ТОТ САМЫЙ ОСТРОВ
DREIZEHN
24/IX-1944
Это ужасный день. Страшный. Не знаю даже, как описать. Руки дрожат.
Командир назначил выход в море на полдень. Для меня же всё началось с того, что после завтрака я улёгся под своим любимым кустом записать то, что было вчера. И едва закончил и пошёл к лодке, как увидел следующее.
На пирсе собралась большая часть экипажа с офицерами, я не заметил только командира и инженер-механика. Люди стояли между лодкой и как всегда пьяным комендантом острова. В правой руке у штурмбанфюрера был автомат с откинутым прикладом, в левой – автоматный магазин. За его спиной стояли ещё три эсэсманна, тоже с автоматами. Дитц тряс красным лицом, брызгал слюной и орал:
– Измена!!! Предательство!!! Именем фюрера!!! Разойтись!
Он, как выяснилось, рвался к командиру. Часовой же, имея строгие инструкции насчёт доступа на лодку посторонних, не пускал. Дитц отпихнул его в сторону и двинулся к трапу, но наткнулся на молчаливое противостояние экипажа, который, не сговариваясь, перекрыл проход на палубу. Рассвирепевший комендант начал прокладывать себе дорогу стволом автомата, тыча им прямо в людей, но у него ничего не вышло. Это был открытый акт неповиновения офицеру, притом офицеру СС, но, повторяю, комендант был кривой, как саксофон, а во-вторых, дело происходило не на площади в Мюнхене, а на далёком острове в океане. В-третьих, мы – экипаж подводной лодки. Поэтому вся команда дружно обступила часового и заняла трап – единственный путь на палубу. В этот момент на остатках мостика появился Змей. Он быстро спустился на палубу; команда тут же расступилась, и он сошёл на пирс.
– В чём дело, штурмбанфюрер? – спросил командир, как мог дружелюбно.
– Этот ваш идиот доктор!!! Он заперся в бункере! Один! Он снял коды!!! Дверь не открывается!!! А я знаю! Вы с ним... вчера... вы! О чём вы с ним ше... шептались?! Британские шпионы! Чёрт подери! Единственный еврей на острове, и тот шпион! А я когда ещё предупреждал!..
– Штурмбанфюрер, я вчера не виделся с доктором. К тому же он ваш, а не наш. И вообще! Вам не кажется, что вы забываетесь?! – командир повысил голос, но эта попытка была ничем по сравнению с истеричными воплями коменданта. Пробковый шлем упал с головы Дитца, обнажив мокрую от пота лысину, но он не заметил и даже мимоходом пнул его ботинком.
– Разойдись!!! А ну, в сторону!!! – продолжал вопить комендант.
При этом он покачивался. Казалось, что голова его вот-вот лопнет, такая она была красная, а выпученные глаза были готовы выскочить из орбит.
– Разойдись, я сказал! Освободить проход к лодке! Капитан! Мы уходим в море! В Бразилию! Доложить рейхсфюреру! Арестовать их всех! Повесить! Расстрелять!!! Шпионы! Неподчинение офицеру СС?!
И с этими словами он начал вставлять магазин в автомат. Руки не слушались, однако он всё же сумел это сделать. Видя действия своего начальника, эсэсманны изготовили автоматы; он оттянул затвор – и они тоже… Наш часовой – а это был Эрих Райманн – также был вооружён автоматом, но он был отгорожен от распоясавшегося (а точнее – свихнувшегося) эсэсовца живой стеной членов экипажа, и прежде всего командиром. К тому же, никто и предположить не мог, что произойдёт дальше.
Дитц отшагнул назад, повёл стволом и полоснул короткой очередью в сторону командира. В тот же миг – даже чуть раньше – первый помощник Фогель стремглав бросился к нему, поднырнув под ствол, ударил по руке и ловким движением отбил автомат. Опешившие эсэсманны запоздали со стрельбой, но один из них всё же успел сделать три или четыре выстрела по Фогелю, попав также и в коменданта базы. Над всем этим прозвучали длинная очередь в воздух, выпущенная нашим часовым, и громовой голос Змея:
– Отставить!!! Не стрелять!!!
На несколько секунд наступила почти полная тишина. Её нарушили только звуки падения четырёх тел – Фогеля, Герхарда, маата Тробиша и коменданта. Вальтер Махемель, перехватив автомат часового, дал очередь по эсэсманнам. Автоматчики в песочных шортах и рубашках повалились на землю.
– Не стрелять!!! – изо всех сил заорал командир, но было поздно.
Все бросились к упавшим, и только кок Риддер, сообразив, кинулся к лодке – как он потом сам сказал, за бинтами. Но не успел он даже прыгнуть на палубу, как остановился и замер, а потом отчаянно завопил:
– Лодка горит!!!
Все обернулись и увидели, что из рубки и из открытого камбузного люка ползёт сизый дым. На какое-то время все оторопели, и первым опомнился Змей. Я плохо помню последовательность дальнейших событий – всё просто смешалось. Лодка действительно горела. Дривер оставался внутри неё; с ним, кажется, был ещё кто-то, и что там произошло, никто не знает до сих пор. Тушить пожар было решительно нечем – воды полная бухта, но ни вёдер, ни помп со шлангами на берегу не было; дыхательные аппараты, конечно, находились внутри. Двое или трое кинулись к лодке, остальные оставались на месте, потому что понимали, что ничего не смогут сделать. Все отдавали себе отчёт, что самое страшное будет, когда рванут аккумуляторы и торпеды, но ещё раньше рванёт артиллерийский боезапас. А потом загорится и топливо в разорванных цистернах. Но стояли, как вкопанные, и я в том числе.
Инквизитор замотал лицо мокрой тряпкой, прыгнул на палубу и полез на рубку; ещё кто-то метнулся к камбузному люку… Командир крикнул: «Роге! Назад, к раненым!», однако тот уже скрылся внутри. Дым из люков между тем стал гуще и жирнее. К лодке бросилось ещё несколько человек, отдраили носовой люк, и даже сам командир рванулся было к лодке, но повернулся к лежащим телам.
Дитц получил пулю в шею и корчился в агонии; ещё один эсэсманн лежал с продырявленной грудью и уже не дышал. Фогель был ранен в живот, но, тем не менее, он пытался встать. Тробиш был убит прямо в сердце. Два эсэсманна полулежали на досках пирса, зажимая льющуюся кровь. И хуже всего – был застрелен наповал второй помощник Герхард Финцш… Он лежал на пирсе лицом вверх, раскинув руки и уставившись в небо остекленевшим взглядом голубых глаз. Единственная аккуратная дырочка была у него во лбу над левым глазом, а под затылком растеклась густая тёмно-красная лужица. Он успел заслонить капитана от пули, выпущенной комендантом.
– Герхард, Герхард... – наклонившись, тихо прошептал, почти простонал Змей и закрыл ему глаза; в ту же секунду он распрямился и заорал: – Немедленно все с пирса! К ангару! Несите раненого!
Часть экипажа, в том числе командир и я, осталась на пирсе возле лодки. На Змея было страшно смотреть. Он смотрел на свой корабль, сжав кулаки и стиснув зубы, словно испытывал невыносимую боль, правая щека нервно подёргивалась. Мы услышали, как свистит и шипит воздух, выходя из клапанов вентиляции балластных цистерн – кто-то открыл их, и лодка начала понемногу проседать в воде. Едва Фогеля оттащили подальше, как из камбузного люка вылез Эрвин Штанцель, весь измазанный сажей. Обессиленный, он, словно куль, рухнул на палубу лодки ничком, неуклюже подвернув руки. Мальчик-с-пальчик бросился к нему, но было уже поздно – Эрвин умер. За ним из люка показался такой же чумазый Вернер Кох (это он вытолкал Эрвина наверх), затем отплёвывающийся Инквизитор. С трудом перебравшись на пирс, Вернер слабеющим голосом доложил капитану: лодку обесточили, тушили пожар всем, что подвернулось под руки, но победить огонь так и не удалось. Опасаясь взрыва, тут же приняли решение притопить корабль. Кроме клапанов вентиляции, они открыли кингстоны средней группы и трюмные, чтобы «Золотая рыбка» села килём на грунт. Вода пошла в трюм, она успеет затопить отсеки, так что взрыва снарядов, батарей, торпед и топлива, похоже, не будет... Сообщив это, Вернер потерял сознание, ноги подкосились, и он упал бы, если б его не подхватили на руки.
Ещё двое бросились на палубу, но тут из люков чуть ли не клубами повалил чёрный дым. Еле успели вынести наверх ещё двоих погибших – инженер-механика Дривера и старшего рулевого Циммерманна, у них были сильно обожжены руки и лица. Похоже, что они задохнулись и обгорели уже потом. Их положили около ангара и прикрыли брезентом. Теперь внутри лодки не было никого…
– Лейтенант-инженер всегда хотел, чтобы его похоронили в море, – с трудом проговорил перемазанный копотью обер-машинист Якоб, кашляя и комкая пилотку.
– Циммерманн тоже, – угрюмо добавил кто-то сзади.
Чёрные клубы дыма из люков прекратились так же внезапно, как и начались – видимо, вода накрыла источники огня.
К командиру подвели раненых эсэсманнов, они были уже разоружены и с трудом стояли на ногах. Змей внимательно посмотрел на них и жёстко скомандовал:
– Заткнуть свои дырки – чем хотите – и бегом марш к себе в бункер или куда там ещё! Лейтенанту… вернее, унтерштурмфюреру этому вашему – сию минуту прибыть ко мне, и без фокусов. На будущее же... – Он тоскливо вздохнул и процедил с досадой: – А-а… к чёрту. Пошли вон оба!!!
Скорее всего, пожар начался в дизельном отделении, после чего перекинулся на кубрик и пошёл дальше в нос. А может, и наоборот... Моя радиорубка и «каюта» капитана, как рассказал Инквизитор, выгорели почти полностью. Похоже, мой дневник будет единственным докумен… [фраза не закончена]
Лодка прочно села на грунт, слегка накренившись на левый борт, с сильным дифферентом на корму. Глубины у пирса очень маленькие, чуть больше осадки «Золотой рыбки», но она погрузилась чуть ли не по верхнюю палубу, а корма почти вся в воде. Лёгкий серый дым ещё сочился из верхнего рубочного люка, но это был уже не пожар. Чёрная от сажи и масла вода с плавающими кусками обгорелой пробки сейчас стоит чуть ниже горловины камбузного люка.
Это всё, это конец. Нашего корабля больше нет. Даже если нырнуть и закрыть все кингстоны и клапана, воду придётся вычерпывать вёдрами – если мы их найдём! – сколько это займёт времени и сил? Морская вода успеет убить все механизмы. Без аккумуляторов лодка вообще мертва, электромоторы и генераторы уже не восстановить; а чего будет стоить перебрать дизеля? И где взять соляр? Нет. Это бесполезно. Сердце сжимается от боли, но на «Золотой рыбке» в условиях этого заброшенного острова можно смело ставить крест…
Что же там произошло? Гадаем всем экипажем. Предположения самые разные, но бесспорно одно: лейтенант Дривер в случившемся не мог быть виноват. Определённо, не мог! Не такой он был человек, а ещё он отлично знал своё дело. Он, скорее всего, что-то ремонтировал, как обычно. Вероятно, где-то проскочила искра… что-то замкнуло, вспыхнуло, он принялся гасить пламя, доложить наверх не успел… Всем известно, что бывает ещё и не так. Циммерманн смело бросился на помощь одним из первых – и погиб героем. Потом Штанцель… С другой стороны, почему оказались открытыми сразу все люки и двери – и наружные, и переборочные? За такое положено под трибунал! Но кого? Дривера? Фогеля? Командира? Или весь экипаж сразу? На подводной лодке за ошибку одного всегда платят все вместе…
К пирсу прибыл Ганс с десятком угрюмых эсэсманнов. Кроме двух легкораненых, все они были с оружием, но вели себя смирно и молча стояли в сторонке. Ганс о чём-то переговорил с командиром, а в конце громко сказал: «Яволь, герр корветтен-капитан!»
После обеда эсэсманны закопали Дитца и автоматчика Вилли Шверина за ангаром. Герхарда Финцша, Эрвина Штанцеля и Гюнтера Тробиша мы похоронили возле леса, на краю площадки. Гейнца Дривера и Райнхольда Циммерманна, завёрнутых в куски брезента, вывезли на шлюпке в бухту, и после короткой погребальной речи капитана их тела предали пучине. На берегу дали прощальный салют из автоматов.
Вот прямо сейчас два матроса делают кресты на могилы, а третий выцарапывает надписи на дюралюминиевых табличках – пытается сделать подобие гравировки.
Больше не хочу сегодня ничего писать. Не могу.
THIRTEEN
На песке в лучах только начавшего пылать заката, примерно в полутора сотнях футов от нас, в надувной лодке с поднятым мотором сидел человек с автоматической винтовкой. Голова его была повязана красным платком – ну настоящий флибустьер. Запрокинув голову назад, он отхлёбывал прямо из бутылки – уж наверное, не пепси-колу. «Отчаянный» стоял на своём месте, как ни в чём ни бывало, но лагом к нему был ошвартован небольшой быстроходный катер. Они неплохо смотрелись парочкой – тёмно-синий корпус нашего корвета и белоснежный катерок с надписью «Tequila» на скуле. На палубе катерка появилась фигура, и до нас донёсся свист. Рябой Джек с сожалением оторвался от горлышка и посмотрел в сторону якорной стоянки. Фигура на палубе призывно махнула рукой – мол, греби сюда. Джек бросил винтовку в лодку и, шлёпая по воде ногами, столкнул лодку в бухту. Взревел мотор, и она помчалась к яхте с катером. Мы залегли у самого пляжа.
– У него что, рации нет? – спросил я.
– Он немой, – отозвался Руслан. – Зато отменный снайпер. Американец. Где-то в джунглях воевал. Отличный парень.
– Руслан, – позвала Мэг. – А куда ты потом?
– Домой, – твёрдо сказал Руслан. – Хватит воевать, хочу профессию менять. Жить заново. Убивать неинтересно – что за Аллаха, что за доллары. Лучше дома строить. Учиться буду. Денег хватит.
– А деньги-то в хранилище, – напомнил я.
– Нет, – возразил Руслан. – У нас у каждого есть секретный депозит. Но из шайки так просто не смоешься. Каждый следит за каждым и за всеми. Надоело.
– А сколько ты уже здесь? – спросил я.
– Год. Хватит, потом поговорим.
Жужжа мотором, лодка с двумя пиратами пошла обратно. Руслан выплюнул соломинку, которую жевал, и произнёс, не отрывая взгляда от лодки:
– Валим обоих одновременно на берегу, по моей команде.
Пока лодка шла к берегу, Мэг воспользовалась паузой и спросила Руслана, что такое «шайтан». Он зловеще улыбнулся и объяснил, что это такой чёрт, который живёт в горах и пугает молодых джигитов. Спросить, кто такие джигиты, мы уже не успели, потому что Руслан жестом остановил поток вопросов:
– Всё, приготовьтесь. Я делаю Рябого Джека, вы вдвоём – Кастета, как только отойдут от лодки. Не мазать! Джек снайпер, бьёт на свет и на звук. Да и Кастет тоже хорошо стреляет. Бывший чемпион Кубы. Всё, тишина.
Мотор смолк, и лодка, шурша, выехала на песок футах в ста от нас. Пираты выскочили из неё, подхватили за леера и поволокли на пляж. Рябой Джек в красной косынке наклонился завязать шнурок на армейском ботинке. Второй разбойник, совсем лысый и с «калашом» за спиной, присел, оглядывая заросли, и поднёс к губам «уоки-токи»:
– Акбар, здесь Кастет. Какой тропой идёшь?
Они стояли точно между нами и лодкой. Руслан с досадой сплюнул и негромко сказал в рацию, прикрыв её ладонью:
– Иди прямо в лес, я вас уже вижу.
И – нам, шёпотом:
– Готовы?
Но тут Данни чуть не спутал все карты! Едва заслышав долетевшие до нас голоса пиратов, он с отчаянным лаем кинулся в их сторону. Те на пару секунд оторопели, но они уже сделали три шага к зарослям, и Руслан негромко скомандовал:
– Огонь!
Три почти одновременных выстрела распороли тишину бухты. Туча орущих чаек взвилась в небо. Пираты свалились, как подкошенные. Кто из нас двоих попал в Кастета, я не знаю до сих пор. Думаю, что Мэгги – всё же она стреляла куда лучше меня, тем более что у неё была винтовка, а у меня всего лишь «кольт-питон». Мы оба впервые стреляли в живого человека, но не скажу, что при этом я испытывал какие-либо чувства, кроме сильного желания поразить цель. Я понимаю, сэр, что это ненормально, но на кону стояли наши жизни. В конце концов, не мы эту кровавую игру начали. Я словно видел со стороны своё лицо, перекошенное жутким звериным оскалом... Руслан вскочил и побежал. Мы рванули за ним.
Данни стоял возле тела Кастета и остервенело на него лаял. Мы с Мэг быстро переглянулись. Руслан забрал у Кастета «калаш» и два автоматных магазина; мельком оценил состояние обоих пиратов и кивнул. Без лишних слов мы зашвырнули подальше в воду винтовку Рябого Джека, и оттащили тела в кусты, после чего бросились к лодке. Втроём мы быстро спихнули её в воду; мотор завёлся с половины рывка. Взволнованный Данни уселся на самом носу – его еле оторвали от Кастета, ноги которого ещё подрагивали. Мэг села за руль к приборному щитку, а мы с Русланом – на банку ближе к корме.
Полдела было сделано! Руслан хищно осклабился, обнажив белоснежные зубы, и довольным голосом произнёс:
– Уф! Дика!
Мэг, перекрикивая мотор, прокричала через плечо:
– Я думаю, Кастет был одним из тех, кто напал на «Пеламиду»!
– Какую «Пеламиду»? – не понял Руслан.
Я в двух словах рассказал ему про то, как мы наткнулись на ограбленную яхту, и спросил, что он знает об этом. Он сказал, что почти ничего, потому что двое суток отсыпался в хижине и в море не ходил. Марио вроде что-то там говорил про очередную яхту каких-то богатеев. Обычное дело… А пленников, как оказалось, просто продают. На плантации коки или куда-то ещё. Руслан сказал, что это в его обязанности не входит.
Да-да, вот так – обычное дело! Именно так он и сказал, и помню, я поразился безразличному тону этих слов… Чтобы скрыть своё возмущение, я зачерпнул забортной воды и ополоснул лицо. Только сейчас я обратил внимание на то, что весь перемазан кровью, словно мясник. Своей, конечно.
Мы подлетели к «Отчаянному» и ухватились за фальшборт. Представляете, как мы радовались тому, что путь к спасению был практически свободен?