Метрополитеновый поезд подлетал к станции, одно место освободилось, наконец-то, и я заняла его без раздумий, так как устала.
Да, вот так, прямо с утра, еще не доехав до работы, уже устала.
В метро очень сильно ощущается возраст.
Хотя, духота, пыль и грохот хоть кого состарят минут за тридцать.
Это если ехать сидя.
А если стоя - то и за десять.
Устроившись на сиденьи, мельком глянула на противоположную сторону и обомлела : Маяковский В.В.! Собственной персоной!
Жгучий взгляд из-под революционной кепки, чуть распухший, гриппозный нос, жесткий, четырехугольный рот, поднятый воротник куртки, щегольские лакированные ботинки.
Смотрел В.В. на меня пристально, вызывающе долго не отводя взгляд.
Я лениво подумала о том, что во мне от его «Лилички» разве что туфли. Да, определенно, туфли: старообразного вида (винтаж, мать его!) смешные, на коротком толстом каблучке и с круглыми мысочками.
Улыбаясь, вспомнила бриковскую внешность и зыркнула на «поэта».
Он задумчиво смотрел сквозь меня, словно пытаясь припомнить что-то важное, не вовремя ускользнувшее из памяти.
Я подумала, что совсем недавно сочинила о нем несколько миниатюр в духе Д.Хармса. Просто так, от скуки.
Как там у меня было...
“Любила Лиличка помучить Маяковского. Просто так, от скуки. К тому же, она считала, что ему полезно попереживать и пострадать.
Наденет, бывало, платье черное, прозрачное, а бельё нижнее - “забудет”, да так и выходит к вечернему чаю.
Ося уже самовар раскочегарил, блюдца помыл, чашки расставил. Володичка сидит, что-то на бумажке черкает- стихи пишет.
А тут “королевна” выходит в шляпке и практически голая.
Ося кипятком пальцы ошпаривает, а Поэт желваками на скулах играет и бумажку в урну швыряет.
Мадам томно закатывает глаза и невинно говорит:
- Прогуляюсь - ка я в булошную за сахаром, а то у нас закончился.
Ося - хохотать, а Володя из-за стола выскакивает, и - бегом в булошную.
Позже, после чая, глядя в окно, как Поэт садится в пролетку, Лиля спрашивает мужа:
- Угадай, какая разница между Володей и извозчиком?
Ося молчит, поэтому она сама отвечает, неторопливо садясь за стол:
- Один управляет лошадью, а другой - рифмой.
И, презрительно прищурясь, кидает в камин старую газету.
А поэт в это время, трясясь в пролетке, лихорадочно рифмует:
“Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег..”,
Конечно, она забыла его, как и многих других своих поклонников. Восьмидесятилетней старухой Лиля завершила свою жизнь в одном из европейских отелей, покончив с собой из-за несчастной любви…”
Кажется: исчезли, ушли навсегда люди.
Каждый - отдельная вселенная, космос знаний, мыслей, чувств.
А вот нет-нет, да и занесет в сегодняшний день каким-нибудь ветром времени тень-отголосок сильной личности.
Коварна, однако же, природа, то ли от скуки, то ли от лени, то ли ради хохмы производящая повторы.
Парадокс, но «повтор» наверняка был не в курсе , что он – поэт.
Смотрел себе глазищами, ворочал мыслями, далекими от растрепанных рифм и слов громадья..
Потом, вдруг, резко поднялся и вышел вон.
Да-да, вот так, просто, зашел, поглазел и вышел… на станции Маяковской, разумеется.