– Мне страшно, - сказала я и удивилась, что решилась вообще произнести это. Мне было страшно до такой степени, что я готова была отправиться на неизвестный мне автовокзал в этом городишке, вот прямо сейчас, ночью, снять камуфляж, надеть джинсы и майку и уехать домой. Меня даже не волновало, как я буду объяснять все это потом, завтра, в отряде. Да я, может, и вообще не появлюсь больше в отряде. Мне страшно…
А вот сказала вслух, и стало легче. Страшно, оказывается, было сказать.
Андрей засмеялся и кивнул на наш автобус.
– Что они там, совсем уже? Достали?
– Да при чем они! – Я ощутила просто отчаяние, - он не понял меня, и мне придется объяснять, а ведь именно этого я и боялась. – Мне ехать страшно.
– А-а, - он отвернулся в сторону, и теперь его лицо было четко видно в свете ярких рекламных огней придорожного кафе, - большая часть проснувшихся уже зашла вовнутрь, а мы курили, предвкушая горячий чай, - в автобусах было все, что угодно, а вот чая не было по определению, отчего нам, трезвенникам, приходилось тоскливо. Ну вот, - с тем же спокойным отчаянием подумала я, - а чего я от него хочу? Что он мне скажет?
– Ты второй раз едешь?
– Да, - уныло ответила я.
Он снова засмеялся.
– Третий раз поедешь вообще в ужасе.
– Третий… - растерянно повторила я, и вдруг поняла, что страх немного уменьшился. Третий раз… Значит, он будет, третий?
- Я домой поеду, - мрачно сказала я Денису уже в Моздоке, около штаба. Он с интересом посмотрел на меня.
- Чего это?
Я не знала, что сказать. Потому что была точно уверена, что лично я до Грозного не доеду. Я не знала, как это можно сказать.
- Бывает, - задумчиво сказал он, поглядывая на машину сопровождения, которая отправлялась обратно в город. Подойти сейчас к ним, просто сесть и уехать. Я была готова это сделать, но вот что должно… Что такое я чувствую? Я не знала. А Денис знал что-то, и смотрел не столько на меня, сколько насквозь, как будто соотносил мои слова с чем-то внутри себя.
Гарик и Ацетон вышли из штаба и направились к Денису. Я все стояла около него, ожидая… Чего? Я не знала.
- Стоп-колеса до завтра, - с недовольством сообщил Гарик, и добавил после недолгой паузы:
- Под черным флагом?
Денис молчал, и Ацетон тоже кивнул.
- Поехали, а? Чего сидеть?
- Нет, - наконец ответил Денис, и сразу стало понятно, что уговоры бесполезны, - будем сидеть.
Гарик подошел к группе, а Ацетон направился к ларьку, где продавали стаканчики с кофе, и тогда Денис повернулся ко мне.
- Так отправить тебя?
- Нет, - поспешно воскликнула я, не понимая, куда девался изводивший меня страх, - сама не знаю, чего это было.
Он кивнул, скорее не мне, а своим мыслям.
- Правильно. Если не поедешь завтра, то не поедешь больше никогда.
Я изумленно вытаращилась на него:
- Это такая командирская мудрость?
Он усмехнулся с какой-то досадой:
- Да просто здесь я психолог, а не ты. Столько лет людьми командовать!
Назавтра снова была серая пыльная площадь, и штаб, и куча машин других отрядов, и знакомая уже картина. Только в этот раз боеприпасы разбирали прямо на улице, лишь отъехав немного в сторону от штаба, и быстро росла гора пустых ящиков и картонок, все происходило в каком-то стремительном темпе, и тихие металлические щелчки заряжаемых магазинов, треск досок и хруст бумаги казалось, создавали какой-то странный, правильный ритм, и так же стремительно менялось восприятие реальности, приобретая иную скорость, и мне было уже почти хорошо, только все равно немного страшно. Может быть, причиной была серая пыль, которой и запомнился мне Моздок еще в прошлый раз. Серый цвет подавлял, не давая возможность видеть пыльную зелень деревьев, и яркие краски маленького рынка по краю площади.
Пустые ящики, доски, обрывки бумаги так же быстро сгребли в одну большую кучу, и сначала неохотно, потом все быстрее, разгорелось невидимое на этом ярком солнце пламя, и воздух над невидимым костром задрожал, расплываясь, и колонна уже выстраивалась на другой стороне улицы. Все-таки, колонна, а значит, придется несколько часов ползти по этой жаре, но даже это меня сейчас не волновало.
Денис, низко надвинув на нос пятнистую кепочку и рассеянно оглядывая окружающее, привычными движениями рассовывал по карманам разгрузки гранаты, и делал вид, что меня не замечает. А может, и не делал, чего ему, - стою тут, и стою. Ему-то что?
– Дай гранату, - мне все же удалось поймать его взгляд.
– Зачем? – Денис глянул на меня и засмеялся, – ты же с ней обращаться не умеешь.
– А чего уметь? – я даже удивилась. – Тут отогнуть, там дернуть.
Он снова засмеялся.
– Иди в автобус. Пора уже.
– В какой? – мрачно спросила я, и тут он просто захохотал.
– В наш, какой же еще?
– С Андреем? – я так обрадовалась, что начисто забыла о своем страхе, а Денис просто согнулся пополам от хохота.
Увидев Андрея, тащившего к автобусу охапку «Мух», я совершенно успокоилась, но тут до меня дошло, и я повернулась к Денису.
– Ты что, надо мной смеешься?
– Конечно, - радостно ответил он. – Ты хотела экзотики? Кушай!
«Мухи» свалили именно у того сиденья, где я бросила сумку. Кое-как пристроившись, я взяла трубу и начала читать инструкцию. Там все было просто, понятно и даже с картинками.
Андрей, мрачно поминавший по какому-то поводу «Шмель», - что-то с этим предметом у него было связано неприятное, - прервал моё усердное чтение небрежным комментарием:
– Тут видишь, стрелочка. Это для полных идиотов, чтоб не перепутать. И кольцо, поэтому слева. Повернешь дернуть, стрелочку и увидишь.
Мне совсем полегчало, и я злорадно подумала о Денисе. Гранату ему жалко было. Ну и ладно. Вот только инструкцию надо еще раз прочитать.
За своими занятиями я не заметила, как подъехали к границе, и очнулась, когда колонна встала у блокпоста. На удивление, долго нас не продержали, и когда автобус закачался, объезжая бетонные плиты, и я узнала картинку за окном, запомнившуюся, оказывается, запомнившуюся, - острое, как вспышка, чувство так же плавно качнуло меня, стремительно пройдя насквозь искрящимся потоком, и я снова удивилась, узнав это чувство. Это была радость…