Alternative History of the Cold War
Однажды Александр Сергеич шел по Невскому и поскользнулся. Ногу, короче, подвернул, сидит у Гостиного двора и делает вид, что иудаизм проповедует. А Пушкина бог даром ясновидения наградил, и он узрел, как под землей лысые головы с шестиконечными татуировками копошатся. Раньше то он ниже рюмочных на Невском взгляд не опускал, а тут перед ним вдруг такое развернулось. А был это, короче, филиал Зоны 51, замаскированный под масонский бильярдный клуб. А Пушкин страсть, как любил бильярд, и быстро прочитав Евгения Онегина задом наперед, к этому масонскому столу, как по ступенькам метро, вниз спустился. А там, значит, все декабристы собрались, и северное и южное общество, а посередине Эдмонд Дантес плюшки гашиша раздает. И Пушкина не пропускает. А эти революционные головы отдельно от тел и от Пушкина в воздухе витают, вопреки законам гравитации – видимо, по принципу нано, и промеж собой про свободу, равенство и братство разговаривают. Ну, Александр Сергеич всем этим идеям, конечно, сочувствовал, но против бильярда не мог устоять и тут же принялся лупить по этим говорящим головам тростью. И такой он мощный был игрок, что загнал их всех во глубину сибирских руд. А потом зашел в кабинку для телепортирования, думал, это просто зеркальный сортир, где можно растрепанные бакенбарды пригладить и тут же перенесся в студию, где битлы не могли название для своего очередного альбома придумать. И как заросшего Джона Леннона с голым лицом увидел, так только и смог сказать – хелп! Проснулся весь в холодном поту, напрочь сбрил бакенбарды и бросился царю звонить. Надо, говорит, Джон Петрович, с декабристов кандалы снять и легкие наркотики разрешить. Потом чувствует, что-то не то, как-то все не по-гусарски, достал из Евгения Онегина любимую закладку, которую ему Наталья Гончарова подарила, и ушел в монастырь.