Он вспоминает

Братья Бирт
"Любимцы богов умирают молодыми"

/Тит Макций Плавт  250 - 184г. до Рождества Христова/


         Эта заметка о нашем детстве, когда мы жили на Северном Кавказе, в Краснодарском крае, на хуторе Ильич. Вокруг хутора возвышались горы, покрытые травой и редким кустарником. Летний день выдался солнечный, тёплый спокойный.
         Мы и братья Чиндаковы, Коля и Лёнька, перекинув через плечи белые полотенца, возносили маленький гробик на высокую крутую гору. Там, на вершине, находилось небольшое хуторское кладбище. В гробике лежал очень маленький мальчик. Кажется ему не было и года. Мы медленно и уверенно поднимались шаг за шагом наверх. Мать ребёнка и ещё какая-то женщина, обе в чёрных платках,  молча взбирались по крутизне позади нас.  На холмистой вершине горы мы поставили гробик перед выкопанной могилкой. Мальчику  дали «на дорогу» трёхкопеечную монету. Он "держал" её в кулачке и, чувствовалось, что этого было достаточно. Не было грехов за этой душой. Затем женщина посыпала немного пшеницы прямо на него. Одно зёрнышко попало почти на глазик. Но мальчик не заморгал, не сощурился, а чистыми голубыми глазами смотрел в синее высокое небо.
          Место захоронения было рядом с  его родным домом возле горной речушки Кувы. Отсюда, с горы, он всегда теперь будет "видеть" и весь хутор, и свой дом, в котором он так мало был и  маму, которая будет любить его всегда.
          Потом нас, четверых пацанов, мама этого мальчика пригласила к себе помянуть сына. Все ребята сидели в комнате за столом в обыкновенном хуторском домике, но я был под впечатлением этих похорон и не мог кушать  кашу и пить кисель. «Он будет тебя вспоминать, — говорила женщина, — обязательно выпей кисель и съешь кашу. Он будет сердиться. Надо помянуть». Несмотря на эти уговоры, я встал из-за стола и убежал домой. 
         Я пишу эти строки и прикидываю, как это было давно... Мне кажется,  этот маленький мальчик вспоминает меня, но не сердится, это точно, потому что я достаю это из своего детства с какой-то  теплотой и тихой грустью и чувствую, что он не обижается на меня...
         И вдруг меня осенило: "А ведь эта кристально-чистая душа давно уже в Царстве Небесном. Вот откуда он вспоминает и обо мне, и о брате моём, и о братьях Чиндаковых. Вспомнилась фраза из Евангелия: "Не всякий, говорящий "Господи! Господи!", войдёт в Царство Небесное". А младенец и говорить-то ничего ещё не мог, а его душа уже там, в вечности!

 февраль 1978 г.