Губари

   
       - Подъем!  - орет из коридора чей-то голос,  вслед за чем на потолке  тускло вспыхивает упрятанный под  металлическую сетку  фонарь.
       В камере слышится недовольное бормотание, с  жестких «самолетов» сползают темные фигуры  и,  напяливая на себя   служившие одеялами шинели,  зевают.
       В низком мрачном помещении с забранным решеткой окошком да инеем по углам, их  шестеро.  Двое с бербазы, один с «пээмки»,  остальные с лодок.
       - Поспать не дают, курвы, - хрипло басит  один из  бербазовских, со старшинскими лычками,  извлекает упрятанный в «самолете» бычок, прикуривает и пускает   по кругу.
       Всем достается по паре затяжек, сон улетает.
       - Интересно, куда сегодня погонят?  -  перематывая   на сапогах портянки, - бубнит  старший матрос с «пээмки»,    сплевывая на бетонный пол.
       - А нам татарам один хрен, что пулемет, что самогон, -  сладко зевает  один из подводников и дружески  толкает в  бок соседа.
       - Ага, - кивает тот вихрастой  башкой. - Одинаково с ног  валят. 
       За массивной  дверью камеры лязгает засов, и она  с визгом открывается.
       - Вторая, на оправку, -  бурчит хмурый матрос  с автоматом на плече и кивает головой на кишку коридора. 
       Вся  шестерка    выходит из камеры и в его сопровождении  направляется в гальюн, совмещенный с умывальником. Там оглушительно воняет хлоркой,  а в бетонных «очках» пищат крысы. 
       Сделав свое дело, моряки  ополаскивают лица  под кранами с парящей от холода водой и утирают их подолами роб.
       - В камеру, - бросает конвойный и ведет их обратно.
       Потом  начинается завтрак,    каждый   получает по кружке горячего кофе, миске гречневой каши  и птюхе белого хлеба с кубиком масла.
       -  Опять эта каша, -  брюзжит один из моряков с лодки,    отпихивая от себя миску.
       -  Не скажи, - активно орудует ложкой  сосед. - У нас на «пээмке»  по утрам  чай, «шрапнель», да черняшка. А тут лафа, жить можно.
       После завтрака  всех губарей заставляют вытащить из камер во двор   «самолеты» - для проветривания.
       - Хотел бы я знать, какая сука придумала  эту хрень?  - таща на горбу свой лежак, -  пыхтит  один из матросов.
       -  А это,  братишка, что б служба раем не казалось,   -  ухмыляется старшина.
       В восемь утра   арестованных выстраивают во дворе у высокой ограды, с караульной вышкой  и часовым на ней,  и перед шеренгами возникает  сам начальник гауптвахты, прапорщик Чичкарев, в сопровождении начальника караула. 
       - Р-р-равняйсь!   Смир-р-на!  - по петушиному орет он,  на что  где-то за забором взлаивают собаки.
       Грозно нахмурившись и  скрипя начищенными ботинками по снегу, прапор медленно идет  вдоль  строя,  уничижительно   цедя, -  кр-расавцЫ.
       В нахлобученных на уши шапках,  измятых шинелях без ремней  и заправленных в   яловые сапоги широких штанах, «красавцЫ»  стоят с безразличным видом и  тупо пялятся на начальство.
       -  Слушай наряд, лишенцы!  -  вернувшись к центру, извлекает из-за обшлага шинели бумагу    Чичкарев.
       - На снег  - двадцать,    на цемент - двадцать, в порт десять!  Разводите, старший, - кивает он начкару, прячет бумагу  и отправляется  внутрь, шмонать камеры. 
       Через десять минут  три расхлябанных группы, первая из   которых вооружена    лопатами и скребками,  в сопровождении конвойных   выходят наружу  и  плетутся в сторону поселка. Там одна остается на площади у ДОФа и начинает вяло грести снег, вторая спускается к строительным складам, а третья  направляется в сторону небольшого порта, что рядом с базой.
       В ней все моряки  из второй камеры и  еще четверо арестованных.
       -  Вить, а ты  уже работал в порту?  - спрашивает  матрос с лодки  шагающего рядом старшину.
       -  Ну да, -  кивает тот. -На прошлой неделе.
       -  И как?
       - Сам увидишь, -  заговорщицки подмигивает старшина  и просит у конвоира закурить.
       Тот, опасливо оглянувшись, достает из кармана  мятую пачку «Примы» и сует старшине в руку.  Губари на ходу закуривают, прячут сигареты   в рукавах  и топают дальше.
       На территории  заметенного снегом порта, где у бетонной стенки стоят несколько  пришвартованных барж, группу встречает  статная  дама в  финской дубленке  и  валенках.
       - Прибыли, мальчики?   -  весело оглядывает она моряков. - Значит так, - показывает рукой в вязаной варежке  на одну из барж.  - До вечера нужно ее разгрузить.  В  трюме  продукты, апельсины и вино. Справитесь?
       -  А то!  - басит старшина, сдвигая на затылок шапку.
       - О, Витя!  -  удивляется женщина.  Ты опять к нам?
       -  Ну да,  Петровна, -  разводит руками старшина. - Куда ж  я от вас денусь?
       Остальные переглядываются  и  одобрительно гогочут. 
       - Ну, тогда за работу, - говорит женщина. - Сейчас подойдет машина.
       Весело переругиваясь и балагуря, моряки   взбегают по трапу на баржу,  отдраивают  затянутые брезентом лючины  и  спускаются вниз.
       - Ты смотри, сколько  всего, -  восхищенно  тянет  старший матрос с «пээмки», оглядывая заиндевевший трюм, доверху набитый всевозможными мешками, ящиками и коробками.
       - «Марокко», - читает кто-то наклейку на  одной из коробок. - А тут  вино, -  расплывается     в улыбке  усатый  подводник   и тычет пальцем в  картонную коробку. -«Старый замок», нам такое в море дают.
       -  Ну ладно, кончайте треп, -  покосившись на коробку, изрекает старшина. -Вино от нас не уйдет, а пока  за дело. Ты, Васька, - кивает он усатому,- бери    четверых  и дуйте наверх. Будете принимать  и грузить в машину.  Ну, а мы  тут  «пошуршим».
       Через несколько минут  в трюме кипит работа, коробки мешки и ящики исчезают  в люках, наверху топают матросские сапоги.
       - Шабаш!  -  орет через час,  свесившись вниз, Васька,   разгрузка прекращается.
       Старшина удовлетворенно хмыкает,   извлекает из одного   ящика бутылку вина  и несколькими ударами  кулака по  донышку, вышибает из нее пробку.
       Бутылка пускается по кругу,  затем  ударяется  о металлический кронштейн  и осколки  возвращаются  обратно.
       Потом все лезут по скоб - трапу наверх и сходят на причал, откуда, урча мотором, отъезжает тяжело груженый  «захар».         
       - Так, мальчики,  - подходит к морякам  женщина. - Пока  вернется машина, погрейтесь в конторе.    Кстати, Витя,  ничего не разбили?  - обращается она к старшине.
       -   Да сорвалась одна коробка, Петровна. Четыре бутылки всмятку, -  сокрушенно вздыхает тот.
       -  Ага, -  кивают головами остальные. - Сорвалась.
       -   Вы уж пожалуйста аккуратней, - говорит женщина  и  исчезает в расположенном неподалеку ангаре.  А губари идут к  небольшому кирпичному зданию  и заходят внутрь. Там тепло,  на длинной скамье  у окна, обняв автомат,  дремлет конвойный.
       - Не спи, убогий,замерзнешь!  -  хлопает его по плечу  Васька и все хохочут.
       - Это вам, - зевая, кивает матрос на стоящий рядом  картонный  ящик,  с оранжевыми апельсинами и несколькими пачками  «Беломора». 
       По помещению разносится  душистый запах юга, под потолком плавает дым папирос, всем хорошо.
       - А  эта Петровна ничего, -  мечтательно тянет  Васька, пуская кверху синеватые кольца. - Вот бы ее трахнуть.
       - Дура, -  лениво гудит старшина,- это ж жена  коменданта. Он тебя так трахнет.
       От хохота в помещении звенят стекла, а озадаченный  Васька чешет затылок.
       Хлопает  входная дверь и  на пороге возникает женщина.
       -  Ребята,  пора, пришла машина, - говорит она и, сняв варежки, дует на пальцы.
       - Почапали,  труженики моря, -  встает старшина,   все выходят наружу.
       Теперь вниз лезет вторая партия, фокус с бутылкой повторяется и работа кипит. 
       Очистив к полудню  изрядную часть трюма и припрятав курево в потайные места, вся бражка,   сопровождаемая конвойным, направляется на гауптвахту, обедать.
       На обед дают наваристый борщ с мослами,  макароны по - флотски  и компот, доставленные  нарядом с камбуза.
       - Вот это другое дело, -  мычит Васька, активно работая ложкой. - Не то, что каша.
       Через час  парни снова на барже,    работа продолжается.  Теперь в трюме  ярко горит переноска, голоса звучат громче  и резонируют в корпусе.
       Последнюю машину  загружают  в  сумерках.
       - Ну, вот и все, амба, - утирая  потное лицо шапкой, -  удовлетворенно  басит старшина.
       - Спасибо вам, мальчики, -  проводив  взглядом исчезающий за воротами грузовик,  подходит к парням женщина.
       - Да чего там,  - небрежно машет рукой  Васька. - Для нас это плевое дело. 
       Затем, разобравшись попарно, моряки  выходят за ворота  и  направляются в сторону поселка.
       Под тяжелыми сапогами  скрипит  искрящийся снег, на небе зажигаются первые звезды.