеют полосы одинаковых цветов, только у нас вдоль, а у них поперёк...
       Стоянка получается спокойная. И нам, и француженкам выкинули по штормтрапу, придётся лезть вверх метров десять-двенадцать прямо по белой по красному надписи «Coast Guard». Пригласят, не пригласят… на всякий случай поужинали. Подумав немного, выпили за дам ледокола «Сен-Лоран». У них же там должны быть дамы? Тогда как же за них не выпить?
       После ужина Николай с Аркадием отправились на решение дипломатических вопросов. На вопрос «как дела?» Микки, которая вместе с Сабриной прилаживала нижние концы штормтрапа, только тяжело помотала головой, развела руками и протяжно произнесла: «У-ух, устали!» Влезть на штормтрап и подняться на борт она просто не смогла и от посещения ледокола отказалась. Дочь из солидарности с мамой тоже не пошла на званый ужин. Она только задумчиво покурила у носового релинга, мы немножко поболтали (я сидел в подвешенном за кормой тузике), и по голосу было понятно, что она еле держится на ногах. Я сказал ей, что она iron lady и отправил спать. Бай-бай. Умница и действительно железная леди.
       Тем временем по болтающемуся штормтрапу спустились капитан и Аркадий. Они договорились насчёт помыться и постираться. Ну, собрали своё барахло и полезли наверх. У-у… высоковато! Спускаться будет ещё интересней, да в темноте – не промахнуться бы.
       Когда мы шли просторными коридорами ледокола к выделенным нам двум каютам-люкс, к нам обратился какой-то респектабельный молодой человек с банкой пива в руке и спросил, не желаем ли мы отужинать. Я зачем-то брякнул, что мы уже сыты, чем навлёк на себя справедливый гнев Виктора и Димки.
       В выделенных каютах мы остановились в дверях, не в силах войти: какие-то президентские апартаменты, чёрт возьми. Описывать не буду. За всю предыдущую жизнь, повидав разные каюты на разных кораблях и судах, подобного я не видел. Забота канадских судостроителей о душевном состоянии моряка, плавающего во льдах, налицо. А вот наши до сих пор так не могут. Можно обвинять меня в отсутствии патриотизма сколько угодно, да только против факта не попрёшь…
       Короче, с кайфом помылись, а Аркадий в это время загрузил большую стиральную машину с сушилкой. Единственное, что немного скрасило восторг – это чересчур уж мягкая вода: намылился и полчаса смываешь эту пену. С благодарностью вспомнили нашу плавучую душевую «Келли Оваюак» – там вода была чудесная.
       Шарахаться по пароходным барам и кают-компаниям в поисках интересных приключений мы не стали и вернулись на яхту. Надо вахту нести, к тому же я поклялся Сабрине, что мы будем неустанно следить за их «Облачком», покуда они спят без задних ног. В шесть утра продолжение движения.
       Между прочим, дамы на ледоколе и впрямь были, а одна из них даже спустила Витьке из иллюминатора на верёвочке несколько банок пива. Витька томно посмотрел наверх, горестно вздохнул и сказал «Thank you, lady»…

       …Утром дружно получили по шее от Литау. Он всю ночь напролёт общался с капитаном и его помощниками (ну там, стопочка виски, майка-кассета-брелок-буклетик, глоточек «Вилючинской» и прочее – как принято), малость вздремнул в этой самой каюте-люкс и спустился в яхту за час до отхода. Никакой вахты на нашей яхте не неслось, и как такое получилось – сказать сложно. Я в три ночи сдал вахту Аркадию, а дальше не знаю. Хорошо хоть французскую яхту за ночь не украли…
       Кэп вставил нам всем КПУ (контрольный пистон утренний), и мы отвалили от ледокола. Сразу следом за нами отошли и проснувшиеся девчата. Буквально в минуту отхода к нам на палубу свалились два больших пластиковых ящика со свежим хлебом и фруктами, и тут же на линьке улетели вверх, опорожнённые. Ну, ребята… Спасибо, друзья-капиталисты!

       И снова началась ледовая лавировка. Капитан ледокола Стюарт Клеберт оказался яхтсменом и владельцем небольшого кеча. Вот почему у нас всё так слаженно получается – в смысле лавировки. Николай рассказывает:
       – Спрашиваю капитана: а вы на своей яхте в Арктику не пробовали ходить? А он смеётся в ответ: предпочитаю ледокол.
       На сто, на двести процентов уверен, что ещё ни разу в истории ледового плавания караван не ходил в лавировку по льдам. Ледокол сам выбирает галсы, исходя из ледовой обстановки и возможностей наших яхт, держит ход с учётом силы ветра и дистанции между судами в караване. Когда вокруг чистая вода, яхты идут, как умеют, а перед скоплением льда «Сен-Лоран» притормаживает и ждёт, пока мы собёремся в аккуратную кильватерную колонну.
       Был момент, когда «Апостол» из-за своих лавировочных качеств отстал на полторы мили, а ледокол предупредил о льдах впереди. Эх, не мытьём, так катаньем – разрифили грот до первой полки, чтобы получить превосходство в скорости перед «Облачком», накренились и за двадцать минут сократили разрыв. Девчат пришлось даже обогнать и потом вилять туда-сюда под красной кормой ледокола, чтоб в неё торжественно не въехать.
       Ветерок под шесть баллов, волна ноль, и все возможности для маневрирования ограничиваются только шириной прохода, пробитого ледоколом во льдах – метров двадцать пять. Часто бывает так, что мы оказываемся на грани постановки в левентик, поэтому выручает дизель, почти постоянно работающий на холостых оборотах. Даём ход, вырезаемся под ним, куда нужно, и снова идём, используя только паруса – первый стаксель, грот на одном рифе и полную бизань.
       Прогноз погоды просто прелесть: ветер будет и дальше дуть исключительно «в рыло», причём берег плавно поворачивает направо, наш генеральный курс тоже, ну и ветер – так же плавно отходит на норд-ост-тень-ост. Просто напасть какая-то, этот «апостольский» бейдевинд. Наверно, так будет и дальше, до самого моря Баффина, все двести миль, которые остались до окончания Северо-западного прохода. А то и до Балтики. Судьба-с.
       Всё-таки, хоть ледовые карты и врут, но не настолько, чтобы ими пренебрегать. Льды становятся всё тяжелее и сплочённее, перемычки – чаще. То и дело попадаются большие скопления прошлогодних льдин, уже накрепко спаянных тёмным ниласом, молодым льдом. Без ледокола мы бы тут просто не прошли, а лёд забил всё до самого берега.
       На фантастику открывающихся пейзажей лично я уже почти не смотрю. Всё серое и угрюмое, еле проглядывает из мутного тяжёлого тумана. Да, это всё очень красиво, но как-то уже приелось, что ли. Слишком мало цветов – всё больше 256 оттенков серого, какое-то ноябрьское всё. Не знаю почему, но ноябрь для меня самое нелюбимое время года. Это как конец жизни – пропета буйная весна, отзвенело знойное душистое лето, и уже пришла дождливая торжественно-печальная осень, время подведения итогов и последний взгляд назад. Впереди остаётся только известно что…

       В темноте позднего вечера разошлись почти на контркурсах с ещё одним кораблем Береговой охраны. Он шёл откуда-то оттуда, куда нам нужно. А чего бы не присоединиться к нашей эскадре, а? Шли бы дальше вчетвером, веселей бы было… Но он ушёл на юг, подсвечивая себе мощным прожектором. Мы себе тоже светили, а заодно и девчатам – хоть чем-то им помочь во время движения.
       Вместе с темнотой свалился и липкий сырой туман. Шкоты, ванты и леера обросли мокрым льдом. Палуба тоже. После очередной смены галса французская яхта растворилась в тёмно-серой мутной мгле. Некоторое время её красный отличительный огонь ещё был виден где-то слева по корме, но быстро исчез.
       Ледокол хода не сбавлял до тех пор, пока не упёрся в тяжёлые льды. Мы догнали его, едва не боднув в красную задницу, и аврально сбросили все паруса, потому что он остановился совсем. Вахтенный помощник вызывал по УКВ «Облачко», но девчата ответили не сразу – видно, обе были на верхней палубе. Эфир наполнил усталый хриплый голос Микки: потеряли караван из виду, упёрлись в лёд, дрейфуем вместе с ним со скоростью один узел. После долгих перечислений цифр, составляющих координаты и пеленга, ледокол круто повернул вправо и пошёл на точку, где должна была быть французская яхта. Мы за ним в кильватер. Льда вокруг – на всю зиму хватит.

       Утро семнадцатого сентября. У Анатолия сегодня день рождения. Мы движемся под дизелем, первым стакселем и бизанью вослед ледоколу. Туман, сыро, но не холодно. «Нуаж» идёт справа – то чуть отстанет, то поравняется. Микки и Сабрина наверху. Как они, наверно, вымотались! И помочь бы, но гордые француженки хотят всё сделать сами. Всё или почти всё. Но – сами. Такие женщины стояли на баррикадах французской революции, гордо развернув плечи. Сабрина ещё и шутить умудряется – пританцовывает, дурачится, делает смешную зарядку (не уверен, что от жары и избытка сил). Я принимаю игру, показываю ей несколько весёлых упражнений; она послушно их повторяет, потом хохочет и крутит пальцем возле виска. Ну да, так и обалдеть недолго. Нормальные люди занимаются яхтингом на Багамах и на Мадейре. А мы следуем за ледоколом, который идёт среди паковых льдов против ветра переменными галсами. Расскажи кому – не поверят.

       Сильный туман. Молоко. Часов в десять утра вахтенный помощник ледокола предупредил, что вошли в зону тяжёлого льда, что он будет крутить циркуляцию, и чтобы мы были максимально осторожными. Тут же пошли множественные глухие удары в корпус, сопровождаемые жутким скрипом и скрежетом. Яхта фактически остановилась.
       Весь экипаж выскочил наверх; картина впечатляла. «Сен-Лоран» уже круто вильнул влево, показав нам свой борт, и исчез в тумане; вокруг сплошь однолетние льдины, плотно сбитые в «девять два плюса». Сразу за кормой ледокола льдины сошлись, закрыв «Апостолу» и «Нуаж» дальнейший путь; сошлись они и за нами, заперев выход назад.
       Последние галсы ледокола были не совсем понятны – мы давно уже вышли в пролив Ланкастер, и следовало бы забираться дальше на норд, где льдов вроде нет. А он продолжает закладывать галсы вдоль южного берега пролива. Здесь льда навалом даже по карте, вера в которую вообще-то кончилась. Вертолёт они не посылают из-за очень сильного тумана. С этой лавировкой мы уже несколько раз пересекли 74-ю параллель туда-сюда, и внимания на неё уже не обращаем.
       В принципе, его действия можно объяснить тем, что вообще-то он топает в Арктик-Бэй, но раз уж взялся вывести на чистую воду, зная, что обе яхты идут в море Баффина, то почему бы не вывести? Миль двадцать всего-то! Остаётся думать, что Стюарт лучше нас знает, что делает, владея при этом всё же несколько большей информацией, нежели мы.
       «Апостол», с трудом распихав вокруг себя небольшое разводье, кряхтит, кое-как разворачивается, распихивается и, надсадно стуча дизелем, выбирается обратно на чистую воду. Операция не из простых и не из безопасных. Снимать на камеру? Не до того.
       То же самое проделывает и «Нуаж», след в след повторяя наши телодвижения, благо следует в двух метрах за нашим транцем. Яхты проходят перед самым носом ледокола, который неожиданно появился из тумана, сконфуженно стоит на одном месте и словно отдувается, выплёвывая кипящую пену в обе стороны от своего носа. В пространство вылетают две шутки:
       – После Форт-Росса все кричали: где льды, где льды? Просили льды – получайте!
       – Сегодня вечером совместный торжественный банкет по случаю переименования ледокола «Сен-Лоран» в «Иван Сусанин»!
       Между прочим: ледокольный буксир с таким названием уже много лет исправно плавает в Петропавловске, хотя шутки относительно названия не утихают. Действительно, надо ж было додуматься так назвать корабль, у которого задача проводить другие суда.
       А «Сен-Лоран», быстро оправившись от смущения, закладывает очередной галс в берег. Потом от берега. Потом снова в берег. Таким вот образом мы медленно продвигаемся вперёд по генеральному курсу.

       Немного о ледоколе. Очень знатный ледокол. Девять с лишним метров осадка, сто двадцать в длину, двадцать семь тысяч лошадей в пяти машинах. Построен в 1969 году, с 1988 по 1993 проходил модернизацию.
       Луи Стефан Сен-Лоран восемь лет был премьер-министром Канады – наверно, очень уважаемый товарищ, раз его именем назван такой солидный пароход. В 1994 году ледокол ходил на Северный полюс в составе группы ледоколов Береговой охраны Канады и США; флагманом похода был наш атомный ледокол «Ямал». Канадцы очень гордятся своим ледоколом. Что же до меня, то мне хватило каюты-люкс, да ещё мимоходом заглянул в кают-компанию – тоже зрелище не для слабонервных.

       Параллельно обеду быстренько справили боцманский день рождения. Разумеется, в числе прочих тостов выпили за дам Анатолия Семёнова. Я вышел наверх и принял у Аркадия штурвал, внутренне ощущая тот заряд энергии, который за обедом всему экипажу передал счастливый Анатолий.
       Он самый… э-э… как бы поточнее сказать… Во! Опытный! Да, самый опытный у нас в экипаже, если принимать в расчёт количество прожитых лет. Внешне же это совсем не ощущается. Мне в жизни попадались тридцатилетние старики; попадались и молодые сильные мужчины, которым под шестьдесят. Анатолия редко увидишь задумавшимся, и уж почти никогда грустным. Он художник – владелец веков! – и видит во всём окружающем нечто иное, простым смертным недоступное. Его глаза почти всегда улыбаются, и он с радостью дарит своё тепло тем, кто рядом. Порой это выглядит как детская наивность и доверчивость, но ведь это же счастье – уметь быть восторженным жизнью, уметь всегда быть открытым и добрым. «Будьте как дети – и ваше Царствие Небесное…»
       На голове Анатолия – копна соломенных, почти рыжих нечёсаных волос; в комплекте с такими же усами и бородой, а также почему-то всегда красным носом он похож то на Деда-Мороза, то на флибустьера. Например, именно таким я себе всегда представлял боцмана «Испаньолы» Джоба Андерсона, лакающего ром в компании с другими пиратами и распевающего «Йо-хо-хо». Анатолий восемь навигаций провёл на студёном Белом море, пересекая его туда-сюда на маленьком разборном парусном катамаране. Считая себе полярником изначально, шапок не носит из принципа, но вот здесь, в проливе Принс-Риджент-Инлет, пришлось надеть. Не май-месяц, однако, и не Ладога.
       Крейсерским плаванием на яхтах Анатолий раньше не занимался, и в Беринговом море ему пришлось учить те азы, с которыми не столкнёшься, плавая на маленьком катамаранчике. Не всё шло гладко, и как-то раз он даже сильно обиделся на своего вахтенного начальника Аркадия, который презрительно заявил, что «обучать надо подростков, а не взрослых мужиков» (и кое-что язвительное добавил). Но та обида продержалась ровно пять минут.
       А ещё Анатолий здорово рисует… Он видит то, чего я, например, не вижу – и тут же укладывает на бумагу или холст. При этом ещё не устает восхищаться способностями и одарённостью других. Вот откуда в человеке столько живой доброты? Я молча рулил между льдин, поглядывая на корму «Нуаж», и размышлял об этом.

       Я ещё не знал, что это последний галс нашей маленькой ледокольной эпопеи. «Апостол» шёл на подветре у «Облачка». Мне не удалось вырезаться против ветра – не рассчитал и с размаху сел на довольно внушительную двухлетнюю льдину с мощным тараном. На удивление – кэп орал куда меньше, чем после случая с эхолотом, и даже не орал, а так – просто выразился два раза, и всё. Где Саша Киреев? Что-то совсем перестал приходить со своими предостережениями. В принципе, из двух вариантов (таранить «Облачко» или врезаться в льдину) я выбрал правильный, но ход, конечно, можно было бы и сбавить.

       А в полчетвёртого по местному времени «Сен-Лоран» резко повернул вправо и дал хороший ход. Я всё еще стоял на руле и не знал, что канадская Береговая охрана только что вежливо поблагодарила нас по радио за доставленное удовольствие совместного плавания и галантно попрощалась. Им в Арктик-Бэй, нам прямо.
       На нордовом горизонте уже нарисовался тёмный берег на котором белыми пятнами светятся сползающие в пролив Ланкастер языки глетчеров. И…