ПОТОМОК ГРИБОЕДОВА
Хранить верность – это достоинство,
познать верность- это честь».
Эбнер Мария Эшенбах
В вечерние часы уходящего года не перестают сновать по улицам автомобили. Зима, ещё не вошедшая в свои права, временами отступает перед нежелающей сдаваться осенью. Та, в свою очередь, стремясь продолжить себя, пытается выдавить из своего существа остатки не отданного в своё время тепла. Она, похожая на старую женщину, рвущуюся показать себя с лучшей стороны, становится доброй для детей, внуков, мужа, не может смириться с тем, что её прежняя свежесть, обаяние и привлекательность ушли в прошлое.
На смену идёт новое явление природы с новыми силами, новыми качествами, новыми эмоциями.
Эта грань перехода качеств из одного состояния в другое выразилась в природе слякотной погодой. Снующие из одного конца в другой автомобили, пролетая на большой скорости, вздыбливают влагу, перемешанную с ещё не растаявшим снегом и дорожной пылью, создают неудобства прохожим на тротуарах, опасающимся быть забрызганными и испачканными.
– Костя, давайте перейдём на противоположную сторону улицы. Там не так будут лететь на нас брызги, а то встречный ветер гонит на нас всю грязь дорог, – предусмотрительно выразилась Ирина Владимировна, миловидная женщина невысокого роста, обращаясь к своему попутчику – молодому журналисту Косте Чулкову, недавно перешедшему работать в пресс-центр организации, где уже много лет работает Ирина.
Одетая в меховую дублёную куртку с капюшоном, чёрные брюки, такого же цвета полусапожки, с модной сумкой на плече, энергичная и расторопная, она казалась намного моложе своих сорокалетних сверстниц.
– Вы – молодец. Даже здесь и то Вы сообразили раньше, чем я мог подумать, – промолвил любезно Константин.
Костя и Ирина, переждав поток мчавшихся машин, перешли проезжую часть улицы, и было, направились по пешеходной её части в своём направлении – домой. Но, подходя к мосту, увидели спускающиеся вниз ступеньки лестницы.
– Может быть, мы пройдём вниз, в загадочную тишину сквера? – предложил Костя.
– Прекрасно, – сказала Ирина, – только Вы, Костя, идите впереди, а я за Вас буду держаться.
– Конечно, Ирина Владимировна.
Оба попутчика, осторожно ступая по скользким обледеневшим ступенькам лестницы, спустились в сквер, покрытый талым снегом. То здесь, то там стояли голые деревья, погрузившиеся в зимний сон. У дорожек сквера кое- где стояли нехитро построенные скамейки.
– Давайте, Костя, вот у этой скамьи остановимся.
Костя поставил на скамейку свой кейс, вытащил из кармана сигареты, решив закурить.
– А мне можно составить Вам компанию?
– Пожалуйста. Но Вы, Ирина Владимировна, насколько мне известно, не курите.
– Иногда курю – когда грусть и тоска находят.
– О чём же сегодня Вы тоскуете?
– Да не тоскую, а просто нахлынули воспоминания...
Ирина Владимировна получила из рук Кости сигарету, тот помог ей прикурить и, затянувшись дымом, она продолжала:
– Вон видите тот дом? – она кивком головы указала на стоявший в стороне от них старинный светлого тона двухэтажный дом, – с ним-то и связаны у меня и тёплые, и печальные воспоминания... Вы знаете, Костя, – затянувшись, очередной раз, продолжала Ирина, – около десяти лет тому назад в этот дом въехала семья переселенцев из Грузии: глава семьи был мастером по изготовлению обуви. Своему ремеслу он обучил и сыновей. Нас случайно свела судьба: он шил обувь, а моя сестра Нина брала её у него и продавала. Однажды сестра взяла меня с собой, чтобы я ей помогла нести приготовленный товар.
Был конец весны: кругом всё цвело и благоухало. Скверик, в котором мы сейчас находимся, был погружён в прохладу. Люди, радуясь ясному дню, оживлённо беседовали, проходя по Александровскому мосту. Нина, подойдя к калитке дома, уверенно надавила на кнопку звонка. Вскоре перед нами появился уже немолодой, но привлекательный мужчина с кудрявой шевелюрой волос, слегка прикрывающий большие, отливающиеся голубизной глаза, в футболке и джинсах. Давно небритое лицо несколько скрадывало его красоту и благородные черты лица.
– Вы сегодня, Нина, не одна? Кто же это такая красавица? — вдруг произнёс незнакомец с акцентом на букву «э», взглянув на меня своими большими глазами.
– Это моя сестра Ирина. Так же, как и я – замужняя, так же как и я, имеет двух детей, – ответила сестра.
– Меня зовут Георгием Сергеевичем, – спокойно отрекомендовался он в свою очередь.
Сказать, что меня поразил его взгляд и он сам — этого мало. Меня он сразил. В душе моей сразу что-то встрепенулось, и я, казалось, поплыла от умиления. Да, я могла смутить мужчину вскружить ему голову одним взглядом, поведением, лёгким флиртом. Но тогда инициатива была у меня! А здесь? А здесь инициативу у меня отняли. Скорее не отняли, а я её не стремилась удерживать. Впервые я почувствовала, что поддалась мужским чарам.
Но я не подала виду. Я тут же отогнала мысль о возможных наших тёплых отношениях в будущем. Чтобы не тревожить себя и, как я поняла, и его, мне не хотелось больше ходить вместе с сестрой Ниной к ним за товаром. И вот, когда в очередной раз пришла к нему Нина, он как бы невзначай спросил: – «А где Ира? Почему она перестала ходить сюда?» — « А это надо спросить у неё. Я дам номер телефона, и Вы ей позвоните».
Вы меня, Константин Петрович, извините за то, что я теперь перед Вами откроюсь. Ведь Вы – ещё молодой и я Вам в любовницы не гожусь. Поэтому слушайте и не осуждайте…
…Я в то время хоть и считалась замужней, но супругой я мужу не была по причине его частой измены. Я нарожала ему детей: думала успокоится, а он, более того, стал ещё и пить. Я долго боролась с ним, пытаясь его перевоспитать, потом стала бороться с собой, чтобы не думать о нём и, в конце концов, чего греха таить, решила: я ведь ещё молодая женщина, а жизнь уходит. Тут, как будто кто свыше послал мне подарок – встречу с Георгием Сергеевичем. А она повторилась после его звонка...
В парке было много народу. Шло гуляние: родители с детьми забавлялись аттракционами, мужчины – пивом, молодежь тусовалась на площадках, из динамиков лилась музыка. Мы выбрали укромное местечко и сели на свободную от людей парковую скамейку. И тогда он мне поведал о том, что он – потомок А. С. Грибоедова. Правду он мне говорил или придумал – для меня это было не так важно. Только я увидела в нём сильного и нежного мужчину с хорошими манерами. Мы долго беседовали, гуляли по парку, утоляли жажду мороженым. Я почувствовала, что мне с ним, с этим практически незнакомым мужчиной, как-то хорошо, и периодически ловила себя на мысли: как мне хочется вот прямо сейчас взять его под руку и идти, идти с ним, прижавшись к нему, к этому плотному мужчине, ощущая его тепло и обаяние. Я была настолько обделена мужским вниманием, что через силу сдерживала себя.
– Вы, Ирочка, на меня произвели сильное впечатление с первой нашей встречи, – заметил Георгий.
– Зачем Вам, Георгий Сергеевич, я нужна? Ведь и Вы, и я – семейные люди. Нельзя же жить и изменять супругам.
– Нэ знаю, зачэм. А что я с собой могу поделать? Погасить пожар? – довольно смело произнёс Георгий, поняв, куда клонится разговор, потом добавил: «Послэ нашэй первой встрэчи в душе моэй вдруг смэрч возник, он взбудоражил разум мой и сэрдце...»
– А это уже что-то похоже на поэзию.
– Видимо, от моего пращура, мной унаслэдована способность сочинять стыхи, а также его лирическая натура. Мне давно нэ приходилось писать стыхи. Наверное, оттого, что нэ было объекта, кому бы я мог излить чувства.
– И Вы для этого выбрали меня?
– Вы догадливы, что больше всэго меня радуэт.
– Давайте, Георгий Сергеевич, будем расставаться. Нет нужды наши отношения углублять. Я этого не хочу. Вам нужна женщина на раз и, чтобы завладеть ею, Вы готовы на всё, а уж на высказывания Вы – горазды, – сказала я ему и собралась уходить.
Солнце начинало прятаться за верхушки деревьев парка, за дома. Духота стала сменяться вечерней прохладой. Георгий посмотрел на меня и спросил: «Зачем Вы так? Я же... Я же... сэрьёзно!».
Я ему ничего не ответила, повернулась и пошла к выходу из парка. У арки я остановилась. Что-то заставило меня повернуться в сторон Георгия. Он продолжал стоять и глядеть мне вслед. Я, улыбнувшись, помахала ему рукой и, не зная зачем, сказала: «Я позвоню».
Я бежала домой, не бежала, а летела. Что-то в душе моей преобразилось. Давно я не ощущала в себе ту радость, тот восторг и то восхищение мужчиной, который, ну прямо сразу, влез в моё сердце. Я представила и другое: вот приду домой, а дома меня встретит мой пьяный муж и грубо набросится на меня: где была, кому улыбалась, паршивка. Это я-то паршивка, которая на него стирает, готовит ему еду? А он частенько многое делает мне назло: то кастрюлю с едой по полу разбросает, то оскорбит, то домой явится среди ночи, разбудит всех ... Сколько же продолжать эту жизнь? Неужели ему можно мне изменять, а я должна испытывать одно горе и унижения?
Я Георгию позвонила дня через два...
Потом были у нас встречи. Вы, Костя, не осудите меня...
Я не могла пройти мимо своего счастья... И где только мы с ним не встречались! На свидания он, как правило, приходил первым и, нередко, с букетом цветов и всегда с угощениями. Для каждой встречи сочинял одно или два четверостишья. Было лето, и это облегчало нашу участь: мы убегали далеко за город, в рощи, перелески, туда, где людей бывает очень мало, и там мы окунались в море любви и плыли, как говорил Георгий, «по лону счастья и забвенья». Для нас в те периоды ничего не существовало, кроме запаха цветов, пенья птиц, шелеста листьев да прохлады лёгкого дуновения ветерка, ласкавшего наши тела под тенью молодых дубков и сосёнок. Мы были на вершине блаженства. Всё: и лес, и близлежащие луга, и поляны, и ласковые солнца лучи, и лёгкий дождичек, и мы, соединённые природой воедино, были рады жизни, рады своему существованию. Но, как говорится, на чужом несчастье своё счастье не построишь. Всему бывает начало и, естественно, – конец. Поводом нашей размолвки стал мой двухнедельный отпуск с отъездом в другой город, куда мы поехали с подругой по работе. Там мы с ней повздорили из-за мелочи. А она, затаив на меня обиду, по приезду наговорила Георгию Сергеевичу уйму гадостей в том числе, будто я, находясь в командировке, вела себя по отношению к Георгию недостойно. У того, видимо, накипело на душе, и он пригласил меня на встречу к той скамье в парке, где мы когда-то начинали свой роман, чтобы выяснить отношения. Я не знала, как пойдёт беседа, но почему-то была спокойна, как никогда.
– Дорогая, – начал он в свойственной ему манере, - что у тэбя за подруга, которая о тэбэ мне наговорила много гадостэй?
– А что конкретно? – спросила я уже не без волнения.
– А то, что, будучи в командыровке, ты нэ упустила своего шанса. Как это понимать?
– Понимай, как хочешь! Я не хочу больше вмешиваться в твою семью. Подружили, и хватит. Да к тому же я мужчин никогда не любила: много чести будет! И теперь не люблю. А то, что ходила на свидание, то – от нечего делать! А больше – из-за любопытства.
От нэчего дэлать? Как можно? Так увлечь мою душу, а потом ...а потом... я же на всё смотрэл сэрьёзно....
Я увидела, как Георгий стал бледнеть. Его всегда розовые губы покрылись синевой, задрожали, голос стих, и только смог он полушёпотом произнести: «Уходитэ,...коварная жэнщина!»
Я, естественно, ушла.
Моя сестра Нина хоть и догадывалась о наших хороших отношениях с Георгием, но подробностей она не могла знать, поскольку я об этом с ней не делилась.
Всегда заботливый, внимательный и обходительный Георгий с радостью встречал сестру, выдавал ей товар, производил расчёты, рекомендовал, как его лучше реализовать. А на прощание всегда говорил: «Передай привет Сулико», т.е. мне.
... А тут сестра мне сообщает: «Георгий сказал, чтоб я больше не приходила за товаром». «Тавара нэ будэт! Ищитэ дураков срэды русскых!» — так и сказал, резко акцентируя на букве «э».
Я всё поняла, но отступать было некуда. Вскоре новые события, новые дела постепенно стали отодвигать на другой план и те воспоминания о прошлом.
Спустя несколько месяцев, как мы прекратили всякие отношения с грузинской семьёй, моей сестре Нине позвонила женщина, назвав себя Ольгой Васильевной, бывшей соседкой грузин, и просила её зайти забрать какие-то вещи. Нина незамедлительно пришла по прежнему адресу, и не столько за вещами, сколько узнать о судьбе Георгия Сергеевича и его семьи. Её встретила пожилая женщина, жившая в соседней с Георгием квартире. Она приветливо пригласила Нину к себе, предложила сесть, открыла ящик комода и вытащила из него запечатанный пакет.
– Этот пакет, Ниночка, я должна отдать из рук в руки Ирине Владимировне. Так меня просил Георгий Сергеевич.
– А почему же Вы меня пригласили?
– Да у меня оказался только Ваш номер телефона.
– Ясно... А где же он сам? – спросила сестра.
– Где он сам? – задумчиво произнесла Ольга Васильевна, – он уехал. Говорят, в Грузию. Я его перед отъездом видела расстроенным, совсем не похожим на того жизнерадостного весельчака, каким он был. Он только попросил меня передать этот пакет Вашей сестре.
– Давайте мне, я его передам Ирине.
– Нет, – сказала Ольга Васильевна, – я должна выполнить просьбу этого человека, как он просил: именно «Из рук в руки» и лично Ирине Владимировне.
Моя сестра, забрала свои вещи и, попрощавшись, ушла.
Она, придя домой, позвонила мне и попросила, чтобы я пришла в дом, где жил Георгий, и взяла оставленный мне у Ольги Васильевны пакет.
После разговора с сестрой нахлынули воспоминания. В душе моей возникли боль и отчаяние. Ведь в наших отношениях было столько хорошего, нежного. Каждая из наших встреч была по-особенному интересной. Он всегда мне говорил ласковые слова: «моя красавица», «моя любимая», «моя желанная», «моя богиня». Я прежде от своего супруга не слышала такого, кроме грубостей и незаслуженных упрёков. Я с ним была счастлива. Так длилось около года, но постепенно я стала охладевать к нему. То ли привыкла, то ли мне надо было от него чего-то большего. Только чувствую: не стало во мне той прежней страсти, а больше – скептицизма и неприязни. То он несвежо выглядит, то не ту рубашку одел, то не то слово сказал, то плохо побрился, и в конце – этот случай, когда моя подруга Аня, с которой я случайно познакомила Георгия, наговорила на меня что было и чего не было.
Мне стало жалко и его, и, себя. Что мы, женщины, за люди? Не умеем ценить в человеке его хорошие качества, из-за чего многое теряем!
Тем не менее, отогнав грустные мысли, я направилась к заветному дому. На мой звонок вышла Ольга Васильевна. Мы узнали друг друга, хоть и виделись один раз.
– Ирочка, проходите, пожалуйста, в комнату, присаживайтесь, я сейчас, – засуетилась хозяйка.
Поздоровавшись, я присела на стул, а Ольга Васильевна начала готовить приговаривая: «У меня для Вас, Ирочка, пакет. Просил передать его Георгий Сергеевич лично Вам».
Она вытащила из ящика старого комода письмо и передала его мне.
Я взяла дрожащими руками пакет и, отказавшись от предложенного чая, удалилась. Мне не терпелось вскрыть его прямо сейчас, но где? Передо мной возник вот этот сквер, где мы сейчас с Вами стоим, та же скамейка. Усевшись на неё, я вскрыла пакет, а в нём – стихотворение. Сейчас я Вам его прочту.
Ирина раскрыла сумочку, вытащила из неё уже пожелтевшие от времени вдвое сложенные листы бумаги и стала читать:
Любезнейшей Ирине Владимировне.
Ты сказала: «Я Вас не любила
И теперь не люблю!» И ушла.
Я остался в раздумье унылом.
Как ты вымолвить это могла?
Как могла ты сказать : «Не любила...»
Иль была ты лукавства полна?
Ты ж сама во мне страсть пробудила:
Моё сердце любовью зажгла!
Каждый вечер друг к другу стремились.
Пребывали с тобой, как в раю,
И от радости лица светились,
А теперь говоришь: «Не люблю».
В летний дождь и зимой в снегопады
Мы, дурачась, по улицам шли,
Поцелуям моим была рада...
Разве это любви не сродни?
Иль звонила, желаньем объята:
«Я у пруда тебя буду ждать
Ровно в девять, придёшь?» И тогда-то
Планы все приходилось ломать.
Несся я к тебе шквалом цунами,
Взывал к звёздам, луне вновь и вновь:
«Пусть исполнится всё между нами!
Грех исчезни! Пусть грянет любовь!»
И в предтечи порывов сердечных
Чувств буран возникал неспроста,
Не считая минут быстротечных,
Мы устами ловили уста.
В нашей памяти нет, не исчезнет
Малахитовый купол небес,
Как, лаская ветвями, любезно
Принимал нас в объятия лес.
Ты тогда безо всяких стеснений
Чаровала своей красотой...
Лишь шептались над нами деревья,
Охраняя блаженный настрой.
Коль нахмурится небо к ненастью,
Мы любви расстилали наряд.
Солнце, хмурь разогнав, в одночасье
Посылало нам ласковый взгляд.
И часы для нас были мгновеньем
В обоюдном слияньи сердец.
Зарядившись любви вдохновеньем,
В сонме трав собирали чабрец.
Пусть страдал от любви треволнений;
Но в душе словно пел соловей.
Та пора наших дивных общений
Стала сказкою жизни моей.
А теперь нас судьба разлучила,
Не моя только в этом вина.
Нам судила коварства пучина
Чашу горькую выпить до дна.
Мне печаль мою трудно измерить:
Перед пропастью будто стою.
«Не люблю тебя», – хочется верить,
Означает: « Безумно люблю!».
Спасибо за всё, и прости.
Георгий.
Короткий зимний день завершился. На столбах уже давно горели светильники, однако от этого не становилось двум собеседникам теплее.
– Костя, возьмите эти стихи себе, Вы же – журналист. Может быть, когда-нибудь используете их при написании очерка на бытовые темы и поместите его на страницах своей газеты.
Декабрь 2002 г