Прошедший ураган натворил на Мысу много бед. В частности, сорвал с пирса несколько рыбачьих лодок и расколотил их в мелкую щепу о камни. С домов осыпалась черепица, побило стёкла, упавшие деревья перегородили проезжую дорогу. Были и жертвы – фермер, придавленный рухнувшим деревом, какой-то пьяница, на которого упал кровельный лист с крыши заведения Хоба, целая семья в рухнувшем и загоревшемся тут же от очага доме, многих поранило осколками. Были и пропавшие без вести – рыбак с сыном-подростком, крестьянская девушка, отправившаяся на ночь глядя в Фулворт и… Уэсли Чеснэй.
Нас известил об этом явившийся с утра в Сэмплиер-холл Пьер Дегар, с виду бледный и усталый. Он разбудил нас своим приходом, и когда, одеваясь, я глянул на часы: была всего четверть восьмого. Холмс, успевший среди ночи перебраться из гостиной в свою спальню, закашлял за стеной, из чего я сделал вывод, что он тоже встал, и заглянул к нему. Он сидел в постели, прижимая ко лбу мокрое полотенце.
- Бледный вы какой, - оценивающе оглядев его, заметил я. - Голова?
- Адская смесь, - простонал мой друг, - этот ваш коктейль со снадобьем Дегара. А ещё клялись, что не станете делать из меня плацдарм для ваших локальных войн.
Я засмеялся – слава богу, он шутил. Значит, вечерний срыв не оставил серьёзного следа, и он снова взял себя в руки.
- Кстати, о Дегаре, - сказал я. – Он здесь, у нас в гостях. Зван к завтраку. А, вернее, напросился. Рона занимает его разговорами в гостиной. У него вид ещё хуже, чем у вас. Говорит, всю ночь работал. А ещё говорит, что Чеснэй исчез. Но его никто не ищет, потому что все заняты исправлением разрушений, причинённых ураганом.
- И что, много разрушений?
- Не знаю пока. Одевайтесь, Холмс. Сейчас уж наверное кое-что узнаем.
Я заметил, что Холмс оделся не по-домашнему. Сам я был в мягкой куртке, пригодной и для дома, и для малого выхода. Поэтому вопросов задавать не стал, а решил занять привычную позицию стороннего наблюдателя.
Дегар сидел в кресле в вольной позе, с наслаждением отдыхая. Перед ним – виски в маленькой рюмке и чай с лимоном. Рона устроилась напротив, но не в кресле, а на подлокотнике. Тянуло её вскарабкаться повыше, как белку. Холмс подмигнул мне и незаметно к этому креслу подтолкнул. Я взял, да и сел, и рука Роны оказалась на моём плече сама собой. А Холмс улыбнулся и протянул руку:
- Доброе утро, Дегар.
- Какое угодно оно, но не доброе, мистер Холмс, сэр. Вы не видели, что на Мысу творится. Я столько раненых, покалеченных в одну ночь за всю жизнь не видел. Ей-ей, всю корпию извёл, - последнее он проговорил словно бы шутливым тоном, но при этом вдруг содрогнулся, испортив впечатление.
- Есть и погибшие? – изменился в лице Холмс.
- Известных шестеро пока. Двое в тяжёлом состоянии, но бог даст, выживут. Но пропал бесследно Чеснэй, и я – мало того, что волнуюсь за него - остался без помощника. Я, собственно, за этим и пришёл, за помощью, - тут он повернулся ко мне. – Самым тяжёлым я уже помог, остались полегче. Но за теми, первыми, тоже нужен присмотр, а я, если честно говорить, до смерти устал, потому что вторую ночь на ногах. Так что вы мне скажете, коллега?
- Ну а что я, интересно, могу сказать? - развёл руками я. – Пойдёмте, конечно.
- И я, - сказала Рона.
- Ирония, но ведь ты…
- …дипломированная медицинская сестра, к вашему сведению.
- Младшая, - уточнил я, не желая грешить против истины даже ради реноме Роны.
- Перевязать царапину как-нибудь смогу, - огрызнулась она.
Дегар в нашей перепалке участия не принимал – он и вправду, кажется, совсем вымотался - сидел, прикрыв глаза, и, похоже, дремал.
«Значит, - соображал я, - он провёл прошлую ночь на ногах, потому что ездил в Уартинг, и после нападения на меня у него ещё нашлись дела. Какие, хотелось бы мне знать – ведь не от беспокойства же за меня он не ложился.»
- Пьер! – позвал Холмс, слегка повысив голос.
Дегар вскинулся:
- Да?
- Поешьте что-нибудь. А потом введёте Уотсона в курс дела – и ложитесь отдохнуть, не то вы уже никуда не годитесь. Обещайте мне.
В его голосе звучала мягкая заботливость – такая, что я снова почувствовал ревность, и разозлился на себя за это - да что я, в самом деле: Рону к нему ревную, Холмса ревную. Прямо Отелло какой-то!
- Обещаю, мистер Холмс, - улыбнулся Дегар. – Да мне и деваться некуда.
Мы отправились с ним в амбулаторию, перед которой сидело ещё человек тридцать ожидающих приёма. Самый тяжёлый – пасечник с открытым переломом ноги. Ещё часа с два мы поработали вместе, и я обратил внимание на то, что при некоторой склонности к менторству, Дегар, тем не менее, очень удобный и добросовестный партнёр. Так пасечника и ещё троих его собратьев по несчастью мы чинили вместе, и Дегар прекрасно чувствовал, как расположить руки, чтобы ничуть не помешать мне и, в то же время, ловко управляться самому. Но потом, улучив минутку, когда Рона не слышит нас, он подмигнул и спросил:
- Не передумали жениться, доктор Уотсон?
- Ни в коем случае, - фыркнул я, и возникшее было расположение улетучилось. К тому же я припомнил вчерашние речи Чеснэя и подумал, а уж не причастен ли сам Дегар к его исчезновению?
- Ладно, Дегар, - ещё через несколько минут сказал я. – Идите спать – я тут сам закончу.
Он ушёл, и сразу вслед за этим в амбулаторию робко вошла мисс Оммани.
Я заметил, как сильно её удивило наше с Роной присутствие, но она, стараясь не подавать виду, спросила только, где доктор Дегар.
- Доктор Дегар очень устал, мы прогнали его отдохнуть, - честно ответил я. – Если вам нужна медицинская помощь…
- Нет-нет, - быстро сказала она. – А впрочем…Но нет, нет. Мне он нужен сам.
- Я не думаю, что сейчас от него будет толк – он, право, на ногах не стоит. Ведь он работал всю ночь – это, вы понимаете, из-за урагана, и если дело терпит, лучше бы вам было зайти позднее. А впрочем, я и сам бы мог…
- Нет-нет, - снова сказала она. – Вы просто скажите ему, что моя подруга Клара неважно себя чувствует и просит зайти к ней.
- Хорошо, я ему передам, но не раньше, чем он отдохнёт. Это терпит, я надеюсь?
- Да, благодарю
- Как ты думаешь, что с ней, в самом деле, случилось? – спросила Рона, как только подруга Клары Шеппард вышла.
- С Кларой? Она болезненная особа – мало ли, какое недомогание. Женские хвори, например. И понятно, что она не стремится рассказывать о них первому встречному, пусть даже и врачу.
Но Роне моя версия, кажется, не понравилась. Во всяком случае, она с сомнением покачала головой, но сказать ничего не успела – в приёмную явился следующий пациент, мы занялись с ним, и разговор иссяк сам собой.
Ураган испортил погоду, видимо, надолго. Жара ушла, небо нависало хмуро и низко. Рано стемнело. Мы закончили дела, но Дегар всё спал, будить его не хотелось, и мы, не уходя, ожидали его пробуждения, сидя в приёмной.
Вдруг в дверь постучали – быстро, тихо и коротко – и вошёл Шерлок Холмс.
- Где Дегар?
- У себя.
- Спит?
- Да. Я думаю, да. Он нужен вам?
- Пока что вы мне нужны. Пойдёмте, Уотсон, пойдёмте. Стемнело, мы должны предвосхищать события, а пока что события тащат нас за собой за шиворот.
Я почувствовал, что случилось что-то ещё, и вопросительно посмотрел на него.
- Да, я нашёл тело Чеснэя.
- Отчего он умер? Убит? Где вы его нашли?
- В Сэмплиер-холле, в часовне.
- Как? В вашей часовне?
- Именно. Убит вульгарно – ударом лопаты. Правда, это только на первый взгляд. На самом деле, думаю, отравлен.
Я вспомнил лопату, брошенную возле солнечных часов.
- Ливень смыл всё, - сказал Холмс. – В часовне на полу полно грязных следов - их даже слишком много – но снаружи ничего. Пойдёмте, Уотсон, ещё не поздно взглянуть. Рона, на правах старой подруги оставайся здесь.
- Зачем? – недовольно спросил я.
- Я боюсь за Дегара, - очень серьёзно сказал Холмс. – Я думаю, он знает, кто убийца. А убийца знает о том, что он это знает. И уже дошёл до такой точки, что ни перед чем не остановится.
- Как? Да разве он не сам…?
- Нет, Уотсон, нет. Возможно, даже наверняка, соучастник, но не убийца.
Мы вышли из дома и поспешно зашагали к Сэмплиер-холлу.
- Я – чудовище, - говорил, задыхаясь от волнения и от быстрой ходьбы Холмс. – Из-за моей глупой мягкотелости погиб Перлинс, и чуть не погибли вы. Чеснэй…Чеснэй был мерзавцем, но и он едва ли заслужил… Но Перлинс! А ведь Наркрот сочтёт, пожалуй, что я затаил обиду за тот удар ножом. Что я нарочно…, - он снова говорил бессвязно, как вчера, в момент наркотического опьянения, и я обеспокоено косился на него, но прямых улик психостимуляции не видел.
Пока мы добрались до усадьбы, сделалось совсем темно и очень пасмурно. Поднялся ветер – слабое подобие вчерашнего, тучи набухли и в воздухе сильно пахло сыростью.
- Я возьму фонарь, - сказал Холмс, направляясь к коновязи. Вдруг остановился и медленно опустился на колени:
- Уотсон, здесь привязывали лошадь.
- У коновязи-то? – удивился я. – А как же иначе!
- Вчера я завёл лошадей в конюшню, - сказал Холмс. – На ваших глазах. Ураган уничтожил следы, буквально смешав небо и землю. А сейчас я вижу свежий след. Кто-то сюда приезжал без нас и привязывал свою лошадь... белой, насколько я понимаю, масти.
- Как? Снова белая лошадь? Ведь и Чеснэй видел белую лошадь.
- И похоже, что ту же самую. Держите фонарь, Уотсон. Я там, в часовне, ничего не трогал. И под солнечными часами тоже – не стоит соваться туда без Наркрота, вчера я был не прав, собираясь раскопать предполагаемую могилу самостоятельно. Похоже, дело вышло на такой уровень, что процессуальные формальности лучше соблюсти. Сейчас…, - с этими словами он выбил из скобы двери, ведущей в часовню, массивный брус и шагнул вперёд.
Всё произошло очень быстро – так быстро, что я не успел среагировать. Глухой звук удара, хруст, короткий вскрик, метнувшаяся прямо на меня из темноты часовни тень, жуткая морда гигантской летучей мыши с перемазанной кровью пастью… Я оторопело отшатнулся, выпавший фонарь разбился и погас, и только топот убегающих ног ещё мог указать направление бегства непрошеного гостя. Он убегал в сторону солнечных часов, туда, где пролом в стене не помешал бы ему покинуть пределы Сэмплиер-холла. Ещё целое мгновение я был готов броситься в погоню, но длинный стон Холмса заставил меня спохватиться и вернуться к нему. Нашарив спички, я снова зажёг фонарь и увидел, что мой друг полусидит, неловко привалившись плечом к каменному возвышению посреди часовни. Весь левый рукав его пропитался кровью, лицо белое и в поту, глаза зажмурены от боли.
- Чем он вас? – я присел рядом на корточки.
- Лопатой, - сквозь зубы сипло ответил Холмс. – Мне ещё повезло – метил в голову, да я руку подставил. Перелом, конечно…
- Встать сможете?
- Смогу, - пообещал он, но, едва сделав попытку подняться, ещё сильнее побледнел и повалился обратно, почти потеряв сознание.
- Ничего не поделаешь, - сказал я. – Придётся ввести вам морфий, не то я ничем не смогу вам помочь.
- Нет-нет, - обморочно прошептал он, - только не морфий. Хватит с меня всяких морфиев. Да и не подействует он на меня толком. Я потерплю… Не такая уж страшная боль. Сейчас я соберусь с силами, перейдём в дом, и там вы…О-о, дьявол, как больно! – он крупно содрогнулся, пот уже не просто выступал, а ручьём струился по его лицу.
Я наложил жгут, потому что кровь всё не унималась, а потом нашёл подходящий обломок доски и осторожно уложил его сломанную руку, подвязав к шее шарфом.
- Ну вот, так будет чуть получше. Но один я не справлюсь – придётся посылать за Дегаром. Да и дальнейшее лечение пока что видится мне не в радужной перспективе. Зная вашу склонность к нагноениям, лечить открытый перелом хотелось бы в менее глухом местечке, чем ваш Мыс.
- В Лондоне? – спросил он, и я с удивлением уловил в его тоне тень обычной насмешливости.
- Может быть, - сурово, но неопределённо ответил я. – Рано говорить об этом. Вам хоть немного легче? Надо всё-таки перебраться в дом. Здесь слишком темно – я даже раны вашей толком не вижу.
- Да-да, всё уже в порядке, - он медленно, стараясь не сделать ни одного лишнего движения, выпрямился. – Пойдёмте, только не быстро, а то голова очень кружится.
- Я помогу, не бойтесь упасть, - я обхватил его за пояс и повёл, поддерживая.
Он при этом пошатывался, но, впрочем, довольно уверенно держался на ногах. Так мы перебрались в гостиную, где я зажёг все возможные лампы и приступил к осмотру. Кровь больше не текла, но и без того Холмс потерял её предостаточно – рукав можно было выжимать, с него капало. Разрезав, я снял с него пиджак и сорочку, и он сразу задрожал от сильного озноба.
- Лучше, чем я рассчитывал, - заметил я, разглядывая рану. – Мышца рассечена наискосок, а не перерезана совсем, и костные обломки не разошлись. По сути, сломана только локтевая кость, и то на лоскуте, лучевая, может быть, треснула, но на вид цела. Слава богу, мне будет нетрудно наложить лангету. Вы в рубашке родились, Холмс. Но всё-таки, без обезболивания ничего не выйдет.
- Нет, я потерплю, - заупрямился он.
- Вы-то, может, и потерпите, - рассердился я. – А вот болевая контрактура не даст мне работать. Или вы хотите, чтобы кость осталась после срастания кривой?
Я стал готовить инструменты – жгут всё равно рано было снимать – а сам всё косился на Холмса – как он? В комнате было тепло, почти жарко, но он всё равно дрожал. Сидел съёжившись, опустив плечи и пальцами правой руки невольно чуть поглаживал распухшие пальцы левой.
- Что случилось? – раздался от порога громкий, чуть задыхающийся голос.
- Дегар?
- Что случилось? – повторил он настойчивей. Выглядел он при этом испуганным, или уж, во всяком случае, встревоженным.
- А вы откуда узнали, что что-то случилось? – спросил я, даже не пытаясь скрыть подозрительность.
- Вижу своими глазами, - сказал он, широким жестом указывая на Холмса, остатки его окровавленной одежды и грязные следы на полу.
- Это всё вы увидели только здесь. А сюда почему пришли?
- Пришёл вместе с Роной – надо же было проводить её по темноте, нет?
Холмс поднял голову:
- А Рона? Где же она? – в его голосе звучала неподдельная тревога.
- Я здесь, - Рона вошла в комнату. – Что у тебя с рукой? – голос чуть изменившийся, но спокойный.
- Открытый перелом, - ответил за Холмса я. – Помогите-ка мне вы оба.
- У вас полон двор полиции, - сказал Дегар. – Вы знаете?