Глава 7. Зверь у трона
13 день Месяца Злата 1573 год
Королевство Вестрог. Столица Вестрог-Поль
Королевский дворец
Это казалось немыслимым, невозможным, почти волшебным. Но Эдуард хорошо знал, что волшебства не бывает. Есть лишь темное колдовство, отравляющее жизнь, отнимающее душу. Только оно, и милость Творца, так редко проявляющая себя в реальной жизни.
Этой ночью, король не находил себе места, не знал куда податься. Ему было страшно и вместе с тем, надежда, пламя которой сумел разжечь этот старик, продолжало сиять где-то перед глазами, ослепляя, накрывая туманами. Эдуард хотел верить этому целителю, как назвала его Антонетта, но внутренний голос подсказывал ему гнать незнакомца прочь, пока не стало слишком поздно. Как для их сына Роберта, так и для королевства в целом.
Владыка Вестрога до сих пор не мог понять, что же заставило его поверить Джоффри. Его слова или заключенная в них сила святого. Да, он казался святым, потому как, Эдуард заметил едва различимое сияние, которое источало его тело. А еще знания. Старик ведал о чувствах других людей чуть ли не больше их самих. Это поражало, заставляя погружаться в священный трепет, и в то же время пугало, как если бы перед тобой стоял один из демонов Бездны. Этого король опасался больше всего. Кому же он доверил жизнь и душу сына – обладающему властью святому или проклятому колдуну, готовому поглотить душу принца, чтобы навеки заточить ее в глубинных мирах царства демонов.
Всего в двух санах от Эдуарда, Антонетта и ее фрейлина Миранда Бау, в последнее время с которой, они стали очень близки, сидели на широком диване, стоявшем у самого окна. Внешний вид говорил о том, что они очень спешили добраться до Вестрог-Поля как можно скорее. Подгоняли ли их посулы старика, либо королеве самой не терпелось поскорее увидеть спасенного сына – Эдуард не знал, а возможно и не хотел знать.
После разговора с супругой, он испытывал странную апатию и полное безразличие к ее судьбе. Владыке Вестрога все еще не верилось, что Антонетта способна на обман, но увиденное им сегодня, несомненно, отложиться на долгие годы, столько, сколько отпустил ему Незримый. Она не поверила ему, не смогла открыться, предпочитаю ложь доверию.
Странно, ведь он не знал, что Роберт был перенесен в другую комнату. Король, как и все остальные, продолжал находиться в заблуждении относительно местонахождения принца, до этой роковой встречи. Какое веление судьбы свело их вместе? Почему в тот же день и в тот же час, тропы вечности, соединили вместе людей, преследующих совершенно разные цели?
Эдуард, по приглашению барона Луиса Таллири направлялся на тайное собрание, созданное верными ему дворянами, для обсуждения политической обстановки Вестрога, а так же значительном росте влияния парламента, стремящегося сместить королевскую власть. Никогда прежде, владыка Вестрога не удостаивал собрание своим визитом, и только сегодня, почувствовав себя, действительно, одиноким, он искал общества, людей, понимающих его заботы. Он не ожидал, что все повернется по-другому. По всей видимости, ему опять не доведется побывать среди своих, как он надеялся, друзей. Но они поймут. Поймут, как только узнают, что его задержало.
Эдуард посмотрел в сторону двух “заговорщиц”. Он явственно видел, чувство вины, запечатленное на лице Антонетты. Она продолжала винить себя, но не могла поступить по-другому. Кто знает, в действительности ли, король разрешил ей пускаться в странствие, в поисках несбыточной мечты? Даже он сам не мог ответить на этот вопрос. Ну а могла ли королева рисковать жизнью сына? Она предпочитала оставлять Эдуарда в неведении, и он начинал понимать почему, и отчасти, только отчасти, был ей благодарен. Ведь Антонетта могла возненавидеть его, стоило только наложить запрет покидать дворец. Она же предпочла сделать все иначе, чтобы ненавидела не она. Ненавидеть должен король.
Пойдя на эту жертву, Антонетта, думала, что в случае провала, пострадает только она одна, но это было не так. Много лет назад, они связали свои узы, связали любовью и кровью, пролитой во имя нее. Ныне, они неразделимы, как небо и звезды, как степь и ветер, как жизнь и смерть.
- Антонетта. – прозвучал голос владыки Вестрога. – Мне нужно поговорить с тобой.
Он заметил, как королева вздрогнула, лишь только услышала свое имя. Она была бесстрашной, как ему раньше казалось, но это была лишь маска, как и многие другие, показанные до нее.
- Да, мой король. – Голос ее казался многим живее, нежели взгляд, как показалось Эдуарду, смотревший куда вдаль.
Антонетта о чем-то попросила Миранду, и та, кивнув в знак согласия, встала и удалилась из комнаты, оставив их наедине. Наступила томительная тишина, и лишь шум ветра за окном, не позволял полностью провалиться в пропасть беззвучия.
Эдуард не знал с чего начать, как подойти, что спросить, у той, которая, возможно, все так же продолжит лгать, несмотря на то, что он готов был поверить и согласиться с ней в чем угодно. Ведь только сегодня, при той встрече в коридоре, он окончательно понял, насколько Антонетта была уязвима. Король почувствовал жалость и гнев. Гнев к самому себе, что все это время был настолько слеп, и не способен был видеть очевидного. Ей нужна была поддержка, понимание, забота, которой, как Эдуард считал, дарил в полной мере. Как он ошибался, как был неправ.
- Нам нужно о многом поговорить, моя королева. – произнес Эдуард. В голосе его звучала мягкость, теплота. Антонетта тотчас почувствовала это, и напряжение спало. – Ты ведь можешь уделить мне несколько минут?
- Да, Эдуард. – Она выглядела уставшей.
- Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
- Немного уставшей. – призналась Антонетта. – Но это пройдет.
Владыка Вестрога приблизился к дивану, и сел с королевой рядом. Он еще не решался коснуться своей супруги, хотя явственно ощутил желание сделать это. Королю хотел почувствовать тепло ее кожи, запах ее волос, чтобы убедиться, что это не мираж, не сон.
- Уже почти рассвело, Антонетта. – заметил он. – Тебе следовало бы поспать.
- Нет. – королева нервно мотнула головой, словно Эдуард предложил ей что-то неподобающее. – Я не усну, пока не узнаю о судьбе своего сына.
- Ты говоришь о Роберте?
- Да.
- Но, а как же другие наши дети? – спросил король. – Ты не хочешь спросить о них.
- Я…. – на мгновение Антонетта потеряла нить разговора, прочитав в глазах Эдуарда мучительную боль утраты. – О, Незримый, что-то с Николасом?
- Ты не слышала последних новостей?!
- Нет.- призналась королева. – В дороге нам было не до сплетен.
- Сегодняшний вечером, прямо перед твоим приездом, орден “Розы” в полном составе покинул Вестрог-Поль. – произнес Эдуард, с трудом сдерживая в голосе предательскую дрожь. – Они ответили на призыв Великого Посредника о начале Священной Войны. Большинство рыцарских орденов, в том числе и орден “Розы”, сочли необходимым поддержать идею церкви.
- И ты отпустил их? Всех? Даже Николаса? – ужаснулась королева. Ее пугала сама мысль о возможной войне. Именно потому на протяжении всего правления Эдуарда Второго, королевство Вестрог отметилось лишь несколькими крупными вооруженными конфликтами с соседними государствами, а так же мелкими восстаниями и религиозными бунтами.
- А у меня был выбор? – Эдуард пытался выдавить из себя улыбку. Получилось плохо.
- Ты же король! Ты мог запретить им. В конце концов, они клялись в верности короне Вестрога, а не церкви. – вскрикнула Антонетта. – Но даже, сели ты не имел возможности отказать магистру, почему ты не задержал Николаса здесь, в Вестрог-Поле. Неужели ты бы не смог выдумать достойную отговорку, чтобы отгородить наследника престола от неминуемой смерти?!
Эдуард лишь покачал головой.
- Именно из-за Николаса, я и позволил ордену покинуть город. – признался он. – Ты же помнишь посвящение?
- Конечно. – сказала королева. – Это ведь было всего несколько недель назад.
- Тогда ты помнишь, что за выбор он сделал, в чем поклялся, и чему будет служить до конца своих дней. – сказал Эдуард. – Он не отступил бы от своих убеждений. Леонид хорошо воспитал его. Он сделал из будущего короля настоящего рыцаря. Я не мог запретить ему ехать со всеми. Николас никогда не простил бы мне подобного предательства.
- Ты проявил слабость. – изрекла Антонетта, сама не веря сказанному. – Из-за тебя погибнет наш сын.
- Я не верю в это. – сказал он со спокойствием в голосе. – Как не веришь и ты.
Королева промолчала, потому, как, с губ вновь готовы были сорваться слова: “Это моя вина”.
- Тем не менее, - продолжил Эдуард, - я хотел бы услышать от тебя, кто именно навел тебя на мысль обратиться к этому старику.
- Я услышала это от одной из служанок. – соврала Антонетта. Осознание этого болью прожгло душу, а на глазах выступили слезы.
- От какой именно? – спросил король. – Уж не от Миранды Бау пришли эти сведения?
Антонетта закрыла лицо руками. Она не могла больше врать, не могла.
Когда же наступил тот момент, что она не могла остановиться, находя выход только во лжи? Антонетта старалась припомнить, понять, возненавидеть это качество, пустившее в ее душе свои губительные корни. Каждый раз, набрасывая на себя маску супруги владыки Вестрога, она все больше погружалась в пучину лжи и самообмана. Все стало гораздо хуже, когда заболел Роберт. Чтобы сохранять кажущееся незыблемым величие, под пристальными взглядами подданных, королеве приходилось переделывать саму себя. Улыбаться, когда хочется плакать, смеяться, когда более всего на свете, хочется забыться и умереть. Но в первую очередь, Антонетта научилась лгать самой себе – причем во всем и постоянно.
- Да, Эдуард. Это была баронесса Бау. – призналась она, впервые в жизни почувствовав удовлетворение от честности, с которой она разговаривала со своим мужем. – Она хотела помочь мне, не в состоянии больше смотреть на мои страдания. Я оценила ее заботу, и в свою очередь, в знак благодарности решила прислушаться к ее словам и испробовать последнюю попытку помочь нашему сыну. Ты осуждаешь меня?
- Нет. – ответил Эдуард. Это была чистая правда. – Я поминаю и уважаю твой порыв. Едва ли я мог быть столь твердым, в своем решении с Николасом. Возможно, ты права – я поторопился.
- Мы не должны судить себя слишком строго. – сказала она в ответ. – Не должны осуждать друг друга, в ошибках, которые сами же и совершили бы, окажись в сходных условиях. Мы не ангелы, мы не обладаем силами древних королей, и потому не совершенны, в своих решениях и поступках.
Антонетта почувствовала, как король коснулся ее, дрожащей от волнения, руки. Как и много раз до этого момента, она чувствовала, как тепло его тела, медленно перетекает в нее, наделяя благодатью и силой вселенского покоя.
“Быть может, это и есть та сила, пользуясь которой короли древности, могли исцелять больных и говорить с деревьями?” – промелькнула мысль в голове королевы. – “Эта сила. Она действительно прекрасна, подобно свету Незримого, но несколько иного толка”.
Антонетта хотела сказать, что все еще любит и верит ему, но не успела.
Дикий вой, подобно волне прибоя, пронесся над дворцом, заставляя кровь стыть в жилах, а сердце замирать, от немого ужаса неизвестности.
Арамон направлялся в свои покои, когда услышал рев, подобный рыку дракона. Если бы не Гаспар, сопровождающий своего господина в тот вечер, то юноша наверняка упал бы в обморок, не в силах справиться с душевным волнением. Это было так странно, пугающе, и вместе с тем знакомо.
- Что это, Гаспар? – спросил он, бросив в сторону слуги недоумевающий взгляд. Тело била дрожь, но, как успел заметить Арамон, он сохранял невозмутимый вид, словно каждый вечер слышал нечто подобное.
- Не знаю, мой принц – признался Гаспар. – Не отводя взгляда от своего господина. Так словно демон проник в наш мир, и сейчас гуляет по дворцу.
- Не говори глупостей! – отмахнулся Арамон. Хотя в душу медленно закрадывались неприятные ощущения, что произошло нечто ужасное. Более всего на свете, он хотел сейчас бежать. Бежать подальше от этого рева, скрыться в неприступной крепости, окруженной тысячей рыцарей, закутаться в одеяло, словно слабый безвольный ребенок, не способный выдавить из себя ничего, кроме слез, и тихо, почти беззвучно молиться, чтобы все поскорее закончилось.
У лестницы, ведущий к четвертому этажу, где располагался тронный зал, Арамон заметил несколько гвардейцев из личной охраны отца. На лицах их читался тот ужас, смешанный с недоумением, что и отразился на лице принца. Лордишаль проводил их взглядом, а затем вновь посмотрел на Гаспара.
- Бегут со стороны тронного зала. – отметил он. – Значит, чтобы это ни было, оно находиться там. Именно оно и испугало гвардейцев.
- Возможно, мой принц. – кивнул слуга. – Но что с того? Разве нам не нужно последовать примеру солдат и бежать подальше от этого места? Давайте же, идемте скорей отсюда.
Больше всего на свете Арамону хотелось согласиться с Гаспаром и убежать. Но что-то останавливало его. Странное чувство, сродни зову, влекло юношу к тронному залу, приглашало прийти. Он мог сопротивляться, бороться с нахлынувшим чувством, но какая-то часть его сознания, ту, до которой так старательно пытался докричаться Леонид Лордишаль, не хотела этого. Арамон, не знал точно, в какой момент решил для себя, подчиниться зову, откликнуться на приглашение невидимого гостя.
Принц двинулся в сторону лестницы. Обеспокоенный странным поведением своего господина, Гаспар попытался докричаться до юноши, воззвать к его разуму, но все безрезультатно, как если бы он обращался к картине, висевшей на стене, безжизненно взирающий на окружающий мир, в своем запечатленном миге призрачной жизни. Гаспар не хотел себе в этом признаваться, но он боялся. Нет, не за себя, потому как давно вытравил из себя страх смерти, но за своего принца, будущего короля, если древние короли кинут на него свой взор.
С осторожностью и бережностью, на которую был способен, Гаспар извлек из кармана малого размера черный кремниевый пистолет, купленной им у королевского оружейника. Никогда прежде ему не приходилось стрелять. Более того, он переживал чувство священного ужаса, когда это смертоносное оружие нового времени, оживало в его присутствии. Почему именно Гаспар купил его и сохранил, день за днем, нося с собою, заряженную в эту черную штуку, смерть – ответа не было. Как если воля невидимой силы подталкивала слугу юного принца на этот отчаянный шаг.
Гаспар последовал за Арамон, отставая от своего господина всего на полсана.
- Что это, Эдуард?! – вскрикнула Антонетта. – О, Незримый, что это такое?!
Король, стараясь сохранять самообладание, попытался представить себе, что могло в этом мире издавать такой леденящий душу звук. Ответ напрашивался сам собой – демоны. Что-то пробудило их. Какой-то колдун или… Страшное осознание истины, внезапно мелькнувшее в сознании владыки Вестрога – Джоффри!
- Эдуард! – вновь вскрикнула королева. – Ты меня слышишь?
Король внезапно сжал ее руки, и резко рванул, пригласив следовать за собой.
- Что…? – не понимала она.
- Джоффри, Антонетта! – проорал он. – Это этот проклятый колдун! Быстрее в комнату в комнату Роберта!
Более не разговаривая, они, не отпуская рук, друг друга, рванули к выходу, едва сбив с дороги, бледную от страха фрейлину королевы Миранду Бау.
Арамон почти достиг входа, когда перед ним, словно из-под земли, выросли рыцари. Полное боевое облачение, предназначенное для ведения боя в пешем порядке, полностью скрывало, как тела, так и лица воинов. Последние из рыцарей “Розы”, оставшиеся охранять магистра, на период ведения орденом Священной войны.
Принц узнал двуручные мечи с узким лезвием, которые держали рыцари: обнаженные, но еще не приготовленные к бою. Юноша услышал слова молитв, скрывающиеся с губ, идущих в бой, узрел, как уверенно и грозно стоят они, ведомые долгом, а потом он увидел его.
Магистр Жеве де Полье едва походил на того обессиленного старика, которого видел Арамон, когда тот навещал Эдуарда Второго, дабы испросить разрешения для ордена покинуть столицу. В тот день, принц явственно увидел, скорее, нет, почувствовал, тяготящую боль старого рыцаря, лишенного возможности вести в бой рыцарей лично. Сегодня все было иначе.
Жеве облачился в парадный доспех, словно готовился к военному шествию. Другого у него не было, потому как, сняв, в последний раз, три года назад, свой боевой доспех, он перешел по праву старшинства другому рыцарю, более молодому и, готовому вести армию в бой. Лишь Бранир, как и в первый день его клятвы в верности трону Вестрога, со спокойным равнодушием ожидал схватки, покоившись на плече магистра. В глазах его пылал огонь ярости, а лицо, в своем величии, казалось лицом архангела. Он искал здесь зло, подобно обезумевшим инквизиторам. Искал, что снискать славу, искал, чтобы умереть с честью. Арамон чувствовал это. Не знал почему, но чувствовал, настолько насколько вообще можно чувствовать себя в этом месте, в ситуации, подобной этой.
Юноша не мог понять, как они добрались до тронного зала так быстро, но тут же вспомнил, что после исхода армии, Леонид распорядился устроить пир, для рыцарей, чей жребий выпал остаться в Вестрог-Поле в тот момент, когда их братья по ордену ищут славу в боях. Зал, где собственно проходило пиршество, находился этажом ниже, и потому рыцари, чей удел, как они думали, лишь в праздном веселье, явились на рев первые, как только стражи гвардии, покинули это место, посчитав его проклятым.
- Мой принц. – голос Гаспара долетел, как будто издалека. Словно вода, медленно подтачивающая камень, чтобы потом, стремительным потоком, снести камень, словно сухую ветку, упавшую на пути, рвущейся в вечность обезумевшей стихии. – Мой принц, вы меня слышите?
Арамон не мог отвести взгляда от голубоватого сияния доспехов, не мог говорить, а вопросы слуги, звучащие, словно жужжание надоедливой мухи, казались такими смешными. Ему было страшно, но любопытно, как бывает любопытно ребенку, подглядывающему за купанием старшей сестры, подавляло даже его, оставляя лишь стука собственного сердца.
Юноша видел, но звуки затихли, как если бы он оглох, потерял слух, но сохранил зрение. Жеве де Полье что-то кричал, отдавая приказы рыцарям, на что-то указывал. Они еще не решались войти зал, но это было не из-за страха. Арамон был уверен в этом. Нет. Они боялись своими неверными действиями навредить всем живым, кто сейчас находился во дворце. Они боялись случайных жертв. Таких как Арамон Лордишаль.
Принц и не удивился, когда к нему приблизился один из рыцарей, сказав что-то, указав на дверь. Он был невысок ростом, а в движениях своим менее ловок, чем остальные. Юноша не был уверен наверняка, но по всей видимости, тот был еще молод и неопытен, почти как Николас, ушедший на войну, что разлучила братьев.
В ту же секунду, реальность вернулась, а плотина, сдерживающая воды, рухнула, и Арамон услышал крик Гаспара:
- Да, идемте же отсюда, мой принц!
Рыцарь вновь указал на дверь, менее учтиво, чем это требовалось, но в подобной ситуации было не до правил поведения. Тем более что, принц успел заметить – юный рыцарь боялся.
Тут гнев вспыхнул в глазах Арамона. Он вдруг четко осознал, что этот мальчишка, надевший на себя, слишком тяжелой для своей массы, доспех, приказывает ему что делать.
- Я Арамон Лордишаль, принц королевства Вестрог, второй в очереди на престол, после сэра Николаса! – закричал юноша, двинувшись навстречу рыцарю. – Ты смеешь мне приказывать?
На какое время, рыцарь, как будто растерялся, словно не зная, что предпринять, и Арамон уже успел обрадоваться своей маленькой победе, как на сцену вышел магистр де Полье.
- Уходите, ваше высочество. – сказал он, почти отеческим голосом, так как, помнилось принцу, он разговаривал с Николасом – с уважением и терпением, как с равным себе. Это подкупало. – Здесь не безопасно и я не смогу гарантировать вам нашу защиту.
- Магистр, я хочу знать, что происходит. – Арамон придавал голосу властные нотки. Он понимал, что разговаривать таким тоном, с человеком вроде Жеве, бесполезно, но не мог отступить, поддавшись страху. Не тому учил его Леонид.
- Принц Арамон…
- Нет, магистр! – взвизгнул юноша, чем несколько обескуражил старого рыцаря. – Я не один из ваших рыцарей. Я принц Вестрога. Вы расскажите мне все немедля.
Жеве сдвинул брови, почувствовав, как гнев закипает в нем с новой силой.
- Мы еще сами ничего не знаем. – ответил магистр. – Те стражники, что охраняли тронный зал, точнее только двое из тех, кто сумел вырваться, утверждают, что видели, как чудовище явилось, словно из неоткуда, как если бы нечто или некто призвал его.
- Чудовище? – переспросил юноша. – Демон?
Магистр покачал головой в знак отрицания.
- Мы не знаем. – ответил он. – Ваше высочество, прошу. Покиньте это место. Ведь вы можете пострадать. В конечном итоге, я могу вас заставить сделать это.
- Не сможете. – отрезал Арамон. – Я Лордишаль.
- Но лишь принц, а никак не король. – парировал де Полье. Даниэль. – обратился он к юному рыцарю, который указывал Арамону на дверь. – Проследи, чтобы его высочество, благополучно добрались до безопасного места.
- Да, магистр. – кивнул рыцарь. – Будет исполнено.
Он направился к юноше, но путь ему преградил красный как вареный рак, Гаспар. Арамон не успел удивиться. Он и забыл, что тот всегда был рядом, готовый защитить, а если придется, то и умереть за него, как должен был поступать каждый, ради своего господина.
- Ох, не стоит тебе этого делать, парень. – предостерег он рыцаря, направив в его сторону заряженный пистолет. Рука предательски дрожала, не в состоянии справиться с сильным душевным волнением. Он не был уверен, что если дело пойдет совсем плохо, то ему удастся выстрелить, из оружия ранее не испытанного им лично. Кроме того, пуля могла не пробить тяжелый доспех, расплющившись при ударе. Да и не хотел убивать этого рыцаря. Гаспар никогда прежде не убивал и не хотел становиться убийцей, из-за нежелания принца прислушаться к голосу разума. – Он сам пойдет. Без силовых методов со стороны.
- Не говори глупостей, Гаспар. Я не пойду. – возразил Арамон.
- Пойдете. – сказал слуга. – Прошу вас, ради вашего блага. Ведь, своим присутствием, мы можем только навредить.
Рев повторился, но он не походил на тот, что звучал ранее. Этот стал протяжнее длиннее, как если бы чудовище, которое находилась в данный момент в тронном зале, приглашало войти. Кроме того, находясь совсем рядом с местом гула, все присутствующие, чуть не оглохли, потому как шум, издаваемый неизвестным существом был поистине огромен.
После этого Арамон, не дожидаясь повторного приглашения, выбежал из коридора, и уже успел спуститься по лестнице на один этаж, как вой прозвучал еще раз. Гаспар, следующий за юношей, не удержался и чуть не свалился с лестницы, но вовремя подоспевший рыцарь ухватил его за ворот белоснежной рубашки.
- Благодарю вас, сэр Даниэль. – поблагодарил слуга. – Простите, что был вынужден угрожать вам пистолетом.
В ответ, тот лишь небрежно кивнул, давая Гаспару понять, что разговор, при таких обстоятельствах, не уместен. Не следует тратить силы и дыхание на бесполезную беседу. Каждый рыцарь, каждый воин знает, что благодарности следует дарить и принимать, только тогда, когда битва уже закончилась, но никак не вовремя нее. Иначе рискуешь и вовсе не дожить до ее окончания.
Жеве проводил принца внимательным взглядом. Он не хотел, после того как все закончиться, объясняться с королем, почему его сын оказался так близко от места опасности и почему рыцари, раз уж они первыми появились на месте, не сделали все возможное, чтобы доставить принца в безопасное место. Потому он отправил вместе с Лордишалем своего внука, в глубине душу надеясь спасти их обоих. В этот момент он не думал ни о себе, ни о своих рыцарях, идущих на смерть с неизвестной опасностью. Его пугало это безразличие, но уже ничего нельзя было поделать.
“Наверное, это старость”. – заключил магистр, и развернувшись лицом к опасности, которая исходила из тронного зала, приказал рыцарям наступать.
Их было только восемь. Восемь, закованных броню воинов и один старик, ведущий их в бой, во имя славы. Грозно звенели щиты, с изображенным на них гербом ордена, гордо звучала героическая песнь, затянутая рыцарями, подобно священному гимну, ярости сверкали их глаза, жаждущие узреть врага, с которым им предстояло столкнуться. В сиянии небесного порядка, подобно огненной реке, берущей своим истоком само солнце, мечи вспыхнули при свете горящих факелов и свеч, готовые обрушить всю ярость своей мощи, на то зло, что затаилось во мраке тронного зала.
Двери медленно открывались. Механизм, отвечающий за их работу, казалось, не спешил отворять вход. Он словно специально тянул время, позволяя рыцарям наслаждаться безмятежным спокойствием еще пару мгновений, всего несколько ударов сердца.
- Вперед! – скомандовал магистр, приподнимая Бранир для атаки. Он не знал, что ждало их, но продолжал молиться, как если бы это было последним, что он сделает сегодня.
Жеве сделал первый шаг, подавая пример остальным, и скрылся во мраке тронного зала. Рыцари, обменявшись многозначительными взглядами, последовали за своим командиром. Тьма поглотила их.
Тронный зал был поистине огромен. Занимая большую часть дворца, он представлял собой настоящее искусство архитектурного гения мастеров древности, первых, кто участвовал в строительстве дворца, возведенного в 1203 году королем Карлом Седьмым. Грандиозное пространство, способное поспорить разве, что с творением Зигмонда фон Шота, созданного в империи в 1180 году, и ряды белоснежных колонн, замыкающих идеальный круг, создавали величественный образ здания. Блеск и слава золотых изделий, которыми был украшен зал, предметы искусства и старинное оружие королей древности, в сумме создают ощущения торжественности и великолепия, которое возникает у каждого посетившего эту область дворца, расположенного в Вестрог-Поле.
Но более всего, выделялся именно трон, на котором, в самые торжественные минуты жизни дворца, восседал король. Здесь, под его чутким руководством решались важнейшие для государства дела: принимались законы, встречали особо важных гостей, объявляли войны, присуждали почетные награды героям Вестрога, как на военном, так и на политическом фронте.
Визуально трон представлял собой высеченное из белого камня кресло, с широкой спинкой, на внешней стороне которой были высечены письмена на давно забытом языке. Если касаться размеров, то трон был несколько не пропорционален с человеческими размерами, как если бы, он предназначался для великана. Создатели, таким образом, хотели отметить сходство нынешнего трона, на котором, время от времени сидели короли династии Лордишаль, с теми, которые использовали в северных странах короли древности, коих почитали как богов. Кроме того, над седалищем возвышалась огромная статуя грифона – мифического зверя, бывшего некогда символом незыблемости королевской власти. Создателям удалось добиться потрясающего сходства с живым существом. Казалось, что зверь, как будто живой, навис над троном, подобно грозному божеству, взирающему на врагов короля.
Когда рыцари де Полье вбежали в тронный зал, их встретила темнота, наполненная страхом и странными запахами, одурманивающими сознания и навевающими сон. Воины растеряно замерли у самого входа. Там, где еще находилась малая толика света, наполняющая сердца надеждой. Они не видели даже на расстоянии вытянутой руки, они не видели друг друга, не ведали, где находиться их враг и что он из себя представляет. Вокруг лишь пустота, гасящая даже звуки. Никогда прежде воины не сталкивались ни с чем подобным.
Им было не по себе, тревожно, пугающе. Даже собственное дыхание, усиленное свистящим звуком, вырывающегося из щелей шлема воздуха, казалось хохотом обезумевшего демона, смеющегося над своими новыми жертвами, добровольно пришедшими на бойню. Хотелось кричать, но никто не осмеливался сделать этого. Страх бесчестия все еще был сильнее страха перед темнотой. Но надолго ли? Хватит ли мужества пройти свой путь до конца, и не ввергнуться в бездну безумия, раньше положенного срока?
Тод, Арчибальд, Генри, Ральф, Зоган, Кален, Норт и Чез – все такие разные, но нашедшие свой путь в служении ордену. Пускай их звезда, венчанная славой, еще не засияла на небосклоне, они продолжают свой путь, продолжают свое дело, продолжают свой бой. Они готовы на все, не боясь и тревожась о грядущем, смело, идя в бой. Им нужен лишь толчок, напутствие, призыв и они, ведомые вдохновенной песней героев, сокрушат врага, как бы силен он не был, или погибнут, срывая славу в погребальном звучании церковных колоколов.
Жеве знал это, и потому не спешил. Он должен был определить, что враг противостоит им. Насколько он силен, и что за сила питает сущность, обосновавшуюся в тронном зале.
Восемь лет назад ему приходилось участвовать в операции устроенной орденом инквизиции “Небесного молота”. Работая под командованием старшего инквизитора Августа Блиха, два десятка рыцарей ордена “Розы”, во главе с магистром Жеве де Полье, обеспечивали силовую поддержку церковному ордену по личному прошению Эдуарда Второго и так же Великого Посредника. Тогда магистр, за все годы службы, проведенные в боях, впервые увидел демона. Это было неповторимое чувство. В нем не было страха, скорее удивление, что такие существа в действительности могут существовать и двигаться. Он не рассмотрел ту студенистую массу, как реального противника. Лишь после того, как погибло половина отряда, Жеве зарекся недооценивать противника, пришедшего из вне. Более того, после того случая, он больше никогда не имел дело с инквизиторами, считая их опаснее самих выходцев из Бездны.
- Кален, Чез. Зажгите факелы! – приказал магист. – Генри, Ральф. Стойте на страже. Никто не должен пройти в зал, без вашего ведома.
Во тьме засверкали вспышки искр, а затем свет понемногу начинал заполнять пространство вокруг рыцарей, открывая картину трагедии, разыгравшейся в тронном зале дворца. Один за другим, в руках каждого воина появлялся горящий факел, и все больше света, все меньше тьмы.
- Незримый, что это?! – послышался крик Калена, стоявшего дальше всех от входа. – Их как будто разорвали в клочья!
Жеве де Полье поравнялся с рыцарем и посмотрел на его находку. Увиденное им сильно напоминало работу дикого зверя: льва или медведя, если бы можно было найти хищников подобных размеров. Тело гвардейца, наверное, одного из тех, кто нес стражу в самом зале, было растерзано до такой степени, что едва можно было разобрать, человек ли перед ними или освежеванная скотина. Руки неестественно завернулись назад. Позвоночник, переломанный, по меньшей мере, в четырех местах, выглядывал наружу, подобно пугающему гребню водного ящера. Голова, точнее ее вторая половина, на которой можно было разобрать черты лица несчастного, соединялась с телом лишь тонкой кожей, залитой густой черной кровью. Но самое удивительное было то, что губы гвардейца продолжали шевелиться, как если бы он хотел сказать что-то, но не мог из-за разорванного горла.
- Что это магистр?! – взволнованно пробормотал Кален. – Что за существо могло нанести такие ранения?
- Не знаю. – покачал головой де Полье. Они сам не находил ответа, а вывод напрашивающийся сам собой, леденил кровь. Без сомнения рыцари так же догадываются об источнике всех проблем, но продолжают отмалчиваться, как если бы разговор о враге, мог придавать ему силы, которые он мог использовать против них самих.
- И почему он продолжает шевелить губами, когда давно уже должен был быть мертв?! – добавил масло в огонь Арчибальд. – Это… демон? Магистр…
- Возможно. – допустил Жеве. – Но не стоит делать преждевременных выводов. Мы ведь не хотим выглядеть глупо, перед глазами дворцовой стражи, когда они явятся сюда, к нам на подмогу?!
- Если только они вообще придут. – проворчал Ральф. – Не думаю, что кроме нас кто-нибудь еще осмелиться явиться сюда, кроме тех, кто ищет своей смерти в когтях, проклятого Творцом, демона. Тех, кто не побоялся или, быть может, не успел, мы видели. – он указал на распотрошенное тело гвардейца, который все так же продолжал шевелить губами. – Что до других – они слишком любят жизнь, чтобы заканчивать ее в лапах демонического отродья.
Наступило неловкое молчание. Никто не хотел умирать, даже рыцари, считавшие это своим долгом. Быть может, в сражении с врагом, из плоти и крови, но никак не быть разорванным демоном, в поединке, без надежды на спасение. Это было выше их сил, выше, заложенных от природы и воспитанных и укрепленных в постоянных тренировках, возможностей.
- Кровь оскверненная… кровь оскверненная… - прозвучали булькающие звуки, раздававшиеся у левой стороны стены, за белоснежной колонной, залитой чем-то черным, похожим на кровь. Воины замерли и прислушались, но с каждой минут чуждого этому миру звучания, лица их, скрытые шлемами, становились все бледней. – Кровь оскверненная… гибель несет… душа изможденная…. царство падет.
Жеве дал знак рыцарям выдвигаться. Без сомнения, враг находился совсем рядом, и не стоило мешкать. Двое заходили справа, двое слева, чтобы взять неизвестного в клещи. Факелы метались из стороны в сторону, создавая причудливую игру теней, таких реальных и чудовищных. Гул доспехов заглушал безумный шепот, и потому страх на какое-то мгновение покинул рыцарей, но лишь на мгновение. Потому как только они узрели находку, ожидающую их за колонной, у них вконец пропало всякое желание находиться в этом месте.
Не так далеко от статуи, изображающей Эдуарда Первого, прадеда нынешнего короля, к стене, подобно кукле марионетке бил прибит еще один гвардеец. Степень повреждений на теле была многим меньше его товарища, но даже первого взгляда достаточно, чтобы понять, что тело неспособно было жить, лишившись всей крови, бурными толчками, вытекающей из обрубков, где некогда находились ноги. Бледное лицо, несчастной жертвы демона, исказила гримаса безумия.
Дикая широкая улыбка, которой он одаривал присутствующих, напомнила де Полье улыбку демона, или человека одержимого им. Он слушал его невнятные речи, в надежде понять смысл сказанного, но все пропадало в пугающем бульканье, разорванного горла. С каждой секундой голос становился все тише, пока совсем не затих. Лишь в глазах, в которых на мгновение, прояснилось осмысленное выражение, Жеве прочитал нечеловеческую муку, страдание, боль.
Мгновение. Единственный удар сердца. Взмах меча, и голова, отделенная от тела, покатилась к ногам Калена. Магистр проявил сострадание, и лишил подобия жизни этого воина, честно выполняющего свой долг, до самого конца. Он не мог дальше смотреть на мучения, не нашел в себе силы выносить ужаса, застывшего в его глазах, не простил бы себе, если бы оставил все как есть, на поживу бессердечных инквизиторов.
Похоже, именно это и стало последней каплей для юного рыцаря. Как-то по-детски вскрикнув, он рванул в сторону выхода, не замечания ничего вокруг, забыв обо всем на свете. Лишь обезображенное лицо незнакомого гвардейца стояло перед его взором. Кален не хотел ничего, ни о чем не думал, лишь бы скорее убраться прочь из этого места. Он уже видел себя на месте несчастного, и оттого чуть не завыл, от нахлынувшего дикой волной, желания просто жить.
- Кален, стой! – закричал Жеве, в безнадежной попытке предупредить юношу об опасности, но тот не желал слушать.
Словно одержимый, Кален бежал к выходу, частенько спотыкаясь обо что-то мягкое, замедляя путь, лишь для того, чтобы не упасть. В этот момент доспехи, как никогда мешали, затрудняя бег, ограничивая обзор, уменьшая подвижность. Когда нечто подхватило его, почти у самого выхода и подбросило к потолку, Кален, даже не успел понять, что происходит. Забвение пришло слишком быстро, не позволив юному рыцарю, ощутить ужас смерти. Напоследок, покуда сознание окончательно не покинуло юношу, он услышал отчаянный крик магистра:
- Стройтесь! Я вижу его!
- Незримый, помоги нам! – прокричал кто-то из рыцарей.
Потом темнота. Быть может, это погас факел, который Кален продолжал держать в руках, или просто глаза его закрылись, но никогда прежде рыцарь не ощущал подобного покоя. Он пытался улыбнуться, но, похоже, не получилось. Когда тело юноши вновь встретилось с полом, он был уже мертв.
- Нет! – вскрикнул Арамон. – Мы должны вернуться!
Он резко рванул назад, но Гаспар преградил путь. Руки его крепко сжали плечи принца, не позволяя двигаться.
“До чего же он сильный!” – удивился Арамон – “Его руки, взгляд. Он как будто преобразился этим вечером, стал другим”.
- Пусти! – прошипел юноша. – Я тебе приказываю!
- Нет, мой принц. – возразил слуга. – Там слишком опасно. Я не сумею вас защитить.
- Сумей защитить сам себя, дурак! – рявкнул Арамон, резко сместившись влево и ударив Гаспара локтем в лицо.
Слуга с воем отшатнулся и повалился на пол. На какое-то время, он был неопасен, и принц, воспользовавшись этим моментом, бросился к лестнице, туда, где стоял рыцарь Даниэль, преградивший ему путь.
- С дороги! – закричал Арамон, извлекая на свет рапиру. Он знал, что ему не справиться с рыцарем, закованным в тяжелый доспех, но от осознания этого, силы как будто наполняли его сверх меры, словно это был последний бросок, перед встречей с вечностью. – Дай мне пройти!
Рыцарь не сходил с места. Подобно железному столбу или одинокой скале, стоящей средь океана, он казался незыблем.
- Ваше высочество, прошу вас! – взмолился Даниэль. В голосе его сквозила печаль, а еще отчаяние и боль. – Я не могу остановить вас, но прошу, позволить мне помочь вам. Меня зовут Даниэль де Полье – я внук Жеве де Полье. Не знаю, что демон обитает в тронном зале, но верю, что магистру нужна помощь. Их слишком мало. Я знаю, что вас обучал сам Леонид Лордишаль, и верю, что вместе мы сможем остановить это зло.
Арамон почувствовал укол вины, перед этим рыцарем. Он не казался таким отважным, подобно его деду или герцогу Алеварскому, но вместе с тем стремился доказать самому себе, что чего-то стоит, к чему-то стремиться, пускай даже к собственной погибели.
- Идем. – сказал принц, и бросив взгляд на лежащего на полу Гаспара, мысленно попросил прощения. Ему не хотелось сейчас думать, какие слова объяснят его поступок, и что он должен будет сказать, чтобы загладить проступок, освободиться от чувства вины.
Вдвоем, они быстро поднялись по винтовой лестнице, и вот уже стояли у входа в тронный зал. Ворота были захлопнуты, хотя всего несколько минут назад, Арамон был готов поклясться, что слышал скрип механизма, отвечающего за их открытие.
- Заперто. – констатировал Даниэль.
- Сейчас откроет. – заверил его принц и нажал на рычаг, запускающий механизм.
Ничего не произошло, как если в одно мгновение, все вышло из строя.
- Что случилось?! – спросил рыцарь.
- Не выходит. – прошипел Арамон, несколько раз дергая рычаг из стороны в сторону. – Проклятье!
В тот момент со стороны тронного зала послышались крики. Да, именно крики. Не вой, бьющегося в безумной припадке демона, а именно человеческий крик, полный ужаса. Вне всякого сомнения – это кричали рыцари ордена “Розы”, запертые в одном, закрытом пространстве с чудовищем. Врата закрылись, и они не имели возможности покинуть тронный зал, обрекая себя на смерть.
- Незримый! Что же это?! – пролепетал Даниэль. – Что там происходит?!
Арамон покачал головой.
- Ничего хорошего. – ответил он, с внимаем осматривая коридор.
Рыцарь бросился к воротам, в надежде, сломать их, но это было все равно что, бросаться с палкой на гору, с глупой надеждой, что она подвинется, уступив тебе дорогу. Он выхватил меч и несколько раз ударил по двери. Послышался, неприятный сердцу, металлический звон, а затем тяжелый вздох Даниэля, более похожий на плач.
- Прекрати! Ты мне думать мешаешь. – оборвал его принц, продолжая осматривать стены, в надежде найти, хоть какую-нибудь подсказку.
- О чем это вы?- спросил рыцарь.
- Здесь. – Арамон указал пальцем на стену. – Где-то здесь, должен находиться запасной вход в тронный зал.
- Но где именно?
- Не знаю. – признался Лордишаль.
- В комнате справа, мой принц – прозвучал знакомый голос. – За шкафом.
Арамон обернулся и увидел, все еще пошатывающегося после удара, Гаспара. На лице его запеклась кровь, а на глазах так и не засохли слезы, от внезапной вспышки боли, которой его наградил господин. Больше всего на свете, юноше захотелось сейчас попросить прощения, но он не осмелился заводить разговор на эту тему, в данный момент.
Крики повторились. В этот раз более отчетливо, как если бы источник шума приближался к воротам. Звериный рык, раздавшийся следом, почти оглушил всех троих и они не могли слышать, что за кошмар творился в этот момент в тронном зале, там, куда магистр де Полье отвел своих рыцарей, чтобы встретить смерть. Они не слышали приказов, звучащих из уст магистра, словно гром. Не слышали предсмертного хрипа Арчибальда, разорванного пополам, одним неуловимым движением. Не слышали, как в отчаянии бился в запертые двери Ральф, в надежде найти спасение в бегстве. Среди этого хаоса криков и смерти, никто уже не думал о бессмертной славе, о чести, о мужестве. Все эти понятия утонули в гнилой крови ужаса, посеянного демоном, нашедшим себе приют в тронном зале.
Гаспар толкнул принца в плечо и указал на дверь. Они почти не слышали друг друга, из-за страшного свиста в ушах, и потому общались на языке жестов. Арамону, более чем кому-то из троих присутствующих, было сложно ориентироваться в пространстве, не полагаясь на слух и те преимущества, им дарованные. Он часто спотыкался, задевая препятствия в виде столов с вазами или статуй, подобно картинам, запечатленные в камне минуты жизни, тех, чей век давно прошел.
Еще один толчок от слуги, (Все-таки, он испытывал некоторое чувство обиды, и не упускал возможности воспользоваться моментом, дабы восстановить равновесие.) и они оказались в соседней комнате.
Голова кружилась, и слух не желал возвращаться, но Арамон готов был поклясться, что слышал пение, исходившее откуда-то из стены, там, где как он думал, мог находиться вход в тронный зал. Оно походило на нечто волшебное, как если бы песня, звучала из уст ангела, играющегося свои небесные мотивы, в обители смертных королей. Звучание то удалялось, то возвращалось вновь, прибавляя к своему мотиву нечто новое, доселе неизвестное и нигде ранее не слышимое юношей. Когда-то он пытался заниматься музыкой, но ничего из этого не вышло. В этот момент, он мог бы пожалеть, что отказался тогда от прохождения обучения в музыкальной школе в Лосбейне, отказавшись от чего-то прекрасного, в искусстве в котором больше от небесного, чем от земного. Именно мелодия и указала Арамону правильный путь.
Принц помог, замешкавшемуся Гаспару найти вход, указав верное направление, и они вошли в темноту, как всего десять минут до того сделали рыцари. Теперь юноша не испытывал страха. Ведь музыка, столько прекрасного существа не могла обмануть, не могла предать. Ее звучание защитит от зла, а сила, заключенной в мелодии эмоций, способна зажигать и гасить звезды, словно свечу, разгоняющую мрак в подземелье человеческого бытия.
Когда они вошли в тронный зал, то звучание музыки стихло, и в тот же момент темнота накрыла Арамона. Он вдруг явственно почувствовал запах крови и смерти, витавший вокруг. Сильнее сжав рукоять рапиры, принц старался сохранять самообладание, чтобы ужас, посетивший его сердце, пустив корни, не перекинулся на остальных. Лордишаль никогда не считал себя храбрецом, но сегодня, будь у него такая возможность, он бы мог собой гордиться.
Тем не менее, Арамону не хватало сейчас лаковых слов матери, поддержки отца, напутствий Леонида. Они, как будто были далеко, в другом мире, жили под другим солнцем. Здесь, он был один и только его слова решали будущее тех людей, кто, доверив ему свои жизни, находились, в этот момент, рядом.
Они стояли в сплошной темноте. Без единой крупицы света, без единого звука, словно в пустоте, где есть лишь гнетущее разум ничто.
Арамон слышал стук собственного сердца. Оно звучало громче и сильнее обычного. Юноша прислушался к ритму его звучания, ежесекундным ударам о грудь, к шуму в ушах, медленно идущему на убыль.
Он услышал голос, нет крик. Но на этот раз кричал Даниэль, в надежде докричаться до выживших. Он все еще продолжал верить, что может спасти своего деда, что все может исправить. Так думал и Гаспар, постоянно поглядывая на дверь, чтобы та самостоятельно не закрылась. Арамон словно слышал их мысли, слитые в единый поток необъятного разума, понимал суть их страхов, видел слабые места каждого.
- Здесь есть кто-нибудь?! – кричал юный рыцарь. – Ответьте! Прошу! Господин магистр!
Ответа не последовало. Лишь тишина, схожая с пустотой и безликой вечностью, оставалась спутником Даниэля. Никто не ответил на его зов, погружая разум юноши в отчаяние. Принц почувствовал его боль. Боль утраты. Ему было знакомо это, и никому другому, не желал бы испытать нечто подобное. Арамон проявил сочувствие, хотел сказать что-то ободряющее, но не успел.
Голос, прокатившийся над сводами зала, походил на гром. Столько силы было заключено в его звучании, почти как в песне, слышимой Арамоном, перед тем как они нашли секретный вход.
- Кровь оскверненная, гибель несет! Близиться час, королевство падет!
Даниэль попятился, не в силах выносить давление голоса неизвестной твари.
- Что с тобой? – спросил Арамон.
- Его голос…. – Рыцарь сорвал с головы шлем и принц впервые, мог увидеть его лицо. Он сам не понимал, как это творится в кромешной темноте, но он видел все, что происходит в зале. Худое, изможденное, а еще глаза, которые беспорядочно бегали, из стороны в сторону, как у безумного. Он раскусил губы до крови, и Лордишаль хорошо видел, так тонкая струйка крови побежала по подбородку. – такой голос был у моего деда в молодости. До того, как его горло пробила стрела.
Образы являлись Арамону яркими вспышками, словно фейерверк, который пускали в небо в период больших празднеств. Сначала, он видел только своих спутников, беспорядочно мечущихся, отступая к выходу, но затем, по мере того, как голос становился ближе, юноша узрел весь зал, и чуть было не закричал, мысленно надеясь вновь погрузиться в темноту, дабы больше никогда не видеть этого кошмара.
Рыцари. Они все были здесь. Точнее то, что осталось от некогда могучих воинов. Они погибли быстро, судя по ранам, нанесенным чудовищем. Здесь не было сражения, как надеялся Арамон. Нет. Здесь была бойня, убийство, смерть. Едва ли они даже могли сопротивляться, не понимая с какой силой столкнулись, с кем или с чем имеют дело.
Жеве был хорошим магистром, но он привык смотреть врагу в лицо. Орден “Розы” не был подобен иным орденам, подчиненным церковной власти. Они прежде никогда не участвовали в карательных операциях, направленных против врагов Святого Трона, редко, и только с позволения короля Вестрога, оказывали помощь, ордену инквизиции. Будучи верными, королю, они продолжали вершить суд на полях сражений, против врагов из плоти и крови, не встречая на своем пути демонов и иных тварей, рожденных Бездной.
Арамон искал взглядом магистра, но тела нигде не было видно, словно чудовище поглотило его, насытившись горячей плотью.
Спутники принца продолжали стоять на одной месте. Для них время как будто остановилось, замерло, подобно поверхности озера, затянутого тонким льдом. Как показалось юноше, ни рыцарь, ни Гаспар не шевелились, как если бы обратились в статуи – безжизненные и холодные. Он не успел испугаться. Ему не позволили.
За дальней колонной, со стороны окна, что выходило своим видом на весь город, почти у самого потолка, Арамон заметил движение. Подобно мечущимся, из стороны в сторону, теням, фигура твари, то появлялась, то исчезала, неуловимы движениями, уходя от чуткого взгляда принца. Он не мог различить черты, образ существа, но вместе с тем чувствовал его разум, полный боли и страха. Оно находилось там, но не решалось приближаться, как если бы присутствие какого-то амулета, мешало ему сделать это.
“Что же это могло быть?!” – поразился Арамон. - “ Существо, чей удел приносить смерть, способно мыслись, оперируя человеческими понятиями ”.
Принц старался проникнуть глубже в понимании сознания демона. Он когда-то слышал от отца, что подобное возможно. Человек, отмеченный милостью Незримого, в определенный момент своей жизни, способен пробуждать к жизни чудеса.
“Оставалось только понять, как это происходит”. – подумал Арамон.
- Сэр Даниэль. – обратился принц, к стоявшему в сане от него, рыцарю. – Мне нужна ваша помощь.
Но ответа не последовало, и в сердце юноши начинал проникать страх, а образы, казавшиеся всего секунду назад такими яркими, провалились в ничто, погрузив комнату в темноту. Однако, перед тем как резким толчок, похожий на удар, вытолкнул Арамона назад в реальность, он услышал голос, вещающий на странном, но вместе с тем, хорошо понятном юноше, языке.
-
У самого трона, где прячется зверь,
В глубоком забвении стражу несет.
Лишь скрипнет порок, да откроется дверь,
Он ревом приметным, свой клич вознесет.
Когда близок враг, и паденье грядет,
И смерти мотив заиграет струна.
Он веки откроет и смерть принесет,
И кровь королевская будет она.
- Мой принц! – Гаспар подхватил, теряющего сознание Арамона. – Незримый, помоги мне!
Все шло относительно спокойно, но после того, как прозвучал голос, предсказывающий падение королевства, принц замер на месте. Слуга пытался докричаться, воззвать к юноше, но тот оставался безвольной куклой, жертвой темного колдовства.
Позади закричал, объятый ужасом, Даниэль.
Гаспар вздрогнул и потянулся к пистолету. Он лихорадочно ловил ртом воздух, стараясь придать себе уверенности. Он знал только одно – принц должен жить. Ради этого, он выведет их из этого места. Ради благополучия своего господина примет бой с этим существом, если придется.
Звон металла, страшный крик и вой, наполненный слепой злобой. Тело юного рыцаря ударилось о стену, словно мешок с подковами, и осело. Без сомнения, сэр Даниэль был уже мертв. Гаспар успел пожалеть несчастного, перед тем как тронный зал наполнился ярким светом.
Гаспар развернулся, выставив впереди себя заряженный пистолет. Он старался не смотреть на то, что предстало перед его взором, но не смог удержать любопытство. Увиденное, на долгие годы запечатлеется в его сознании.
Перед ним, всего в двух санах от земли, парил магистр Жеве де Полье, позади которого клубился мрак, подобно грозовым тучам, собирающимся на горизонте, прежде чем ударит ливень. Бледное, лишенное эмоций и чувств, лицо, а так же затянутые пеленой смерти глаза, смотрели прямо на Арамона, в беспамятстве растянувшегося на полу тронного зала.
Гаспар не мог больше ждать и, прицелившись как можно более точно, выстрелил прямо в голову магистру.
- Ты не заберешь его тварь! – прорычал он, со священным трепетом наблюдая, за выходящим из отверстия пистолета серым дымом.
Рана, зияющая во лбу, Жеве, казалось, не доставляло твари, управляющей телом убитого магистра, никаких неудобств. Тени сместились, и Гаспар заметил, как тело де Полье снизилось на полсана. Безжизненные глаза продолжали смотреть на Арамона.
Слуга мог только догадываться о намерениях демона, но не собирался стоять и наблюдать, как его господина, поглотит эта тварь. Рапира принца лежала всего в шаге от бесчувственного юноши, но Гаспар не осмелился сделать даже его, как зачарованный наблюдая за действиями создания Бездны.
- Чистая кровь…. – словно в задумчивости, которое погрузило его смерть, произнес магистр. – Чистая кровь только сможет спасти королевство….
Гаспар только сейчас заметил, что он стоит на коленях, перед этой тварью. Он сделала попытку встать, но ноги, словно приросли к полу, не желая подчиняться, стали его частью.
- Дай нам уйти. – прошептал слуга, не отводя взора от Жеве. – Дай мне спасти моего принца.
- Чистая кровь его, может спасти королевство. – продолжал твердить магистр, безжизненным голосом. – Кровь Лордишаль спасет королевство. Лишь чистая кровь.
Свет начинал меркнуть, но тени отступали. За секунду до того, как разбилось окно, позволяя ветру унести нечестивую силу, прочь от дворца, тело мертвого магистра, лишившись силы, поддерживающие в нем подобие жизни, со страшным хрустом, упало на пол тронного зала.
Миранда Бау оставалась где-то позади. Быть может, она звала свою королеву, просила подождать. Не исключено, что ей было страшно, но Антонетта не могла ждать, не имела права тянуть драгоценное время. Она еще с трудом понимала, что имел в виду Эдуард, когда просил ее поторопиться, но когда супруг смотрел на нее таким взглядом, она предпочитала покорно отмалчиваться, надеясь лишь на то, что это был очередной срыв, на почве последний событий.
Когда Эдуард и Антонетта, презревшие общим шум, суматоху, не обратившие внимания на звон набата, обозначающего сигнал тревоги, раздавшийся почти сразу же, как они покинули приемный покой короля, приблизились к двери, Арианна уже стояла там.
Ее расширенные от удивления глаза и растрепанные черные локоны волос, говорили о том, что принцесса мчалась сюда со всех ног. Что заставило ее покинуть свою комнату и направиться к покоям Роберта, ведь, судя по внешнему виду, Арианна не собиралась этим вечером навещать младшего брата, позволив нянькам, уговорить себя отдохнуть.
- Арианна! – вскрикнула королева. – Что ты здесь делаешь?
- Маменька, вы приехали! – воскликнула принцесса. – Но когда?!
- Арианна… потом. – шикнула Антонетта. – Я спросила, почему ты здесь?
Дочь как-то странно уставилась на своих родителей, так, как будто видит их первый раз в своей жизни. Она не узнавала голос матери, привыкши видеть ее всегда сдержанной, даже отстраненной, в общении, как с подданными, так и со своей семьей. Не узнавала отца, стоявшего рядом с Антонеттой, никогда ранее, не находящий в себе мужества, явиться к Роберту лично. Они были вместе, и это было плохим признаком, значит, что-то случилось.
- Я…. – девушке было трудно найти подходящие слова. Она чувствовала давление родителей, и оттого ей становилось нехорошо. – Мне приснился дурной сон, насчет Роберта. Я видела, как он умирает, я… - секундная пауза. – Я видела, как он умер.
- Не говори глупостей, Арианна. – в голосе Антонетта проступили истерические нотки.
- А потом это вой. – добавила принцесса. – В его звучании, я как будто слышала голоса. Множество голосов, как если бы, в одно мгновение, закричали все грешники, томящиеся в Бездне. Я испугалась, но не за себя, за Роберта. Ему могла угрожать опасность. Ведь голоса, звучащие в этом неистовом звучании, приглашали его, протягивали руки, забирали к себе.
- О, Незримый! – простонал Эдуард и бросился к двери.
Предчувствуя самое худшее, он рванул за ручку, но дверь не поддалась.
- Заперто! – почти взвизгнул он. – Этой старик запер дверь.
- Кто? – не поняла Арианна. – Я пыталась открыть дверь, но она заперта изнутри. Я подумала…
- Замолчи, Арианна! – крикнул Эдуард. – Мне сейчас не до тебя.
На глазах принцессы выступили слезы, но она промолчала, не желая тревожить отца, в период, когда лучшим решением было смириться. Они поговорят позже, но сейчас стояла совершенно иная задача. Роберт.
Король несколько раз ударил кулаком по деревянной двери. Затем, не добившись успеха, несколько раз врезался плечом, но запор оказался слишком прочным. У Эдуарда не хватило сил.
- Стража! – закричал он, еще раз угостив дверь ударом кулака. – Стража, ко мне!
Но никто не появился, словно в одно мгновение королевский дворец вымер.
- Где же все? – прошептала Арианна. – Что происходит?
- Не знаю. – признался владыка Вестрога, продолжая колотить по двери. – Я ничего не знаю!
Он начинал неистово бить в дверь, покуда разбитые руки не залила алая кровь. Но даже это его не останавливало, и в скором времени, вся дверь пропиталась кровью короля. Он начал бить дверь ногами, бросаться на препятствие с упорством раненного вепря, чтобы получит еще больше травм. Но сейчас – это беспокоило его меньше всего.
Принцесса испуганно вскрикнула, никогда прежде, не видев короля в таком состоянии. Это было страшно, когда родной человек, которого ты знала и любила, показывает себя с совершенно иной стороны. Ты смотрела лишь с одной, но была и другая, проявившаяся только сейчас, только в этот момент, когда, казалось, весь мир рушиться. Остается лишь страх. Страх перед неизвестностью. Сейчас, Арианна могла с уверенностью утверждать, что ее отец, король Вестрога боится.
- Эдуард, прекрати! – взвизгнула королева. – Ты пугаешь меня! Ты пугаешь свою дочь!
Эдуард замер, почувствовав укол вины, за внезапную вспышку неконтролируемой ярости. Что может быть хуже, когда подобное видит твоя собственная дочь, та кто считала тебя отцом, несмотря на все разногласия и недомолвки. Антонетта знала о его слабости, но не дети. Так он считал, на то он надеялся.
Владыка Вестрога сполз на пол и, уставившись на дочь с непонимающим взглядом, прошептал:
- Прости меня.
В тот момент, когда прозвучали последние слова, а Арианна наградила отца приветливой улыбкой, дверь в покои Роберта распахнулась. Из темноты показалось озабоченное лицо Джоффри. Капельки пота, смешанного с кровью (трудно было понять, кому она принадлежит), стекали с уставшего лица, враз утратившее свою живость, превратившись в бледную маску. Руки в бессилии повисли, подобно плети, фигура сгорбилась.
Целитель поднял покрасневшие глаза и посмотрел на Антонетту.
- Ваше высочество…
- Что случилось?! – рявкнул Эдуард, подбежав к старику и схватив его за ткань балахона. – Что ты наделал?!
Руки сами легли на шею Джоффри. Ярость захлестнула сознание короля, и он уже не видел, как посинело лицо старика.
- Эдуард! – вскрикнула Антонетта. – Ты же его убиваешь!
Королева подбежала к супругу, в надежде остановить это безумие.
Король и отпустил горло Джоффри. Старик, не удержав равновесия, упал на пол. В глазах стояла темнота, и он не мог видеть, как впервые в жизни Эдуард ударил жену. Послышался крик Арианны и плач королевы, еще до конца не осознавшей, что произошло.
- Прошу вас. – прохрипел Джоффри. Эдуард слишком сильно сдавил ему горло, и потому слова, теперь, давались ему с большим трудом. – Ваше величество, успокойтесь. – целитель хорошо понимал причину внезапной вспышки гнева владыки, но не ожидал, что последствия ее, окажутся столь непредсказуемыми.
Эдуард с ненавистью посмотрел на колдуна. Он сам боялся своего неконтролируемого поведения, но что-то подталкивало его делать то, что он сделал и еще сделает. Сегодня он был готов убить, и сделает это, если его не остановить. Джоффри понимал это, и у него было кое-что, способное подчинить обезумевшего короля.
- Я хотел бы вам кое-кого представить. – произнес старик. – Того, ради которого я и явился к вам во дворец.
Глаза Антонетты зажглись надеждой. Она быстрее других догадалась о ком идет речь, но все еще не верила, что такое возможно. Арианна лишь беспомощно хлопала глазками, переводя взгляд, то на родителей, то на безумца, неизвестно какими путями оказавшийся во дворце. Эдуард продолжал сверлить целителя взглядом, находя в его лице главного врага.
- Выходи, мой мальчик. – почти ласково, произнес Джоффри.
Когда в дверях вырисовался силуэт мальчика, в фигуре которого Антонетта узнала Роберта, то не смогла сдержать крик.
- Привет, белка! – с задором в голосе, произнес Роберт, махнув рукой своей старшей сестре.
На нем все еще была надета фарфоровая маска.
- Мальчик мой, прошу тебя. – попросил старик.
Роберт кивнул и, положив руки на маску, резко сорвал ее. То, что увидела под Антонетта, заставило королеву Вестрога потерять сознание. Тьма накрыла ее, но образ, запечатлевшейся в сознании, останется еще надолго.