В первом ряду просторного зала, вместившего, считай, всех офицеров, прапорщиков и сверхсрочников гарнизона, тихонько сидел прапорщик Тыренко. Его перебинтованная голова и вжавшаяся в кресло фигурка выражали покорность судьбе, обиду на человечество и надежду на торжество справедливости.
Дело прапорщика рассматривалось на товарищеском суде чести прапорщиков – есть в армии такая форма общественного правосудия, призванная содействовать созданию обстановки нетерпимости к нарушениям воинской дисциплины, аморальным и антиобщественным поступкам.
Председательствующий объявил состав суда, изложил существо дела и призвал зал:
- Товарищи, сегодня мы должны дать оценку недостойному поведению наших товарищей – прапорщиков Тыренко и Филонова. Между ними произошел конфликт, в результате которого прапорщик Филонов нанес легкую травму прапорщику Тыренко. Давайте сначала послушаем потерпевшего.
Зал напрягся. Тыренко, запинаясь от волнения, начал отвечать:
- Филонов… помогал мне… ремонтировать машину. Потом мы пили спирт, а он… он ударил меня… по голове. Молотком!
Надо признать, что мужская жизнь за пределами службы в отдаленных военных гарнизонах однообразна и скучна. Ни театров тебе, ни ресторанов или каких-то других цивилизованных развлечений. Поэтому приобретение автомобиля и все события, связанные с ним, вносили разнообразие в суровую армейскую действительность. Понятно, что военнослужащие – автомобилисты и просто любители выпить норовили каждую свободную минутку провести в гаражах – отрешиться, так сказать, от тягот и лишений и вдохнуть полной грудью воздух свободы, насыщенный неповторимым букетом автомобильных запахов.
Поскольку ездить из расположения части – этой натурально черной дыры во времени и пространстве - в общем-то было некуда, счастливый обладатель взрослой игрушки периодически выкатывал ее из гаража – чтобы походить вокруг, что-нибудь подкрутить, сломать, починить, смахнуть пыль и, вздохнув, закатить обратно. Кульминацией перечисленных операций неминуемо становилось коллективное злоупотребление алкоголем, как правило, неблагородного происхождения. Тем более что закусь – соленья и варенья – всегда были под рукой, в крепких подвалах, предусмотрительно сооруженных на случай ядерной войны.
Один Тыренко приходил в гараж с другой - практической целью. Не было дня, чтобы хозяйственный прапорщик не приволок туда какую-нибудь нужную вещь типа канистры с техническим спиртом или хвостового оперения от крылатой ракеты. «В хозяйстве все сгодится, - со знанием дела рассуждал он.- Ты ведь в армии не гость, прихвати хотя бы гвоздь!». О скупости Тыренко ходили анекдоты: сослуживцы подшучивали, что «Жигулям» прапорщика уже три года, а он все еще на заводском бензине ездит.
Филонов же на удивление был полной противоположностью Тыренко. Здоровяк-выпивоха, местный гаражный умелец, он за стакан спиртного мог выполнить любой автомобильный ремонт.
После объяснения Тыренко пришла очередь объясняться Филонову. Председатель суда продолжил:
- Товарищ Филонов, за что вы ударили товарища молотком? В чем суть конфликта?
- Не молотком я, а рукой…
Для пущей убедительности Филонов показал пудовый кулачище и смахнул им пот с побагровевшего лица.
- А суть конфликта, товарищ председатель суда чести, в том, что прапорщик Тыренко мне систематически не доливал.
Зал неодобрительно загудел. Тогда Тыренко с возмущением, уже без запинки выпалил:
- Товарищи члены суда, Филонов выпил столько, что краев не видел – физически!
Зал взорвался хохотом. Посовещавшись с членами суда, председательствующий огласил решение:
- Прапорщику Филонову объявить общественный выговор.
- Правильно, за дело, - раздались голоса с мест.- А Тыренко-то что?
- Прапорщику Тыренко объявить товарищеское предупреждение. За нетоварищеское поведение.
На последних словах зал облегченно выдохнул - справедливость восторжествовала!
Ибо несправедливость – несбалансированная система человеческих отношений и потому обязательно должна быть наказуема.