Глава 5. Нечто большее

Глава 5. Нечто большее.
1 день Месяца Злата 1573 год
Королевство Вестрог. Столица Вестрог-Поль
Королевский Дворец

 Никто не винил ее, не заставлял признавать свою правоту, слушать осуждающие речи. Антонетта не нуждалась в советах и, тем более, рекомендациях, как ей поступать в отношении собственных детей. Она не желала слушать предостережений, внимать голосу разума, заставлять себя остановиться и подумать.
Что могла одна женщина подделась с немилосердной судьбой, заставляющей барахтаться в своих волнах, подобно моряку, тонущему в холодном океане? Как мог он поступить, если есть хоть малейший шанс доплыть до берега или встретить средь волн, проплывающий корабль? Кто-то мог, уповая на судьбу, пойти на дно, не желая попробовать своих сил, сделать рывок, сказать самому себе: “Я могу!”. Но Антонетта не желала быть одной из них: жалкой, опустившей руки, медленно идущей на дно. Она не могла отрицать того, что есть этот самый берег, и что до него, при должном терпении и усилии, можно доплыть. Нужно лишь верить, и она верила. Хотела верить.
Королева, покрыв голову платком, скрывая волосы за теплом тканью, и облачившись в скромный наряд, в сопровождении фрейлины Миранды Бау и шести солдат, из своей личной гвардии, готовилась к отъезду из города. Путь предстоял неблизкий и посему, уповая на приемлемую погоду, супруга Эдуарда распорядилась, чтобы карета ехала по кратчайшему пути, чтобы уже к четвертому числу, быть в нужном месте.
Утро стояло прохладное, и Антонетта, чувствуя озноб, сильнее укуталась в теплое одеяло из меха, которых вдоволь лежало, в королевской карете. Баронесса Бау сидела напротив, всматриваясь в лицо своей госпожи. Ей больше всего на свете хотелось, сейчас, знать, о чем думает королева, какие мысли посещают ее голову в этот момент, отважиться ли на этот путь. Но лик Антонетты оставался лишенным эмоций, и ничего, кроме досады, от внезапно свалившегося с небес холода, нельзя было прочитать и понять.
На улице слышались шаги и перешептывания слуг, робеющих от мороза. Перекинувшись парой слов с кучером, капитан королевской охраны Элсан Кард, призванный сопровождать королеву, отдал последние указания к приготовлению и отправился в сторону караулки, чтобы забрать охранные грамоты, при пересечении территорий не подконтрольных Вестрогу. Таких было немало, особенно двигаясь коротким путем. Лишние неприятности в дороге, могли только задержать, а значит дать время Антонетте передумать. Королева не желала медлить и потому, сборы в дорогу заняли так мало времени.
Миранда тяжело вздохнула, чувствуя, как холод пробирается сквозь одежду, но пожаловаться не осмелилась, хотя и не могла не спросить:
- Ваше величество, неужели, мы не могли подождать в более теплом месте, когда слуги закончат сборы, и мы сможет проследовать к карете?! Зачем требуется мерзнуть, если можно находиться в тепле? Быть может, вы прислушаетесь к моему предложению? – надеждой в голосе произнесла она.
- Нет. – покачала головой Антонетта. – Мы останемся на своих местах, Миранда. Капитан Кард скоро закончит дела, и мы сможем отправляться в путь. Не к чему, тянуть время. Оно слишком дорого для меня.
Фрейлина, облаченная в походное, но не лишенное роскоши синее платье, покорно кивнула.
- Я понимаю, ваше величество.
Миранда хорошо умела чувствовать, когда королеву стоит беспокоить вопросами, а когда лучше, для своего же блага, промолчать, позволив событиям идти своим чередом. Она продолжала терпеть невыносимый и странный, для этого времени года, холод. Ей оставалось лишь ожидать этого проклятого медлительного капитана, который так и не приходил.
В сознании роились причудливые образы, вызванные благовониями, но успокоение так и не приходило. Осознание того, что несколько дней, придется провести в тесном пространстве, в компании с человеком, вольным распоряжаться твоей судьбой, и жутким холодом, который вступил в свои права слишком рано, нагнетали грусть и апатию. Миранде хотелось послать все к демонам и отправиться в свою комнату, отогревать тело, охваченное ознобом, но образ Эмми, чья судьба и чье благополучие решается в этой поездке, заставлял фрейлину королевы Вестрога отказаться от этой затеи.
Да, королева уверяла, что малышка пришлась ей по душе, и она готова видеть ее каждый день, во дворце. Но в качестве кого? Милой девочки, до поры до времени развлекающую Антонетту, своей игрой на музыкальных инструментах, или будущую фрейлину, которой уготована судьба большая, нежели смогла дать ей мать? Что в действительности означала забота королевы? Желание заменить Арианну Эмми? Погасить или, быть может, скрыть от самой себя боль, из-за отсутствия взаимопонимания с собственным чадом, отсутствием желания идти к этому самому взаимопониманию? Кто Эмми для нее? Та дочь, которой у Антонетты никогда не было, или игрушка, призванная развлечь сердце, полное скорби?
- Ты кажешься мне взволнованной. – произнесла королева, заставив, погруженную в собственные размышления Миранду, вздрогнуть от неожиданности. Голос госпожи, как стальной клинок резанул по сознанию, охваченному дремой.
- Что вы сказали, ваше величество? – переспросила фрейлина. – Я… отвлеклась.
Лицо Антонетты, а точнее одна из масок, которые она так привыкла набрасывать на себя, смотрели в сторону Миранды с беспокойством.
- Тебя что-то беспокоит? Неужели холод?! Я немедля распоряжусь принести слуг больше одеял. Этих, действительно, слишком мало чтобы согреться. Да и нам следовало одеться потеплее, но я никак не ожидала холодной погоды так скоро.
- Я… - начала было фрейлина говорить, но была прервана.
- Может, тебе нездоровиться и нам следует отложить поездку? – спросила ее супруга Эдуарда. – Только слово. Я не желаю рисковать здоровьем своей подруги.
Миранда посмотрела в глаза своей королеве. Какого ответа она ждала? Что хотела услышать? Да, нет или что-то среднее меж этих понятий. Был ли это простой жест проявления заботы, вопрос, не требующий ответа или надежда на ответ, который поможет Антонетте сделать правильный выбор. Выбор, который она не могла или не осмеливалась сделать сама, лишенная посторонней помощи.
- Нет, ваше величество. – прошептала фрейлина, чуть склонив голову в знак благодарности за заботу. – Я вполне способна перенести путешествие. Хотя от нескольких одеял не отказалась бы. – Улыбка засияла на лице Миранды, в надежде, что королева разделит ее с ней. Так и случилось.
- Хорошо. – кивнула Антонетта. – Если таково твое желание, я буду рада компании. Хотя, я уже говорила не раз, что твое присутствие не требуется. Я сама способна отыскать обитель святого.
По двери кареты постучали.
- Это капитан Кард, ваше величество. – прозвучал хриплый голос старого вояки. – Все приготовления сделаны и если, вашему величеству, больше ничего не нужно – мы можем отправляться в путь.
- Спасибо, капитан. – не отворяя двери, ответила Антонетта. – Попросите Томаса принести еще одеял, и мы можем отправляться.

Шум на улице заставил Арамона открыть глаза, отринув, не отпускающую из своих объятий, дрему. Звон металла, соприкасающегося с металлом, крики слуг и задорный хохот королевского шута Бертолио. В этом урагане звуков, эмоций, голосов, юный принц встретил утро.
Даже через закрытые ставни на окнах в комнату пробирался холод, и хотя солнце уже взошло, согревая свои лучами земную твердь, ледяные оковы повелителей хлада не спешили покидать Вестрог-Поль, продлевая агонию своего существования, как можно дольше. Под толстым меховым одеялом было тепло и комфортно, а полутьма, в которую было погружено окружающее пространство, располагала к дальнейшему сну. Как не хотелось, поборов себя, свою лень и сонливость, подниматься с кровати, ввергая свою судьбу суровой яви.
И вновь, западающий в сердце звон металла. Арамон тяжело вздохнул и, встав с кровати, нашел в себе силы подойти к окну.
Окно выходило во внутренний двор замка, где левее главного парка, огороженного мраморным забором, была расположена тренировочная площадка, где каждое утро Леонид Лордишаль, проводил время вместе с двумя племянника, обучая их воинскому искусству. Последнее время площадка пустовала, ничем не напоминая о минувших днях, наполненных мечтами о славе, бывшие для Арамона скорее игрой, нежели чем-то большим. Тем, чем они всегда были для Николаса. Это угнетало, но не лишало сил. Ведь нет в том вины, если путь твой лежит, по другую сторону леса, от той, что выбрал твой старший брат. Как никогда не жалел о своем Леонид, которому никогда не суждено было стать королем. Хотя, по мнению Арамона, он более отца подходил на эту роль.
Сегодняшним утром все было по-другому. На площадке кто-то был. Арамон распахнул окно. Щурясь от яркого солнечного света, принц посмотрел вниз.
Так и есть! У самого края тренировочной площадки там, где свет солнца, чертил причудливые узоры, разрывая теневые барьеры минувшей ночи, двое сошлись в поединке. Тяжелые доспехи, без всяких отличий, скрывающие воинов с головы до ног, не позволяли определить личности каждого бойца, но скорость, мастерство и грация – выдавали в них истинных мастеров воинского искусства. Короткие клинки сверкали, разрезая воздух, будто податливую шелковую ткань. Встречаясь в полете, издавали звонкий протяжный визг, словно чувствуя боль, от прикосновений друг к другу. Каждое мгновение, как частица вечности, рвущееся занять свое место в этой песне острой смертоносной стали.
Арамон без труда узнал в одном из сражающихся своего Леонида. Его техника, движения, выпады и удары, так же увенчанный крыльями шлем – в один миг выдавали рыцаря ордена “Розы”. Второй же воин, судя по манере боя и тактики, которую он выбрал – был незнаком принцу. Будучи ниже ростом и не таким широким в плечах как его противник, он старался получить преимущество в бою, делая ложные выпады, обманные замахи, непредсказуемые уходы в сторону. Быть может, с другим противником эта тактика и являлась правильной, но Арамон слишком хорошо знал своего дядю. Скорость и маневренность при проведении атаки – были одним из главных преимуществ рыцаря, а безупречная техника – фактически делала его непобедимым. По крайней мере, Арамон так ни разу не увидел герцога Алеварского проигравшим сражение.
Воин отступал под натиском Леонида, раз за разом, срываясь в атаку, пробуя защиту противника на прочность. Круглый средних размеров щит герцога, принимал на себя большую часть ударов, не давая противнику добиться своего, а меч, в скорости своей, не уступающий скорости меча второго воина, наносил скользящие удары, раз за разом, соприкасаясь с доспехом. Противник Леонида был хорош, но в сражении с истинным рыцарем – не имел ни малейшего шанса проявить себя.
Арамон улыбнулся, почувствовав нечто вроде гордости, за то, что именно герцог Алеварский обучал его. Но тут же поник, вспомнив их последнюю встречу в тренировочном зале. Они так и не разговаривали после этого, оставаясь удовлетворенные лишь короткими приветствиями при встрече. Возможно, Леонид был все еще оскорблен заявлением принца о нежелании, проходить обучение, о том, как Арамон высказывался о его личном отношении к рыцарству, как отреагировал на поражение, столько вложив времени и сил, воспитывая в племяннике героя? Юноша не находил ответ и оттого, ему становилось грустно.
Теплые лучи солнца дарила приятное телу тепло, прогоняя, угнетающее чувство стыда. Юный принц никак не мог понять: откуда в тот момент рождались его слова? Что или кто вложил в его уста, именно то, что, сказав Арамон, успел пожалеть ни раз, мысленно обращаясь к тому моменту.
Справа от сражающихся, не так далеко от стены, стоял королевский шут Бертолио, раз за разом, выкрикивая слова поддержки то одному, то другому воину, не забывая при этом строить гримасы, в точной степени (как он надеялся) парадирующие лица двух рыцарей. Перекошенные, оттого и спрятанные под шлемом.
- Меч держать выше! – кричал шут. – Ноги береги!
К кому относились эти рекомендации, понять было трудно. Однако, уверенный в собственной значимости и незаменимости на столь ответственном посту, Бертолио продолжал одаривать воинов своей “мудростью”.
Лезвие прошло в опасной близости от шлема Леонида, и он, как будто не заметив атаки, резко рванул влево от противника, выставляя вперед щит. Меч в это время, действуя, как казалось, собственной волей, косой дугой летел в сторону противника, в надежде поразить его левую руку. Металл рассек воздух, не найдя цели, и вновь ожил, чтобы отразить вражеский удар.
Движения становились все резче, дергание, как будто воины, делающие их бились из последних сил. Было отчетливо заметно, что оба устали.
“Это был бой на выносливость, а не на победу”. – решил Арамон. – “Иначе Леонид давно поверг бы своего противника”.
Тяжелый удар латной перчатки в основание шлема, заставил герцога Алеварского попятиться. Явно оглушенный столь неожиданным ударом противника, он никак не мог прийти в себя. Оставалось лишь, прикрываясь щитом, уйти в глухую оборону.
- О-о-опа! – Хлопнул в ладоши Бертолио. – Вот так удар! Не зевай! Не зевай!
Леониду пришлось приложить максимум усилий, чтобы избежать прямой атаки, в то время, пока восприятие окружающей действительности полностью не восстановилось. Враг не ослаблял скорости и частоты наносимых ударов. Словно почувствовав близость победы, он тщился ухватить удачу за хвост и, наконец, победить.
Арамон чуть не вывалился в окно, наблюдая за поединком. Мысли о том, что его дядя может проиграть, не думали посещать его голову и, тем не менее, он был восхищен, что есть в королевстве или за ее пределами кто-то, кто может еще на равных сражаться с герцогом. Юный принц знал только одного человека, способного быть достойным соперником Леониду – барон Луис Таллири маршал кавалерии Вестрога и лучший друг короля.
“Неужели это он?! Как же тогда я не узнал его?” – мелькнуло в сознании Арамона. Никогда не видевший барона, облаченного в доспех, он мог позволить себе сомнения, медленно перераставшие в уверенность. – “Прежде он никогда не одевался подобным образом, искренне веря, что с прошлым покончено навсегда. Что же заставило маршала сменить военный камзол на тяжелый рыцарский доспех, так не идущий ему?”
В дверь постучали и Арамон, на мгновение, отвлекшись от захватившего его сознание, сражения, приказал войти.
Дверь отворилась с легким скрипом, словно петли смазывали год назад. В комнату, не скрывая гнетущего душу волнения, что было хорошо заметно по бегающим глазам и дерганой походке, вошел Гаспар. Если бы Арамон не был столь увлечен боем, происходившим сейчас во дворе, то непременно испросил бы у слуги объяснений но, не удосужившись даже бросить взгляд в сторону вошедшего, принц продолжал оставаться в неведении.
- Вы уже проснулись, мой принц?! – Маска удивления скрывала лицо слуги.
- Да… - небрежно бросил Арамон в ответ. – Без твоей помощи.
- Тем лучше. – почти вскрикнул Гаспар. – У меня новости! Не знаю даже, как вы их воспримите, но едва ли можно ожидать от всего этого, чего-то хорошего.
- Не сейчас, Гаспар. – шикнул на него юноша. – Разве ты не видишь, что я занят?!
Гаспар, подавив жгучее желание выговориться, приблизился к окну, встав напротив своего господина.
- Вас что-то заинтересовало, мой принц? – спросил он, бросив на юношу взгляд, полный любопытства.
- Смотри. – Арамон указал пальцем в сторону улицы.
Слуга позволил себе заглянуть через голову своего господина, чтобы, наконец, узреть то, что заинтересовало Арамона.
- Герцог Алеварский и господин маршал устроили поединок! – восхитился Гаспар, провожая взглядом выпады и отскоки. – Уж не знаю, кого готовиться поздравлять с будущей победой.
- Ты узнал их? Сразу? – спросил несколько удивленный Арамон.
- Конечно. – признался слуга, поправляя манжет белоснежной рубашки. – Это же очевидно, учитывая тот факт, что они бьются уже с самого рассвета. Лишь только небо окрасилось в багровую краску, они, презрев холод и ветер, начали свой танец.
- Танец… - задумчиво протянул принц. В мыслях его роилось тысяча вопросов, а взмахи мечей, бросая в лицо, отражаемый металлом от солнца, свет, гипнотизировали. Звон оружия, хаотичной мелодией  обезумевшего музыканта, звучали в голове, не оставляя пространства для мыслей, заполняя все тревожной пустотой звучания.
- Они бьются на остром оружии. – на всякий случай добавил Гаспар.
Юноша кивнул, словно в ответ, хотя едва ли в тот момент, он слышал своего слугу. Бой захватил его внимание еще сильнее, потому как близилась развязка.

Изрядно помятый щит барона, вновь встретил атаку Леонида, чтобы еще раз прочувствовать силу удара одного из лучших рыцарей королевства. Руки предательски дрожали, с большим трудом продолжая удерживать вес меча и щита, в купе с доспехами, от которых, за долгое время службы в регулярной армии Вестрога, он успел отвыкнуть. Глаза заливал жгучий пот, мешающий оценить обстановку на месте боя, а визг, трущегося друг об друга металла, глушил все остальные звуки, ориентироваться на которые, во время схватки, маршал так привык.
“И как долго он способен сохранять этот темп?!” – поразился барон. – “Кажется, что усталость совершенно не трогает его!”
Удар пришел неожиданно, словно по шлему заехали кувалдой, а затем на долгие два удара сердца, наступила темнота. Когда Таллири нашел в себе силы открыть глаза, или быть может, они были открыты, но мгла не пропускала в его сознание образы из реального мира, то увидел стоявшего над его распростертым телом герцога Алеварского.
- Вы в порядке? – прозвучал бесстрастный голос противника.
Стараясь придать голосу хотя бы частичку беспокойства, Леонид выглядел слишком неискренним в своих чувствах и потому, гнев от поражения, начинал постепенно прокрадываться в душу маршала. Холодный взор рыцаря, был подобен металлу, в который он любил облачаться, а ровное дыхание, по которому с большим трудом можно узнать человека, более полутора часов проведшего в поединке (далеко не таком простом, хотелось думать барону), выводили Луиса из себя.
Он был унижен. Пускай, Лордишаль не задавался подобной целью, но, тем не менее, Таллири испытывал горячее чувство стыда. За свою медлительность. Он ожидал, что подобный темп мог сыграть не в его пользу. Тем более, что первые минуты боя, герцог непростительно открывался, словно приглашая противника использовать момент. Был ли это обман, уловка или….
Сознание обожгла, заставляющая побагроветь от ярости, догадка: Лордишаль поддавался! Он специально снижал темп, скорость и агрессивность атаки, чтобы подстроиться под уровень маршала, но вместе с тем делал это так осторожно, чтобы честолюбивый барон ничего не заметил.
Как же хотелось сейчас Луису закричать, нет завыть, всем своим существом прочувствовав стыд поражения. Леонид был лучше! Заметно лучше! Это угнетало дворянина, погружая сознание в бессильную ярость. Но он промолчал, не давая возможности герцогу узреть на его лице маску позора, слабости, бессилия.
- Все нормально, герцог. – выдавил из себя Таллири. – Отличный бой.
Леонид понимающе кивнул, протянув барону руку, чтобы помочь встать. Луис без промедления принял помощь, и уже через секунду стоял на ногах. Не находя в себе силы смотреть в глаза своего недавнего противника, невольно унизившего его, Луис лишь небрежно кивнул, стараясь не обращать внимания на благодарственные слова Лордишаля и раздражающие выкрики шута Бертолио, ставшего невольным свидетелем его позора.

- Вот так бой! – присвистнул Гаспар, отходя от окна. – Впрочем, иного исхода я и не ожидал. Барон способен удержать разве что шпагу, да пистолет, да и то не без помощи верной армии!
Арамон хотел возразить, остудить пыл своего слуги, неприлично много высказывавшегося о друге семьи, но промолчал. Гаспар был прав: ничего другого ожидать не приходилось. Отчего же тогда эта обида за маршала, так глубоко закралась в душу? Как давно он стал для юноши родным, как отец, мать или братья с сестрой? Быть может, все дело вовсе не в Таллири, а в Леониде, разговор с которым так и не состоялся?!
- Нет, он конечно хороший воин, но далеко не рыцарь. – продолжал свою речь Гаспар. – Нет той выдержки, выносливости, отваги.
- Довольно! – прервал его Арамон. – Ты не так хорошо знаком с маршалом, чтобы позволять себе подобные слова.
Гаспар тотчас осознал свою ошибку, но промолчать не мог.
- Но разве я сказал что-то не то, мой принц?! – Он сделал удивленное и чуточку обиженное лицо, словно слова юноши обидели его. – Я лишь хотел указать на некоторые ошибки…
- Хватит. – отрезал Арамон, отходя от окна. – Мой костюм готов?
- Да, мой принц. – Гаспар улыбнулся, вновь почувствовал себя нужным кому-то. – Он висит в шкафу, как вы и просили.
- Хорошо. – Юноша почувствовал нечто вроде успокоения. Возбуждение от недавно видимого им боя, более не чувствовалось, лишь легкий озноб от утренней прохлады. Глубоким вздохом, он враз прогнал из сознания остатки сна и минувших забот, полностью вверив себя новому дню.
Костюм оказался хорошо выглажен, отчего Арамон не оставляя все на потом, поспешил поблагодарить слугу. Алый камзол, исписанный узорами, вышитыми золотистыми нитками, поистине привлекал взгляд и был одним из любимейших у принца. Он хотел одеть его сегодня, потому как только в нем чувствовал себя уверенней, что было необходимо ему при встрече с Арианной.
Арамон должен был спросить ее о том вечере. Что произошло, перед тем как он потерял сознание? Почему он не помнит лица Роберта, а память хранит нечто совсем иное, как если бы вместо него там, в покоях лежал совершенно посторонний человек. Было ли это помутнением разума, объятого страхом, или сестра умалчивала какое-то событие, предшествующее падению принца в забытье? Ответы он предпочел искать в том же месте, где рождались вопросы – комнате Роберта.
- Гаспар.
- Да, мой принц. – отозвался слуга.
- Ты, кажется, собирался мне что-то рассказать, когда ворвался в комнату незваным. – произнес Арамон, застегивая последнюю пуговицу камзола.
- Я стучал. – возразил Гаспар. – Вы дали разрешение войти. – заметил он.
- Гаспар. – голос юноши сорвался на грубость. – Я жду.
В глазах слуги загорелся огонек восторга, но в глубине сознания читалась тревога. Он еще не знал, как воспримет эту новость его господин. Непосредственно его она не касалась, однако…
- Пришли известия из Эстдорфа.
- Какие? – чуть ли не шепотом спросил Арамон, предчувствуя худшее.
- Великий Посредник объявил о начале Священной войны, мой принц.

Просторная комната, где Эдуард Второй любил встречать гостей, не отличалась аскетизмом и простотой убранств. Каждая деталь интерьера, будь то мебель, окна, потолки и прочие элементы, в сумме дополняющие друг друга и, создающие общую картину, увидав которую, каждый из гостей короля мог по достоинству оценить старания ее владельца, или того впечатления, которое он хотел создать. Всю западную часть стены занимали пространные полки из резного красного дерева, уходившие своей высотой к самому потолку, заполненные большим количеством книг. Огромные мозаичные окна выходили за дворцовую стену, где взору случайного зрителя представала картина всего города, открытого как на ладони. Редкие расписные ковры, привезенные купцами с Южного континента, украшали стены комнаты, подчеркивая значимость этого места, как и щедрость ее хозяина.
В дальнем углу, подобно древнему стражу, покоился рыцарский доспех, на щите которого был запечатлен герб дома Лордишаль. Он как символ минувшей эпохи, поражал воображение и навевал легкую грусть, как если бы лучшие годы жизни уже прожиты, оставив вместо себя лишь горечь разочарования и вопрос: Что если бы все можно было сделать по-другому? В ответ лишь тишина, и пустота, отправляющая мысли в путешествие по неумолимой реке вечности.
В этой комнате, случайному гостю, лишь одна вещь могла показаться лишней, ненужной, чужой. Небольшого размера столик для письма, который Эдуард не променял бы ни на что другое. Слишком много было с ним связано, и слишком много воспоминаний он хранил.
Эдуард коснулся рукой шершавой поверхности старого, но оттого не утратившего своей ценности, стола. Ощущение было приятным, как если бы он мог погрузиться в собственные воспоминания, от единого касания к простой, не имеющей для постороннего ценности, вещи. Просыпались ранее дремавшие чувства, запахи, запечатленные в воспоминаниях образы и звуки, лица и голоса. Они маячили вокруг, словно призраки далекого прошлого, палачи настоящего и демоны будущего. Боль навеки утраченных лет, чувство вины в настоящем и пугающие перспективы будущего, души, стремительно скатывающуюся прямо в беспощадную пасть Бездны.
Сегодня Эдуард ждал особенного гостя. Ради него он отменил все свои дела, в том числе отложил встречу с представителями Союза Вольных Баронств, так долго не решающихся приезжать в столицу. Едва ли сегодняшний день обойдется без конфликта, но король был готов к этому, заранее настраивая себя достойно встретить грядущее испытание.
Едва ли гость, как и новость, предшествующая его приходу, могли вызвать положительные эмоции у Эдуарда, и без того запутавшегося в непроходимой чаще дворцовой политики.
Жеве де Полье магистр ордена “Розы” – наиболее близкого к трону рыцарского общества, был человеком властным, но справедливым, как отзывался о нем Леонид. Свой путь в ордене, как большинство, начинал с чистки конюшен, а, будучи сыном владельца бедного манора – мог и вовсе получить отказ. Бывшей тогда у власти магистр Жерон Д’Иль был человеком дальновидным и сразу смог рассмотреть в Жеве зачатки грядущего величия. Именно он и подарил миру нового магистра, сменившего  Д’Иля после смерти старого вождя. Едва ли сам де Полье мог надеяться на подобную удачу, позволившую ему служить Незримому и короне, будучи лидером ордена и его совестью, как на поле боя, так и в мирной жизни.
Когда же он получил место в Совете Лордов, таким образом, ставшей вершиной, которую мог покорить человек его уровня, Жеве начал участвовать в политической жизни государства, наравне с герцогом Алеварским, приобретшим это место по праву рождения. Нельзя было говорить, что это назначение привело его в большой восторг но, тем не менее, он с благодарностью принял его, как если бы это был орден или медаль, отмечающая воинские заслуги рыцаря.
Эдуард никак не мог определиться со своим отношением к магистру, принявшему в орден его старшего сына. Он чувствовал боль утраты, лишившись Николаса, сродни с тем как болезнь, медленно выжигающая жизнь из тела Роберта, все больше отдаляла его отца. Нет, король не считал магистра плохим человеком, а заслуги Жеве, говорившие краше любых слов, являлись тому неопровержимым подтверждением. Но, оставалась некая отстраненность, которую испытывал Эдуард всякий раз, когда смотрел в сторону рыцаря, взявшего под свое крыло наследника короны.
Когда в дверь постучались, король невольно вздрогнул, как человек, пробужденный ото сна.
- Входите. – приказал он, в последний раз прикасаясь к столику, так часто помогающему владыке Вестрога придаваться пространным размышлениям.
В дверном проеме показался, облаченный в ярко-красный камзол, гвардеец. Его светлая шевелюра и голубые глаза, в глубине которых читалась искра юности, выдавали в нем кертанца. Кажется, юношу звали Эдмар. Король хорошо был знаком с его отцом. Знание, послужившее весомым доводом при рассмотрении его кандидатуры о вступлении в ряды королевской гвардии.
- Ваше величество, к вам прибыл магистр ордена “Розы” Жеве де Полье. – отчеканил юноша, глядя как бы мимо короля, так как не решался смотреть прямо в глаза своему владыке.
- Пускай войдет. – приказал Эдуард, наградив юношу снисходительной улыбкой.
Эдмар поклонился и исчез из виду. Спустя минуты в комнату вошел уже другой человек.
В последний раз король видел Жеве на празднике, после турнира, устроенного в честь посвящения юного Николаса в рыцари. Эдуард как сейчас помнил его взгляд: туманный, как если смотришь сквозь бутылочное стекло, и вместе с тем заботливый, что было особенно заметно в общении со своим новым рыцарем, как если бы это был его собственный сын.
Сегодня магистр выглядел несколько иначе. Казалось, на эти недели он стал меньше ростом, менее широк в плечах, а глаза потухли, словно кто-то погасил свечу, теплящуюся в его сознании. На нем не было, столь привычных, для взора Эдуарда, доспехов, лишь сиреневый кафтан, да алый плащ. Отсутствовал меч Бранир, с которым де Полье никогда не расставался, а на груди больше не покоился рыцарский орден, символизирующий власть.
- Я приветствую вас, ваше величество. – Рыцарь преклонил колено перед своим королем, в верности которому, он поклялся много лет назад.
Король еще раз обвел Жеве испытывающим взглядом. Ему было любопытно и неловко одновременно.
- Здравствуйте, магистр де Полье. – ответил чуточку дрожащим голосом Эдуард. – Чем обязан вашему визиту? – Он уже знал ответ, но не находя подходящих слов, не мог не спросить этого.
- Ваше величество, должно быть в курсе последних новостей? – спросил рыцарь.
- Что конкретно вы имеете в виду, магистр? – Эдуард старался, чтобы его голос оставался ровным и не выдавал истинных чувств своего владельца.
Жеве не любил, когда его испытывали, и потому последний вопрос короля, показался ему лишним. Хотя он и улавливал волнения владыки, вызванного неожиданными новостями, но гордость, постепенно взращиваемая им на полях сражений, не позволяла прощения. Однако, стараясь подавить обиду и гнев, рыцарь продолжил:
- Я имею в виду речь Великого Посредника в Эстдорфе. – сказал де Полье. – Его призыв к началу Священной войны.
Король кивнул. На его лице читалась заинтересованность, и вместе с тем, какая-то пугающая пустота. Магистр отметил для себя некоторые перемены во взгляде Эдуарда. Он словно бы смотрел сквозь собеседника, игнорируя образ.
- Ваше величество?
- Да, магистр. Я все слышал. – отозвался король.
Рыцарь глубоко вздохнул, стараясь подавить гнев
- Так что же вы намерены предпринять? – поинтересовался Жеве.
- Дела церкви меня не касаются, магистр. – чуточку более грубо чем должно, прозвучал ответ Эдуарда. Он знал причину прихода магистра, но не способный подавить внутреннее раздражение, продолжал играть в эту глупую игру. – Я не намерен идти на попятную и развязывать конфликт, совершенно меня не касающийся. Вестрог сейчас не готов к потрясениям, и уж тем более войне, которую Великий Посредник утроил для насаждения веры Незримого язычникам северных народов.
- Вы же знаете, что все совсем не так. – возразил Жеве, чувствуя, сейчас, нечто вроде стыда, за подобные оправдания, но не мог остановиться. – Там живут вовсе не язычники…
- Тогда, кто? Демоны? – нервно улыбнулся король.
- Демоны живут не только на северо-западе, но и здесь. – ответил магистр. – Вам же это хорошо известно.
- Если дела обстоят действительно так, хотя лично я отмечал лишь единичные случаи проявления инфернальной заразы в Вестрог-Поле, то зачем ехать куда-то еще, если и здесь полно работы?! – голос короля срывался на хрип.
Жеве не отводил взгляда от Эдуарда, в надежде понять, что он сейчас испытывает, что за думы роятся в его голове: какое решение он примет, прислушается ли к голосу разума? Больше всего, в этот момент, владыка Вестрога напоминал рыцарю капризного ребенка или седого немощного старика, неспособного удержать власть в слабеющих руках, но вместе с тем, магистр, ощущал в нем огромную, почти нерушимую уверенность в своих решениях, как если бы они исходили от Творца. Это выводило из себя, заставляя мысли путаться, а язык становиться тяжелым, словно плотина, не позволяющая словам вырываться на волю.
- Я понимаю вас, мой король. – Голос Жеве звучал словно издалека, но был подобен морскому прибою: раз за разом, волна за волной, подтачивая терпение владыки Вестрога. – Но рыцари….
- Что рыцари, магистр? – спросил Эдуард. – Те, кто верны церкви, меня не интересуют. Остальные же мои подданные, в том числе и рыцари вашего ордена, должны оставаться верными своей клятве. Разве я прошу чего-то противоречащего вашему кодексу, заставляю поступиться вашей совестью, приказываю совершать для меня, вещи не свойственные общепринятым в королевстве нормам морали?
Жеве, старясь унять нервную дрожь, кивнул в знак согласия.
- Нет, ваше величество. – ответил он. – Вы абсолютно правы. Я, как и всякий рыцарь ордена “Розы”, каждый в свое время, поклялись вам в верности, а вы в свою очередь, оказали всем нам глубочайшее доверие, позволив служить на благо процветания короны. Я лишь хотел донести до вас волю совета ордена. Как и вы, я связан определенными ограничениями, сковывающими мою власть, а влияние мое ныне не такое, как прежде. С тех пор, как я перестал лично вести рыцарей в бой, доверие к моим приказам упало.
- Память людей коротка. – с сочувствием в голосе, произнес Эдуард. – Но моя нет, и потому, магистр, вы сейчас занимаете место в Совете Лордов, на равных правах с остальными ее членами. Вам мало этой милости?
Лордишаль успел уловить вспышку ярости, на мгновение промелькнувшую в глазах де Полье.
- Мне не нужна милость. – отрезал Жеве. – Я хочу лишь продолжать служить своему сюзерену. Продолжать служить вам, мой король.
Эдуард старался оставаться беспристрастным к подобным заверениям в верности и клятвы вечного служения. Он хорошо знал, как это быстро забывается, если покровитель становиться слишком слаб и немощен, чтобы обеспечить достойное будущее своего слуги. Но с Жеве все было по-другому. Король чувствовал. Нет, он знал наверняка – магистр не врал.
- Знаю, магистр. Знаю и ценю вашу верность, как ваше рвение послужить своему ордену. – Король старался, чтобы голос его звучал, как можно более мягко. Он не желал видеть Жеве де Полье в качестве своего врага, и потому, постарался войти в положение своего собеседника, чтобы понять и чтобы простить. Прощение – главное, на что был способен владыка Вестрога, а понимание человека, находящегося рядом, необходимо, чтобы видеть его душу, через призму своего восприятия окружающего мира. – Вы человек чести и глубоких моральных качеств. Я преисполнен к вам доверия, и в свою очередь, надеюсь заслужить ваше. Но вы пришли в недобрый час с известиями и чем-то меня просить. Так ведь?
- Да, ваше величество. – согласился магистр.
- Тогда, полный доверия к рыцарю, клявшемся мне два десятка лет назад в верности, я прошу вас озвучить прошение ордена, дабы я мог подробно рассмотреть его, и принять решение, которое мне подсказывает совесть. – произнес Эдуард, вновь коснувшись, пальцами правой руки, поверхности старого книжного столика.
Жеве с подозрением посмотрел в глаза короля. Что означала его речь, слова, смысл в них заключенный? Говорил ли владыка Вестрога всерьез или это была попытка высмеять магистра, в слабой попытке доказать, кто в действительности здесь имеет власть над жизнями, умами, душами людей. Но как ни старался старый рыцарь, уличить своего сюзерена в неискренности, так и не смог.
- Как вам будет угодно, ваше величество. – произнес магистр, в покорности склонив голову перед королем.
Жеве сомневался в своих силах. Да, впервые за долгие года службы в ордене, он сомневался в своих силах, возможностях, значимости в жизни своих братьев. Ему всегда было трудно общаться с королем, которого старый рыцарь никогда не понимал и не рассматривал как сильного монарха. В отличие от Леонида, жизненными позициями которого, де Полье не переставал восхищаться, Эдуард представлялся ему какой-то неразрешимой загадкой. Предсказать его поведение – все рано, что предсказывать бурю, являющуюся неведомо откуда, и неведомо куда исчезающую, в своем единственном стремлении к разрушению. Таковым магистру и представлялся Эдуард Второй: непредсказуемым и опасным, сам едва ли представляющий какую опасность способен представлять для людей, окружающих его своей заботой и вниманием.
Магистр не представлял с чего же ему начать, как подойти к вопросу, где найти нужные слова, чтобы донести до владыки Вестрога волю ордена. Нет, он не испытывал страх, не боялся смерти или позора. Он слишком много пережил за свою жизнь, слишком много увидел, чтобы сейчас открывать двери в душу, для холодных когтей страха. Но Жеве не хотел, чтобы его действия привели к расколу ордена, к ненужным конфликтам интересов, а возможно и к полному уничтожению. Он не желал противиться воли своего короля, какой бы она не была, и какие бы последствия не принесла.
- Ваше величество. – голос магистра, со стороны оставался твердым, полным уверенности, полным силы. – В связи с недавними событиями: бунт в Ростлессе , карнаганская ересь , четвертый за последний год Прорыв Тьмы в Залтане, учащение набегов северян на поселения, расположенные не так далеко Великой Стены. Великий Посредник, при поддержке Совета кардиналов, счел необходимым воззвать ко всем верующим об ответных действиях злу. Он объявил о начале Священной войны, в которой должны принять участия все, кто сердцем своим и душой принадлежит церкви Незримой Длани, и готов поднять оружие против общего врага.
Жеве сделал паузу, чтобы посмотреть на реакцию короля. Эдуард казался беспристрастным, но старый рыцарь хорошо знал, какая в этот момент, кипит в нем внутренняя борьба.
- Продолжайте, магистр. – попросил король. – Я внимательно слушаю вас.
- По последним сведениям, которые дошли до нас, на призыв Великого Посредника откликнулись: королевство Кастар, королевство Ферей, Священная империя, герцоги Ольфштарский и Лангорский, рыцарские ордена, за исключением лишь одного – нашего.
Эдуард лишь кивнул в ответ, нервно улыбнувшись.
- Значит, герцог Лангорский откликнулся на призыв?! – спросил он. – Не испросив разрешения у своего короля?
- Д-да… - как бы не ожидая подобного вопроса, ответил магистр. – Он и еще большая часть баронов с Вольных территорий. Но я хотел бы…
- Магистр. – Эдуард старался сдерживать себя. Тем более, что на весы поставлено благополучие всего Вестрога.
- Да, ваше величество?
- Что вы думаете обо всем этом?
- Я?
- Да, магистр! Именно вы! Как вы относитесь к сложившейся ситуации? Что вам подсказывает ваша интуиция? Вы же человек далеко немолодой и повидали много, как плохо, так и хорошего. Так скажите мне, в чем причина этого похода, на который призывает вас Великий Посредник?
В назначении, в цели Священной войны, Жеве не сомневался ни минуты, но озвучить их так и не решался.
- Ваше величество, я думаю дело в еретиках. – после минутной паузы, произнес де Полье. – Церковь не хочет терять влияния на севере, где расположены ее враги – Бездна, полная демонов и усыпальницы древних королей, называемых у дикарей Богами.
- Вы так считаете? – король смерил старого рыцаря испытывающим взглядом.
- Да, ваше величество. – ответил магистр. – Я так считаю. Церкви необходимо действовать решительно, иначе ересь захлестнет все королевства, все города, каждый дом, вкрадется в каждую душу.
- Магистр, вы говорите как исповедник! – Эдуард не мог сдержать улыбки. – Впрочем, я согласен с вами, но я не даю своего согласия на участие рыцарей в походе.
- Ваше величество…
- Нет! – отрезал король. – Вы слышали мое слово. Решение неизменно. Вы можете идти.
Как бы в подтверждение своих слов, Эдуард повернулся к магистру спиной, обратившись лицом к распахнутому окну. Он знал, что если сейчас де Полье покинет эту комнату, то король уже не сможет доверять даже своим рыцарям.
Эдуард прислушался, ожидая услышать шум удаляющихся шагов.
Но Жеве не уходил. Он чего ждал. Готовился что-то сказать, но не решался, боясь все сделать только хуже.
- Это из-за вашего сына? – спросил вдруг магистр. Голос его звучал тихо, мягко, словно голос священника на исповеди. Он умиротворял, успокаивал, заставлял расслабиться.
- Что? – переспросил растерянный Эдуард. – При чем здесь мой сын. Николас. Ведь вы его имели в виду?
- Да. – Кивнул Жеве. – Я помню ваш взгляд, там, во время церемонии, когда я ввел Николаса в храм. В ваших глазах я видел боль, страх. Вы не хотели с ним расставаться. Желали оставить его во дворце, поближе к себе. Вы боитесь потерять сына?
- Незримый свидетель, магистр. Кто же этого не боится?! – попытался оправдаться король. Он не знал, зачем это делает, но какое-то внутреннее чувство заставляло его говорить, выплеснуть чувства, признаться в своих страхах, как на исповеди, на которой Эдуард не был уже более восьми лет. – Вы говорите странные вещи.
- Правда?! А вы?
- Я, нет! – отозвался король. Ему сейчас вспомнился Луис Таллири, говоривший те же слова. – Я просто забочусь о своей семье.
“О, Небеса, где же он, когда так нужен?!” – прозвучало в голове Эдуарда. Казалось, что только в присутствии маршала, ему давалось почувствовать себя чем-то большим, чем просто шут, надевший корону и возомнивший себя властелином.
- Тем не менее, ваши действия так и не возымели нужного эффекта. – маршал не спрашивал – он утверждал. – Николас никогда не простил бы вам подобного. Он и не простит, если вы не позволите ему стать тем, для чего он рожден, стать тем, кем он всегда являлся.
Эдуард почувствовал жгучее желание убить этого назойливого старика, однако он не позволил этой внешности обмануть себя. Несмотря на дряхлый вид, де Полье оставался могучим воином. Владыка Вестрога очень хорошо помнил последний турнир. Он видел силу, заключенную в этом теле, разум мыслящий ясно, руку, крепко сжимающую меч. Против такого не выстоять, такого не одолеть. И Эдуард решил сдаться.
- Зачем вам это? – спросил король уставшим голосом. – Что ждет ваш орден там, на севере?
Жеве был разочарован. Он искренне надеялся, что король поступит по-другому. Не сдастся, как сделал это только что, но поймет и благословит, как делала это до него его отец, как должен был делать и он.
- Слава, ваше величество. – ответил магистр, склонив голову перед королем чуть ниже чем это требовалось. – Слава или смерть!
- Едва ли я это пойму, магистр. – прозвучал уставший голос короля. – Но я дарую вам свое благословение и разрешаю ордену “Розы” покинуть Вестрог-Поль, чтобы вы могли присоединиться к остальным, в своем священном походе.
Жеве поклонился своему королю и направился к выходу, но на полпути, Эдуард окликнул его:
- Магистр.
- Да, ваше величество?
- Вы не ответили на мой вопрос.
- Какой же?
- Что этот поход означает лично для вас, магистр? – Эдуард надеялся уловить в голосе де Полье нужный настрой. Он почти знал, что скажет в ответ рыцарь, но ошибся.
- Мой позор, ваше величество. – ответил Жеве, и не дожидаясь ответа вышел из комнаты, так словно эти последние слова, напугали его самого.