- Говорят, барин надумал жениться, Боря?
Сима втолкнула его в кабинет и, тяжело плюхнувшись на стул, нахально закурила.
- Сима, одну!
Борис открыл форточку, отодвинул ее вместе со стулом подальше от сквозняка. Годы не сделали Симу краше, и хуже того – здоровее. Но зоркость ее слегка косящего левого глаза стала просто ястребиной.
- Рассказывай давай! Женишься на шалаве, как я отцу твоему в глаза посмотрю.
Сима была бессменной отцовской медсестрой. Правой рукой. Членом семьи. И ужасом раннего Бориного детства. Красотой она смахивала на Георгия Милляра в самых зловещих ролях, а с учетом косящего левого, даже превосходила. Когда появлялась на семейных торжествах, он сразу попадал под прицел ее расфокусированного перископа. И сам исподтишка следил. Ждал, когда из кармана или сумки вывалится что-нибудь ведьмовское. И даже пошарил однажды в карманах пальто. Замирая от дерзости и страха. После эмиграции Ильи Григорьича Сима ушла в старшие медсестры, и когда Борис пришел в институт подрабатывать, взяла под свое жесткое крыло. Она знала всю его жизнь с самого рождения. И кровавую сумятицу с Таней. По поводу которой впервые согласилась с Бориной мамой. Хоть и нашла другое слово. Их отношения были сложными. Люба - южный, теплый человек, пыталась с Симой дружить, но Сима смотрела на нее с нечеловеческой гордыней страшилища, сознающего свое место на конкурсе красоты. И поворачивала мрачный профиль. Не могла отказать Любе в достоинствах, но глядя на ее открытость и душевность на фоне сдержанности и холодноватости Ильи, всякий раз думала – такая провинция! К Борису присматривалась пристрастно. «Похож на мать, - думала с досадой – красавчик, и за словом не полезет». Мужскую красоту Сима презирала, словно та отменяла истинные достоинства – ум, характер, силу. Но откапывая в Борисе все больше отцовских черт, научилась прощать материнские.
- Я спрашиваю – что за история? Который день сплетничают по углам. Говорят - пленных не берешь. То сестра приехала, то уже женишься.
Борис знал, что разговора с Симой не избежать. Сам собирался. Больше идти было не к кому. Дядя умер, с двоюродными братьями отношения разладились. Он вздохнул, поставил рядом стул, сел на край, подавшись к ней. И рассказал. Сима уже безо всякого вызова закурила вторую, не перебивала. И докуривала, ломала в пепельнице, молча.
- Что скажешь?
- Что тут скажешь... Портниха есть у меня. Гениальная. Платье шить будете?.
- Платье? Надо шить?
- Можно и готовое, только с кем она пойдет по салонам? Тебе показывать нельзя – плохая примета.
И Сима взялась за платье. Пришла с портнихой, воинственно взъерошившись, сверкая козырным левым, как курица, заслышавшая угрожающий клекот. И сразу поняла, что Соня - не хищная птица, не угроза ее переростку. Чужой цыпленок, забравшийся на бадью. И пошуми она сильнее, он просто свалится туда. И не выберется.
- Борька – хороший, – говорила Сима. - Не монах, но тебе же лучше. Физиологией его уже не возьмешь, Соня. В тебе он за что-то другое зацепился, человеческое. С чем не играют.
Соня боялась Симу. Ни в чем не перечила. Кормила супом, понимала, что Сима не с голоду, ее проверяет. Но не обижалась. На примерках не особо приглядывалась, доверяла профессионалу. Ни одно платье не будет тем, обещанным, подвенечным, с вуалью, которую понесли бы его маленькие кузинки... И ей было все равно. Сима наоборот смотрела придирчиво, наклоняла Сонину голову, и так и сяк вертела фату, пока совсем от нее не отказалась.
Когда Соню повернули к зеркалу, ей захотелось домой, в свою комнату, взять Эрику. Хотела спросить у мамы - похожа я на Эрику? Но боялась с ней говорить. Мама приехала в слезах:
- Я увезу тебя, Сонечка! Папа никогда бы не допустил...Это же навсегда. С твоим характером – навсегда…
- Как ты не понимаешь, мама, - хотелось закричать Соне и грохнуть об пол чем-нибудь тяжелым. - Я не могу вернуться!!! Я не смогу там жить. А здесь - смогу…
На свадьбе была суматоха. Толпа народу, счастливые и потому особо шумные, родные, торжественные коллеги, Сонины обалдевшие подружки, друзья семьи. Родители примчались накануне. Ошеломленные, радостные. Борис слышал, как мама говорит Симе:
- Согласись, Соня - совсем другое дело. Интеллигентная девочка, умеет себя вести. Мы с ее папой выросли в одном дворе, можно сказать - родственники. И характер хороший, покладистый. Посмотри с Борей у них какие красивые отношения - уважительные, нежные.
Сима слушала, как всегда, в профиль, снисходительно. Потом сказала:
- Насчет отношений не знаю, Люба, не спец. Но девочка хорошая. С ней можно...
Мама толкнула в бок отца:
- Ну, мы же не слепые! Правда, Гала с Женей рассказывали про какого-то жениха. Но какие могут быть женихи, когда девочка увидела Борю?
Когда Соня вышла, причесанная и одетая, в сопровождении взволнованной мамы, за которой гордо маячила Сима, Борису захотелось надеть очки. Поначалу свалившаяся на него Сонина маета вызывала одно желание - защитить ее, успокоить. Он не разглядывал ее, думал – день-два и опомнится. Ну, а не опомнится… Он ее не оставит. А потом… Он выхватывал из-под подушки ее лягушиную ночнушку и смотрел, как она смущенно снимает одежду, ныряет под одеяло – прямо в руки. Ловил тоненький послушный стебелек и уже не думал – красавица-не красавица. Она стала его женщиной. Он так решил. И только сейчас увидел, какая Соня в своем роде красивая девушка. И это открытие вдруг царапнуло. Предчувствием. И виноватостью… Не отступится Марек. Надо было вытрясти из нее телефон. Есть же правила. А я поступил, как кретин. И буду ходить теперь по минному полю, зависая над каждым шагом.
Симина бдительность сработала - Борис не увидел платье до свадьбы. И смотрел теперь, как простое платьице с коротким рукавом, под горло, отсутствие украшений, ровные волосы и маленькая шляпка-таблетка подчеркивают ее юность и хрупкость. А неяркий макияж лишь чуть-чуть оживляет лицо. Подошел, расправил плечи, взглянул на родственников. Мамы и тетушки разохались, мужчины молча показали большие пальцы.
Наконец прибыл ювелир. Свекровь подарила Соне браслет из белого золота и хотела, чтобы Соня обязательно надела на свадьбу. Браслет слетал с Сониного запястья и с локтя, и даже с плеча. В последнюю минуту в панике был найден надежный ювелир, который и подогнал украшение по руке. Соне надели поверх перчатки браслет, получилось действительно красиво, и все решили, что Бориной невесте равных не будет.
В загсе был конвейер. Их заперли в отдельную комнату, но женщины во главе с Симой все время выглядывали на другие пары и каждый раз провозглашали – наши лучше всех! «Опять в маскхалате до пят – ни ножек, ни туфелек.» « А декольте?» – взволнованно спрашивали мужчины. И выразительно косились на Сонин глухой футлярчик. И получали индивидуальные ответы от смеющихся жен.
На церемонии Борис крепко держал Соню за руку. Понимал, о чем она думает и не может не думать. Но она уверенно поставила подпись и посмотрела на него так тепло, что неожиданно для себя он поцеловал ее по-настоящему, хотя не собирался устраивать аттракционов и решил игнорировать «горько!»
- Боря, скажи, Соня не беременна еще? – спросила мама во время загородной прогулки. В старинной усадьбе на лужайке был сервирован фуршет, официанты подносили шампанское. Соня отошла к своим – посекретничать и договориться с Лелькой, куда примерно она кинет букет.
- А что такое беременна?
- Ой, Боря, не морочь мне голову! - засмеялась мама. – Это ты Лене пудри мозги. А мы с папой только за! Не тяните.
Все было спланировано и организовано четкой Симиной рукой – церемония, поездка загород, ресторан. К ним постоянно подходили люди, говорили приятные слова. Борису было неспокойно, отслеживал Соню боковым зрением, когда отходила. Надолго не отпускал. Слышал, как мама говорила ее маме:
- Лена, нельзя же так! Целый день глаза на мокром месте. Мы все любили Георгия, но он был бы счастлив…
К вечеру напряжение начало отпускать. Ночью накануне Борис почти не спал, думал – лишь бы скорее все прошло. Как-нибудь, лишь бы скорее. Но день складывался празднично. Лето расщедрилось на тепло, он даже пожалел, что выбрал темный костюм. Удивлялся, как Сима угадала с платьем для Сони. И как она нравится родителям. Слушал, как мама всем подряд рассказывала, как неожиданно через двадцать лет выстрелила их детская привязанность. И сам уже верил. И был рад, что отец настоял, чтоб он пригласил братьев, и они вдруг прониклись родственными чувствами, стали звать в гости. И что Сонин брат так по-родственному со всеми общается. И с утра щелкает фотоаппаратом, создает настроение. И как улыбается похорошевшая Сима. Его несло теплым течением. Хотелось расшевелить Соню. Совсем притихшую. Наклонялся, спрашивал, улыбаясь – устала? И касался губами челки. Она держалась спокойно. Чуть отрешенно. И только в конце, когда шли к выходу, и он сказал: Я люблю тебя, Сонечка! увидел, как у нее задергалось лицо.
Банкет был в ресторане гостиницы, где остановились родители и гости. Там же сняли самый большой красивый номер. Возвращаться домой Борис не хотел. Все-таки это была особая ночь. Ложиться с женой в постель, где бывали другие женщины, не хотелось. Оба устали. В лифте Соня сразу забилась в угол. В ее лице совсем не было жизни. Было одно страшное непоправимое горе. Она не отдаст мне эту ночь, понял Борис. И вообще больше ни одну. Прислонился к стенке.
Ты поняла, что измена ничего не меняет. Что не можешь разлюбить …Почему же не сказала, что просто хочешь понять? Я бы помог тебе. Технически. Тебе надо было по-настоящему – свадьбу, родных… Чтобы плюнуть мне в лицо? Как будто я не живой человек. Как будто я не жалел тебя.
К номеру шли молча. На расстоянии. Как малознакомые люди. Борис не стал зажигать люстру, чтобы она увидела цветы и вазу с фруктами. И главное – ночнушку, шелковую жемчужного цвета. Мама видела Соню ребенком, но все поняла и привезла то, что надо.
Соня подошла к зеркалу, подняла руки, чтобы вытащить заколки из шляпки.
- Помочь? - спросил Борис из-за спины.
- Боря, я очень устала, - Соня закрыла глаза. Голос звучал жалобно. Но Борис отчетливо расслышал – Только прикоснись ко мне!
Он сунул руки в карманы. Ну, и стой так в своем платье до утра. Ты же сама его не расстегнешь! Вспомнил Симины инструкции – вначале крючок наверху, затем два маленьких, потом молнию – до пояса. Рвануть это все как попало и уйти! Пускай делает что хочет. Нет, не рвануть, разорвать на ней это маленькое платье. Всё, сверху донизу! Толкнуть в постель и, не раздеваясь, взять ее грубо, сделать больно. Как она сделала ему. И пусть катится к своему сумасшедшему Мареку. Он в жизни не простит ей этот несчастный однодневный брак. Куда угодно пусть катится, в конце концов…
И тут вспомнил Симу. Как она говорила - сними платье аккуратно, Соня будет его хранить, показывать внучке. Это ваша семейная реликвия. Первая.
Сунул занесенную руку обратно.
- Соня, я сказал тебе, что женюсь один раз. И я не жалею… Я готов любить тебя и беречь. И хочу дать тебе счастье. Но если ты поняла, что я не тот человек... Поезжай с мамой. Поживи одна, разберись. Если не вернешься... Я пойму.
Соня не ответила ему. Она стояла так же - с закрытыми глазами у зеркала. Услышала ли? И понял, что услышала, когда повернулась и, приподнявшись на носочки, обняла за шею.
Он расстегивал осторожно, как сказано, крючки и молнию, и сразу поднял и повесил в шкаф. И в темноте его сверкнуло что-то похожее на подмигивающий левый, слегка косящий.
Дневник. Вырванные страницы.