Обращение к читателям, впервые заглянувшим в мои креативы.
Данный «эпизод» является главой книги, именуемой «Несколько эпизодов из жизни людей и демонов». Описываемая ситуация будет более объяснима в контексте всей книги. Все предыдущие главы размещены на моей странице на сайте.
«…Этот рассказ мы с загадки начнём –
Даже Алиса ответит едва ли:
Что остается от сказки потом –
После того, как её рассказали?
Где, например, волшебный рожок,
Добрая фея куда улетела?
А? Э-э!... Так-то, дружок,
В этом-то всё и дело…».
В. Высоцкий. «Песня Кэрролла».
«…А, чёрт, пора на работу!
Одна эта фраза способна расставить по местам все понятия, смешавшиеся – в доме ли, в уме ли - накануне вечером. Вскакиваю с постели, опрометью бросаясь… куда?
Мысль настигает меня на середине лестницы. Вслед за первой потоком накатывают остальные. «Кто я?». «Что я здесь делаю?». «А сколько время?». «Ой, мама, а что вчера было???!!!».
Некоторым утешением неожиданно оказывается осознание факта, что никакой мамы у меня нет. Я даже облегчённо вздыхаю, обмякши всем телом, навалившись на перила. Потому что, если бы мама была, мне было бы перед ней очень стыдно. Кажется, я вчера натворила каких-то неблаговидных дел – настолько неблаговидных, что даже память поспешила от них избавиться, скинув поглубже в свои тёмные кладовые. Да, сами воспоминания сгинули, но вот провал – образовавшаяся на их месте дыра – постыдно зияет, вопия о случившемся красноречивее любого оратора.
Какими ужасными фразами я, однако, мыслю…
Необходимо срочно вспомнить всё. Попробуем применить метод свободных ассоциаций. Что было вчера? Река, берег, солнце. Хорошо: это чистая природа и здоровый образ жизни. Вино, шашлык… Уже не совсем здоровый образ. Гроза. Гостиная. Первая нестыковка: каким образом я от костра попала в гостиную? Это далеко, миль десять друг от друга.
А, я же демон, а демоны могут мгновенно перемещаться в пространстве.
Ладно, допустим. Возникает следующий резонный вопрос: зачем мне понадобилось перемещаться в гостиную с речного берега? Ах, да, вероятно, подальше от грозы.
Гроза, впрочем, добралась и до города. Но мне в это время было уже тепло и сухо. Значит, я находилась в доме. Здесь! Да… Ах, как же сложно восстанавливать события буквально по крупицам…
Ещё один ассоциативный заход. Природа, лес, река, вино… Фламмель, Виктор… И я. Интересная компания, наводит на размышления о характере наших совместных занятий. Впрочем, нет, был ещё кто-то четвёртый. Эта, как её?... Мари, разумеется. И кажется, мы все вели себя вполне пристойно.
Тогда почему же я сбежала? А все прочие – остались… И ещё какое-то значение имеет сдохшая кошка, повешенная в подвале. Фу, какая гадость – это ваше трупное разложение…
Труп. Смерть. Смерть!
Точно: смерть! Я думала про смерть, прежде, чем сбежать. Чья смерть? Уж не от смерти ли я бежала? Возможно. Но, с учётом того, что я бессмертна… Вряд ли от своей.
Бежала от чужой смерти? Чушь!
Странно. Раньше я, кажется, мыслила гораздо более быстро и связно. А нынче – словно расправляю дико запутанный моток ниток. Какой кусочек ни потяни, всё лишь затягивается ещё хуже. Совсем здоровья не стало.
…И светилась ещё вчера, точно огни святого Эльма на мачтах в непогоду… Редкий феномен. Но объяснимый: непогода-то, действительно, имела место быть. Может, у меня магнитная полярность поменялась?
Кстати, серебряная кольчуга могла как-то поспособствовать наведению индукции. И копьё сыграло роль антенны, приняв в себя определённую долю атмосферного электричества. А говорят, от сильных электромагнитных полей даже люди начинают галлюцинировать…
Всему есть простое и ясное естественнонаучное объяснение.
Как известно, мощные электромагнитные поля – такие, как от близко прокатившейся грозы, - способны влиять не только на свойства металлов, но и на состояние психики. Отсюда проистекают мои нынешние проблемы с памятью. И все экзотические переживания, случившиеся накануне.
Кстати, где кольчуга? И копьё?
Я глянула на свой живот. Из одежды он был прикрыт лишь белой батистовой нижней рубашкой, подолом доходившей до лодыжек. А я сама торчала на середине лестницы, ведущей в доме Фламмеля на второй этаж.
Прикинув, с какой стороны я на неё попала – и осознав, что снизу, - я продолжила путь наверх.
Коль скоро все вчерашние события происходили в гостиной, возможно, я найду там и кольчугу, и недостающие ответы.
…Что-то изменилось. Стол. Вчера он выглядел безграничным плацем, предназначенным для свершения казней и торжеств, а сегодня как будто съёжился, превратившись в обычный предмет мебели. И бумаги, ранее хаотически по нему размётанные, ныне чопорно громоздятся в три аккуратно подобранные стопки.
Бумаги! Вот – ключевое звено для разгадки! Моя служебная документация…
Не помня себя, кидаюсь к столу, трясущимися пальцами перебираю листки.
Правая стопка… Не моё… Какая-то ахинея: алхимическая свадьба, пятые врата, седьмая печать… Какая, к чёрту, свадьба, когда хоронить пора?!...
Средняя стопка. «…Леди Элеонора выбежала из замковых ворот на дорогу, навстречу приближающемуся со стороны гор всаднику… Сэр Эдвард пришпорил коня, узрев знакомый хрупкий силуэт. Во всех странствиях лишь память о ней позволяла ему выбираться живым из самых жестоких испытаний, преподносимых грозной Судьбой, стремящейся подчинить себе каждый его шаг, любой малейший порыв, душевный или физический… И вот, сама Судьба, смирившись с его волей, покорно отступила, склонив главу перед упорством чудаковатого одиночки. Но он уже и не был одинок! И напрасно тянули к нему лапы деревья из заколдованного леса. Напрасно хмурила лоб мощёная улица маленького королевства, напрасно смотрел исподлобья булыжник… И ветер, как лодочник, грёб по листьям… Всё это были уже не более, чем подобья. Множественные тени, какие отбрасывает в ночи фигура, если на неё попадает свет сразу от нескольких фонарей…».
Тьфу, да что за ерунда! Где мои документы?!
Третья стопка. «…После тридцати пяти она резко увяла. К сорока годам нажила букет болезней…». А, вот это – моё! Мои бумажечки, мои славненькие, опора моего существования и благополучия! Хвала Люциферу, вы нашлись! Прогнозы аналитиков. Досье. Рекомендации по закрытию ситуации. В принципе, всё стандартно: разоблачение, общественное порицание, позор, мучения, смерть. Один лист, два, три… Всего должно быть тридцать четыре. Торопливо пересчитываю. Тридцать три… тридцать четыре – хвала Люциферу!... Тридцать пять.
Тридцать пять.
Я не заметила, как на что-то села. Что-то оказалось стулом, с заботливо подложенной на сиденье плоской бархатной подушечкой.
Лист за номером «тридцать пять». И почерк - знаком слишком хорошо, чтобы вопрошать, откуда он взялся: мой собственный.
«…Они решили начать новую жизнь – вдвоём. И уехали в другой город, где их никто не знал. У него были кое-какие накопления, которых вполне хватило для жизни на первое время, пока он не нашёл хорошую работу, приносившую приличный доход. Они сняли небольшую квартиру и жили, как муж и жена, да и сами считали себя таковыми. Из-за слабости здоровья матери ребёнок родился на два месяца раньше положенного срока. Сами роды тоже протекали непросто, послужив причиной большой кровопотери. Но младенец – мужеского пола – после рождения быстро был приведён в чувство благодаря умениям доктора, да и мать скоро поправилась. С первых дней сын стал величайшей отрадой для обоих родителей. Впоследствии родились у них и ещё дети. Семейство их процветало, и во всех добрых начинаниях сопутствовал им успех. И жили они долго и счастливо. Ибо сказано в Писании: «Кто примет одного из малых сих, тот принимает Меня. Они же – приняли…».
…Я вспомнила. Всё вспомнила. Всю вчерашнюю эпопею. И, вспомнив, возжелала провалиться под стол. Или ещё каким-то действенным способом стереть позорные розовые сопли своего вчерашнего сентиментального припадка, случившегося в состоянии наркотической интоксикации.
Костёр. Фламмель. Клочок бумаги. Зеленовато-серый порошок. Косяк. Мистическая флюоресценция. Кольчуга, копьё… «Я спасу всех!»… Я сжала голову руками и бухнулась лбом о столешницу.
Ну, Фламмель! Ну, трава! Воистину, адская штука… или шутка?...
Хорошо, хоть никто не видел. Всё ещё можно переиграть.
Я-то переживала, что трава не вставляет… А она, проклятая, так вставила, что вышло по самое это… «Князь Мира Сего!»… «Начальник Вселенной!»… «Спасу всех!»…
Тварь, вечно дрожащая – вот я кто. Вошь конопляная, каким-то образом завалившаяся в калейдоскоп с цветными стекляшками.
Снова машинально перебираю листки. Тридцать пять, так и есть. Тридцать четыре подлинных документа, основанных на фактах, логике, математических формулах, стратегии и тактике нашего ведомства. И одна вымышленная пустышка. Сладкая фантазия. Плацебо.
- Доброе утро! – бодрый и, кажется, свежевыбритый Фламмель вступил в комнату, источая аромат лёгкого дневного парфюма. Одет он был в домашний халат, а на плече болталось полотенце.
- Доброе, - процедила я.
- Чуть свет – уж на ногах! И я – у Ваших ног! – театрально продекламировал он.
В своей показной позитивности он явно перегибал палку.
- Ни-и-ик! – протянула я, с трудом сдерживая эмоции. – Что вчера было?
- Ты о чём?
- Ты знаешь, о чём.
- Боюсь, что нет. Ты хоть намекни. Вчера был длинный день.
- Хорошо, Ник. Я намекну, Ник. Что за дьявольскую дурь ты подсыпал мне в косяк???!!!
Я чувствовала себя на грани срыва.
- Я не понимаю! – Никола честно смотрел мне в лицо широко распахнутыми глазами. – Что ты имеешь в виду? Какая дурь? Какой косяк? Что за бред???
- А вот что имею, - злобно прошипела я, - то и в виду! Не надо мне здесь валять дурку!
- Натали! – Фламмель вскинул брови. – Следи за своей речью, будь любезна. Ты мне сейчас откровенно хамишь, а ведь я не сделал тебе ничего плохого.
- Не сделал? Плохого?! – я попыталась выровнять дыхание. Нет, истерикой сейчас правды не добыть, надо сбавить обороты. – Хорошо, я сейчас…
Я вспомнила, что прежде он всегда хранил шкатулку с травой на камине. То есть, раньше-то я и представления не имела о её содержимом, но видела её всегда на одном и том же месте.
Бросившись к камину, я, действительно, сразу же нашла маленькую деревянную коробочку. И, сжав в руке, победно тряхнула ею над головой.
- Вот, Никола! Вот эта самая вещица. Этот самый порошочек. С этим самым порошочком мы шмалили вчера косячки – ты да я! И не пытайся меня уверить, что вчера днём этой коробочки не было при тебе на нашем пикнике. Вот она, самая, даже уголок сколот, я запомнила…
- Натали, - Фламмель выкатил глаза в картинном удивлении. – Я и не подумаю отрицать, что вчера брал эту шкатулку с собой. И в ней, действительно, находится сушёная трава, размолотая в порошок. Она была мне вчера необходима. Только… я не ожидал, что ты с ней так обойдёшься, - он хихикнул. – Я и предположить не мог, что ты станешь курить укроп!
- Что?!
- Дай, - Фламмель требовательно протянул руку. И я послушно вложила коробочку ему в ладонь. Никола откинул крышку и сунул шкатулку с содержимым мне прямо под нос. В ней находилась именно та субстанция, о которой мы только что вели бурный диалог. Та же самая, что и вчера. В ноздри ударил знакомый пряный запах.
Я могла бы возмутиться, обвинив его в колдовском подлоге. Я могла бы решить, что он пытается по-глупому меня разыграть. Но запах… Так пахнет только сушёный укроп. И вчера запах был тот же самый. Сомнений не оставалось. Лишь одно никак не поддавалось объяснению: почему вчера я так и не додумалась, что же это такое?!
Вчера я курила укроп. Факты говорят сами за себя. Ладно, дальше катиться всё равно некуда.
Но Фламмель… Он же тоже!...
- Но ты же тоже… его курил? – пролепетала я растерянно.
- Я???
- Я видела!
- Натали, - Фламмель посерьёзнел. – Я действительно вчера вытаскивал шкатулку, чтобы приправить мясо. Понимаешь, так вкуснее. Но мне бы и в голову не пришло курить укроп. Даже если бы я сильно напился. А я не так уж много и выпил. Если честно, и пить-то особо не хотелось – и так было хорошо.
Я потерянно стояла возле стола, перебирая уголки своих драгоценных бумажек. Сознание раздваивалось и щепилось на фрагменты, не в силах охватить происходящее. Перед мысленным взором прокручивались картинки со вчерашней вылазки на природу: Фламмель, удобно рассевшись на земле, отрывает клочок бумаги, высыпает на него порошок из шкатулки – той самой, с отбитым уголком, - сворачивает в трубочку… На вчерашние воспоминания, как второй фотоснимок на один и тот же участок плёнки, накладываются слова Никола, прозвучавшие несколько секунд назад, и теперешнее бесхитростное выражение его лица. Это два совершенно разных снимка, запечатлевших совершенно разную реальность, но они оба оказались зафиксированными на одном-единственном кадре. И этим кадром почему-то стала я. Получившееся от их наслоения изображение уже не похоже ни на одну из двух реальностей, вообще ни на что не похоже. Но единственное, что в данном коллаже и понятно, и объективно для обоих миров – это запах укропа.
- Слушай, а какая гроза вчера была! – возобновляет Фламмель светскую беседу. – Ты вовремя сбежала. Могла бы и нас предупредить! Мы еле успели ноги унести. Ладно, там рядом есть деревня, отсиделись… А до города бы не добрались…
Разговаривая, он неспешно водружает шкатулку на её обычное место. Потом начинает перекладывать бумаги на столе. Я судорожно хватаю свои листочки, вцепляюсь в них, даже прижимаю к груди. Он видел вчера мои бумаги!
- Ты трогал вчера мои документы! – бросаю я ему то ли упрёк, то ли вопрос.
- Я убирался вчера на своём столе! Ты же там всё перемешала. И разложил всё как положено. Все твои документы положил отдельно. Да не переживай ты так, меня они совершенно не интересуют. Я их вовсе не читал. Так только, проглядел вскользь…
Тридцать четыре. Тридцать четыре листа серьёзной служебной документации. Прогнозы аналитиков. Досье. Рекомендации по закрытию ситуации. И ещё один, тридцать пятый, лист. Сладкая подкрашенная пустышка, призванная на время отвлечь от бесконечных внутренних угрызений. Отвлечь меня от мучительно-бесплодной вечной грызни с самой собой – от вечного пожирания собственного метафорического хвоста. Последняя жалкая попытка уцепиться за красивую иллюзию. Забыть о неизбежном, обманув себя ещё на несколько дней или часов.
Дьявол – отец лжи. Но лжёт он, прежде всего, самому себе.
Кого я хочу обмануть?!
На Небесах давным-давно всё решено, решено…
Я вновь перебираю листы, уже осмысленно. Отделяю от стопки тот самый, с собственной писаниной. Ухватываю за край кончиками пальцев. И рву напополам. Потом соединяю получившиеся половинки и разрываю их поперёк. И ещё раз, и ещё… Получившуюся пригоршню мусора забрасываю поглубже в камин.
- Эй! – протестует Фламмель. – Там не помойка! Мусорное ведро в другом углу!
- Бумага. Всё сгорит.
- Ну и что? Это ещё не повод! Давай туда и старые тряпки бросать, и объедки – тоже ведь сгорит… Всему есть своё место. В камин кладут – дрова. А мусор – в ведро!
Я даже не обижаюсь на его придирки.
Надо что-то решать. Я так больше не могу. Всё объяснимо. И мои вчерашние галлюцинации, и сегодняшняя рассеянность. Я просто схожу с ума. Идя либо против собственных желаний, либо против чести, совести, представлений о долге. В какую сторону ни двинусь, везде выходит какое-нибудь из «против». Что ни сделает дурак – всё не так.
Я проиграла. Я не могу закрыть своё первое дело по «стандартной схеме». Наверное, со своими дурацкими интеллигентскими замашками я слишком плохо подхожу для работы с живыми людьми. Бафомет просчитался, сочтя меня перспективным сотрудником. Они там скоро всё поймут… Скоро – но не сейчас. Сейчас я пока ещё на своём месте и располагаю кое-какими полномочиями. Пока я веду своих клиентов, ими не станет заниматься никакой другой бес. Всем хватает собственной работы.
Любая моя деятельность лишь усугубляет бедственное положение вверенных мне людей.
Я не хочу усугублять их положение, тем более, что они и так уже приговорены, и дата исполнения приговора обозначена. Даже способ казни…
Что самое лучшее я могу сделать в данной ситуации? НИ-ЧЕ-ГО. Ничто. Вот именно этим я и стану заниматься отныне, до самого последнего момента. До последнего ИХ момента.
Я подбросила служебные бумаги в воздух, и они сгинули, слившись со своими энергетическими матрицами.
- Хороший фокус, - одобрил Фламмель. – Есть будешь?
Мы позавтракали, как обычно, бутербродами с кофе. Безмятежно болтали о пустяках. Фламмель посетовал на сложности с типографией. Недавно один предприимчивый деятель завёз в город из Германии последнее чудо техники – книгопечатную машину. Фламмель возгорелся организовать с ним совместный проект, но они всё никак не могли прийти к согласию в вопросе распределения взаимных финансовых обязательств.
Я слушала, поддакивала, жевала – и словно бы сбросила с плеч неимоверный груз последних пяти месяцев, вновь перенесясь в тот – воистину, благословенный! – апрель своей юности, когда мы вот так же жили вдвоём, разговаривали, а после я принималась вытирать пыль, читать книги или готовить пищу, и этими простыми вещами ограничивались все мои земные задачи. Лучшие дни – но понимание приходит слишком поздно…
…НЕДЕЛАНИЕ. Кажется, оно применяется в каких-то восточных религиях как практика для достижения духовного просветления. Ну, вот и сбылась моя давнишняя мечта: приобщиться к путям, ведущим к соприкосновению с Истиной.
Я гуляла по городу, впервые откровенно, полностью осознанно предаваясь абсолютной праздности. Я, право, даже не знала, как теперь убивать время. Раньше его постоянно не хватало. Но стоило отказаться от построения коварных планов, плетения интриг и водворения бесконечной вереницы иллюзий в слабые человеческие умы, как выяснилось, что мне совершенно нечем заняться. Правда, оставались ещё еженедельные отчёты для руководства, но предыдущий я уже выслала, а новый понадобится ещё не скоро. Да и что в нём писать?
Я выбрала планомерный и тотальный саботаж служебных обязанностей, чтобы подыграть симпатичным мне фигуркам на игровом поле. Вот и весь сказ.
…Синдром выходного дня – так это называется в одной из научных школ. Синдром тотального одиночества, пронизывающего всё бытие субъекта. Поток невостребованных душевных сил целиком сбрасывается в работу. Работа захватывает и затягивает в себя, как в запой, отсекая ненужные мысли о наболевшем. Одурманивает ум не хуже сильнодействующего наркотика. Но стоит такому субъекту получить выходной день, особенно – внеплановый… И всё, скопившееся где-то на краю осознания, одиночество разом обрушивается на него, как цунами – на беззащитное побережье мирного островного государства, превращая хрупкие представления о собственном благополучии в груду безобразного хлама. И разбитый, раздавленный, растерзанный на куски монстрами тоски и отчаяния, мечешься лихорадочно в поисках малейшей отдушины, чтобы хоть на миг почувствовать себя хоть кому-то хоть капельку нужным…
Мне смертельно захотелось общения хоть с мало-мальски близкой живой душой. Поговорить о своих переживаниях или даже просто молча посидеть рядом на лавочке. Лишь бы не чувствовать себя полностью выброшенной из жизни. И вдруг оказалось, что в этом городе не так-то уж много жителей, к кому я могла бы подойти ради обмена парой дружеских реплик. Фламмель, конечно, всегда меня стерпит, но я только что покинула его общество и сразу же возвращаться обратно не собираюсь. Виктор с Мари теперь должны быть полностью вычеркнуты из сферы моего внимания, согласно выбранной мною тактике.
И кто остаётся? Неунывающий стражник Поль? Но ему не понять моего лирического настроя. Все разговоры у него на одну тему; к тому же, ведёт он их теперь с молодой женой.
Шайка мошенников? Они никогда не были мне духовно близки. До сих пор не знаю, зачем я участвовала в их махинациях. Скорее всего, по инерции, пытаясь всеми способами быстрее интегрироваться в человеческое сообщество. Будь я сейчас веселее, сыграла бы с ними краплёными костями на три желания. Но сетовать на собственную незавидную участь… Только не перед ними!
Не перед ними… А кто бы сумел выслушать мои жалобные излияния и утешить душеполезным ответом?... Как же я могла забыть! Есть на земле такой человек! Ну, конечно: Лессанж! От одного лишь воспоминания о нём губы сами дрогнули, расползаясь в улыбке. Трагикомичный персонаж, вечный неудачник, влачащий свой скорбный крест, который, кажется, намертво в него вколочен. Это не я придумала. Всё вышеуказанное ясно читается в его облике, манерах, осанке. Не знаю, к какому кресту и за что он себя прибил, но выбираться за рамки собственной душевной тюрьмы, кажется, не намерен в принципе. Нам есть, о чём поговорить. Я ведь тоже теперь, в некотором роде, узник совести. А что я о нём, в сущности, знаю? Да ничего! Мы так давно знакомы, да и виделись довольно часто, а перекинулись за всё время менее, чем дюжиной фраз. И в то же время, нас объединяет одна великая тайна: лишь мы двое были свидетелями мистического исхода тараканов из храма. С тараканами получилась смешная ситуация. Так, может, и ещё раз удастся развлечься?
Я выбралась к церковной площади, исполненная неясных, но оптимистичных предвкушений. Тощую сутулую фигуру мэтра Клода Лессанжа я узрела издалека. Как по заказу, он не только был на месте, но и маячил в церковных вратах, точно портрет в рамке.
Только портрет вышел какой-то групповой. Поскольку в тех же самых вратах маячили ещё целых две человеческие фигуры.
Я остановилась в проулке меж домами, не спеша приближаться к компании. Двое собеседников Лессанжа заставили меня призадуматься. С момента моего возвращения на землю они попадались мне на глаза неоднократно. И каждый раз их лица казались до скрежета зубовного знакомыми. И каждый раз не хватало единственного мига, последнего малого усилия, чтобы понять, откуда я их знаю.
Двое монахов-доминиканцев внимательно вслушивались в тихие слова священника, которые я, при всём желании, не могла разобрать. Они стояли боком ко мне, их профили скрывались за капюшонами, но я была уверена, что это – та же самая парочка, которая встречалась мне здесь несколькими днями раньше.
Выслушав Лессанжа, монахи ответствовали ему так же тихо и кратко, распрощались кивком головы и двинулись в мою сторону. Лессанж остался стоять на крыльце, скрестив руки на груди и глядя им во след. Я, на всякий случай, сместилась в ближайшую подворотню.
Вместо одного духовного лица прямо ко мне топали целых два. Вот прекрасный случай разобраться с провалами в собственной памяти!
Прежде, чем заводить разговор, я решила немного за ними последить. Позволив им пройти мимо, я тенью заскользила следом. Монахи, меж тем, шли быстро и уверенно, как люди, имеющие чётко обозначенную цель пути. Миновав несколько перекрёстков, они остановились перед каким-то домом. Старший поднялся на крыльцо и деликатно стукнул в дверь костяшками пальцев.
Я разглядывала их, оставаясь вне поля их зрения. Тот, что казался старшим в паре, был более высок и худощав. Ему уже основательно перевалило за сорок. Младший, который, судя по виду, тоже подступил к сорокалетнему рубежу земного бытия, имел более рыхлое телосложение. Но оба, несмотря на смиренные одеяния служителей Господних, производили впечатление людей физически крепких и бывалых. У младшего, к тому же, нос носил следы старого перелома. Вряд ли от молитвенного усердия.
А потом я поняла, в чей дом они стучатся.
Сколько раз моя собственная нога ступала на это крыльцо. Теперь же я не должна к нему даже приближаться. Таков мой сознательный выбор. Единственный способ не усугублять ситуацию.
И уже в развороте, уже занося ногу для отступления, уже отворачивая лицо, чтобы выкинуть из головы лишние мысли… Я вспомнила! Вспомнила, где встречала их раньше.
И рывком повернула обратно. На сто восемьдесят градусов…».