(...исключительно подопытное произведение...)
"...что ты чувствуешь?"
Ее тело привезли вечером в среду. Безвольная молчаливая с разбитой нейрокоробкой на виске. Через неделю она вышла бы замуж. Не вышло. Нам все равно - несчастный случай, автомобильная катастрофа, пьяное хулиганье. Наша задача - сохранить ее мозг. Сохранить сознание. Вернуть. Ее внесли, лучшие мастера принялись за восстановление нейрокоробки. Ее жених, рыдая, кинулся прочь из палаты. Жених не мог вынести этого. Повисла тишина. Двадцать минут операции - мозг был спасен. Не вернулось сознание - оно гарцевало где-то там, по линии жизни и смерти. Она по прежнему молчала и ей, кажется, было все равно. Позвали жениха - тот просиял сквозь шумные слезы. Сказал, что теперь все будет хорошо. Сидел три минуты у ложа. Рассказывал ей, как прекрасна будет их свадьба. Как много будет дорогих подарков. Но девушке было все равно. Она лежала, будто мертвая, хотя и живая. Мы не поверили, что будет прекрасная свадьба. Мы вообще не верили, что она вернется. Разбитая нейрокоробка - шансов на выход из комы минимум. Но жениху мы ничего не сказали. Жених и так слишком много пролил слез. Мы выслушали внимательно его речь о шикарном обручальном кольце для нее, о сотнях гостей на их прекрасной свадьбе. Кивали головой. Говорили, что все будет хорошо. Он ушел. Тут же в палату потекли цветы. Астры, лилии, тюльпаны, георгины. Шипящий запах покрыл воздух. Девушке уже все равно - она готовилась погрузиться в пустую бесконечную тишину, где-то там, вдоль по линии жизни и смерти, - а цветы все текли и текли, душили хриплыми ароматными объятиями. И мы уверялись - она не вернется, она нырнет, останется где-то там. Наутро пришел он. Не жених. Другой. Мы не пускали его, но он сбивчиво объяснял, как его зовут, как он спешил и что она близка ему. Он был взлохмачен, покрыт холодным немым потом. Словно бежал миллиарды верст. Он вошел в палату и сразу взял ее за руку. Не было слез и разговора - лишь напряженная безмолвность застыла в палате. Девушке было все равно - по ее линии покрывалась тихая дрожь. Мы знали точно - она не вернется. Он, кажется, понял тоже, но продолжал сжимать ее руку. Молча, твердо, с нежностью. Кем он был для нее? А цветы все текли - их было громадно. Лианы сладких лепестков свисали из ваз и не было конца их звонкму дыханию. А он все держал руку. Сутки-двое, не раскрывая рта и не было слышно даже обреченного скрипа его зубов. Но девушке было все равно. Лишь цветы, заполонявшие комнату шептали о прекрасной свадьбе, обручальном кольце и дорогих подарках. Мы слышали этот шепот, да проскальзывающие сквозь него рыдания. Смотрели, как он держит ее руку, как молчит, и гадали - кто он для нее? Хотели крикнуть, что она не вернется - она осталась где-то там, вальсировала по тонкой линии. Но он знал без нас. Только все равно держал. Не отпускал, как не отпускают руки ускользающего в небытие счастья. Молчал. Борол яростный свист плывущих цветов. Мы предложили ему выпить. Он отказался, лишь поглаживал пальцы той, застрявшей по линии. И мы пошли вдвоем. Опрокинули по стакану. Удивлялись - кто он ей? Держащий руку, поглаживающий пальцы. Молчавший, сквозь шепелявый визг дурман-цветов. Ей ведь уже все равно - она не вернется, останется где-то там, а он упрямо держит. Кто же он ей? Мы опрокинули еще. А когда вернулись, он лежал на соседнем ложе и нейрокоробка его была разбита. Жорж спросил: - что это с ним? Мы застыли, лишь тягучий запах продолжал кричать и плакать. Я ответил тогда, что он, наверное, решил догнать ее, вернуть, но все это бесполезно, каждый бредет по своей линии и встретиться двум не суждено. Я потрогал его руку - холодна. Потрогал ее - лед. Мертвы, сказал я и Жожр сглотнул. Я прикрыл их простынями, Жорж вызвал могильщиков, не нарушая висевшую мертвую тишину. Потом мы опрокинули еще, сетуя на их судьбу, морщась от воплей гнилых цветов. Гадали, кто он был ей. Молча пили и немой вопрос густел в могильной тишине.
Где-то там они кружили по линии смерти, бесшумно танцевали в цветном расплывчатом облаке.
Где-то там они соскользнули, стремясь пасть в безмолвную гладь и он держал ее за руку.
Где-то там они остались одни вместе.
И мы спорили, кто он ей? А цветы продолжали плыть, но их запах не мог пройти вдоль по линии.
Silent de’Shad
25.09.09