ГлАвА сЕмНаДцАтАя : ПОДЗАВИСНЕМ-КА В АСТРАХАНИ
А вот кабы не отвечал я людям на их вопросы о моем маршруте весьма неопределенно, боясь сглазить: «…а Бог даст - и до Астрахани доберусь», - кто знает, добрался ли бы.
Теперь позволительно расслабиться, застрять тут дней на несколько, обмозговать обратный путь. Так брошенный вверх камень устанавливается в высшей точке траектории перед полетом обратно. И глава эта - о наиюжном пункте моего пути – угодила аккурат в «золотое сечение» повествования, так же, как и времени путешествия: две трети сзади, треть впереди. А треть эта, между прочим - пара тысяч верст. Их ведь надо каким-то макаром преодолеть.
А может, и поболее выйдет - смотря какое из северных направлений выбрать. Возвращаюсь я всегда другим путем.
Можно, «скажем-допустим-предположим» (так говаривал у нас в институте препод по фольклору Лобанов Михал-Саныч), забрать влево и двинуть мимо Украины к Воронежу - тогда уж и на тот самый фестиваль Хранителей радуги, о коем узнал на «Квадрате», заглянуть. Это по пути. А можно загнуть и ещё западнее: через Элисту взять курс на Ставрополь, там, в Солнечнодольске под Изобильном обитает мой дядюшка с семьёй, давно звал навестить, - и податься через Ростов-на-Дону в земли малороссийские; тогда мой маршрут на Санкт-Петербург ляжет через Донецкую и Луганскую области, где тоже имеются у меня родные и друзья в нескольких местах. Ах, да! - не выйдет: в ближнее зарубежье мне путь заказан, ведь особый вкладыш, что я – гражданин России, остался в паспорте. Иначе не впустят. Правда, хиппари умудряются, минуя таможенников, пересекать лесными тропами и прибалтийские границы, то есть нынешнее уже дальнее зарубежье, но я не мастак в подобного рода авантюрах.
Тогда, может, напротив того - махнуть на восток? Только не в Среднюю Азию, там я бывал уже, а прямиком на алтайскую «Радугу», что намеревались рейнбовцы устроить в августе сего года где-то за Барнаулом, на реке Бие? За слёт на Алтае, будучи в Кафтино, агитировали на «круге» народ Алекс и Ольга Медведевы, старейшие хиппи в стране, там у них хипповая коммуна. Сотня человек туда после Кафтино вообще-то собиралась, а о конкретном месте сбора было известно ещё весной: помимо обычного устного распространения сквозь тусовочные места информация о «Радугах» в Кафтино и на Алтае была вывешена в нашем питерском магазине «Роза мира» на Садовой, где директорствует тот самый Саша Голод, что построил экологическую пирамиду на Селигере.
Нет, перебор - далековато. За оставшиеся мне для вольной жизни дни просто не осилить такой километраж. Тут надо быть абсолютно свободным и достаточно продвинутым в стопе и других премудростях перемещения своего тела. И опять же, если возвращаться через восточный берег Волги, то значит - вновь пересекать Урал, а я и там пожил уж в прошлом году с рейнбовцами. Новизны хочу, новизны. Остаётся, в общем, либо Ставрополь без Украины, либо Волгодонск.
Ладно, обдумаем ещё. Будет время.
А пока на повестке дня - Астрахань. Город, который не мог не возникнуть в своё время на перекрёстке древнейших путей между Европой и Азией, как караванных, так и водных. Потому и намешано не меряно тут народностей и, соответственно, верований. Одного христианства вон сколько вариаций! Плюс ещё - буддисты, магометане, католики... И, конечно, православных храмов хватает.
В Астрахани у меня тоже имеются фамильные (православные!) корни, об этом как-нибудь после. Да и сам город не был мне вовсе незнаком: летом 1992-го я пообитал тут недели две, и потому ориентировался сейчас без проблем.
В теперешний мой приезд я пробыл в Астрахани почти столько же – 11 дней, так получилось. Где? Это я знал заранее: на Зелёном острове. Есть такое милое местечко под боком у города, но почти им не затронутое, - там, где Волга начинает размножаться на дельту, образуя разновеликие рукава. По левому краю этого рыбообразного, километра на 4 вытянутого острова раскинулся городской пляж (отсюда официальное название острова – Городской), а остальная территория – почти безлюдные леса и поляны, сады и болота, по весне обильно затопляемые волжской, об эту пору года мутно-жёлтой от почвенных примесей, водой. Если не поленитесь и пересечёте всё это по узкой песчаной тропинке, то минут через 15 – 20 выйдете к концу, или лучше, к началу острова, на уютный пятачок. Тут, среди кустарников, на чистом светлом песочке каждое лето располагается лагерь Ассоциации астраханских натуристов. Побывав в нём пять лет назад из любопытства со своей семьёй, я обрёл здесь новых знакомых - а значит, прибыл теперь не на пустое место.
Мы откликнулись тогда, в начале 92-го, на объявление в газете «Аргументы и факты». Оно было таким:
«Ассоциация астраханских натуристов приглашает всех друзей нудизма к обмену идеями и опытом. Приглашаем разделить с нами отдых в стиле «ню» на живописном острове в дельте Волги. Семьям с детьми предоставляются льготы».
Приглашение заинтересовало, планы на лето в те дни как раз определялись. А новое всегда привлекает: ничего подобного в прессе до того времени не всплывало. Не слишком веря в серьёзность этого воззвания, опубликованного новогоднем номере за 1 января, я отправил в Астрахань по указанному адресу письмо в пару слов (желаем, мол, приехать) и получил подробный ободряющий ответ: «Будем рады приветствовать вас… лагерь расположен… транспорт из Астрахани организуем… ждём». А затем и ещё пару информационных писем в течение весны, каковые рассылались всем завязавшим переписку.
Мы и поехали. Пожили необычайной, не виданной ранее жизнью, поднабрались свежих впечатлений и ощущений.
Натуристы - убеждённые в своей правоте люди. Их лозунг: «Такими мы рождены!» И ещё они говорят: «Натуризм - это движение, направленное на бережение тела и гуманизацию души».
Понимаю, не все приемлют саму идею «свободного пляжа». Кто-то принимается рассуждать о нравственности и социально-этических, а затем и эстетических нормах, плавно переходя к истории европейского костюма, кто-то противодействует ей цитатами из Святого писания, иные просто возмущённо плюются. На мой взгляд это - дело вкуса и воспитания. Сам я сторонник меры во всём («Умеренность есть лучший пир!» – предупреждал старик Державин), в том числе и обнажении, но не ханжа и, в принципе, не возражаю против пребывания на пляже без купальных костюмов - на то он и пляж (разумеется, не каждый).
Вообще-то тема эта не стоит той шумихи, часто нарочно раздувавшейся падкими до «клубнички» журналистами, что была поднята вокруг нудизма несколькими годами прежде. Оставлена ли на теле последняя полоска ткани, или же явлено взору то, что и без того угадывалось под ней - глубину разницы определяет здесь культурная традиция. А она, как известно, переменчива. Одежда, кстати, таит в себе зачастую гораздо больше эротизма, нежели нагое тело при непосредственном поведении его обладателя.
В Астрахани проблема голого отдыха нашла соломоново решение. По примеру цивилизованных западных стран дальнюю часть городского острова выделили для желающих загорать без комплексов, а остальную пляжную территорию оставили «текстильщикам» - приверженцам традиции в виде купальников (роскошь которых нередко намеренно демонстрируется). И нудистский пятачок со временем перестал быть для местных жителей экзотикой. Уже не удивлялись, не возмущались и не глумились они над его обитателями, проплывая мимо на моторках и байдарках. Более того - многие из врагов перековались в сторонников натуристов и стали проводить досуг в натурлагере, помогая его обустраивать и благоустраивать.
Местечко - и впрямь курорт! Светло, чисто, лесочек рядом. Загорай и купайся в чём мать родила, забывай о своих взрослых проблемах и возвращайся к детской радости бытия. Кругом десятки таких же неодетых мужчин и женщин, совершенно нормальных, разве что чуть проще и открытее обычных. Стесняться некого. Да и бояться тоже: возле моста, перерезающего остров и оба волжских рукава двумя огромными крыльями, прилепился пост ГАИ, он же – линейный пункт милиции, и форменные сержанты регулярно объезжают на конях свои владения, заглядывая частенько на пятачок. Польза обоюдная: и натуристам спокойнее обитается под крылышком родного МВД, и «мильтончики» не без приятности проводят служебное время, катая голых девушек в седле. Не потому ли и был в своё время зарегистрирован без особых проволочек этот лагерь? – между прочим, впервые в истории России.
Сам я далёк от современного процесса упорядочивания нудистского движения и считаю себя в нём человеком случайным. Наверно, это второй и последний раз, когда я в него влился на время, теперь мне подавай что-нибудь новенькое - такой уж у меня непоседливый норов. А с этими людьми мне уже всё ясно. Привело меня к ним, пожалуй, то самое летнее стремление к простоте, о котором я как-то говорил уже, - стремление, толкающее на бродяжничество.
И всё же хочу заметить, что в сравнении с другими легализованными теперь у нас организациями натуристов именно астраханская (а не московская, питерская или сарапульская) больше других импонирует мне здоровым отношением к социальной наготе, безо всяких эротических примесей. Оно проявлено здесь стройной системой взглядов на зависимость свободы духа от свободы тела, которое – лишь инструмент для осознания себя частью природы и сближения с ней через наготу, физкультуру на свежем воздухе, естественное питание, безалкогольный и бестабачный образ жизни и прочие далеко не новые средства. Что же до опасности посягновений сексуального порядка на людях, то истинные натуристы избегают компрометировать себя ими: освобождённое тело не освобождает от традиционной культуры отношения полов. Нагота, считают они - не отклонение от приличий, не вызов обществу и не самоцель. Она - оптимальная униформа для равноправного свободного общения. Плюс к тому давно замечено, что многим психически зажатым горожанам, особенно из интеллигенции, пребывание среди открытых во всех отношениях себе подобных даёт разрядку, излечивает от неврозов и комплексов, а у подростков сглаживает непростой период созревания.
Такая вот философия исповедуется в ААН. И она, на мой взгляд, не из худших, хотя миссионерствовать и призывать всех окружающих становиться под знамёна телесного цвета с лозунгами на тему «Вперёд, к победе натуризма!» я не собираюсь: всяк волен сам выбирать, как ему относиться к натурдвижению. Но коли уж оно имеет быть, то любопытно было бы в нём разобраться и при случае познакомиться изнутри. А для этого достаточным оказалось мне пожить немного на острове в прошлый приезд.
И вот через пять лет я снова здесь.
Яркое утро середины лета, 17-е июля. Около часа ходьбы от вокзала по знакомому маршруту: Привокзальная площадь - проспект Анри Барбюса - километровой длины мост и - вперёд, по тропе сквозь остров!
С трудом я узнавал эти места: берега сильно подмыло за весну, и Волга ощутимо наступила на сушу, высохшая после паводков тина свисала с лесных деревьев ведьмиными космами. Пятачок сократился в размерах, но народ обитал в лагере так же, как и тогда. Нашлись и старые знакомые, вспомнившие меня ко взаимной радости.
Я раскинул палатку, влился в их свободную семью и стал жить их свободной жизнью. Проще говоря - разгильдяйствовать: загорать, купаться, рыбачить, играть в волейбол и крутиться на турнике, общими усилиями сооружённом. Кругом, помимо солнца-воздуха-воды - лишь первосортный ровный белый песок, годный для производства богемского хрусталя, камыши и кустарники; пройти вглубь - лес, полумрачный и прохладный. Вечерами - нежно-морковные закаты, ночью - разговоры у костра, а по утрам вместо будильника - доносящиеся из теплоходных динамиков голоса экскурсоводш, ведь здесь проходит одна из оживлённых магистралей водного туризма, часть Волго-Балтийско-го пути. Не знаю точно, что там говорилось экскурсантам, слова долетали слабо - может быть, и такое: «А сейчас вооружитесь биноклями и посмотрите на правый берег. Мы проплываем одну из астраханских достопримечательностей - нудистский лагерь».
…Погода почти все эти 11 дней стояла обалденная, в смысле - великолепная. Тепло и ясно. Раз, правда, пролился изряднейший ливень, какие меня и по пути сюда доставали, но палатка моя с честью его выдержала. Зато по окончании его над Волгой взошла роскошная радуга, вот тогда-то я окончательно и решил заехать по возвращении в Волгодонск, посмотреть на тех самых Хранителей радуги. Что-то я тоже начал придавать значение знакам свыше.
Кормился в основном рыбой, которой тут – навалом: не ленись забрасывать удочку и таскай прямо у берега судаков и окушков, небольших щучек и всякую прочую тараньку, а повезёт - сазанов или краснопёрку. Более десятка видов рыбы я насчитал из тех только, что ловятся на простенькую удочку. Причём все как одна запросто берут на малька, ловимого на мели с помощью куска марли. И не обязательно варить уху, ещё вкуснее запекать рыбу прямо в костре, тогда она даже без соли и приправ - объедение!
Пригодился детский рыболовный опыт - на реке Мге и в Чёрном море. И не зря, значит, запасся я в Зеленограде, даже супротив наташиных доводов, снастями: двумя десятками крючков, леской и поплавком с грузилами - как чувствовал, что выручат меня! Да ещё вот сеточку ставили мы с напарником Сергеем, из местных, - браконьерствовали-с, признаться. Несерьёзная, конечно, затея: хорошо, если одна рыба заплывёт за ночь, много две, но чаще всего наутро вынимали сеть пустой. А сколько ради этого проваландаешься вечером, вкручивая до посинения в песок на глубине своего роста неотесанные колья, между которыми она натягивается!
Но зато уж это действительно была р ы б и н а, которую не совестно было принести на рынок «СЕЛЕНСКИЕ ИСАДЫ». Сюда заглядывали поутру хозяйки, желавшие приготовить семье на завтрак свежее рыбное блюдо. Мы с Сергеем вставали спозаранку за прилавок, выкладывали эту нашу рыбину в окружении мелких рыбёшек, натасканных на рассвете удочкой (продавали сразу кучками) и терпеливо ждали свою хозяйку, как ждал я на трассе своего шофёра. Рыба должна быть поймана обязательно в утро продажи, а не накануне: хозяйки не дуры, моментально определяли по цвету жабр, сколько времени назад эта рыба ещё плавала.
Никогда раньше я не видел такого рыбного изобилия, как внутри «СЕЛЕНСКИХ ИСАДОВ». Осетры, сельди, чехони, лещи, воблы громоздились на рынке и возле него штабелями во всех видах - живом, свежем, вяленом, солёном, копчёном и сушёном. И всё это из одной реки! – которая, правда, зовётся Волгой.
На заработанные таким образом деньги можно было разжиться здесь же арбузами, хлебом и овощами (одной-то рыбой питаться запарно), а при удачной выручке и любимым моим напитком – чаем. Чай я могу пить в любых количествах, как следователь Рябинин - герой детективов Станислава Родионова. К пушкинским строкам: «…Из наслаждений жизни одной любви музЫка уступает», - я бы прибавил: «Но высшее блаженство – в чашке чая».
Кроме рыбного бизнеса, приходилось делать вылазки в город и по другим надобностям, а таковые случались от нуля до двух раз в день, как то: запастись питьевой водой всё для того же чая (брали её у нас и из Волги, но я предпочитал – из колонки); сдать собранные на острове бутылки (опять же бизнес, а точнее - охота жить); посетить железнодорожный и автовокзалы, чтобы иметь информацию к размышлению в виде списанных расписаний (когда ещё я не определился с маршрутом); найти неформалов у Главпочтамта (место тусовок, сказали на «Квадрате»); попытаться устроиться в Центре занятости на полевые работы (ещё не оставил эту мысль), - и другое всякое.
В Центре занятости мне сказали, что на такой короткий срок они не устраивают - вот если бы месяца на три-четыре… по договору… до холодов… По поводу же пути возвращения домой выяснил на автовокзале из бесед со знающими людьми: в Элисту лучше из Астрахани через пески не ехать, грабят машины, а в Ставрополь попасть проблемно, поезда не ходят - проезжать-то пришлось бы в районе Грозного, там сейчас воюют. Это я узнал уже на жэдэ-вокзале. Так и вызрел у меня Волгодонск. Правда, была ещё одна идейка: напроситься за какую-нибудь работу (палубы, типа, драить) в туртеплоход, возвращающийся вверх по Волге - заняться, короче, гидростопом.
«Гидростоп известен издревле. Так, более 2500 лет назад библейский пророк Иона, договорившись с капитаном, пытался переплыть на попутном корабле из Ниневии в Фарсис. Впрочем, во время шторма гидростопщик-неудачник был выброшен за борт и проглочен большой рыбой. Проведя в желудке рыбы около 3 суток, он попал рыбостопом обратно в Ниневию» (точнее китостопом – М.С.) . (А.Кротов, всё та же «ПВП»)
Да как-то не удалось разнюхать ни про один такой кораблик во время моих посещений речного вокзала, возле коего всегда тусуются на набережной праздные пивобулькающие толпы. Может, у них, у экскурсионных, где-то в другом месте стоянки? Вроде как у того, что в Макарьево прямо к берегу причаливал безо всякой пристани.
Попутно с выходами по делу и город осматривал. Посетил астраханский Кремль с его семью башнями-музеями, видел Большой театр, Консерваторию, Цирк, Центральный универмаг, Татар-базар. В Астрахани скрестились Европа и Азия, старое и новое, красивое и уродливое. Всюду - контрасты.
Автовокзал - дело безусловно для города необходимое, но зачем было превращать в него прекрасный Владимирский собор, который для Астрахани – то же, что Казанский или Троице-Измайловский для Петербурга? За прилавком вместо свечей продают билеты, алтарная часть превращена в буфет, а свободное пространство собора покрыто скамьями, словно в костёле. Дисгармонично как-то на душе от этого. Смею надеяться, что когда-нибудь автовокзалу отведут положенное ему место, не таких уж больших вложений и потребует постройка его павильона где-нибудь на окраине города, а собор вернут Епархии. И он снова станет действующим, каким и был в те времена, когда в нём служил протоиереем Всеволод Фёдорович Виноградов, супруг высокой статной госпожи Лидии Петровны Строковой, прапрадедовой дочери.
При том, что была она четырьмя годами младше батюшки-мужа (даты жизни которого, кстати, совпадают с ленинскими), Лидия приходилась ему троюродной тёткой по линии Каталонских – Облязовских – Иллюминатовых. Старший сын их, Мстислав, стал профессором Московской Консерватории по классу фортепиано, где и проработал не одно десятилетие бок о бок с такими выдающимися музыкантами-педагогами, как Г.Г.Нейгауз, К.Н.Игумнов, Л.Н.Оборин, А.Б.Гольденвейзер и множество других. Консерваторское образование и диплом из рук А.Н.Глазунова (у меня хранится его подлинник - огромных размеров, с многочисленными интересными подписями) получила и другая их дочь, пианистка Нина Федотова.
Вот здесь, под этим асфальтом, и покоится его прах. Могилу заровняли при строительстве автовокзала. А там, поодаль, стоял большой деревянный дом, снесённый всего лишь 25 лет тому назад, известный мне по старинным стереофото, в котором ещё с 19-го века жила вся их семья с четырьмя детьми. В доме Лидии часто гостил её племянник и мой дед, Вячеслав Всеволодович Строков который родился тоже здесь, в Астрахани. Тут он и прожил несколько первых лет своей жизни вместе с родителями и сёстрами. Может, оттого и меня потянуло теперь сюда...
В страшные для священников 1920-е Всеволод Фёдорович спрятал в свой подвал церковную утварь - хватило смелости! Её обнаружили только через полвека, в 1970-м, и передали в дар Краеведческому музею. Старое и новое мирно воссоединились.
…В моих брожениях по астраханским улицам меня прежде всего удручала грязь на них, помойки-свалки едва ли не в каждом дворе, а то и просто на тротуарах. Понятно теперь, почему эпидемии гостили здесь так часто. История Астрахани даже нашего, недавнего времени знает случаи, когда закрывали город, объявляли карантин и никого не выпускали на выезд. Это мне рассказывал на пляже один астраханец.
Ещё удивляли низенькие окна в квартирах, аккурат на уровне тротуара. И как в таких домах живут? Я бы не смог. Из-под ног и колёс - грязь и камешки прямо в стекло. А проветривать? Моя пригородная комнатушка показалась мне княжескими хоромами после увиденного.
У счастливых же обитателей верхних этажей с балконами почти на каждом из них по всему городу вялятся балыки, обёрнутые марлей от мух. Местные жители учили меня делать осетровый балык, я даже записал подробный рецепт, хотя не знаю, пригодится ли когда-нибудь. Эти местные были как приходящими ежедневно на наш пляж из города, так и постоянно живущими там обитателями - в дополнение к приезжим иногородцам.
Прежде всего из этих людей надо выделить Валерия Карпова - главного виновника образования этого райского уголка, пламенного борца за натуристические идеи, филолога, писателя, преподавателя истории и английского языка, переводчика, образцового семьянина и отца двух дочерей, а также президента СНР - Содружества Натуристов России. Благодаря его усилиям и возник этот междугородный лагерь в 1992 году. Это он решился дать ту объяву в «АиФ», что и свела нас всех с ним и с островом. Он хорошо помнил меня по прошлому разу, хотя и минуло 5 лет.
Валерий - страстный поборник единственно правильного, научно обоснованного и ведущего к светлому нудистскому будущему учения натуристов, основоположниками которого считаются два немца… нет, не Маркс и Энгельс, а Пудор и Вайдерман - с их книгами соответственно «Культ наготы» и «Обнажённые люди – ликующее будущее». (Хотя стихийно нудизм проявлялся и в прошлом - на древнегреческих олимпийских играх, в русских общественных банях и прочих многолюдных мероприятиях). Развивая их идеологию, Валерий мечтает о том времени, когда люди всего мира станут «содружеством людей, объединённых универсальной и чистой идеей». «Нудизм - это не просто освобождение Человека от бессмысленной традиции купальников и плавок. Это одновременно и путь в общество открытых, прямых, доброжелательных и искренних отношений между людьми», - так пишет он в своих статьях и письмах.
«Мы создаём совершенно новую поведенческую модель. Пробиваем свою дорогу в толще обывательских представлений об этике… У нас не политические бирюльки. Мы предлагаем людям качественно новый взгляд на себя, на общество и на мир»;
«…Нудизм - это не одно из проявлений сексуальности, это стремление к здоровому образу жизни»;
«Нудизм - это выражение подсознательного желания человека вернуть себе потерянный рай. А рай - это нагие люди среди чистой природы».
«Быть голым в обществе таких же голых людей и наедине с природой - это быть радостным, безмятежным, свободным… Ведь социальный нудизм - это не просто отсутствие на человеке одежды. Это наличие своего мировоззрения и образа жизни - гуманного и открытого».
Этими идеями и живёт последнее десятилетие Карпов – сорокадвухлетний, пышноусый, полноватый, активный и нервный, замечательно владеющий словом и даром убеждения. Тот же Карпов круглый год занимается организационными делами: конференциями натуристов, координированием работы свежеиспечённых ню-организаций и созданием новых, юридическим статусом натур-клубов, ответами на тысячи писем и проч. Тот же Карпов неутомимо защищает чистоту понятия нудизма от всевозможных отклонений в какую бы то ни было сексуальную сторону - от розово-голубой до групповой. Нудизм – это воздух и солнце, это открытость тела и души. Но «интимное должно быть именно интимным».
И в этой борьбе обиднее всего получать удары в спину от своих же бывших соратников, вроде небезызвестного Игоря Незовибатько - молодого театрального режиссёра и журналиста, бывшего студента ГИТИСа и нынешнего председателя МОН (Московского общества натуристов), человека яркого, интересного и красивого, однако очень уж себялюбивого. Я хорошо помню, как в сентябре 1992-го Игорь блестяще выступил, к вящему восхищению Валерия, в посвященном нудизму выпуске популярной колючей передачи «Тема» на ОРТ, которую вёл Влад Листьев. Но вскорости Незовибатько взял да и увёл это движение совсем не в ту степь - в степь его коммерциализации, чуть ли не до стриптиз-шоу, которые сам же и режиссировал, - после чего стал активно и бесцеремонно тянуть одеяло управления российским натуризмом на себя (путём создания альтернативной СНРу организации САН - «Свободной ассоциации натуристов»), и уже совсем было стянул его с не слишком честолюбивого и, к несчастью, отдалённого географически от столицы Карпова. Некоторое время – кажется, около полутора лет - незовибатькинская «шарашкина контора», приписавшая себе достижения СНР-овцев, числилась в Международной Федерации натуризма (INF), с её президентом голландцем Б.Вийнбергом, как единственная реально существующая у нас в стране. В конце концов Игорь доигрался и попал в опалу к Западу, с которым он заигрывал в течение 3-х лет, топя коллегу. Прекратились его тысячедолларовые гонорары и загранвояжи. Хотя при его деловых и некоторых других человеческих качествах реванш ещё вполне возможен. Сочувствуя Валере, остро переживавшему эти «голые распри», я пытался его успокоить, говоря:
- В любом новом течении, образовании на первых порах неизбежны раскол и борьба за лидерство, политическая борьба. Это диалектика! Вспомни «Великий раскол» православия в 17-м веке на Руси. А «славянофилы» и «западники»? А большевики и меньшевики? А мафиозные разборки за сферы влияния? А баталии за власть в среде нашей «российской демократии»?…Да вот и на «Радуге», где я совсем недавно был (у нас в Кафтино, кстати, тоже пляж был полностью нудистским!) - и там ведь случился раскол на «цивилов» и хиппи. Как говорил Ленин: «Чтобы объединиться, надо размежеваться». Не опускай руки! Ты у нас - голый пассионарий, держись!
Хорошо, что он не обиделся на «голого пассионария» (а то уж меня чего-то занесло в пылу!), и даже напротив, принял этот эпитет со скорбным удовлетворением:
- Если б от пассионарности моей толк вышел! А то хоть к врачу иди, чтоб от неё избавиться. Знать бы, что всё не зря…
Вокруг Валерия, самоотверженно несущего человечеству свет нудизма, постепенно сплачиваются единомышленники. В 1990-м году их было всего 7 человек, через год стало 15, на сегодня же количество активистов движения, растя в геометрической прогрессии, достигло несколько сотен. Многие из этих людей – его давние знакомые.
В их числе приходила каждый день на наш пляж Валентина Байкина – мать восьмерых детей от 5 до 17 лет. Хоть и поднимает она их всех в одиночку, но старается не унывать и надеется на лучшие времена. Погрев на солнце крупное пышногрудое тело, накупавшись и наобщавшись с нами, она начинала ближе к вечеру размышлять вслух:
- Так… Владик на занятиях, Вася с Валей уже пришли, они Алёнку накормят… Маринку Женя заберёт из садика, Катя Павлушку из музыкалки приведёт… Всё в порядке, ещё полчасика могу здесь потусоваться!
Хорошая женщина. Жаль, что личная жизнь не сложилась. Мы всё хотели её свести с молодым массажистом Сашей - тихим, симпатичным, с ямочками на щеках, он тоже приходил ежедневно к нам на пятачок. Жил он всегда вдвоём с мамой, семейной жизни и отцовства не знал. И вроде бы у него с Валей уже что-то стало налаживаться, дети её полюбили «дядю Сашу»; но как-то раз я побеседовал с ней откровенно, сидя в тенёчке, и мы сошлись с нею на том, что в его лице приобретёт она просто девятого ребёнка - и только. Слишком он несамостоятелен. Не её вариант!
Из местных был также и 33-летний Сергей - тот самый, с которым мы рыбачили, он даже и ночевал почти всё лето здесь же, на берегу, соорудив себе шалашик, чтоб не возвращаться домой в город. С моим приездом он перебрался жить ко мне в палатку - комары донимали, а у меня ведь антимоскитный полог, он меня всегда спасал (особенно когда работал позднее в Окском заповеднике, где жить приходилось у лесного паводка реки Пры, там уж комары плодились несметными тучами).
С Сергеем мне было вполне вольготно в двухместной палатке, куда он к тому же притащил из дома матрасы. Мы даже как-то вписали к себе на ночёвку, в тот самый дождь, безработного врача-терапевта Ирину, что ежедневно приносила на пляж новые газеты с кроссвордами и любила разгадывать их со мной, сидя рядом на горячем песке.
Хорошо, что я тогда сфотографировал их всех - Валеру, Сашу с Валентиной, Сергея, Ирину и множество других новых и старых приятелей, и теперь их фото приятно волнуют память. Кстати, фотографировать в астраханском нудистском лагере можно сколько, когда, кого и кому угодно, - и этим он тоже нравится мне как фотолюбителю больше других подобных ему мест, где дело с фотосъёмкой, случается, обстоит гораздо строже (у нас в Курорте на берегу Финского залива я в начале 90-х столкнулся прямо-таки с драконовскими законами по этому поводу). Ещё с прошлого приезда сюда остался у меня целый астраханский нуди-фотоальбом. Были здесь и высококлассные профессионалы-фотографы из Самары, Ставрополя, Москвы… оттуда один Павел Бритвин чего стоит! - снимки этого темпераментного рыжебородого фоторепортёра, «зубра московской фотонатуринианы» (по определению В.Карпова) не раз публиковались в столичных газетах и журналах.
Преданные делу Валерия люди, приезжавшие сюда на лето в одиночку и семьями, постоянно придумывали что-нибудь для нас: устраивали спортивные игры, развлечения, фотовыставки о жизни натуристов России и конкурсы боди-арта - расписывания гуашью обнажённого тела (такое традиционное празднество запечатлено во многих зарубежных нуди-журналах, имевшихся в лагере). Или поднимали народ на то, чтобы совершить акцию «Долой мусор!» - с целью показать этим «фанатам текстиля», в какой чистоте должна содержаться своя пляжная территория - отправившись для этого на заре дружной ватагой на их пляж, чтобы увидели они, на что способны «голозадые».
Это всё, так сказать, положительные личности, с которыми мне довелось встретиться в Астрахани. Были и отрицательные, как же без них - только не из нашего стана, разумеется. Какой-то подвыпивший охотник из местных, заплыв однажды поздно вечером к нам на пятачок и сердечно проникшись его идеями, вздумал салютовать нашему лагерю из ружья; этому придурку было категорически отказано в посещении нашего общего дома в дальнейшем, здесь ведь были женщины и дети, а такое развлечение могло плохо кончиться… Шайка товарищей с дружественного нам Востока - не с нашего пляжа, а опять же с «текстильного» - обвинила меня в краже какой-то ценной сумки, которую я и в глаза не видел, по поводу чего я был отколочен ими за здорово живёшь в одно не совсем прекрасное утро, когда рыбачил на рассвете; правда, потом наши ребята вместе со знакомыми милиционерами отстояли меня, а массажист Саша помог своими руками быстрее рассосаться моим синякам на теле. (Вот и второй случай не слишком сильного избиения из двух упоминавшихся в самом начале; первым были пинки кайфоломного охранника на нижегородском мосту).
Ещё приходил к нам изредка загадочный тип Николай, «Ник», по-аполлоновски сложенный, но крививший одним глазом, словно багдадский вор, и никогда не снимавший плавок (тоже, значит, из «текстильщиков») - уже одним этим он разнился с обитателями кемпинга. Он возникал неизвестно откуда, ел со мной у костра печёную рыбу, рассказывал при этом какие-то истории - и так же незаметно исчезал. «Один у меня недостаток: чифирить люблю!» - говорил он, переводя все мои запасы чая на чифирь. Как выяснилось позже - не один.
Накануне моего объявленного отъезда он явился вдруг с приходом ночи, приготовил на костре какое-то варево в кастрюльке, и на мой вопрос: что это за кушанье? - принялся угощать: «Отличный суп! Я туда и телятину, и утятину заправил. Ешь да похваливай!» А сам полночи рассказывал мне, как служил в десантных войсках, как сбросили их по одному на парашютах над лесами Латвии с ножом и куском хлеба: испытание им было такое - через три недели появиться в определённом месте. Не все выжили, а ему повезло: набрёл на хижину староверов, его приютили и откормили. Вот такая телега... Под конец спросил: «У тебя плёнка есть в фотоаппарате?» – «Кончается уже, - ответил я, - кадра 3 – 4 осталось» - « Дай мне, я тебе утром такие снимки сделаю, что проявишь потом - обалдеешь! А днём, перед твоим отъездом, занесу». Ну, я и дал по простоте душевной. И ушёл спать. Больше ни кривого Аполлона, ни фотоаппарата я никогда не увидел! Жаль, хороший был у меня этот немецкий “Unomat”, из лучших первых моделей и недешёвый по тем временам. Вместе с плёнкой в аппарате лишился я и доброй половины кадров, отснятых в среде натуристов. (Вот и второй случай кражи из тех двух; первым был мешок с одеждой, компенсированный отчасти наташиной рубашкой - единственной теперь вещественной памятью о ней).
Перед отъездом ходил я в город смотреть речной праздник: масса кораблей на Волге, масса народу на набережной, флаги, красочная иллюминация и салют. Весьма зрелищно и впечатляюще!
Однако не всё коту масленица, пора думать и об отъезде. Я всё тянул с ним - и оттого, что хорошо мне тут было, и оттого, что всё надеялся на появление здесь Наташи с Верой, которым рассказал об этом местечке и разъяснил дорогу. Наташа ведь собиралась после Дивеево осуществить свой план - съездить в Среднюю Азию, а это почти по пути. Они вроде бы и согласились заглянуть в Астрахань. По расчетам, к 20-му числу должны бы они уже дойти до монастыря… Неделю то есть назад. Но так и не дождался: дошли, как я уже говорил, к 1-му августа только. А Валере бы очень нужны были здесь девушки для количественного равновесия полов, их всегда дефицит в подобных сообществах.
Поскольку в Волгодонск надо ехать опять же через Волгоград, я решил добираться туда не «самоходом» (по выражению Карпова, - поражённого, кстати, способом моего прибытия к ним: это же какую, мол, надо иметь верность их идеям!), а вновь на том же самом поезде «Волгоград - Астрахань», но взял билет только до Аксарайской, рассчитывая на этот раз просто не «светиться», а доехать за ночь до конца. Специально подгадал число, чтобы были другие проводники (они через день сменяются) - на случай, если попаду в тот же самый вагон. Он, кажется, один-то всего, общий - номер четыре.
В день отъезда, 28 июля, с грустию сердечною попрощался я с друзьями, обнял Валерия, Иру, Валентину, Сашу с Сергеем и красивую девушку Гулю (Гульнару из Харабали), которая замечательно подстригла меня; Валя дала мне в дорогу немного денег, 20 тысяч, чтобы выслал ей потом фотографии, а Валерий подарил свою книгу о развитии нудистского движения, написав на обложке: «Дорогому другу Мише от голого автора», а также банку вишнёвого варенья от своей супруги - чтоб не загнулся от голода, пока еду «самоходом» назад. Я предупредил их, что могут появиться здесь со дня на день две девушки, «мои люди», их обещали принять со всею ласковостию.
…А теперь - прощай, старушка Астрахань! (Так любовно называет свой город Валера.) Вновь окунаюсь в реалии вольных путешествий, от которых отвык уж малость, живя по-курортному.
ГлАвА вОсЕмНаДцАтАя: О ПОЛЬЗЕ КОЛЮЧЕК
Но коварный мой замысел относительно нелегального проезда позорно провалился. Потерпел, можно сказать, полнейшее нифигаско! Общий вагон на сей раз оказался сидячим, с креслами. Всё и все на виду, хоть мне и в дальнем ряду досталось место. А бригада проводников к тому же почему-то была вопреки расчётам тою же - Артур и Миля. И через три часа я был ссажен с поезда всего лишь на одну станцию дальше Аксарайской. О чём-то просить на этот раз язык не повернулся.
И всё же мне удалось за эти два часа колёсного перестука интересно и полезно пообщаться с пареньком Денисом из соседнего кресла. Студент медицинского института, летом он подрабатывал, как и многие теперь, торговлей мясопродуктами в коммерческом ларьке. А сейчас ехал, отпущенный шефом на сутки, навестить ещё более молоденькую, чем сам, жену с 3-месячным сынишкой.
Бойкий такой, разговорчивый живчик, Денис успел просветить меня касательно многих сторон жизни. Я узнал о тонкостях работы в торговле, о качестве различных сортов колбас, об истории его села Золотушки и о хитростях сдачи сессии студентами-медиками. А что всего важнее - о том, что прежде он тоже путешествовал автостопом.
- Главное, понимаешь, грузить и грузить водителя во время дороги! Вот прям так, грузить и грузить, не переставая: истории всякие, анекдоты, о себе чего-нибудь забавное – в общем, занять его в пути, - наставлял меня Денис.
Углядев на другом конце вагона смазливых девочек, он убежал к ним знакомиться. Я же полюбовался закатом в Астраханской низменности, таким же красочным, как и восходом по пути сюда, а когда стемнело, пристроился вздремнуть, натянув козырёк бейсболки на самый нос. Сделал я это не просто так, ибо проводник, когда не вышел на Аксарайской кто-то из пассажиров, у кого был билет до неё только (то есть ваш покорный слуга), пошёл медленно и методично вдоль кресел с пачкой билетов в руке, пристально всматриваясь в каждое лицо при жалком полусвете всех двух тщедушных люминесцентных лампочек.
Я замер, закрыв глаза и старательно изображая крепко спящего. Звук шагов, приблизившись с неумолимостью стрелки часов к моему ряду, затих возле меня. Ах, чёрт возьми, разыскал всё-таки, хоть лицо у меня закрыто и нарочно я сел в другое кресло. Молодец, чисто работает!
Пришлось мне опознать свой билет с фамилией в нём, после чего произошла вежливая процедура выдворения меня из состава. В продолжение оной Артур вспомнил меня, я по его глазам это понял. Сгорая от стыда, я молча собрал вещи под любопытно-осуждающе-злорадно-сочувственными взглядами соседей и направился к выходу. Поравнявшись с Денисом, на третьей скорости увлечённо «грузившим» девиц, я успел бросить ему: «Вычислили! Выписываюсь. Здоровья тебе и малышу твоему, счастливо!»
(Ах, тормоз я, не надо бы при девчонках про малыша! …А впрочем, он так гордится своим отцовством, что и от них вряд ли скрыл).
И сошёл я на тёмной безлюдной станции с дурацким каким-то названием Досанг - калмыцким, что ли? Эх, знал бы - сел бы лучше утром на пригородный до Аксарайской, на коем я в Астрахань и прибыл, - втрое дешевле бы обошлось, даже если за полную стоимость брать билет.
Темень вокруг. И - никого. Только платформа да ветхий деревянный навес в середине станции. А кругом пески.
Куда податься?
Подался вбок, в пески. На станции ночевать неуютно как-то, лучше при неопределённом или затруднительном положении находиться там, где тебя никто не видит. Тогда спокойнее думается о выходах из него.
Звёзд на небе - обалдеть!.. Ночь тиха и тепла, как спящая под бочком женщина. А там, подальше, огоньки села мерцают. И пробегают вспышки фар от редких машин - значит, шоссе где-то там. Пойти поголосовать? Эта затея почти «без мазы». Разумней поспать до утра.
Расстелил спальный мешок на песочке между барханами. Тени какие-то вокруг бегают. Суслики, что ли, или тушканчики? Интересно, а змеи ядовитые здесь есть? Говорят, в этих краях гюрза водится. Один укус - боль нестерпимая, опухоль, и через восемь часов капут тебе. Причём кусает внезапно, без предупреждения «иду на вы» - не то, что благородная кобра. Когда-то, ещё и 20-ти не стукнуло, нарочно ходил я на берег Кара-Кумского канала, пока жил в одной туркменской деревне - очень уж хотел увидеть в камышах живую кобру. Меня успокоили, что она никогда не нападает вдруг, а перед броском шипит и раздувает капюшон, так что вполне можно успеть отойти. Но не повезло мне с кобрами, встречал там лишь удивительных ярко-зелёных лягушек и, как ни странно, крабов - тех, что с детства привык ловить в Чёрном море. Да ещё шакальего воя наслушался всласть.
…Лёг, на звёзды любуясь. Огромный мешок золотых монет вытряхнут русским разгульным купцом на чёрный бархатный ковёр…
Йоги вот запросто общаются с высшими силами в любое время, - а мы, простые городские смертные - только в такие драгоценные часы нашей жизни, когда выпадает нам глядеть на звёзды…
Нет, не зря всё-таки я сел на этот поезд! И не зря с него сошёл. Иначе без такой красотищи остался бы!
… Любовался, пока глаза не сомкнулись…
Наутро сходил на станцию, в деревянное строение досангского «вокзала», больше похожего на сарай. Скрипучая дверь разбудила толстого господина, вытянувшегося с ногами вдоль скамьи, положив такой же толстый портфель на живот. Этот и без звёзд неплохо выспался. Господин сообщил, что первый поезд на Волгоград пойдёт только после обеда. А касса закрыта. По идее - в смысле, по Антону - надо бы пойти к начальнику станции, чтобы узнать расписание грузовых поездов. Но где они, грузовые-то? Да и впишут ли меня? А начальник, скорее всего, сидит себе дома, как и кассиры, что подходят в кассу незадолго до поезда. Какого лешего им здесь торчать весь день, если поездов нет?
Придётся продолжать постижение премудростей автостопа, искать выход на трассу. Хотя - какой выход, иди себе через степь напрямик! Точнее, через полупустыню.
Пошёл… Да вот проблемка ещё свалилась нежданно-негаданно: почувствовал я себя неважно. Голова - будто котёл пустой, гудящий. Тошнота какая-то подступила. И с подъёмом дневного светила нехорошесть эта всё усиливалась. Хоть бы озеро какое подвернулось или пруд – нырнуть в водичку, всё полегчало б. Пусть даже в ледяную, лишь бы оклематься побыстрей.
(Вспомнилось: «Я решил пойти искупаться на озере. «Если крепости хватит», - предупредил отец Зосима. Но когда я выглянул за ворота монастыря, то понял, что «крепости» явно не хватит. По озеру ходили волны с белыми барашками, а ветер был прямо невыносимым. «Крепости» хватило едва только на то, чтобы постирать в Святом озере носки.» А.Кротов «Русский север» )
И всё же поплёлся искать трассу. Оказалось - это через село. Небось, тоже Досанг называется, а может, и ещё помудрёнее. Народу нет, все от жары попрятались. Заплутал во дворах-лабиринтах. Брожу, брожу, тыркаюсь в огороды и заборчики, хватаю ртом горячий пыльный воздух. С чего бы это недомогание?..
Через один из заборов углядел пожилую калмычку в радужной косынке, спросил дорогу. Она указала мне выход на шоссе. Потащился туда.
И - вон уж оно, шоссе, недалеко, а чувствую – не дойду. Совсем поплохело. А ведь ел только хлеб, да с водой из колонки. Может, вода дурная оказалась? Я вспомнил об астраханских эпидемиях. Только этого мне не хватало!
Прицепилась мысль: если доеду живым до дома - немедленно взяться за уничтожение архивов, там куча всяких глупостей и незаконченностей. Всё лишнее - в расход! А начатое – дописывать, хотя бы по часу в день выкроить.
В такие-то минуты и начинаешь охватывать жизнь свою назад и вперёд. Умка мне такую телегу толкнула у костра про Васудэву: в горах Кавказа он соскользнул с тропы и повис над пропастью. В тот миг и решил, по его словам: «Если спасусь - посвящу себя служению людям». После этого и появилась его известная коммуна в Карелии. Сдаётся мне, впрочем, что у каждой звезды должна быть подобная байка припасена.
Сижу, прислонившись к забору, и дышу, как рыба на берегу. Не надо было перед отъездом этой пакости нажираться, что Ник-гад сварганил! Небось, из мусорного бачка вытащил по пути к нам.
С полчаса так просидел – всё то же; а что толку? - двигаться надо! Через силу поднялся, выполз на трассу, а стопить не могу, дурно мне вконец. Впятеро хуже, чем после поездки в товарном вагоне. Да ещё в машину влезать, дышать бензином - фр-р-р!..
Перешёл я на ту сторону и - подальше, в пески. Так собаки делают, когда помирать готовятся. Взобрался на пригорок с саксаулом и лёг в его символической тени, но зато на ветерке. А солнце – всё выше. Жарит нещадно.
И вот так бесславно погибнуть в славной Калмыкии, родине древнего эпоса «Джангар»… Как глупо!
Вдова писателя А.С.Грина, Нина Николаевна, рассказывала моей бабушке, как в молодости он отправился с голодухи побродяжничать с луком и стрелами в районе Старого Крыма, заплутал и едва не погиб от жажды. Не подбери его, обессилевшего, прохожие путники – не было бы на свете гениальных «Алых парусов», да и других его романов.
Нет, дуба давать никак нельзя. У меня-то запас воды ещё есть! Только не помогает она. Зря я таблетки не признавал, эту «тяжёлую артиллерию» - может, и подняла бы меня на ноги какая-нибудь но-шпа, будь она взята с собой на этот случай. (Тогда ещё не было у меня книжечки новосибирского приятеля А.Кротова по имени Манко (Рауля Нахмансона) «Медицинские проблемы вольных путешествий», подаренной мне Антоном в одну из наших встреч.)
А теперь уповай единственно на милость Божью.
«Ты убо, Владыко, предлежащая всем нам во благое изравняй, по коегождо своей потребе: плавающим сплавай, путешествующим спутешествуй, недугующия исцели, Врачу душ и телес».(Молитва Господня на Литургии по чину святого Иоанна Златоуста)
Лежу за пригорком, распластавшись. Худо мне, худо...
Ещё какие-то колючки в бок колют! Как их там называют - верблюдка, что ли?..
Некстати вспомнились слова детской песенки:
Может быть, верблюд любил бы апельсины –
Как их не любить, ведь нет на то причины!
Жалко, что в песках, где пасётся верблюд,
Они не растут, ну никак не растут.
И всё же, и всё же, и всё же
Есть у верблюда тоже
Солнышко, солнышко жгучее,
Колючки, колючки колючие.
…Бли-и-ин!.. А ведь они должны быть целебными - жаропонижающими, болеутоляющими, бактерицидными или какими там ещё – мне уже это монопенисуально, лишь бы сработало! Ведь диагноз-то у меня, как говорится, «АХЕЗ» ( «a hren yego znayet», если по-латыни)! То ли давление, то ли отравление, а может, что и пошибче...
Я налил остаток воды в алюминиевую кружку, наломал трясущимися руками саксаула и сухостоя и с трудом развёл огонь. Меня едва не стошнило от ядрёного запаха дыма. Перочинным ножиком нарезал в быстро вскипевшую воду сочную и терпкую мякоть, до крови исколов руки; дал настояться; получилось нечто вроде зелёного чая, которым я лечился когда-то в Туркмении. И маленькими глотками выпил это горькое, едко-зелёное варево.
Поверите ли? – не прошло и получаса, как я уже смог спуститься на дорогу, выволок туда рюкзак и вскоре, уже совсем оправившись и воспрянув, начал голосовать!
Ай да колючки - спасибо вам, зелёненькие мои!
Теперь, когда появился у меня тот самый тонус, как после Антиповки, и когда припомнил я советы Умки, Телека, Юли, Антона и Дениса, дело пошло резво. Сейчас ведь только чисто физическое недомогание было, а не как тогда - ещё и моральное, так что заряд на автостоп не пришлось в себе особо взращивать. Первый же подвернувшийся мужичок на 412-м «Москвиче» провёз меня почти до Харабали. Он ездит сюда за арбузами из Нового Иерусалима, что в Подмосковье, и я, конечно же, не преминул восторженно отозваться о Новоиерусалимском монастыре, где был позапрошлым летом. Душой я не кривил, монастырь действительно незабываемый.
Затем таким же образом подкинула меня ещё пара-тройка легковушек, после чего я прокатился километров 40 с ветерком в кузове грузовика, в компании студентов медицинского техникума города ткачей Иваново, возвращавшихся на обед с полевых работ (устроились летом на заработки, как и я хотел).
Часть пути шёл пеши. Русские и калмыцкие ребятишки в сёлах (где вновь запасался водой) выпяливали на меня глаза, некоторые бежали следом и кричали: «Вы путешественник?» Бедные, при местной убогой жизни вид нездешнего человека с рюкзаком – уже событие.
Два службиста одиноко стоящего среди долины ровныя поста ГАИ проверили мои документы, но «…гаишник обычно так занят извлечением штрафов из водителей, что к нашему пешему житию относится более сочувственно». Так было и здесь: проверили - гуляй.
Отойдя от гаишников километра на полтора, я вновь поднапрягся на стоп: после поста шофёры расслабляются, легче могут взять. Половина пути до Волгограда была за сегодня уже оставлена позади, чувствовал я себя благодаря колючкиному отвару превосходно и, несмотря на послеобеденный зной, бодро двигался по шоссе. Всё правильно, по трассе добираюсь левым берегом, как и советовал мне тот парень из аптеки в Волгограде.
И тут мне несказанно повезло. Меня нагнала вереница из 25 маленьких голубых автобусов (типа ритуальных), в них транспортировались семьи русских беженцев из Еревана, таких вот, как тот Василий, что прилепился ко мне в Саранске. Третий же автобус подобрал меня, он ехал почти пустым, всего 3 человека, если не считать шофёра-таджика и ещё горы тюфяков, чемоданов и громадной, литров на 500, цистерны с бензином. Мать и два сына-подростка перемещались на постоянное поселение в районе Лотошина, родственники там у них; и я весьма кстати им подвернулся со своими картами, ибо они не знали даже, в какой области это Лотошино искать! Оказалось – в Московской. Общими усилиями мы кое-как выработали предстоящий им в ближайшие дни маршрут. У меня даже пронеслась мысль: не проехать ли с ними и дальше, до самого Подмосковья? Но очень уж пахло бензином из бочки, и ещё - весь караван дико крутил в каждом населённом пункте, головной автобус постоянно плутал, путаясь в дорожных указателях; вся цепочка, стоило ей въехать в какое-нибудь село, сразу рвалась светофорами, приходилось поджидать отставших, простаивая на обочине. Да плюс к этому каждые два-три часа азербайджанцы и таджики - начальник колонны, дежурный и водители - расстилали на придорожной траве ковры и пировали (арбузы, плов и проч.), а мы с завистью глядели на них сквозь окошко. Эти бесконечные стоянки утомили меня, и к тому же, когда я узнал, что от Еревана они едут уже 11 дней (одиннадцать! - когда вполне хватило бы и трёх), то прикинул, что такими темпами они достигнут Москвы не раньше, чем через неделю, и окончательно решил выйти всё-таки в Волгограде. Лучше уж я побываю за это время в Волгодонске и претерплю кучу приключений, будет хотя бы что вспомнить.
Особенно долго крутили в Волжске, это уже район Волгограда, но ещё по другую сторону от Волги, как Энгельс для Саратова. Никак не могли найти мост (он же - шлюз). Я уж хотел было сойти и быстрее найти его пешком. Но пригрелся и промедлил, а когда наконец к нему подъехали уже в темноте, то понял, что сам бы фиг перебрался. Он и для машин оказался зверски платным, а пешком бы меня не пустили однозначно, да и хватит с меня мостов. Пока стояли в очереди на въезд, я любовался зрелищем ночного Волгограда на той стороне, что переливался огнями, как нью-йоркские небоскрёбы, положенные набок.
Когда переправились, меня уже ничто не удерживало оставаться с ними, и я сошёл во время очередного «пикника на обочине», оставив шофёру Ибрагиму на капоте пару пачек «Далласа» и пожелав русской семье благополучно добраться до своих.
В подвернувшемся полночном троллейбусе узнал у весёлой кучки молодёжи, как проехать отсюда на «Квадрат», но тут же получил совет:
- Ты это, слышь… не суйся туда сегодня, там голимо стало. На днях махалово было и полисы гнилые всех, блин, повинтили!
Ясно. Бог с ним, с «Квадратом»!
Не доезжая до вокзала, забрёл во двор подковообразного старого дома и устроился там на скамейке - переспать до утра.
ГлАвА дЕвЯтНаДцАтАя: ПРИЯТНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ О КРАСНОАРМЕЙСКЕ
Спалось неплохо, даже с удобством: нашлась рядом такая роскошь, как куски толстого рифлёного картона от коробок из-под диковинных каких-то фруктов, маракуйи или манго - они послужили недурственным матрасом, на котором я и вытянулся вдоль скамьи. Рюкзак положил под голову. Единственной помехой спанью были кошка с котом, полночи выяснявшие вокруг меня отношения дурными голосами. Один рьяно преследовал другую, и лишь после того, как ему удалось настичь её прямо на скамейке у моих ног, они утихомирились.
Наутро вместе с лучами солнца покрыли соседние скамейки пенсионеры с пенсионерками. Проснувшись, я увидел, что их интерес к моей бродягообразной персоне в их дворе как раз подошёл к грани нездорового, и поспешил удалиться, вспомнив попытку ночёвки в парадном дома Нижнего Новгорода.
Пошёл на вокзал. Там по схеме-чеканке на стене убедился, что разветвлённая сеть пригородного сообщения и в самом деле, как говорили мне на «Квадрате», не выходит за пределы границ города, растянутого на 100 км вдоль Волги. Одна ветка, правда, тянется в нужном мне направлении, то есть к Волгодонску, и по ней раз в сутки ходит грузо-пассажирский поезд через Котельниково, но отправляется он по ночам. Да я гораздо раньше доберусь до этого самого Котельниково, не буду ждать!
Запасся хлебом в ларьке и водой в какой-то поликлинике, разузнал у местных, где находится трасса в нужном мне направлении, и проехал в электричке несколько станций до Красноармейска, откуда, как прикинул, проще до неё доберусь.
Красноармейск… Раньше я и не знал о таком городе - точнее, районе Волгограда, - да и теперь не отложился бы он в мозгу, как и десятки других пройденных городов (тем более что название его самое типичное и ни о чём не говорит), если бы не случай, что оставил о нём добрую память.
Без особой цели я прошёл после электрички в такой же стереотипный, как и название города, квартал из девяти- и пятиэтажек, совсем как у нас где-нибудь на Гражданке или в Озерках, в Купчино или Весёлом Посёлке. Сел на скамейку во дворе - перевести дух и осмотреться.
Поблизости играл мальчик лет пяти. Играл, как и все мальчики – гонял мячик, залезал на дерево, а выгуливала его молодо выглядевшая женщина. Думал – мама, оказалось потом - бабушка. Она присела на другой конец скамейки, и тут чутьё мне подсказало: надо с ней заговорить! Уж очень благожелательный вид у неё был. Я спросил смиренно: не подскажет ли она, где поблизости находятся магазины - хозяйственный и галантерейный, прикупить некоторые мелочи вроде ниток, молний и прочего. Она любезно и обстоятельно мне всё разъяснила, а после спросила:
- Как же вы будете ходить с таким рюкзаком?
- Да как-то негде оставить.
- А вы оставьте у нас! Мы тут живём, на втором этаже.
- Это было бы замечательно. Очень буду вам благодарен!
- Ну, пойдёмте! Вы что, путешествуете?
- Да, уже возвращаюсь.
- Куда, если не секрет?
- В Петербург.
- Ой, да мы ведь тоже туда едем через неделю! На своей машине. Хотите – давайте с нами!
- Спасибо, но… я сам доберусь, пожалуй, даже раньше. У вас там родные?
- Да, у меня там сестра живёт.
- Через неделю – слишком долго, да ещё на дорогу накиньте пару дней. Мне бы надо числу к 5-му уже вернуться, чтобы успеть на работу.
- А вы кем работаете?
- Музыке учу.
- Какой вы молодец, прекрасное занятие! А у меня сестра, которая живёт там, поёт в хоре. Хор Сандлера, знаете?
- Конечно, знаю! Я и сам когда-то хотел к нему в хор устроиться, ещё при жизни самого Григория Моисеевича, проходил прослушивание. Только не было времени посещать.
- А она туда ходит уже давно, много лет.
Вот так, слово за слово, мы и пришли к ним домой. Можете не верить, но есть же ещё такие люди! Простые и отзывчивые к каждому встречному. Возможно, эти традиции привезены издалека: три года назад они переехали сюда с Камчатки. А может быть, и в центральной полосе русское гостеприимство ещё не перевелось? Валентина Николаевна преподаёт языки в школе. Есть дочь и сын, от тех – внук и внучка.
Рюкзак я оставил у них в прихожей. Договорились, что вернусь часа через три – четыре. И пошёл налегке знакомиться с городом.
После походов по магазинам я отправился мимо Дворца Культуры в парк, где находятся шлюзы имени Сталина, полюбовался этим внушительным массивным сооружением и долго не мог накупаться в одном из тихих волжских заливов. На обратном пути купил большой арбуз в подарок хозяевам. Возвращаюсь – а там меня уже ждёт обед из трёх блюд, а вместо Валентины Николаевны – её мама Мария Абрамовна Субботина (мы потом переписывались, потому я и знаю полное имя). Та-то ушла на работу или ещё куда – не помню уж, больше я с ней не встречался, а с мамашей мы после обеда незабываемо провели время: музицировали на пианино, пели рождественские песни на немецком языке, которые я помнил с детства (она из поволжских немцев) и листали семейные альбомы. Обожаю рассматривать пожелтевшие фотографии, пусть даже и не своих предков, а вовсе незнакомых людей, - меня привлекает то, что называется ароматом эпохи. Мальчику Никите я подарил детскую книжку.
И когда я покинул эту доброжелательную квартиру, у меня остались о Красноармейске самые приятные воспоминания, о чём я потом сюда и написал, а присланное заодно фото меня с детьми было вклеено в тот самый альбом, о чём Мария Абрамовна с удовольствием сообщила мне в ответном письме.
Город проводил меня фруктами: урожай в этом году отменный, и они поэтому валялись на земле повсюду; я наподбирал, идя окраинными домиками, несколько килограммов абрикосов, яблок и черешен, что нападали с веток из-за заборов. Рюкзак заметно отяжелел, зато продовольственная программа была решена по крайней мере на пару дней пути.
Счастливо, Красноармейск!
До новых приятных встреч!
ГлАвА дВаДцАтАя: СКВОЗЬ ВОЛГОГРАДСКИЕ ПОЛЯ
Хорошего понемножку, пора двигаться дальше. И я двинулся через частный сектор в поисках автовокзала и шоссе к Ростову (не Великому, а который -на-Дону). Почему Ростову? Потому, что в Волгодонск, куда я, ещё будучи в Астрахани, надумал заглянуть обратною дорогою, можно попасть отсюда только в объезд Цимлянского водохранилища, я это выяснил по «стопнику»; а из этого следует, что отрезок пути километров в полтораста необходимо проехать по трассе на Ростов - через Октябрьский, Котельниково и Дубовское, от которого уже и отходит дорога на Волгодонск. Таким образом, после почти четырёхсот вёрст следования на север приходилось резко свернуть практически на юго-запад. Ранее срезать никак было невозможно, там сухие калмыцкие степи, где я мог бы увязнуть вроде юноши Грина. Оттого и острый угол в моём маршруте. И как же замечательно, что на этом крутом повороте повстречались мне такие прекрасные люди!
Найдя автовокзал и лишний раз убедившись в кусаемости цен на цивильные разъезды (автобус из Красноармейска в Волгодонск ходит дважды в сутки и стоит, помнится мне, 86 тысяч!), я протопал с пяток километров по шоссе к выходу из города, вновь готовясь морально к автостопу. Ничего не попишешь, надобно продолжать эту практику.
Пока что неуверенно, переступая внутренний барьер (помня ещё начало перегона Саратов - Волгоград), вздымал руку навстречу пробегающим автомашинам.
И всё же меня брали. Брали! - вот что значит опыт. К ночи удалось достичь Котельникова, где я и заночевал.
Дорогою шли всё больше поля - ржаные, овсяные, пшеничные. Колосья зреют, наливаются и… осыпаются неубранными. Безотрадная вообще-то картина. Причина – перешибленная на сегодня аграрная экономика: на уборку полей положено бросить, допустим, двадцать штук комбайнов, а председатель колхоза в состоянии выделить только десять, да и из десятка того реально выходит на уборку лишь половина, остальные неисправны. А на ремонт, как водится, нет ни денег, ни запчастей.
О таком положении полевых дел поведали местные жители, что подбрасывали меня.
Теперь понятно, почему не удалось мне прокатиться на товарном поезде в зерне, где «можно мягко лежать и смотреть в небо».
Я поинтересовался: а нельзя ли убрать хлеб по старинке, жатвой вручную? Нет, отвечали, где ж набрать на такие пространства людей, умеющих это делать, да серпов на всех, да, опять-таки, денег?
Словом, уборка урожая – самая больная здесь проблема.
Бритый мускулистый парень за рулём «Нивы», с голосом сиплым и грубым, но неожиданно культурной речью, безо всякой предполагаемой нецензурщины, рассказал мне, пока подвозил до Октябрьского, что одно время он держал своё поле, бахчу. На прополку нанимал людей - 4 тысячи рублей за проход одной гряды. А больше трёх-четырёх гряд даже физически выносливый человек не в силах пройти за день. Я удивился: всего 15 тысяч в день!? За такую каторгу? Такие у нас расценки, ответил он. Здесь и это считается деньгами. А куда деваться, если заказать товарный вагон для перевозки бахчевых, например, в ту же Москву стоит 18 миллионов! Прибыли, выходит, почти никакой, больше мороки. Пришлось своё фермерство оставить, заключил он. А как хотелось бы развернуться, да и людям дать работу! Душат налоговики.
Мне этот парень понравился: настоящий хозяин. Таким бы и доверить землю! Не осыпались бы тогда колосья, не простаивала бы техника.
…Тощий анемичный водитель допотопного «Москвича-302», углядев по пути в Котельниково на мне крестик, подарок макарьевского священника, протянул разочаровано:
- А-а, так ты из этих… как вас там называют - мессиями, что ли? Подвозил я на днях таких. Всё в Писание своё мне тыкали - как, значит, жить надо по-правильному, по-ихнему.
Из его рассказа я понял, что были то адвентисты Седьмого Дня, баптисты либо представители подобной протестантской конфессии. И поспешил успокоить его, сказав, что я не «из этих» и отягощать его своими проповедями не собираюсь. Те вообще, между прочим, крестов не носят.
…Под утро, когда я спал в лесочке неподалёку от котельниковского элеватора, прогремел вдалеке поезд - тот самый, на который я мог бы сесть ночью в Волгограде, но хорошо, что не сел: и выспался, и сэкономил, и пообщался интересно.
Общение продолжалось и на следующий день – в автомобилях, грузовичках и прочих колёсных средствах. Объясняя свой заезд в Волгодонск, я говорил о Хранителях радуги. И слышал о них самые разные отзывы.
- Хорошие парни! Благое дело делают, борются за экологию.
- Ублюдки! Работать не дают. Из-за них столько людей могут место потерять!
- Отчаянные ребята! Представляете, что сделали? Перекрыли подъезд к атомной станции металлическими бочками, залили их бетоном и сами себя приковали к ним цепями! Теперь не проехать туда. Озлобились, конечно, рабочие. Но эти пока держатся! Стойкие они.
- Эй, ты поосторожней там! Вчера передача была по местному телевидению о заварухе у них в лагере: местные работяги избили этих Хранителей и палатки их разнесли. Поберегись лучше!
- Это герои настоящие! О них надо большой фильм снять и всем показать.
- Дурью маются! Всё равно без электричества страна - ни туда, ни сюда. И атомные станции стояли и будут стоять, они самые выгодные. Ничего пока лучшего не придумано. А эти – не работают и другим не дают!
Такого мнения держался мой последний водитель, хозяин «Ауди», содравший с меня 5 тысяч, но зато подбросивший прямо к центру города. Я ответил ему, что хочу только посмотреть на них и составить мнение, что они за человеки такие.
- Что ж! Посмотри, посмотри, - и вывез меня с этими словами на одну из центральных площадей. - Вон они стоят, соколы. Иди, смотри!
(переход к следующей главе: http://www.proza.ru/2010/02/20/350 )