Анна Каренина - 2

Герасим Авшарян
Лицо ее выразило ужас смерти. До встречи с последней оставались секунды. Женщина  проваливалась спиной в пространство между двумя вагонами еще движущегося поезда.
   
Как все было?
Я ждал на вокзале. После института.
Дождался. Поезд…
Нет, это была электричка, подходила. Народу было много. Каждый хотел проехать путь сидя. Поэтому люди толпились, образовывая сплошную человеческую массу у каждого вагона, но больше всего – в начале. Так что кондуктору пришлось обратиться с речью к толпившемуся народу:

- Товарищи! Второй и другие вагоны тоже едут в Е.

Сказанные вовремя слова почти всегда полезны. Ведь все были в неведении. Но теперь, поверив кондуктору на слово, люди двинулись к другим вагонам.
Но поезд все еще шел, медленно; не остановился окончательно.

Эта масса и образовала силу, отторгнувшую женщину, от себя - в появившееся за ее спиной пустое пространство. Его не было, пока за ней двигался вагон. Но последний «закончился» и нечему было удержать даму от выталкивающей силы толпы. Как только за спиной исчез вагон, она, стоявшая на краю перрона, стала медленно падать, как большая ваза. 

Помню ее крик... Вытянутые к людям руки...
Я стоял среди толпы. Всегда был плох в таких делах, когда люди, толкая и игнорируя друг друга, стремятся быть первыми. Это ведь во многом так. А здесь – лишь частный случай. 

Это стремление оставить кого-то позади - присуще нам.
Оно свойственно и животным. Но те ведь без разума. Так что это качество даже полезно четвероногим, для выживания. Сам наблюдал как питаются детки крольчихи, отнимая пищу друг у друга. И это хорошо: всем достается. Один отнял у брата, успел чуток погрызть, как у него отнял другой - и т.д.


А женщина падала... В пропасть. Она протягивала руки. Кричала. Поезд медленно останавливался.
Она у меня перед глазами. Молодая. Симпатичная. Ее взгляд, просящий помощи – остался в памяти.

Учился я в институте, в столице. Каждый день, по будням, ездил на электричке туда и обратно. От моего города – сорок пять километров, что-то вроде того.
Эти утомительные путешествия почти в ничто превращали учебу. Возвращаешься домой и не охота ничего делать. Транспорт изматывает. А я из тех, которым лучше оставаться дома и чем-то заняться с утра. Тогда будет результат. А так – пустая трата времени. Почти пустая.

Не могу вспомнить время года. Зима что ли была… Неважно. Но скольжения не было. Значит, не было льда на перроне. Женщина только падала как статуя, влекомая силой тяготения. Живое изваяние, идущее в погибель.

Внизу ее поджидали колеса.
Как страшно было ей. Как хотелось помощи. От людей, ставших причиной ее падения. От множества, вытолкнувшего ее за борт жизни. Да, там она заканчивалась, за гранью перрона.

Слепая сила толпы, движимой эгоизмом.

Жизнь женщины подходила к концу. Так нелепо. Сплотившаяся людская масса подписала ей смертный приговор. Так, между делом, в поисках мест для сидения. Чтобы не стоять всю дорогу.

Женщина отправлялась в мир иной, где, может быть, никогда не будет долго стоять. Где ей будет хорошо. Где не надо будет выживать всякими подручными способами. Где не будет такой грустной жизни. Жизни для кучки избранных.
Или наоборот. В мир мук, где будет еще хуже.

Я тоже умирал вместе с ней.
Умирал духовно. И мой город умирал. Опустевший душевно и экономически, мой город чахнул. И я – с ним. Он тащил меня с собой в пустынную бездну безнадежности.

Пустотой была покрыта моя душа. Не всем улыбается жизнь. Не всем показывает стройные белые зубы удача.
Поезд, переправляющий душу с одного мира в другой... Такова была миссия электрички сегодня. Но…

Но она не состоялась. Из толпы кто-то протянул ей руку. Две руки соединились. Тело женщины, наклонившееся градусов на двадцать-тридцать, двинулось обратно. Она была спасена. И снова стала одним целым с человеческой массой, рвущейся вперед к своему благу.

Все были в электричке, вместе со мной. В путь...