Дружба

Даша Юг
Легла в три ночи, уснула в четыре, в половине пятого просыпалась от звонка в домофон какого-то придурка, в итоге встала в семь. Пропустив три звонка будильника. Хорошо еще вчера додумалась поставить четвёртый.
Суббота. Утро. Со мной за столом только кошка - верный мой друг, точнее, верный друг моей колбасы. Нет уж, не дождётся. Слишком наглеет.
На нулевой урок почти не опаздываю, хоть и встала на двадцать минут позже, чем нужно. В раздевалке встречаю Ксюшу - мы могли бы дружелюбно и умиротворённо-молчаще дойти до кабинета вместе, однако нет. В раздевалку входит Наташа, и теперь Ксюшино внимание переключено на неё. Я зачем-то стою ещё на месте, жду их, хотя должна была уйти сразу же. Это я потом пойму. Не из-за того, что я опаздываю на профиль по немецкому, а... в общем, я должна была идти сразу.
А я стою и жду.
Потом поднимаемся на второй этаж вместе. Точнее, они вместе, а я - каким-то куцым хвостиком сзади. Ещё и делаю вид, что хвостик я - сам по себе, гордый и независимый, а тут иду только из необходимости.
На немецкий всё же опаздываем, но не намного. Ксюша с Наташей садятся, конечно же, вместе - я сажусь на первую парту с одноклассницей. Не пришла бы Наташа - я бы села с Ксюшей. А так - кому теперь какое дело до нелюдимого надменного хвостика?
Запоздало до меня доходит: Наташа пришла на профиль по немецкому. Почему? Ведь она уже несколько дней как отказалась от него?
Решаю задать ей этот вопрос после занятия.
Наташа разговаривает с Ксюшей.  Имею ли я право подать голос?
- Наташ, а ты чего сегодня пришла... ты же вроде отказалась от немецкого?.. - выходим из кабинета.
Наташа избегает смотреть мне в глаза, делает какие-то неопределённые движения головой, чуть закатывает глаза: вот влезла... достала уже...
- Ну вот так, - ответила, значит.
Тон человека, подразумевающий ещё и необходимость развести руками, мол, получилось так, отвали, всё равно не хочу тебе ничего рассказывать. По её злобно-равнодушному лицу мне нетрудно уже определить, что говорить со мной она желания не имеет.
Надо же.
Прохожу мимо них, ускоряю шаг. Какой-то мелкий школьник, кажется, брат одного из моих одноклассников, отбивает мячик пинг-понга прямо мне в руку, в локоть. Не больно, но чувствую, как внутри всё равно обрывается какой-то нерв. Пацан хрюкает от смеха и нагло смотрит мне в глаза.
Вдыхаю поглубже, отвожу взгляд и иду дальше. Вышло так, что я почти не остановилась. И какого чёрта в рекреациях поставили эти дурацкие столы для настольного тенниса? Немка аж бесится вся, когда кто-то начинает стучать пластмассовыми шариками прямо напротив её кабинета...
Наташа с Ксюшей позади. Наверное, идут. Я не оборачиваюсь - я уже привыкла не оборачиваться, такой маленький эгоистичный хвостик, которому жить бы да жить самому по себе, - ан нет, пришили его к части чего-то целого и нерушимого.
А нерушимого ли?
Перед химией прислал смс-ку Денис: "Солнышко,спасибо тебе за вчерашнее,мне правда стало легче после твоих слов.Хорошего дня тебе, самого солнечного и теплого.Целую". Я улыбаюсь ещё несколько минут - хоть что-то засветилось в начале этого глупого дня. В химии, похоже, надо разводить костёр, чтобы согреться: сегодня снова северо-западный ветер, а значит, в химическом кабинете холоднее обычного. Пишу ответ и убираю телефон; звонок. Соседка по парте, Настя, сегодня не пришла, и я сажусь на парту впереди к Кате, которая тоже сидит одна. Кажется, что-то со мной не так. Может, я пугаю своим молчанием, может, раздражаю, кому-то, может, делается неловко...
С Катей я даже пару раз улыбнулась.
Взгляд иногда падает на Наташу. Почему-то именно сегодня её лицо кажется мне особенно острым и неприятным, хотя она, в общем-то, очень симпатичная. Наверное, только я вижу её такой.
День зябкий. Как и все школьные дни этой зимой. Молчаливый. И обычный. Спасают только мысли о Денисе. И о том, что рано или поздно уроки закончатся, и я смогу наконец согреться дома.
С моей соседкой по парте (нет, не Настей, другой, но если я скажу, что её тоже зовут Наташа, то читатель, вероятнее всего, запутается, к тому же Наташи в классе у меня четыре, и третью из них я уже опустила в самом начале - именно с третьей Наташей я сидела с утра на немецком. Это, однако, никакой роли не играет.) мы умеем только безразлично молчать на переменах. Это на уроках мы общаемся - в принципе, неплохо, однако по необходимости. Ну а как ещё общаются с экс-подругами?
Мы с ней даже не будучи друзьями умудряемся ссориться. Раньше мне становилось от этого горько-обидно, а теперь иногда даже доставляет какое-то удовлетворение - ведь теперь терять-то нечего. Всё уже потеряно.
После литературы сдаю, наконец, последнее из того, что нужно сдать у Маяковского - "О дряни". Рассказываю сбивчиво, рассказываю так, словно дома и не учила вчера ночью, а сама себе в голове представляю Дрянь - такое мерзкое, скользкое нечто цвета высохшего болота. Странно, но мне ставят пять, - скорее, по доброй памяти. Мол, знаю я, что ты можешь лучше, но и так сойдёт.
На перемене перед алгеброй одноклассники оживлённо обсуждают, кто как назовёт своих будущих детей. Кто-то завёл эту тему ещё на литературе. Я люблю наблюдать за своими одноклассниками - только наблюдать. Я смеюсь вместе с ними, я всегда чувствую их общее настроение, да, я чувствую себя частью своего класса. Однако же я очень незаметная и практически беззвучная его часть. Это как пазл-уголок в огромной мозаике: рисунок виден и без него, но всё же маленько чего-то не хватает. Для общей статистики.
На индивидуальной консультации по математике, на последнем, шестом уроке ругаюсь с соседкой, с Наташей. Неприятным потрясением оказался тот факт, что я практически ничего не помню из этой долбаной тригонометрии, конкретнее - многочисленные и плохозапоминающиеся формулы синусов-косинусов. Я зачем-то психую, хотя чётко понимаю, что вполне могу обойтись и без этого. И это дурацкое "Не психуй", произнесённое соседкой, ещё больше выводит меня из себя.
Не теряю самообладание. Не теряю.
Я отворачиваюсь и молчу. Не хочется ещё больше раздражать себя. И  её тоже. Мне просто лень.
Я устала.
Молча чувствую, как где-то внутри обрывается ещё один нерв. Лопается, как перетянутая струна на гитаре, и так же подобно струне царапает где-то в районе лёгких. Мне кажется, я даже слышу этот негромкий хлопок и скрежет.
В конце дня в раздевалке вяло натягиваю на себя верхнюю одежду. Рядом оживлённо болтают Ксюша и две Наташи. А я просовываю руки в рукава свитера и голову в воротник. Хочется её там и оставить, но ведь это было бы глупо.
"Ну и что, - думаю устало-злорадно. - Зато у меня есть парень, а ни у одной из вас трёх его нет!"
Ищем плюсы в своём положении. Угу.
"Нашла аргумент", - иронично констатирует внутренний голосок и тут же замолкает. Он всегда так делает, гад.
Плюс, который полгода будет находиться на расстоянии двух тысяч километров от меня. Учиться ему, видите ли, надо.
Наверное, если бы я захотела сломить их этим аргументом, у меня бы это плохо получилось.
Что я потеряла? Дружбу?
Вот эти совместные походы в магазин, на маникюр и в "Агат"? Гости, гуляния, алкоголь, что там ещё?
Я просто забыла, что это такое. Это слово на букву "Д".
Я не помню, как это.
Позитив одноклассниц, однако, не сломить - они бодро дурачатся и смеются, наполняя тесную раздевалку смехом и, кажется, теплом. Катя, напевая мимолётно сочинённую мелодию из набора звуков, легонько подпрыгивает на месте. Лена забавно носится кругами, воображая себя героем из видео про "яички!!".
Я не могу смотреть на них без улыбки. Правда, эта улыбка никогда не держится на моём лице долго. Меня легко, очень легко рассмешить. Но вот удержать эффект от этого - задача непосильная. Правда, мало кто и пробовал.
Ксюша прощается со мной и направляется к выходу из раздевалки. Я думаю о том, что сегодня мы с ней фактически кроме "привет", "пока" и "что там в упражнении пять под цифрой три?" - "первый глагол с инг, второй инфинитив" друг другу и не сказали.
Я выхожу из раздевалки, когда там остаётся ещё несколько моих одноклассниц. Моего "пока" они не замечают, скорее всего потому, что оно было сказано слишком тихо. Но повторять я не хочу.
Поджимаю губы и иду к зеркалу поправить шапку.
Господи, меня же можно снимать в фильмах ужасов без грима - я буду отличным зомби или вампиром. Кожа бледная, под глазами круги, сколько их не замазывай тональником, они всё равно заметны.
Даже смотреть туда не хочу.
Выхожу на улицу как раз в тот момент, когда кучка девочек из моего класса, стоящие у крыльца, прощаются и расходятся. Иду наравне с Наташей, но поодаль.
Ни одна из нас ещё не поняла, вместе мы идём или порознь. Знаем, что идём рядом. И я, и она делаем вид, будто друг друга не замечаем. А стоит только повернуть голову - ей или мне - и что-нибудь сказать.
Но я не хочу.
Она, видимо, тоже.
И гордый хвостик решительно отделяется от туловища и идёт влево. Наташа сворачивает вниз. Молча.
Что ж.
Несколько недель назад мы шли с ней из школы вместе, и она ни с того ни с сего вдруг пригласила меня к себе домой на чай. Я согласилась. Сейчас думаю, что зря. Зависеть от чьего-либо настроения не должно быть в принципах вольного и суверенного хвостика. А получается, именно хорошее настроение Наташи так повлияло на меня.
Нет, думаю я, впредь такого больше не повторится. Чужие так чужие.
Год назад были лучшими подругами.
Женской дружбы не бывает. Так, кажется, считается?
Так чего я тогда тут...
Хотя причём тут "жен" или "муж".
Я ещё не поняла, что такое дружба. Человек лучше всего усваивает что-то, испытав это на собственном опыте, а мне проводить опыты с дружбой ещё не доводилось. То, что люди называют "дружбой", зачастую является чем-то другим, более слабым, порою ложным и ничтожным, а они всё хватаются за это "дружба, дружба..." и с гордостью говорят "у меня есть настоящий друг". А "настоящие друзья" в это время уводят их девушек, продаются за мелочи и способны забыть их имена, вспомнив дела поважнее.
К одиночеству привыкаешь, одиночество начинаешь ценить. Это штука из разряда тех вещей, которые можно любить и ненавидеть одновременно. Я почти никогда не испытывала потребности в ком-то. Я уже год как такая.
Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Для циника весь смысл на поверхности: каждому из этих ста друзей цена - рубль.
Интересно, это моя мысль, или я выудила её откуда-то из недр своей памяти?
У меня нет друзей. Зато есть куча тех, кого называют "хорошие знакомые". В принципе, у меня даже есть среди них те, кому при случае можно поплакаться в жилетку или спросить совета. Они помогут, они ведь не совсем чужие.
Не совсем.
Но всё же.
Около 96-ого училища вижу чёрную с белыми пятнами, покоцанную холодами, голодом и жизнью кошку и мало чем по сути отличающуюся от неё собаку. Вот парочка - враги из-за своей сущности. Те, кому в принципе не положено быть друзьями. И, следуя этому принципу, собака отчаянно, оглушительно лает на кошку, а последняя шипит и изгибается параболой, пятясь назад. В конце концов кошка торопливо проскальзывает в какую-то дыру под трубой между старыми коробками. Вмиг становится тихо.
Пёс молчит.
Его худое небольшое тело, покрытое скатавшейся серой шерстью, пронизывает нещадный январский морозный ветер.
А я накидываю на голову капюшон и ищу в глубинах своего необъятного кармана затерявшуюся барбариску.
Она должна быть где-то там.

16 января 2010