С детства Любка мечтала разбогатеть… Жили они в небольшом провинциальном городке, затерянном среди болот и сопок, бедно и скучно. Вокруг кипела жизнь, но она казалась серой и безынтересной.
Любка никогда не видела своего отца, только вечно больная мать сновала туда-сюда, раздражая ворчанием и недовольством по любому поводу. Постепенно в девичьей голове родилась мечта о внезапном получении несметных богатств, превратившаяся в острую зависть к тем, кто жил в достатке.
Мало-мальски приятное событие у людей, интересная обновка, появившаяся у одной из подруг, подогревали недоброе чувство. В такие минуты Любкино лицо вытягивалось в узкую трубку, глаза-буравчики беспокойно начинали свой бег, стремительно вырастали уши, приближаясь к носу и закрывая глаза на ненавистный предмет, вызвавший зависть, - лицо превращалось в маску.
Со временем девчонка поняла, отчего перестала смотреться в зеркало, где всякий раз встречалась с нахально подмигивающей "личиной". Глядя на дочь, мать охала и всплескивала руками: «Опять тя завидки берут, экось рожу-то перекосило…» Девчонка вздрагивала, отмахивалась от матери, как от назойливой мухи, и пропускала сказанное мимо ушей. Страх и ужас от первой встречи исчез, как и забылось острое желание избавиться от неприятной «подруги».
После очередного посещения «карнавальной странницы», Любка уходила куда глаза глядят: на улицу, в лес, к озеру. Успокоившись и присев на берегу, она задумывалась о происходящем. Вернее, хотела понять, почему с ней такое происходит. Отсутствующий взгляд скользил по речной глади, убегая вдаль, где соприкасались вода и небо.
Но стоило, ей вспомнить кого-то из знакомых, как сразу возникали различные картинки… Вот она красиво и модно одетая, проходит мимо своих земляков, а у тех рты от удивления раскрыты, взгляды выражают у кого одобрение, у кого восхищение и обязательно зависть (а как же без нее!). Лицо девчонки опускалось все ниже - водная гладь ясно отражала все мысли и чувства - глаза начинали лихорадочно блестеть, глаза-буравчики… и, на нее вновь смотрела шальная маска, дразня и насмехаясь.
Шло время, менялась жизнь, выросла и Любка, превратившись в стройную особу. Правда личная жизнь у нее не складывалась. О причинах неурядиц она думала все время. Вот и сейчас, находясь в роддоме в ожидании очередного кормления сына, не могла избавиться от грустных мыслей…
Внезапно подул ветер и, прошелестев по палате, захлопнул окно. От этого стука Любкино сердце вдруг сжалось и учащенно забилось. «Господи, - подумала она, - стараясь мысленно успокоиться, - что же я так волнуюсь-то?»
В коридоре раздались скрип колес и крики новорожденных. В палату стали вносить младенцев. Взяв ребенка на руки, она с любовью рассматривала его: плотно закрытые глаза, курносый носик, пухлые губки.
«Кровинушка моя, родной мой, милый..." - в порыве Любка страстно прижала к себе сына. Малыш спал. Обеспокоенная тем, что он проспит кормление и останется голодным, Люба стала потихоньку пощипывать младенца за пятку, пытаясь его разбудить.
Ребенок захныкал, открыл глаза-буравчики, которые начали беспрестанный бег, стремительно стали расти уши, приближаясь к носу и пытаясь закрыть глаза… «А-а-а…», - вдруг заголосила Любка.
«А-а-а! Маманя-а-а-а... А-а-а! Люди добры-и-и...» - долго и протяжно кричала Любка Чеснокова.