ПОСЛЕДНИЙ ШЛАГ ВОСЬМЁРКИ
Часть 3. БЕЛЫЕ ЛАБИРИНТЫ
Глава 2. Ледовые капканы
Девятнадцатого августа покидаем бухту Демаркейшн.
Девятибалльная перемычка должна была отойти чуть на восток, по нашему пути. Она и отошла: пока идём по трём баллам, не больше. Прошли границу США и Канады; где-то там, на берегу торчит соответствующая двухметровая белая стела. Вот теперь уж точно – гуд бай, Америка, где я не был никогда (во всяком случае, виз с соответствующими отметками нет). И прямо по курсу, насколько хватает глаз – сплочённые паковые поля. Их всё же можно обойти со стороны берега, не приближаясь к нему ближе пяти-шести миль. Правда, приходится то забирать к норду, то спускаться южнее – получается замысловатый зигзаг, но генеральный курс как раз тот, что нужен: вдоль пляжа Комакук-Бич, да мимо косы Куналук-Спит прямо к острову Хёршел, который нам нужно оставить к зюйду.
Интересны местные названия – их этимология сплетает воедино старинные индейские слова и английские «пляж», «коса», «бухта»...
Сдаю вахту и иду «в люлю» на заслуженный отдых. А потом меня будят на обед и, стуча ложками, наперебой рассказывают, что чуть не наехали на семейку белых медведей, что отсняли кучу кадров, что там мама с детёнышем, что… Что ж теперь, вообще спать не ложиться, что ли?
Проходы между льдинами становятся всё уже (похоже, фраза начинает приедаться), и в один прекрасный момент выясняется, что идти дальше просто некуда. Приехали.
Обрывистый западный берег острова Хёршел впереди по курсу милях в четырёх. Кругом нас сплошной пак – ясно, что догнали эту девятибалльную перемычку и влезли в неё. Ветер и течение попутные, стоим лагом к большой и надёжной льдине.
Аркадий выносит наверх два ледовых якоря (вообще-то это обыкновенные самодельные якоря Матросова*). Я вяжу к ним капроновые концы, после чего якоря выбрасываются на льдину, где Виктор забивает их в лёд кувалдой (на военном флоте часто говорят «кувадлой»). Процесс для всех, кроме кэпа и Аркадия, нов и непривычен, но оказывается на редкость простым. По сути, обычная постановка на шпринг, если иметь в виду якоря, а вообще-то – банальная швартовка, только не к пирсу, а ко льдине. Фотографируемся и, конечно же, спрыскиваем стоянку (тут имеется в виду разведённый спирт).
* Якорь Матросова – разновидность современного типа якорей.
В двадцати метрах от яхты Виктор тут же находит большую снежницу с прекрасной чистой водой, и теперь почти до самого конца нашей вахты я бегаю с ведром и канистрой туда-обратно. Дима с Аркадием заливают воду в танки. Всего натаскали литров триста пятьдесят, может, чуть меньше – «под завязку» – и поэтому я засыпаю ещё до того, как залезаю в койку. Перед этим мы неожиданно для себя выясняем, что нашу льдину дрейфует со скоростью почти два узла, да ещё в точно нужном нам направлении. Это вызывает очередной приступ веселья у всех членов экипажа.
И впрямь, где это видано? – стоим себе, не напрягаемся, паруса спущены, дизель спит, и в то же время размеренно топаем точно по проложенному курсу, да ещё кормой вперёд… Из воды торчит голова удивлённого лахтака – «ну, вы, мужики, даёте!» А что – мы? Это не мы, это ещё Нансен придумал такой способ путешествовать в Арктике вместе со льдами.
Вспомнилась шаолиньская мудрость: будь спокоен подобно зеркальной поверхности реки, и течение пронесёт мимо тебя труп твоего врага… В данный момент, благодаря тому, что мы не рыпаемся, проносит как раз нас – проносит мимо торчащего на пути острова Хёршел.
За дам этого самого острова пить не стали – непонятно почему, просто как-то упустили этот момент; сначала выпили за первую ледовую стоянку, потом просто за дам, причём каждый имел в виду что-то своё, глубоко личное. Ну, и за тех, кто в море – это уж как положено.
Меня заело: Анатолий рисует, я тоже хочу. С карандашом я иногда дружу, поэтому сел и за пять минут выдал шедевр: накренившаяся от напора льдов яхта «Апостол Андрей», а среди торосов сидит белый медведь и смотрит. Семёнов посмотрел и промычал что-то неопределённое. К этой картинке мы ещё вернёмся.
В четыре часа ночи (но где-то там, в облаках на горизонте уже взошло солнце) встаём на вахту, и примерно через час Николай принимает решение идти дальше, потому что появились многочисленные проходы. Мимо острова Хёршел нас давно пронесло, и он чернеет далеко на зюйд-весте жирной чёрной полосой. Фактически мы уже вошли в залив Маккензи, который огромным треугольником врезается в северный берег Канады. Южная вершина треугольника – дельта одноимённой реки, несущей в холодный океан относительно тёплую воду, поэтому сейчас там, в самом углу, льдов нет. Кроме тёплой воды, река несёт ещё и частицы грунта, и оттого восточная половина залива очень мелкая, от двадцати метров до двадцати сантиметров. Нам нужно пересечь залив почти по параллели 69.40'N, обогнуть ряд небольших островков и завернуть направо, на зюйд, в обширную бухту Кугмаллит, а в ней – вожделенный Тактояктук. Поэтому, лавируя между льдинами и отыскивая проходы, мы стараемся держать курс ост, но получается очень плохо: из-за ледовых полей мы то вынуждены забираться на норд-ост, то сваливаться почти к зюйду.
В какой-то момент мы даже выскакиваем на практически чистую воду с редкими отдельными льдинками и даже кричим «ура», но на горизонте снова белеет сплошная белая зубастая полоса торосов и ропаков. Ледовые карты запаздывают и не отражают точную обстановку. Вернее, они почти отражают, но пока эту обстановку изучат в канадском метеоцентре (или как он там у них называется) и составят карту, пока её утвердят и вывесят в Интернете, пока Ольга её скачает, обесцветит и обрежет (чтобы не слать нам проклятые лишние килобайты), да пока мы сможем поймать этот неуловимый спутник и с двухсотой попытки слить почту с сервера… вот и проходят минимум сутки, а то и больше. За это время сошедшие с ума ветер и течения основательно меняют всю картинку. Где написано «9+», там два-четыре, где «1» и «3» – там уже всё забито напрочь. Вообще нам до зарезу нужен южный ветер, который отгонит лёд от берегов в море и даст нам дорогу.
Два последних года здешняя ледовая обстановка была куда благоприятней. В своё время наш основной партнёр-конкурент, немец Арвед Фукс, без проблем прошёл на своём деревянном (!) гафельном кече «Дагмар Он» тот самый маршрут, по которому сейчас пробиваемся мы (только он шёл с востока на запад, то есть наоборот). В 1998-99 годах «Апостол» с треском ломился через Северный морской путь, где всё тот же Арвед и француз Эрик Броссье (яхта «Вагабон»*) сейчас идут из Мурманска почти по чистой воде и уже добрались до Тикси… Такое впечатление, будто стихия к ним благоволит, а нас всю дорогу проверяет на крепость – не отдадутся ли у нас гайки? Ну в самом деле, где эти южные ветра? Сплошной норд-вест, который набивает лёд у нас на пути и тут же смыкает его за кормой «Апостола».
* Вообще-то, правильно его яхта называется «Vagabond II».
Страсть как хочется постоять под горячим душем. Анатолий глянул на карту, мечтательно пожевал губами, довольно улыбнулся и авторитетно заявил:
– Через сутки будем в Тактояктуке. Тут осталось-то…
Сдали вахту команде Аркадия и ушли вниз спать. Сон был неспокойный, снаружи постоянно скрежетало и грохотало, яхта с треском проламывалась сквозь лёд. А когда проснулись, обнаружили, что опять стоим на ледовых якорях. Оказывается, снова приплыли. Во все стороны – сплошные серо-белые поля, да и те наглухо сомкнулись, пока мы обедали и оценивали обстановку.
Красота! Куда ни глянь вокруг – чистые десять баллов. И ветер с норд-веста (а откуда же ещё?). Команда Аркадия – прямо диверсанты какие-то. Уже третий раз в ледовый тупик заводят.
Пока не поздно, кое-как распихали толкучку из льдин и привязались правым бортом к большому полю, метров сто пятьдесят в диаметре. Посреди поля торчит ледяная горка, возле неё несколько бирюзовых снежниц. За горкой – две лагуны, одна поменьше, и входа в неё нет, другая метров сорок диаметром, в неё есть отличный вход, да только до него не доберёшься. Ну и что дальше? Провозгласили тост за дам бухты Маккензи…
Вообще правильно говорить: «залив Маккензи», но мы как-то сразу обозвали его бухтой, да так и пошло-поехало, хотя для бухты великовато будет.
К вечеру яхта получила крен на левый борт, градуса два. Поджимают льдинки, сдавливают… А чуть попозже – трррах! блямс!! кррак!!! – яхту с грохотом выжало носом на нашу же льдину, крен уже десять градусов, дифферентометра у нас нет, но нос почти полностью на льду, а корма просела сантиметров на тридцать ниже ватерлинии. И продолжает давить-выдавливать, всё скрипит и стонет. В голову полезли разнообразные мысли, поскольку обстановочка… кгм… ну, скажем так: возможны варианты. Может получиться и так, что всё, отплавались. А может, и пронесёт. Лишь бы не отломило фальшкиль. Льдам-то всё едино – давят и давят, ничем их не сдержать. На дворе – двадцатое августа. Как в анекдоте: «такое вот хреновое лето».
Возникла мысль обрубить лёд из-под носа, чтобы яхта встала на ровный киль, но тут же была отвергнута, потому как толку мало, всё равно выдавит снова, и ситуация только ухудшится. И потом, с таким же успехом можно пилить лобзиком баобаб.
Попытка «достать» спутник провалилась с треском. Их, этих спутников системы «Инмарсат», всего четыре, они висят по экватору на геостационарной орбите. Экватор, понятно, где-то на юге, юг у нас по правому борту. А правый борт задран вверх (крен же), и зеркало антенны под своим кожухом печально глядит в бездонное синее (вернее, серое) небо. В космос, на Альфу Волопаса, но никак не на экваториальную орбиту. Вот весело: теперь ни погоды, ни ледовых карт.
Коротковолновая связь тоже ужасная: что-то такое происходит в атмосфере, треск и дикие помехи, ничего не разберёшь. Настроение у всех слегка подавленное, хотя внешне все это дело тщательно скрывают – шуточки, улыбочки, приколы… Решили назавтра отвинтить антенну вместе с подставкой от кронштейна (она на бизань-мачте, на уровне краспиц), что-нибудь под неё такое слева подложить и принудительно наклонить её к зюйдовой стороне горизонта. Да хотя бы и на руках подержать, лишь бы сеанс связи провести. А пока… пока попоём что-нибудь философское под гитару и спать.
Толчки в левый борт продолжаются; на корму слева наползла отвратительная чумазая льдина – наполовину вылезла из воды и начала с наглой методичностью выкорчёвывать кормовой релинг, к которому привязаны канистры с соляркой и бензином. Анатолий пошёл и ловко обтесал её топором. Толку-то…
Ночь прошла неспокойно, со скрипом и идиотскими сновидениями. Крен уже двенадцать градусов на левый борт.
Тут кому-то на глаза попалась моя картинка, нацарапанная у острова Хёршел. «Ты! Ясновидец несчастный!!! Вот кто всё это накаркал!» Ну почему же так вот сразу – «накаркал»? Не накаркал, а это… в будущее заглянул… Сам того не зная. Бывает. Я ж нечаянно. Примерно вот так же в своё время некий журналист «накаркал» извержение Кракатау. И «Титаник» – не помню имя писателя, но за несколько лет до катастрофы была написана книга про гигантское пассажирское судно «Титан», а потом всё совпало почти до мелочей…
По яхте прошла строгая команда: Завражному карандаш и бумагу в руки не давать. Хи-хи.
Утром отвинтили антенну «Инмарсата» (опять поднимали Семёнова на мачту). Он снял кожух и долго пытался наклонить антенну так, чтобы она смотрела на горизонт, а не в небеса. Николай в это время пытал телефон. Спутник, ау! Но... «не выходит каменный цветок». КВ-связь тоже ничуть не лучше, опять что-то жуткое творится в атмосфере. Имея право на сон перед вахтой, я отправился в каюту: извечная флотская мудрость гласит, что не выспаться всегда успеешь. Но не успел толком прикорнуть, как лукавая Арктика преподнесла ещё один сюрприз.
Я, когда сплю на своей «киреевской» коечке, использую такую алюминиевую трубу с натянутым брезентом, которая играет роль закладушки, предотвращающей моё падение со второго яруса, если яхта идёт с креном на левый борт. Причём делаю это даже тогда, когда никаких кренов нет, а яхта вообще стоит на месте. Просто привычка выработалась, что ли, да и как-то уютнее мне с этой трубой. Так вот, едва я начал упадать в объятия Морфея, как вдруг мне прямо в ухо восторженно заорал Литау: «Юрка! Вставай быстрей! К нам медведь идёт!»
Выскакивая из коечки, я напрочь снёс эту трубу, согнув её посередине, и она до сих пор кривая – память о близкой встрече с юным хозяином Арктики.
Откуда-то с северо-востока, вразвалочку, периодически задирая чёрный нос, смешно вытягивая шею и нюхая незнакомые запахи… ну точно, медведь! Пахло от нас, скорее всего, соляркой, потому что только что заряжали аккумуляторы и откачивали лишнюю водичку из-под пайол.
Дистанция примерно три-четыре льдины от нас; судя по размерам и ещё не огрубевшим чертам мордахи – двухлеток.
Николай задрал голову и спросил сидящего на мачте Анатолия, не спустить ли его вниз, но тот, напротив, попросил поднять повыше.
Я пробил несколько дырок в банке сгущёнки. Аркадий: «Смотри, свою порцию отдаёшь!» Лучше Витьки никто не кинет… Размахнувшись, Виктор зашвырнул её прямо зверю под нос. Тот недоверчиво понюхал, лизнул…
Сгущёнка – это вещь. Зверюга прижал от наслаждения уши и зажмурил глаза. И лизал эту банку – то лёжа, то сев на попку. Потом встал, снова понюхал воздух, поразмыслил и потопал прямо к нам. Все ощерились объективами. Николай напялил на голову белый защитный колпак от антенны (замаскировался) и вообще вылез на лёд. Но не слишком ли близко уже? Здесь вам не зоопарк... то есть нам. Не знаю, как камчадал Виктор, а мне как-то раз довелось видеть только что освежёванный и выпотрошенный медведем человеческий труп. Правда, не белым медведем, а бурым, но это сути не меняет. Я не трус, но я боюсь. В данный момент все мы были всего лишь обедом, которого медведю хватит не на один день. Он, конечно, молодой, но…
Я представил себе – вот мы сейчас всей толпой с воплями полезем в люк, и будет давка, и кому-то повезёт чуть меньше других... Слазил вниз, вытащил ракету и фальшфейер. Вообще-то, у Николая есть помповое ружьё, но оно лежит в каюте разобранное и упакованное – мы ж мирные люди. Ракету я дал невозмутимому Аркадию. К этому моменту все уже были на борту.
Медведя заинтересовал носовой ледовый якорь; он лихо перебрался прямо на нашу большую льдину. Нашему восторгу не было границ, потому что он был весь такой светло-бежевый, гладкий и пушистый, с очаровательным носиком, глазками и ушками, ну прямо игрушечный и плюшевый. И очень хотелось его погладить. Однако дураков нет, всё же самый коварный хищник на планете.
Ознакомившись с якорем, он обошёл снежницу, а когда до борта осталось всего метров пять, вдруг встал на задние лапы, правым боком к яхте, и это вызвало непроизвольное движение экипажа в сторону люка… Может, ему просто стало интересно, где у нас кормовой якорь, может, ещё что, но после этого он окончательно принял решение познакомиться с нами вплотную. В нём явно сквозило любопытство, а вот где оно переходит в чувство аппетита, никто из нас точно не знал.
Игрушечки закончились. Аркадий быстро направил в сторону медведя (не в него самого, конечно, а рядом, что ж мы – звери?) уже подготовленную к выстрелу ракетницу и дёрнул за верёвочку. Бабах; ракета вылетела, но почему-то, не долетев до медведя метр, вдруг резко вильнула вправо, описала широкий полукруг, с шипением пронеслась в сторону кормы, громко стукнулась в бизань-мачту, срикошетировала в грот, а оттуда – в торосы возле носового якоря. Там подымила, посверкала и с усталым сипом затихла. Запахло кислой гарью от вышибного заряда.
Мы обалдели: такого поведения от пиротехники не ожидал никто. Медведь – тем более. С удивлённой и явно обиженной миной он помотал головой, словно отгоняя кошмар, развернулся и презрительно пошёл прочь, изредка оглядываясь. Обширная попка перекатывалась и вихляла в такт шагам.
Отойдя метров на сто, мишка аккуратно присел и облегчился – не иначе, сильно напугался. Ещё бы, эти чокнутые русские, чуть сами себя не поубивали. Минут пять умка занимался педикюром своей левой задней ноги, а потом не спеша утопал в пампасы... пардон, в торосы. Мы ещё с полчаса возбуждённо обсуждали происшедшее.
Вообще-то, кидать белому медведю сгущёнку – непростительная глупость. Отведав разок цивильной пищи, он будет искать её повсюду, и в итоге всё равно придёт к человеческому жилью. В жизни обычно так и происходит. В культурной Канаде навязчивых медведей отлавливают пачками и на вертолётах увозят куда подальше от людей; у нас же с ними не цацкаются – бабах, и вся недолга. Так что в том, что медведи иногда употребляют в пищу людей, всегда виноваты сами люди.
М-да.
А ещё через пару часов – снова тррах-блямс-кряк! – яхта встала на ровный киль. Сама! Видно, пригрело, подтаяло, отжало…
К этому времени с помощью GPS мы уже отметили непостоянный и хаотичный дрейф нашей большой льдины самыми изощрёнными зигзагами. Очевидно, тут накладываются друг на друга и ветер, и береговое аляскинское течение, и течение от Маккензи, и приливно-отливные волны, и Бог весть что ещё.
Антенну поставили на место и накрыли колпаком, как положено.
К вечеру ветер совсем стих (интересно, подует юг или нет?), появились небольшие полоски воды между льдинами, а сами льдины (почему-то все кроме нашей) явно поплыли на восток. Ура? Смутное ощущение тревоги: когда яхту поставило на место, она кормой сильно сдала назад, где у льдины под водой торчит мощный таран. Был ощутимый удар. Повредились или нет? Посмотрели с Аркадием, но ничего не увидели, потому что лёд мешает.
Аркадий обычно невозмутим. Он не любит источать речи попусту, и рот открывает весьма редко, но в эти нечастые моменты своими формулировками, как правило, попадает прямо в точку. Он работает тренером по парусному спорту в московском яхт-клубе «Буревестник», развеивая у детишек излишнюю романтику и показывая на собственном примере, что быть яхтсменом – труд весьма непростой, а порой и просто тяжкий. Число пройденных по океану миль у него такое же, как у Николая, и в вопросах управления яхтой у них порой бывают стычки. После стычек Аркадий либо садится за компьютер раскладывать пасьянс, либо молча уходит на верхнюю палубу. Лицо у него при этом ничего не выражает, хотя он может и психануть. Когда тебе за полтинник, нервы надо беречь, тем более что оба они отходчивы (особенно Николай), да и не время сейчас выяснять отношения – обстановка не позволяет. Впереди ещё много трудных миль, и их нужно не просто пройти, а пройти достойно.
Печально, но мои отношения с Аркадием складываются не так, как мне того хотелось бы. Кто из нас двоих тут виноват – покажет время, сейчас некогда. Сжимай зубы, если обидно, и делай хорошую мину. Он старпом, так что терпи. Терплю. Но получается, увы, не всегда. Просто мы с ним разные, вот и всё. Мы не нравимся друг другу, и оба это знаем.
Заработала КВ-связь и (чудо!) «Инмарсат», да ещё такой мощный сигнал! Получили от Ольги ледовую карту. Красота: к норду пять баллов, к осту и зюйд-осту – два-четыре. Словом, имеется только одна косая десятимильная перемычка в девять-десять баллов, и наша яхта прямо посреди неё. Ну, попали… вот было б у нас динамита чуть побольше... а динамита, если честно, нет совсем.
Виктор ходит кругами и размышляет, как бы закопать в льдину мусор. Лопаты на яхте, понятно, нет. Вот тут и напрашивается поправочка к «Справочнику яхтсмена» Боба Бонда и ко всем остальным парусным учебникам. Почему нигде не сказано, что на яхте нужно иметь лопату? Как вообще можно плавать без лопаты – самого что ни на есть морского предмета? И без кирки? И без динамита?
На следующий день подул юг, но подул так, что назвать это дутьём язык не поворачивается. Однако льдины вокруг начинает понемногу растаскивать, вдалеке образовалось разводье… ещё одно… ой, соединились! Та-ак…
Нас таскает по кругу в радиусе полтораста метров. Туды-сюды.
Неунывающий Анатолий снял обувь и демонстративно пошёл гулять по льдине босиком. Со стороны – то ли шиза косит наши ряды, то ли боцман всерьёз начал готовиться к зимовке. А что? Коли не вырвемся, то придётся здесь куковать до упора, а через неделю-полторы начнёт подмораживать... В тюркских языках есть такое слово «йок». Только и останется – собрать минимум личных вещей и перевернуть спасательный буй вверх ногами, давая MAYDAY. Обидно за Литау: десять лет жизни насмарку. И яхту жалко, конечно.
Короче, в голову лезет мура, но мура небезосновательная. Прогноз же по-прежнему обещает юг, причём аж до восьми метров в секунду, а из российского метеоцентра – чуть ли не до штормового. Ну и где оно это всё? Образовавшиеся просветы во льдах снова сомкнулись. Яхта по-прежнему стоит затёртая. Грустно, девицы.
Наутро льды вдруг стали как-то реже, что ли. Юг никакой не дует, тишина, солнце. А лёд, как весной на Волге, вдруг поплыл куда-то на северо-запад чуть ли не полутораузловой скоростью. Относительно нас. Нашу же льдину почему-то не спеша тащит на север, где карта выдаёт уверенные десять баллов. Мы ничего не можем понять, но всё равно забрезжила возможность вырваться из этой экзотической западни. Играть в Нансена и Де Лонга не хочется, да и задачи у нас не те.
Николай полез на ванты с биноклем на разведку, полчаса сидел там, а когда слез, радостных эмоций на лице не наблюдалось. К тому же, проходя по правому борту, он споткнулся о каретку погона стаксель-шкота и вывернул её ногой. Кусок погона отвалился: болты проржавели напрочь. Поставили каретку на оставшуюся часть погона и привязали к обуху на палубе, чтоб не улетала на левом галсе.
Потом капитан врубил дизель – зарядить аккумуляторы – и немного поработал винтом, чтобы разогнать лёд сзади. Виктор наблюдал за процедурой и первым обратил внимание на то, что буруны от винта выходят не прямо по корме, а куда-то вправо. Покрутили штурвал – вроде крутится легко, но буруны всё там же и туда же. Кинулись к ахтерпику, открыли... Так и есть! Сектор руля сорвало, срезало с баллера, все три болта с оторванными гайками, а узел крепления сектора разогнут и деформирован в яйцо. Шпонку вытянуло из паза и протащило на 90 градусов, едва не размазало. Хорошо, что этот руль делали в Австралии, изменяя, насколько можно, прежнюю конструкцию. Иначе и сам руль бы на дно ушёл, как уже бывало в первой кругосветке.
Нормально подлезть ко всей этой механике невозможно. Махая кувадлой, Литау снова помянул своего любимого персонажа, конструктора яхты. Хорошо, что тот не слышал.
Два часа работы дали определённый положительный результат, руль снова работает, но: большой люфт, штурвал не по центру, и вообще весь этот кустарный ремонт до первой хорошей передряги. Впереди ещё будет много льдов, да мы и из этих пока не вылезли. А пора бы уж!
Запустили дизель и начали протискиваться по разводьям на ост. Бесконечная лавировка по этим всё более расширяющимся каналам приносит свои результаты: вот она, долгожданная вода!
А вода в заливе Маккензи – как в самой мутной октябрьской луже. Серо-коричневая какая-то. Наливаешь в белую кружку и дна не видишь из-за взвешенного ила, продукта тысячелетних стараний самой полноводной канадской реки. Но для нас эта муть сейчас чище хрустальной воды горного ручья, потому что льды кончились. Вернее, они не кончились, конечно, но те, что по-прежнему лежат на пути, мы проскакиваем под всеми парусами на семиузловом ходу. Глубины смешные – полтора-два метра под килём, хотя до берегов ещё чёрт те сколько.
Однако беда никогда не приходит одна.
Мы думали, что легко отделались от ледяного плена – поломкой сектора руля. Но, как говорил мой командир роты в училище, не там-то было. При очередном переходе с парусов на дизель и даче оборотов яхту вдруг сотрясла непонятная вибрация, ходу почти нет, из-под винта ничего не выбурунивается. В то же время от набегающего потока воды вал вращается, значит, винт ещё не совсем потеряли.
Перебрав возможные варианты, остановились пока на двух: либо отвалилась (или погнулась) одна из трёх лопастей, либо срезалась шпонка, и при даче хода гребной вал проворачивается относительно неподвижно застрявшего (почему-то) винта. Я предположил, что намотали какую-нибудь плававшую бяку – трос или сеть, но Аркадий выразительно постучал пальцем по лбу. Ни гидрокостюма, ни акваланга на борту нет, поэтому не нырнёшь и не посмотришь. Поэтому, пока дует какое-то подобие ветра, идём прямо (вернее, в обычную «апостольскую» лавировку, против этого подобия) в Тактояктук.