На Аграфену Купальницу.
Середина июня. Проснулся Иван, солнышко поднялось. Потянулся, улыбнулся, рассматривая, спящую женщину. «Спи сладко, любушка моя»,- подумал мужчина, осторожно поднимаясь с постели. День ясный, свежо. Аграфена сегодня, канун Ивана Купалы. Пора веники заготавливать, самое время.
Прошел Иван к баньке, которую только вчера, накрыл крышей. Пахло деревом, травами, свежестью. От росы намокли носки сапог. Наклонился, зачерпнул в свои большие сильные ладони росы и умылся. Вспомнил, маменька говаривала:
- Кто на Аграфену росой умоется, омолодится на год и все хвори отойдут.
Зачерпнул воды, а ведра почти пусты. Прихватил их и спустился к речке. Подумал: « Все Ульяне легче, большие у них ведра, тяжелые». Тут и Буянка подбежал, хвостом завилял.
А на берегу стоит Марьяна - нарядная, в светлой кофте. Распущенные, жгуче-черные, длинные волосы, вороньим крылом отливают. Смотрит своими большими глазищами, призывно смотрит, душу завораживает. Ждала она Ивана, он сразу это понял. Подошел ближе. На большом платке лежали недавно собранные травы. Полы юбки с одной стороны подкатаны. Блузка до середины расстегнута, на шее видны из красных каменьев большие шаманские бусы, на веревочке висит медвежий коготь.
«Тьфу, ты. И креста на тебя нет»,- подумал мужчина. А она ему в глаза заглядывает, улыбается.
- С утром добрым, Иван! Не мужское это дело по воду ходить. Балуешь ты Ульянку.
- С добрым утром Марьяна! Не спится тебе, смотрю.
Наклонился Иван, зачерпнул чистой воды и как пушинку, двумя пальцами, поставил большое ведро на берег. Сильный, стройный. Залюбовалась им женщина.
- Я дела справила, трав насобирала. Сорок трав от сорока болезней. Смотри, баньку свою новую не забудь истопить. Сам знаешь, что Аграфена Купальница сегодня. О помощи тебя прошу, раскатались бревна по двору, сложить их надо? Поможешь, одна не справлюсь?
- Помогу. Вот только к сухой лиственнице на левую сторону схожу, веников наломаю и подойду.
- Ох, Ваня, не ходил бы ты туда, не надо, - сказала взволнованно женщина.
И прильнула к нему, испугавшись. Её зеленые глаза засверкали желтыми огоньками.
- Да ты что баба, запрещать мне будешь? Куда хочу, туда иду,- ответил он.
А сам смутился такой близости. Глаза ее горят, шея тонкая, жилка возле бусины пульсирует. Отстранился, подхватил другое ведро, а когда его с водой поднял, Марьяны и след простыл. Была, и нет. Глядь, а она к дому своему, на окраине села, подходит. Степенно, не торопясь, с заплетенными косами, держа в руках платок с травами. «Бесова баба»,- подумал он.
Прошел Иван мост, там и сухая лиственница видна. Высокое, могучее дерево, пару лет назад молнией ударило. Рядом молодые березки стоят, зеленые листочки окрепли, в самый раз под веники. Зеленела трава, желтели купавки, выглядывали незабудки, пробивались ромашки и одуванчики. Запах травный, медово-цветочный, приятно бередил душу. Буян забегал вперед, то вспугнет куропатку, то остановится возле муравейника. Зашел Иван подальше, березки зелены, нарядны, а некоторые вершинки наклонены, и ветки надломлены.
«Видать резвились здесь недавно медвежата. Посматривать по сторонам нужно. Да ведь с ним лучший друг, Буянка», - подумал Иван.
Работа спорилась. Наготовил веников, связал их и укладывать собрался. Подбежала собака, приостановилась у березы, где вершина обломлена и необычно тявкнула. Подошел Иван, увидел черное пятно и рядом клочья шерсти. «Да ведь это же лужа, почти высохшей крови. Неужели??? Да, что за мерзавцы побывали здесь?»- подумал он. У мужчины даже сердце сжалось. Он осмотрелся. «Кто же это посмел? Знать лихие люди. Не побоялись медвежонка, еще молокососа пристрелить на глазах у матери. Жди беды». Вспомнил Иван утреннюю встречу с Марьяной, её горящие глаза, уговоры и страх. «Не зря говорят, что шаманка она и ведьма, все знает». Домой спешить надо, куда без ружья против лютого зверя. А зверь страшный - разгневанная мать медведица, не успокоится, пока не отомстит: может голову отвернуть и в землю зарыть, на деревенский скот нападать будет, а то и на людей.
Связал Иван веники, хотел было на плечи вскинуть, но вдруг собака перед ним, как вкопанная встала, принюхалась и тихо, утробно гавкнула. Шерсть поднялась дыбом, взгляд острый. Понял Иван, что зверь рядом. Пес знающий, надежный, не раз выручал в трудную минуту. От разъяренного медведя не убежишь, только силы потеряешь. Надо принять вызов. Успел схватить легкий топорик, а медведица уже к нему несется, громко рычит, слюна по морде бежит. Пес громко залаял и прыгнул на нее. Она дернула лапищей наотмашь, только и успел отпрыгнуть Буян. Увернулся несколько раз мужчина, получилось ударить медведицу. Но удар вскользь прошелся, неглубоко, кровь потекла, еще больше рассвирепела медведица. Она была не высока, видимо - первородка. Вспомнил Иван, как отец учил его сражаться с лютым зверем. Он-то знал, как это делается, последнего, двенадцатого по счету, на седьмом десятке, завалил. Попытался мужчина топор в раскрытую звериную пасть засунуть, но в последний момент отстранилась медведица. Иван немного не рассчитал и оказался в объятьях зверя. И тут прыгнул пес на медведицу, ухватился острыми зубами за бок. Завертела медведица головой, это и помогло мужчине, вцепился он за голову и стал ее в сторону заворачивать. Упали все трое на землю, подмяли Буяна, заскулил он, но тут же, сменив позицию, мертвой хваткой ухватился за загривок. Могучая сила в русском мужике и велики знания, заложенные предками. Недолго длилась схватка между зверем и человеком, помяли они друг друга. От недюжей мужицкой силы, хрустнул шейный позвонок у медведицы, нестерпимая боль охватила ее тело, но не хотела она сдавать позиции. Борьба не на жизнь, а на смерть. Увернулся Иван, в очередной раз, очутившись над медведицей, вытащил из-за голенища нож и всадил в самое сердце. Взревел зверь, захрапел и врезался когтями в его плечо. Дернулась медведица в предсмертной судороге, испустила дух и расслабила свои объятия.
Тихо вокруг. Долго ли лежал мужчина рядом с медведицей? Не помнит. Треск ветки и незнакомый шорох заставил его открыть глаза. Встал Иван, болело с левой стороны, особенно при вздохе, а левое плечо саднило и пекло огнем, глубокие, кровоточащие раны оставили медвежьи когти. Куртка из сыромятной кожи превратилась в лохмотья. Рядом лежал Буян, смотрел тусклыми глазами, облизывал заднюю лапу.
- Ну, молодец Буян, умница! Иди сюда, друг мой сердешный.
Пес с трудом поднялся, прихрамывая на заднюю лапу, облизал хозяйскую руку. В это время маленький медвежонок слез с березки и направился в их сторону. Но через пару шагов остановился, не решаясь подойти, убежал. Буян, как положено, подполз к хозяину и зарычал, готовясь к защите.
- Не волнуйся дружище, этот зверь нам не страшен, пока не страшен,- Иван погладил пса.
- Пошли Буян в деревню, одни не сладим. Мужиков звать надо.
Обтер о зеленую траву охотничий нож, поднял топор и зашагал в сторону деревни. Заковылял за ним пес, все больше припадая на заднюю лапу, затем начал отставать от хозяина, вскоре слег, поскуливая.
- Да, досталось тебе, дружище!
Срубил мужчина, превозмогая боль, огромный лапник еловый, уложил собаку и поволок ее в деревню. У моста соседские ребятишки повстречались:
- Что это с тобой дядька Иван приключилось? Косолапый помял?- спросили.
- Точно, угадали. Минька, зови тятьку, пусть кобылу седлает и к сухой листвянке, там медведицу свежевать надо. А ты Петька к Лапиным беги, пусть поможет. Да, там медвежонок маленький, жаль загинет, заберите. А я с Буяном домой.
У дома Ульяна встретила.
- Иванушка! Слава богу, жив, а у меня сердце захолонуло. Что случилось?
- Со мной ничего, мишка шкуру немного поободрал. Заживет. А вот Буян помял. Ульяна, беги скорее к Марьяне, пусть трав принесет. Если б не он...
- Не пойду я к этой ведьме, - с вызовом ответила женщина.
- Ты это брось. Жена ты мне или как? Зови её. Мишка мне плечо подрал, и собаке помочь надо.
- Хорошо Иванушка, я мигом.
Уложил Иван собаку, стал стягивать с себя окровавленные лохмотья, почувствовал нестерпимую боль, в глазах потемнело, прислонился к косяку. Глубокие борозды от когтей, кровь ручьем бежит. Тут и Ульяна подбежала, усадила мужа, отбросила тряпье и стала кровь промокать полотняными тряпицами. Вскоре Марьяна с травами подошла. Замешкалась на пороге. (На Аграфену Купальницу кладется крапива на подоконники и у дверей, что бы ведьмы в хату не проникали.) Сама бледная, глаза горят. Разложила полотенце с травами и тихим, властным голосом произнесла:
- Сходи Ульяна по воду, принеси полведра, не больше и согрей на летнем огне.
Ульяна, ни слова не говоря, как под гипнозом, вышла из горницы.
- Не послушал ты меня Иванушка, - так же тихо, но с любовью и укоризной, произнесла она
и стала укладывать большого могучего мужчину на кровать.
- Ты лежи спокойно Иван, прикрой глаза и не слушай, что я говорить буду. Мне кровь остановить надо. Не мешай.
И начала она чудодействовать и колдовать над раной. Что-то шептала, кричала, жестикулировала, плевалась, смеялась. Все это делалось с чувством, полностью отдавшись во власть действия. Мужчина лежал, молча, отрешенно, закрыв глаза. Вскоре, обилие крови значительно уменьшилось, кровь свернулась, а рассеченные когтями царапины стали на глазах затягиваться и подсыхать. Затем молодая женщина потерла свои руки о волосы и, не касаясь тела, стала колдовать над ребрами. Она жестикулировала руками, что-то разглаживала, очень напрягалась, так что у неё капельки пота на лбу выступили. Через время, бессильно опустилась на скамью. Посидела, отдышалась. Выложила несколько пучков травы на широкий стол и вышла из избы.
Во дворе Марьяна подошла к собаке. Животное, почуяв её приближение, приоткрыло глаза. Тело собаки подрагивало, дыхание было не ровным. Собравшись с силами, Марьяна стала колдовать и чудодействовать над ней. Все повторилось. Закончив, обессиленная женщина, шатаясь, подошла к забору. Сняв глиняную крынку, с силой бросила её наземь. Только и разлетелись осколки в разные стороны! Этот акт, как бы вернул ей часть сил. Она подошла к летней печке, где хозяйничала Ульяна, и сказала:
- Завари траву для Ивана, что в горнице на столе и вечером этим отваром собаку напои.
И пошла, уставшая, обессилившая, еле волоча ноги.