Фото:Студентки санитарного факультета, май 1945 года
Лида Колоскова во втором ряду первая справа
Годы 1944-45-й. У Таси. (Мамины рассказы)
Вернувшись в институт после летних каникул 1944-го года, со своей подругой Валей я не встретилась. Она взяла академический отпуск. Общежитие мне по-прежнему не дали.
Пришлось обратиться насчёт квартиры к маминым знакомым-Шуваловым, у которых я всегда останавливалась, и они ко мне очень хорошо относились. Устроили они меня к своей снохе – Тасе. От института далеко, добираться надо пешком более часа, а если на трамвае вкруговую, то ещё дольше.
Тася занимала полдома, то есть 2 комнаты. Дом новый, добротный (кирпичный) с высоким крыльцом. Когда первый раз я поднялась на крыльцо, увидела в открытую дверь детскую кроватку, сразу стало как-то уютно, вспомнился Бернес, песня «и у детской кроватки тайком, ты слезу утираешь».
Тася – молодая женщина, очень добрая, жизнерадостная, у неё маленький Витенька лет двух. Муж на фронте. По специальности она бухгалтер, а работала официанткой в железнодорожном ресторане на вокзале Ташкента - надо же кормиться.
Ужинать я у неё стеснялась, она приглашала, но, отказываясь, я говорила, что обедала в столовой института, не помню, что я тогда ела, только помню, что по дороге в институт покупала плюшку и съедала с удовольствием. Когда мама присылала посылку, я старалась угощать Тасю, но это же было редко.
Но вот я была разоблачена. У Таси был племянник, который работал в институте шофёром, и он случайно рассказал, что столовая для студентов давно закрыта, тут и выяснилась моя неправда. Потом Тася стала приносить из ресторана затируху (похлебка из муки). Стало легче.
Когда Тася дежурила в ресторане, я должна была из детских яслей забрать Витю, а потом зайти в ресторан за затирухой или кашей.
Идти до дома было далеко. Я еле-еле тащилась с кастрюлей, с маленьким толстеньким Витенькой на руках, с книгами, голодная. Шла без передышки, особенно запомнился забор, который, казалось, никогда не кончится. Зато было что поесть.
На зимние каникулы я уехала домой. Когда вернулась, Тася рассказывает, что как-то директор ресторана, собрав сотрудников, сообщил: «Вы все сегодня на одну ночь должны устроить на свои квартиры на ночлег по два человека. Сами видите, что делается в зале ожидания вокзала, он переполнен военными, причём люди просто стоят, чтобы хоть согреться за ночь, а офицерам надо отдохнуть». Все сотрудники согласились помочь.
И надо же такому случиться, в эту ночь с фронта приехал её муж Михаил и можно себе представить, как он открывает дверь своего дома, а на пороге две пары офицерских сапог. Он от злости разворачивается, идёт к сестре, она жила рядом.
Переночевав у сестры, он уезжает на фронт, и никакие уговоры по этому поводу матери и сестры не помогли. Не помогло даже то, что в ту ночь с Тасей ночевала свекровь, т.е. его мать. Вот Тася и говорит: «Лида, как хорошо, что тебя тогда не было».
Перед летними каникулами я решила на небольшом клочке земли, на участке около Тасиного дома посадить помидоры. Вскопала, купила рассады, посадила, нужно было поставить колья. И вот за кольями отправилась к Тасиной сестре, которая работала на окраине Ташкента по трамваю № 2, где-то в садах у корейцев.
Навязали мне связку кольев, а ноша оказалась тяжёлой, пришлось идти пешком через весь огромный сад, потом на трамвае, ещё пешком. Кожу на плечах ободрала. Колья установила и уехала, мечтая, что осенью будут помидоры. Осенью вернулась, а Тася и говорит: «Лидочка, а помидоров нет, не было не одного помидорчика, только хорошо цвели, зелень нас радовала всё лето. Оказалось, что я посадила очень густо, и надо было хотя бы убрать пасынки.
Были и радости. Как-то удалось купить туфли из змеиной кожи, очень красивые. Но через три дня от первого же дождя они размокли и развалились – оказались картонными. Так и ходила в резиновых ботах зимой и весной. Тогда мама заказала мне туфли у сапожника-австрийца Яначека, жившего на нашей же улице. Как мы радовались, что проблема будет решена! Но готовые туфли почему-то оказались на размер меньше, маме я ничего не сказала, чтобы не расстраивать. Мучилась в них, пока задники совершенно не осели, а мозоли остались на всю жизнь.
Наступил новый 1945 год. Я не помню, чтобы все эти военные годы «Новый год» мы встречали празднично. Только всегда думали: «Новый год, что принесёт он?».
Вот также 9 мая – День Победы. Дома была одна, вдруг сообщение по радио об окончании войны. Прослушав радио, я вышла на улицу, никого. Тихо. Как будто всё вымерло. Наверное, все у приёмников слушают Левитана, вернулась в дом, по радио передавали трогательную и торжественную музыку.
Казалось, что сейчас же всё изменится, в магазинах всё появится, отменят хлебные карточки. А главное - все сразу вернутся с фронта.
Однако жить по-прежнему было очень тяжело. Дома снова огороды, работа целыми днями. С сестрами Галей и Женей мы с детства были как родные. Галя, окончив школу в 1942 году, училась в пединституте во Фрунзе. Женя на три года младше нас, уехала учиться в Ленинград сразу после окончания войны, да так там и осталась. Встречались мы только летом на каникулах, вместе трудились на огородах, помогая родным.
Как всегда, осенью хлопкоуборочная до зимы. А потом занятия, также трудно добираться до института от Таси. Мучают академические задолженности, а потому стипендии не дают, общежития тоже.
Но в общежитии ещё тяжелее, к лекциям студенты готовились лежа под одеялом, холодно и руки не вытащить. На пятом этаже в комнатах крыша протекала, ведь никакого ремонта за эти годы не было. Картина жуткая. Участились пожары в комнатах от электроплиток. Хотя и не разрешали ими пользоваться, а студенты всё равно включали. В случае проверки комиссией раскалившиеся электроплитки прятали впопыхах под матрасы, матрасы загорались.
Однажды полностью сгорел корпус общежития профессорско-преподавательского состава, в подвале которого тоже жили студенты и эвакуированные.
Вот такая обстановка. Вывешивались списки с фамилиями студентов, исключенных по разным причинам, в основном за хлопок. Нас с Валей всё это миновало.
Очень многие бросали учиться, особенно на младших курсах. Даже дочь Шуваловых Лизонька, живя с родителями, не стала учиться. Поэтому её родители и старались особенно мне помочь.
Лекции мы посещали аккуратно, жадно ловили каждое слово преподавателей. У нас, будущих санитарных врачей, лечебные предметы были несколько сокращены, поэтому курс был очень интенсивным. Было очень интересно на лечебных лекциях: терапии внутренних болезней, нервных болезней, урологии, ухо-горло-носа. Любили практические занятия по гинекологии в роддоме – появляется новая жизнь, и ты этому помогаешь.
Бывали и всякие курьезы. Преподаватель по патанатомии очень не любил девиц с ярко накрашенными ногтями. Видя, что они «плавают» на экзамене, он ставил тройку и выбрасывал зачетку в окно, а потом смотрел, как нарядная девица в модных капроновых чулках забирается на подоконник и вылезает через окно за своей зачеткой – аудитория была на первом этаже.
Наша группа, правда, сдала этот предмет успешно.
Продолжение: http://www.proza.ru/2010/02/21/82