ПОСЛЕДНИЙ ШЛАГ ВОСЬМЁРКИ
Часть 3. БЕЛЫЕ ЛАБИРИНТЫ
Глава 8. Встреча на краю света
...Вдруг доктор Димка протягивает руку в сторону пролива Белло и тычет пальцем: «Э-э! Народ! Смотрите! Из Белло палка какая-то плывёт!»
Смотрим – нет, это не просто палка. Мачта... ребятки, да это ж яхта под гротом! Такая беленькая! Только что вышла из Белло и идёт к маленькому проливу между Лонг-Айлендом и мысом, на котором мы стоим возле могил и на неё таращимся… Дистанция – миля-полторы. Вот это да!.. Литау достаёт «уоки-токи» и запрашивает по-английски:
– Яхта, идущая из пролива Белло! Здесь русская яхта «Апостол Андрей». Приём.
В ответ – щелчок, шорох. И чистый, звонкий женский голос, нотки растерянности и безмерного удивления:
– Чего?.. Кто?.. Какая такая яхта?! Приём!
– Русская. «Апостол Андрей».
Вопль восторга из рации:
– У-ла-ла! Вау! Русская яхта! Мама, тут русские! Откуда?! Клёво!!! Где вы? – ну, и в том же духе.
Через час беленькая яхточка стала на якорь неподалёку от нас, и выяснилось, что это и есть та самая французская яхта с экипажем в составе мамы, дочки и кошки. Мы их обогнали в проливе Виктория, потому что они шли, огибая остров Кинг-Уильям с юга с заходом в Йоа-Хавен, а мы чесали к Белло напрямую.
Мама-капитанша представилась как Микки, а все контакты отложили немного на потом, поскольку дамам необходимо пообедать, отдохнуть и привести себя в порядок, а это, извините, процесс.
Процесс затянулся аж до следующего утра. Мы поначалу не сообразили, что они там всего лишь вдвоём и жутко устали.
Когда над бухтой Депо призывно засияло солнышко, а по глади воды заиграли мириады весёлых зайчиков, на французской яхте было замечено некоторое движение. Сначала появилась блондинка, которая минут пять перебирала в кокпите верёвки и канистры. Потом её сменила вторая яхтсменка, которая вылезла, распрямилась, сладко зевнула и томно потянулась, стоя спиной к нам, а потом начала вызывающе расчёсывать невероятно длинные волосы чуть ли не до пят.
Эта возмутительная демонстрация продолжалась примерно четверть часа. На шесть человек у нас было только три бинокля, но прошу поверить на слово – мы сумели не подраться. Николай по радио пожелал соседкам доброго утра, на что Микки таинственно объявила, что «приведение в порядок ещё не закончилось». Ну да… француженки ж, как-никак… Шанель, Карден… понимаем…
После как всегда сытного обеда мы решили, что все мыслимые сроки уже вышли, и Николай отправил на «Корсаре» официальную делегацию для налаживания дипломатических связей. Естественно, пошёл «цвет нации», то есть камчатская диаспора в лице меня и Витьки.
Подъехали к борту и аккуратно постучались: тук-тук-тук. Ну?! Шуршание… И через пару секунд из недр белоснежной красавицы выпорхнуло то самое неземное курносое создание с длинными густыми тёмно-русыми волосами, ослепительной улыбкой и круглыми щеками, глаза – два каштана:
– Бонжур! Меня зовут Сабрина!
На нас с Витькой, наверно, было очень смешно в этот момент смотреть со стороны. Мы, конечно, обалдели, но быстро собрались с духом – всё-таки престиж есть престиж.
Через две минуты мы уже сидели внутри и предъявляли свои цветущие улыбки вместо верительных грамот. Честь экипажа мы не уронили, и первая встреча произошла на достаточно высоком уровне. Было решено, что лучше они встанут на якорь поближе к нам, где не так сильно крутят течения и не путаются под ногами плавающие туда-сюда льдины.
Виктор уехал докладывать кэпу результаты контакта, а я остался у француженок как лоцман. Поспешил на бак (типа джентльмен), величественно отодвинул Сабрину от шпиля и начал сам выхаживать якорь, ибо дело-то не женское. А шпиль ручной. Через пару минут у-у… запарился и сбавил темп… а Сабрина сидит рядом и улыбается: мол, а кому сейчас легко?
Тут Николай вызвал по радио; я объяснил суть принятого решения (заодно отдохнул), потом вдвоём окончательно вытянули тяжёлый якорь-«плуг». Это она что, при каждой съёмке с якоря вот так вкалывает? Ничего ж себе «слабый пол»…
Во время перестановки стало ясно, что на их эхолот полагаться нечего – такой же дикий прибор, что и наш «покойничек», вместо глубины места показывает количество Елисейских полей (зато вибратор защищён щитками-пластинами!). Позже выяснилось, что наш компас также куда более честный, чем у них. Они на свой давно плюнули, поэтому прямо возле компаса лежит здоровенный разводной ключ – ни дать, ни взять, иллюстрация всё к тому же «Пятнадцатилетнему капитану».
Вечером состоялись посиделки. В кают-компании запахло дезодорантом и одеколоном. Выкатили шампанское, которое берегли на победу над Северо-западным проходом – как-никак дамы, причём француженки, не кто-нибудь. Вуаля!
Вечер удался, и мы наконец-то по-настоящему выпили за реальных дам бухты Депо, тактично заметив, что тост в значительной степени касается и тех дам, которые всё ещё ждут нас «где-то там по домам». Взаимопонимание было полным: мы по-французски ни бум-бум, зато девчата (так мы их будем называть до самого конца плавания) хорошо говорят по-английски.
Девчата… хм. Мама представляет собой матёрую морскую волчицу с хриплым грудным голосом, который неожиданно органично соответствует французскому прононсу. Её зовут Мишель Демэ (Michele Demai), а лучше просто Микки. Эта яхта далеко не первая в её жизни, она лично участвовала в постройке, и ходит-живёт на ней уже почти пятнадцать лет, и о неоднократных пересечениях двух океанов я уже говорил.
Обаятельная коротковолосая крепкая блондинка в очках и с очень сильным характером – это чувствуется сразу. Возраст? О возрасте француженок говорить не положено.
Этот поход длится уже третий год, потому что от Ванкувера яхта идёт, облизывая побережье, и идёт не ради рекорда (хотя таковой есть – они первые женщины в Арктике на парусной яхте), а ради того кайфа познания, который может дать только путешествие под парусами.
Мишель (пардон, Микки) – тележурналистка, ею также написано несколько книг, в том числе и о яхтах. Например, вот об этом самом незаконченном походе (сильвупле, посмотрите, она уже напечатана!), великолепные фотографии… а вот ещё одна книга, называется «Океан Сабрины»…
Сабрина Тьери (Sabrina Thiery) – это дочь. Книжка про неё и про океан – это о первом пересечении ею Атлантики, от юга Франции до Гренадин. Сабрине тогда было шесть лет, и она очень похожа на себя (я имею в виду детские фотографии). Закончила университет, теперь она доктор по астрофизике и работает в Париже, куда мама периодически приезжает с борта яхты, нанося контрольные визиты.
Она обожает паруса, дизеля и навигационные приборы, её любовь – яхты, катера и мотоциклы. Скалолазка, зимой катается на горных лыжах, и они даже у неё с собой на борту. А какие лыжи, если не секрет? Странный вопрос, конечно, «Rossignol». Сильные обветренные руки и заливистый смех. Тоже морская волчица, только моложе мамы (ну, естественно!).
В довершение всего, ещё выяснилось, что Мишель – крёстная мама яхты «Вагабон». Да-да, той самой, которая уже когда-то прошла Северо-западным проходом, а теперь её новый капитан Эрик Броссье победил российскую Арктику. Вот тебе и две тётеньки на лодочке… яхтнутые… кгм.
Явление на авансцену двух дам произвело среди нашего экипажа вполне объяснимые изменения. Народ подтянулся, подбрился, и вообще мы слегка напоминаем петушков, которые выпендриваются перед кокетливыми курочками. Край Земли, бескрайняя Арктика, до магнитного полюса ближе, чем до человеческого жилья, и надо же – встретились две яхты, которым и надо бы плыть дальше, да вот некуда.
И впрямь некуда. Очередные ледовые карты приводят в уныние. Север забивается тяжёлым паком прямо на глазах. К проливу Фьюри-энд-Хекла тоже не подлезть – от трёх до восьми баллов. Лёд медленно, но верно надвигается и на ту часть острова Сомерсет, где находится бухта Депо, и где стоят на якоре две яхты. Прямо парочка – широкоплечий синий «Апостол» и стройненькая беленькая «Нуаж». Первая яхтенная марина в канадской Арктике, только стоим мы на рейде, а не у пирса.
Название французской яхты переводится как «облако». Мне больше нравится – «облачко». Оставляя автографы в нашей почётной книге, француженки нарисовали облачко с парусами – такое воздушное, совсем как запах от них обеих.
На Николая свалилось счастье командовать эскадрой, и он явно озадачен, поскольку принятие основных решений однозначно будет на нём: мы мужики, нас больше, у нас две мачты против их одной, и яхта длинней. Обстановка сложная, четыре возможных варианта наших последующих действий требуют тщательного взвешивания и обоснования. Но об этом позже, а сейчас про их яхту.
«Облачко» имеет тринадцать метров в длину, довольно узкая, и обводами весьма напоминает французский проект Курта Рейнке, у нас известный как «Гидра». По беленькому стальному корпусу (полтора сантиметра толщина) в корму летит двойная красная полоса. Белый с синей окантовкой стаксель с закруткой, второй стаксель на внутреннем штаге (с ракс-карабинами), грот с четырьмя полками обычных рифов. К невысокой рубке добавлена ещё одна, типа «пайлот-хаус», вся в спонсорских наклейках. Она выполняет роль тамбура: очень удобно, можно и мокрое снять, чтоб стекало, и от ветра в рожу закрывает. Но штурвал всё-таки снаружи.
Из хитрых дополнений интересен полукруглый прозрачный блистер в кокпите, через который капитан прямо из своей каютки может обозревать окрестности и работу рулевого. Над обратным транцем установлена площадка на кронштейнах, там канистры, кранцы, подвесной моторчик для их микроскопического тузика и прочее. Всё правильно, зачем пространству зря пропадать?
Внутри яхты стоит соляровая печка, похожая на нашу, но Микки говорит, что её недостаточно. Ну да, печка стоит слишком высоко, однако по-другому её там негде поставить. Действительно, в нашей яхте теплее, хотя и у нас не Африка (мягко скажем).
Салон – кают-компания «Облачка» – являет собой пример тщательно продуманного аккуратного женского беспорядка. В остальном – всё при всём, примерно так же, как у нас, только для связи они используют систему «Иридиум», а не «Инмарсат», и уж тем более не «Глобалстар». А ещё у них есть автопилот, сопряжённый с компасом. В высоких широтах он не работает по известным причинам. На вопрос, есть ли автопилот на «Апостоле», мы засмеялись: конечно, есть! Целых шесть, причём не требуют электроэнергии. Правда, нужно периодически кормить и наливать…
Третий член экипажа яхты «Нуаж» – здоровенный чёрный кот по имени Пунго. Верх вальяжности и независимости. Пунго плавает на яхте не первый год, так что тоже является морским волком, если такое определение применимо к котам. На «кис-кис-кис» не отзывается – то ли принципиально, то ли не знает русского языка. Микки как-то хитро прищелкивает губами, и кот, муркнув, сразу бежит к ней, сощурив глазёнки. Днём он спит, а по ночам несёт в кокпите ходовую вахту вне зависимости от погоды.
Сабрина сообщила, что у неё на компьютере дома стоит русская версия Windows, потому что французская слишком дорогая, а тут приятелю попалась пиратская русская по дешёвке (ну да, наши хакеры лучшие в мире). У них такая же видеокамера «Sony», как и у нас, и такой же красный фотоаппарат «Canon», как у меня (тут мне припомнилась хохма с Найджелом). Вообще, нашлось очень много общего, что веселило и помогало болтовне, и перебрать все темы за один раз не удалось.
Наши фотографии привели дам в восторг, особенно где белые медведи. Оказывается, белых медведей (странно!) им встретить ни разу не подфартило.
В общем, вечер, как и Витькин пирог, удался. Гостьи были свезены к себе «домой» около полуночи – надо же им и выспаться, в конце-то концов. Это нас шестеро, и мы можем себе позволить роскошь менять друг друга на руле хоть каждый час. Их двое, и выматываются они куда больше. Хотя, как они рассказали, по ночам предпочитают не ездить, а стоять на якоре, но нормальное место для стоянки в этих местах найти не всегда просто.
Смотрю на Сабрину, а в голове крутится одна и та же фраза моего бедного французского – дежа вю. Где я её раньше видел? Во сне? В предыдущей жизни? В будущей?
У нас на переборке висит пятихвостая плётка-кошка, которую я сплёл для боцмана Семёнова ещё в Беринговом море. Какой же боцман без кошки? На концах хвостов завязаны «кровавые» узлы – всё, как в настоящем английском флоте. Сабрина смотрит на плётку, потом на капитана, потом на меня. «А… это… в самом деле, да?» Я печально отвечаю: «Да. Чуть что – сразу по спиняке. Вот так и плаваем…» Николай кровожадно смеётся, мы с Витькой делаем трагические рожи… С трудом смогли убедить её в том, что мы пошутили, что кошка бутафорская и висит для блезиру.
Следующий день проходит при такой же хорошей погоде. Девчата до обеда дрыхнут, а мы ленимся и занимаемся кто чем. После обеда Аркадий утаскивает Сабрину гулять на берег, и мы, конечно же, дружно злословим по этому поводу.
Вечером француженки снова у нас в гостях. Карты пролива Фьюри-энд-Хекла у них тоже нет, и они даже не планировали идти этим путём. Скачивание ледовых карт у них обычно занимает полчаса, они берут их прямо на соответствующем канадском сайте, то есть оттуда же, откуда и наша Ольга.
Готового решения, куда и когда идти, у Микки тоже нет. Ну, пока нет. Очередная карта печально повествует о дальнейшем распространении льдов по проливу Принс-Риджент и заливу Бутия, причём льдов, по которым мы не проедем ни в режиме бульдозера, ни в режиме слаломиста.
У нас есть четыре варианта:
- идти на север по проливу Принс-Риджент, из него в пролив Ланкастер, дальше в море Баффина, там льдов нет вообще, и можно плыть прямо на Годтхоб (вариант пока нерабочий);
- идти на юг в залив Бассейн Фокс через пролив Фьюри-энд-Хекла, оттуда в Гудзонов пролив и дальше к самому югу Гренландии. Годтхоб в этом случае, разумеется, отпадает (тоже нерабочий);
- постоять здесь, в бухте Депо, и обождать, пока ледовая ситуация сама не изменится в нашу пользу, после чего запускать вариант номер один или номер два – по обстоятельствам;
- возвращаться через пролив Белло в пролив Франклина и следовать обратно в Кэмбридж-Бэй, где ставить яхты на зимовку (лучше бы в Тактояктуке, но туда пробиваться уже опасно, можно и застрять в нашем любимом и ненаглядном море Бофорта).
Хуже всего четвёртый вариант. Николай просто за голову хватается, когда сам же заводит речь о нём.
Микки принесла составленный ею список прошедших Северо-западный проход. По её сведениям выходит, что «Апостол» – сотое судно, идущее этим путём (их «Облачко» девяносто девятое). Из парусников мы шестнадцатые (дам пропускаем вперёд). Свой счёт она ведёт с начала века, с Руаля Амундсена.
Мишель не знала, что какой-то трёхмачтовый парусник «Седна» как-то умудрился пройти здесь полмесяца назад в направлении, противоположном нашему. Про это мы вычитали в журнале (который в домике), удивившись, потому что он нам навстречу не попался. Так что мы семнадцатые, если пятидесятиметровый трёхмачтовый парусник может называться яхтой – мы ж его не видели. Нас вполне устраивает роль быть не только первой российской яхтой в этих местах, но и сотым судном, прошедшим Северо-западный проход. Кстати, ни один из нас его ещё пока не одолел – и «Седна», наверно, стоит где-нибудь в Тактояктуке. В сентябрьском море Бофорта не слаще, чем у западного побережья полуострова Бутия.
Считается, что первым Северо-западный проход прошёл Руаль Амундсен. Это так и не совсем так. Амундсен стал первым, кто совершил сквозное плавание из Атлантического океана в Тихий. Но его экипаж не был первым, кто сумел преодолеть лишения канадского арктического архипелага, войдя в него с одной стороны и выйдя с другой.
В 1850 году на поиски экспедиции Франклина, кроме прочих, из Англии ушли «Enterprise» и «Investigator» под командованием соответственно Ричарда Коллинсона и Роберта Мак-Клура. Им была поставлена задача войти в канадский лабиринт со стороны Тихого океана. Корабли потеряли друг друга во время бури, и потому действовали раздельно. Коллинсон провёл у острова Виктория три зимовки, однако дальше пролива Долфин-энд-Юнион не пробился и повернул назад. Экспедиция Мак-Клура тоже трижды зимовала, но гораздо севернее, у острова Мелвилл. «Инвестигейтор» так и не сумел вырваться из ледового плена, однако за это время Мак-Клур на санях и пешком разведал довольно большую территорию, периодически оставляя гурии со вложенными под них письмами. На один из этих гуриев и наткнулся капитан Эдуард Белчер, который дошёл до острова Мелвилл со стороны пролива Ланкастер. Таким образом, спасательная экспедиция Мак-Клура была спасена другой спасательной экспедицией, на нартах доставлена на корабль Белчера, и в сентябре 1854 года вернулась в Англию почти одновременно с экспедицией Коллинсона, который шёл обратно полкругосветки. Именно Мак-Клур и его люди стали первыми людьми, прошедшими Северо-западный проход насквозь, но поскольку в ходе путешествия они сменили корабль и часть пути прошли вообще не на корабле, их достижение в общем списке не засчитано. Имя Мак-Клура увековечено на карте, но почитать принято Амундсена. Ох, не хотелось бы вот так застрять в Арктике на три года – с тем снаряжением и питанием, которое было полтораста лет назад…
После второго совместного вечера я сделал печальный вывод, что неплохо бы знать ещё и французский язык. С дежурными фразами типа «миль пардон», «гран мерси», «пуркуа па?» и «же не манж па си жю» далеко не уедешь. Попев под гитару, отвезли девчат на их яхту. Всё это время мы нещадно эксплуатируем наш тузик «корсар», потому что их полутораместную динги можно рассмотреть только в сильную лупу, а моторчик к ней и того меньше (половина лошадиной силы).
Четверг двенадцатого сентября начался с хорошей погоды. С утра вода подёрнулась тоненьким ледком, а сало плавало возле «Апостола» почти весь день. Оно и понятно: ветра нет, лёгкий морозец… всё это сильно напоминает нашу середину ноября, причём ближе к концу.
Девчата спят, мы опять вовсю ленимся – все углубились в чтение, кроме дежурного кока Витьки, который колдует на камбузе.
«Инмарсат» со вчера объявил двухдневную забастовку: ни позвонить, ни электронную почту отправить, а это и погода, и лёд.
К часу дня француженки скачали-таки ледовую карту и привезли. У-у-у… Похоже, мы на эту навигацию отплавались. Во всяком случае, достижение Атлантики под большим вопросом. Итак, варианты.
Вариант первый: пробиваться на север. Он пока самый нереальный. Там лёд от четырёх до девяти, причём на карте везде нарисованы синие звёздочки, которыми обозначено образование ниласа. Всё правильно: где много льда, там и вода более пресная, там и замерзать раньше начинает. Если не прилетит тайфун и не раскидает эти льды, про северный маршрут придётся забыть. Точнее – уже нужно забыть, потому что не прилетит. Нет его, только жалкое подобие ветра.
Вариант второй: идти на юг в Бассейн Фокс, а оттуда в пролив Гудзона. Он не лучше. Фьюри-энд-Хекла забит восьмибалльным льдом, и всё те же синие звёздочки. Шансов почти нет.
Вариант третий: подождать немного. А вдруг? Может, всё это ещё не общая тенденция, а временное явление. Во всяком случае, в запасе ещё есть вариант номер четыре.
Это отступление назад. В Кэмбридж-Бэй, а ещё лучше в Так, где больше шансов организовать нормальную зимовку яхты, учитывая тамошнюю материально-техническую базу и Тома Эдмундса.
Размышлять об этом варианте не хочется, но приходится. Никто не может предсказать, какие фокусы способна преподнести Арктика, и нынешнее раннее замерзание тому пример. Мы подошли к проливу Принс-Риджент точно в то время, когда по нему можно будет выйти в Ланкастер, а вот поди ж ты…
Ради хохмы можно ещё рассмотреть вариант зимовки в Форт-Россе. А что? Домик, солярка, печки, книги, унитаз, гитара… Сабрина аж в ладоши захлопала.
После обеда съездили с девчатами на берег, показали им домик с окрестностями, и они оставили в журнале (и на стене) свою запись с нарисованным облачком. Потом Николай с Виктором поковырялись во французском дизеле и обнаружили несколько вполне устранимых дефектов, из-за которых двигатель, в частности, дико вибрировал на средних оборотах. Пообещали завтра починить. Пригласили дам на пирог, но они нашли нужным вежливо отказаться, хоть и не сразу. К вечеру погода испортилась, небо посерело, попёр лёгкий туман в сопровождении нордового ветра. Ночью ветер разошёлся до пяти баллов и немного скис только к утру.
Утром наши мастера-механики отправились на «Облачко» и починили дизель. Кроме совсем печальной ледовой карты, привезли новость, которая отбрасывает все раздумья касательно четырёх вариантов наших последующих действий.
На француженок по спутниковому телефону, а затем и по электронной почте вышла канадская Береговая охрана. Смысл сообщения состоит в том, что ледовая обстановка стала критической, выходы в Ланкастер и Фьюри-энд-Хекла закрыты полностью. Информация не со спутников, а от ледоколов: восемь баллов, причём не просто льдины, а ледяные поля. И образование льда продолжается. Через три-четыре дня северным ветром лёд принесёт в пролив Пил, и этим же льдом закроет с запада пролив Белло. Примерно в это же время (а то и раньше) Белло будет заперт и с востока. Поэтому они бы рекомендовали яхте «Нуаж» возвращаться в Кэмбридж-Бэй на зимовку, и были бы весьма признательны находящимся рядом русским яхтсменам, если те также соблаговолят сделать какие-нибудь телодвижения для позитивного разрешения ситуации. Хотя, если есть большое желание, то можно обговорить вопрос о ледоколе, который завтра будет проходить мимо и выведет в Атлантику или вообще куда хотите…
Ледокол? Хм. Ледокол… Интересно, бесплатный или нет?
Эти ребята несут свою ответственность за всё, происходящее в их водах, и их рекомендательный тон вообще-то нужно понимать как указание к действию. Конечно, главная ответственность лежит на капитанах, а канадцам просто не нужна лишняя головная боль. Надо будет спасать – прилетит вертолёт, заберёт людей. Надо будет спасать яхту – обговорят стоимость и спасут цент в цент. Или не станут спасать, если не надо. Всё просто, как старый сапог с левой ноги.
На «Облачко» наехала большая льдина, причём наехала с подветра и норовит подмять под себя якорь-цепь. Льдину прижимает очень сильно, от напора уже отвалился один кусок, но французскую яхту заворачивает и тащит против ветра. На палубе появляются озабоченные Микки и Сабрина, попытки отпихнуться от льдины тщетны. Дизель уже дрынчит, Микки за штурвалом, Сабрина бежит на бак выбирать якорь. Капитан и Виктор, благо одетые и обутые, прыгают в «корсар» и летят на помощь, а спустя минут пять «Облачко» проезжает у нас по корме на новую якорную стоянку. «Корсар» у неё под правой скулой, Витька и Сабрина срывают с болтающегося якоря здоровенные гроздья ламинарии. Всё хорошо.
А Анатолий продолжает рисовать и рисовать. На него «рисунчик» напал. Он уже облазил все окрестности, сделал три этюда маслом («Потом докрашу») и несколько работ карандашом. Получается хорошо. Приятно быть в дружеских отношениях с русским Рокуэллом Кентом… Опять Виктор будет его искать на берегу и громко звать на ужин. Анатолий берёт с собой рацию, но из принципа ей не пользуется – она, наверно, ему сосредоточиться не даёт. Интересно, чего он сегодня с собой привезёт с берега?
Если по уму, так уходить надо сегодня же и время зря не терять. Арктика, она такая… оказывается…
Николай предлагает Микки сходить на «Апостоле» в пролив Принс-Риджент на разведку. Но француженки упорно против: ни один нормальный французский моряк не выйдет в море в пятницу.
Мы понимаем. Смеяться над этим глупо. Смеяться будет тот, кто сам в море не ходил. А тот, кто ходил, всегда имеет какую-нибудь примету, своё суеверие. Даже тот, кто говорит, что в суеверия не верит. А сегодня не просто пятница, сегодня ещё и тринадцатое число. О том, что означает их чёрный кот на борту, будь он хоть трижды Пунго, француженки не знают. Но они видели на берегу кролика! (Правда, кролик вполне мог аннигилировать с виденным сегодня же у воды песцом). Кролик и корабль для француза вообще вещи несовместимые. Моряк-француз даже не использует слово «кролик», а говорит «маленький пушистый зверёк с длинными ушами».
Так что, если Мишель сказала, что не пойдёт сегодня в море, то с ней следует согласиться. Она восемь раз океан пересекала и знает, что говорит.
Вообще-то китайская традиция приравнивает кролика к коту, но акцентировать на этом внимание француженок мы не стали.
Ближе к вечеру Аркадий достал из закромов здоровенную чёрную цилиндрическую упаковку с бутылкой водки «Князь Юрий Долгорукий». Это презент Бориса Балдина, отца одного из «апостолов» первого созыва. В упаковке наказ: выпить до дна на самой северной точке маршрута, набрать туда забортной воды и привезти в Санкт-Петербург.
Бутылку пока отставили в сторону и некоторое время обсуждали вопросы, связанные с вероятной зимовкой – как, что и куда. Их не очень много, этих вопросов, но связанная с ними канитель и нервотрёпка…
В борт кто-то стучит снаружи. Да-да, кто там? Оказывается, льдина, но не просто льдина. Две льдины, большая и не очень… но они скованы довольно обширным полем тонкого тёмно-серого молодого льда.
Свежего, вчерашнего. И крепкого. Футшток пробивает после третьего удара.
Грустно. Если такой молодой лёд встаёт везде впереди по нашему пути, сковывая в новые поля прошлогодние и многолетние льдины, как вещает ледовая карта, то на дальнейшем продвижении приходится сразу ставить жирный крест.
Льдина нахально давит нам в борт и пихает нас на «Облачко». Отпихиваемся – мы с Виктором от Сабрины, а она от нас. Льдину закручивает, но она упорно лезет на две наши яхты, причём внаглую против ветра. Я не устану удивляться здешним локальным течениям в бухте! Пришлось минут двадцать заниматься «мерлезонским балетом», или, как сказал бы мой бывший начальник группы Саша Кашпер, «осуществлять закат солнца вручную». Наконец, льдина уползает от яхт. Ф-фух!..
После ужина Виктор привёз на «Апостол» девчат. Завтрашний день сулит принятие и выполнение решений: Мишель принесла дискету с письмом для русского капитана от Береговой охраны. Перевод звучит так:
«Капитану парусника «Апостол Андрей». Слишком много льда перед Вами на севере пролива Принс-Риджент (зима уже, однако). Период таяния закончился, начался период замерзания. Слишком много льда и у входа в пролив Фьюри-энд-Хекла (сплочённость льда – от 8 до 10+). Завтра утром или к обеду ледокол канадской Береговой охраны «Луи С. Сен-Лоран» будет в районе пролива Белло. Он выйдет на связь с Вами и с «Нуаж», так что будьте внимательны. Капитан оценит степень опасности проводки ваших яхт. Следование близко за ледоколом может быть очень опасным, поскольку большие льдины могут быть выброшены им на пути Ваших судов и потопить их. Я буду на связи с ледоколом, далее – по ситуации. Хотелось бы уточнить детали: длину яхты, мощность двигателя, материал корпуса, запасы продовольствия и т.п. Последняя ледовая карта прилагается. Удачи. Жан Улле, отдел планирования и проведения операций, Береговая охрана».
Это одна из тем разговора. Литау достаёт бутылку уругвайского красного вина. Вёз её домой, конечно, но если зимовать, то вино пропадёт – замёрзнет и лопнет. Домой на самолёте не повезёшь: там бутылок десять, а то и больше. Так пусть лучше девчата выпьют, они и не того заслужили своей отвагой.
Во время разговора я наблюдаю интереснейшую вещь: формирование нового языка. На этот раз он вытанцовывается из смеси французского и русского на английской основе. Например, как вам нравится слово «ledokols» (ледоколы)? Или фразы: «Bonjour, friends! Kak dela?», «Let’s raise our cups po chut’-chut’… tres bien horosho!». В русском языке тоже появилось новое слово, изменяющееся по падежам: «айсбрэйкер», но оно вряд ли приживётся.
Что же до вина, то вино так себе. На мой дилетантский взгляд, кислятина, среднего качества хванчкара. Пусть дамы пьют, а мы лучше спирт, разведённый брусничным соком по сороковой широте.
Время пролетает незаметно, и к одиннадцати часам Микки просит отвезти её с Сабриной домой на «Облачко» – надо выспаться. Виктор идёт заводить мотор «корсара», мы выходим на улицу перекурить и ещё поболтать на сон грядущий. Прощаться ой как не хочется…
На западе медленно переливается ленивое полярное сияние. Добрый знак, хотя и не так ярко и красочно, как это нарисовано в учебнике физической географии за пятый класс.
Au revoir, mademoiselle! Good night and sweet dreams!
Будет день – будет пища. Будет суббота, четырнадцатое.