Все из-за комендантши, «осчастливила»: первокурсника нам подселила.
– Не нужен нам «промокашка», – упирался Подмалевич, – мы дипломники. Видите, какие Грушин с Толяном толстые? Мне и так повернуться негде.
– Он ненадолго. У них практика летняя скоро, на пленэр вот-вот уедут. Из деревни парень, наивный, застенчивый, – уговаривала комендант. – Заодно похудеете, – намекнула на что-то.
– Пусть живет, – согласился Грушин, будто смертный приговор отменил.
– Сам его будешь грудью кормить, – открестился Сашка от «подкидыша». Как в воду глядел...
Серега Русанов был дремуч, что та деревня, из которой приехал. А лопал все, что под руку попадет.
– Какой кишкоблуд мой пирожок схАвал? – психовал Грушин.
– Это не я! – Глаза у «кишкоблуда» честные-честные, наивный ведь. – Может, Подмалевич? – переведет стрелки и – в ностальгию: – Эх, мамка сейчас столько их напекла с картошечкой! Сидит с братишками да с молочком подкухокивает.
Колька однажды предложил:
– Давайте ему целую кастрюлю нажарим; пусть хоть раз брюхо отведет.
– Ага, с вермишелью, – согласился Санька. – И лимонаду – ведро, он его как верблюд пьет. Мы со стипендий туфли себе купили, а он свою на трешки разменял для газ-автомата.
В сытом состоянии Серегу на фантастику тянуло:
– А к нам в деревню тарелка прилетала...
– С борщом?
– С инопланетянами. Как раз на гумно приземлились…
– Куда-куда? – Сашка лицом вытянулся.
– На гумно, где зерно сгребают. Там мужики самогон пили, кинулись пришельцев угощать, а те – ни в какую. Рано, говорят, контактировать. Подрались... Здорово мужикам по тыквам настучали. Помнят только, как тарелку граблями сбивали, а что потом – в памяти стерто.
– Ты их сам видел?
– Нет, слыхал, к себе звали. У нас приемник ламповый; самые длинные волны ловит, – Сергей помолчал, замечтавшись, а потом разоткровенничался: – Окончу училище, фантастику иллюстрировать буду.
Все наперед спланировал, обжора. Чуть минутку улучит, «Над вечным покоем» принимался копировать.
– У Левитана Земля как межпланетный корабль, – восторгался. – Кажется, вот-вот вырвется из плена туч и задрейфует по Вселенной. Чувствуете, как пространство гудит?
Николай тоже неплохо Левитана копировал. Не пейзажиста, другого – диктора Всесоюзного радио. Бывало, зайдет в трамвай и давай на весь вагон вещать:
– Говорит и показывает Москва!!! – Юрий Левитан, не отличишь.
Пассажиры головами вертят:
– У кого транзистор?
А Колька:
– Пилотирует корабль летчик-космонавт Александр Подмалевич!
Сашка раскланивается:
– Вот он я! Приземлился, встречайте!
Иногда хлопали. И водителям нравилось. Мы им при выходе трешки показывали вместо проездных, на лимонад Подкидышу экономили.
Но в тот день Колька из груди нечто новое извлек:
– «КОАПП! КОАПП! Помню, с детства и до гроба, полюбила я микроба...»
– У тебя что, новый репертуар?
– Это не я, приемник, – и достает из внутреннего кармана...
Нет, такого мы еще не видели!
– На микросхемах, все ловит. Здесь и магнитофон-цифровик с лазер-диском, и микрофон... А в общаге – колонки с усилителем, – хвалится Грушин. – Батя из «загранки» привез. У нас таких пока не делают.
– Куда нашим! – в Подмалевиче обида за Отечество заговорила. – С орбитой связь не могут наладить. Фонариком Гагарину блымали, представляешь? Мигают, мигают, приземляйся, мол. А тот флажками отмахивается: «Да ну вас»... Мне все космонавт знакомый рассказал.
В общежитии, узрев чудо техники, Русанов чуть бутербродом не поперхнулся.
– Ой! Чего это?
– Колян, спрячь, он его в один присест слопает! – предостерег Подмалевич, и на Серегу: – Руки помой, не тронь кнопочки! – пресек попытку к тайне прикоснуться.
– Это прибор секретный, – умел Колька туману напустить, – отец из лаборатории космических аномалий притащил. Я втихаря позаимствовал. Смотри, антенну на окно направляю, туда, где гулянка, – Грушин на кнопку «воспроизведение» нажал. – Слышишь? – Мы все слышали: музыка, смех, звон бокалов. Колькин отец банкет записал. – Веселятся!..
– Е-мое! – у Сереги бутерброд изо рта выпал. – А Космос послушать можно?
– Все можно: и послушать, и посмотреть, если к телевизору подключиться.
– Ты еще – к холодильнику насоветуй, – пробурчал Санька, – вмиг все притопчет.
– Давай на Космос направим, – привязался Русанов.
– Ночью послушаем, сейчас тарелки спят.
– Ну, хотя бы вон на то окно. Видишь дом, который к военному училищу примыкает? Там девчонка живет с вашего курса – Алла Данилова – кровь с молоком!
Николай включил приемник. Раздались шипение, треск.
– Помехи. Помнится, батя говорил – их иногда отсечь удается. Серега, марш на улицу, будешь веником перед форточкой махать. Разгоним помехи, может быть, и с «гуманоидами» свяжемся.
Наша комната – на первом этаже, но Русанов и на десятый полез бы. Разум у него такой – пытливый. А пока он веником дирижировал, Подмалевич всех соседей оповестил:
– Последний раз в сезоне, проездом! Вызов Космосу! Опахало против радиоволн! Русанов – один на один с эфиром!
Окна распахнулись, советы посыпались:
– Чаще мотыляй, чтоб короткие не застряли!
– Дуй на него! Встряхивай!
– Смочи лучше, пусть помехи прилипают!
Прохожие на улице останавливаются, милицейская машина притормозила...
И ведь древний как мир прикол, после продувания макарон на втором месте, а Серега купился. Странно.
Пока Русанов, вняв последнему совету, бегал веник смачивать, Николай на магнитофон сообщение начитал:
– Гумно, гумно! Я тарелка! Как поняло? Прием... – и уже другим голосом: – Тарелка, тарелка, я гумно! В квадрате семь на восемь, в районе общежития худучилища, мокрым веником порвали волну. Слежку продолжаю. Прием...
Увлеченный Сергей с помелом на форточку ринулся. Грушин знаки подает: «Атас, мол, засекли! Улетай!» Русанов все правильно понял, головой закивал: «Наконец-то поймали цивилизацию внеземную!» – и, влетев в комнату, спрашивает сквозь одышку:
– Ну как? Есть контакт?
– Есть! – злится Колька. – Тебе какой дурак опахало смачивать насоветовал? Видел мусоров?
– Вроде проезжали, – растерялся «подкидыш», – а что?
– А все! Молодец! Слушай теперь, контактер! – и магнитофон включает: «Гумно, гумно...».
– Может, пришельцы? – предположил Серега неуверенно. – Совпадает все: тарелки, координаты...
– Конечно, совпадает. Все из одного... гумна. На чисто русском болтают. Общагу в квадрат поместили параллелепипедный. Ты же ментам волну отчекрыжил самую ультракоротенькую! – похоже, Колька заигрался. – Труба, конфискуют прибор! Запомни: сдашь следователю – замурую в анабиоз.
Сергей в тот день совсем не ел.
– Сжалься, Колян, – прошу, – усохнет утроба у гуманоида. Откинет щупальца с голодухи. Давай сознаемся!
Если б не Санька, уговорил бы. Это он все испортил. Заявляется с банкой лимонада и с порога:
– Пей, проглот! В камере с водой – дефицит.
– Меня теперь посадят? – трясется «гуманоид».
– А ты думал! – торжествует Подмалевич. – У нас сначала сажают, только потом вешают...
– За что? – шепчет Серега, теряя голос.
– За трешки! – огорошил Подмалевич и такую околесицу понес: – Наполняю банку стаканами газ-воды из автомата, вдруг мужик какой-то в штатском подходит, удостоверение сует: «Где столько монет наколупал?» – «У Сергея Русанова», – сознаюсь я. «Наконец-то вышли на след. Полгода автоматы грабит, неуловимый». – «Он не грабитель, – объясняю, – он художник. К тому же из деревни. Есть у него на совести зверство – хвосты коровам крутил. Но это ненаказуемо, «макраме» тоже творчество – плетение такое». А тому все побоку. «Это не тот ли тип, что с метлой в квадрате вашем дефилирует?» – «Нет, – говорю, – он с этюдником бродит, редко, правда. А с веником только раз выскочил. Перед баней тренировался, в раж вошел. И квадрат у вас неправильный, и информация. Трешки он в депо трамвайном меняет. Потому что на хлебе сидит, воде и... газе. От бедности все, исхудал».
– «Ничего, – успокаивает особист, – у нас поправится. Пусть сегодня же явится в шестую палату, в смысле – кабинет. С повинной оно лучше».
Не знаю, как бы долго Подмалевич мозги Русанову продувал, если бы Грушин не спохватился:
– На консультацию опаздываем! Хватит трепаться, побежали.
Сергей от страха в стенку вштукатурился. Рассчитывали таковым и застать по возвращении, но ошиблись. Вечером ни Подкидыша, ни вещей его не было.
– И впрямь загребли! – испугался Колька. – А может, сам сдался? Там и оставили до выяснения? Мы ж ему сухарей не насушили!
– А постель где? Пошли, у вахтерши все выясним, – предлагаю.
– Русанов? – удивилась дежурная. – Уехал. Со всем курсом на пленэр укатил.
– Гора с плеч! – воспрянул духом Подмалевич. – Теперь можно и расслабиться. У оформителей вечером танцульки, заодно и башмаки обмоем.
Но обмывать не пришлось, нечего было. Только по одной туфле в коробках лежало – левой.
Подмалевич озверел от вероломства.
– Кишкоблуд спер, больше некому! Откормили «астронавта». Точно помню – комплект был. Я же здесь примерял, в общаге.
– Зачем они ему?
– Жрать, вот зачем! – метал Санька громы и молнии. – Люди с голоду сапоги жуют, а нашему три башмака – только на один зубок, шнурки даже не выплюнет.
В разгар истерики в дверь постучали:
– Вам бандероль, – вручила коробку дежурная. – Почему сразу не забрали?
Посылка адресовалась «летчику-астронавту» Александру Подмалевичу. Обратный адрес прочли хором: «Центр Управления Полетами. Группа контактов с Внеземными Цивилизациями. Сергей Русанов – гуманоид».
Мы, и не раскрывая коробки, догадались – там туфли. Простил розыгрыш Серега.
– А это еще что?
– А это, Шурик, тарелка летающая, – Николай вертел в руках пластмассовый диск. – Красиво летают. Я видел, детишки швыряли на площадке. Так идем на пляски или нет?
– Колян, давай твой секретный агрегат с собою прихватим? – предложил Сашка. – Есть там что-нибудь романтичное?
– Сейчас посмотрим, – и Грушин включил магнитофон…
«Работают все радиостанции Советского Союза!!!»
– Ты не в трамвае! – напомнил Подмалевич.
«По просьбе космонавтов, находящихся на околоземной орбите...»
– Это не мой голос, – насторожился Грушин, – и не Левитана.
«Для командира корабля Александра Подмалевича и бортинженеров – Николая и Анатолия, звучит эта песня:
Земля в иллюминаторе,
Земля в иллюминаторе...
Группу «Земляне» мы впервые слышали. Казалось, взревели не струны электрогитар, а нервы оголенные. Это по ним, медиатором:
И снится нам не рокот космодрома,
Не эта ледяная синева...
Наверно, так пространство гудит над Вечным покоем.
А снится нам трава,
Трава у дома,
Зеленая-зеленая трава.
И сразу скучно стало без Сереги – мы это разом почувствовали.
– Я бы его сейчас из рук покормил, – растрогался Санька. – Молочко бы в блюдечке по утрам под кровать ставил. А ты чего лыбишься?
– Да так, – смеюсь, – представил себе Русанова. Стоит в деревне за гумном, смотрит в небо да пирожки мамкины пожирает...
На танцы мы так и не пошли. Про НЛО говорили, о загадках планет спорили. Потом вдруг так есть захотелось! Санька сказал, что пищеварительный тракт напрямую связан с космическим, пришлось среди ночи яичницу жарить.
А ту тарелку Грушин долго за собой таскал. Часто ее запускал на этюдах – тренировался.
– Где он сейчас, проглот-гуманоид? – вспомнил как-то Подмалевич.
– Этот парень уже кандидат наук, доцент и художник продвинутый.
Работы его в журнале «Техника молодежи» видел – хорошие иллюстрации. «Новая реальность» сейчас вообще перспективна, – Грушин размахнулся и мастерски метнул пластмассовый диск. Долго он парил в воздухе, мы даже заспорили.
– Это потому, что тарелка в поток восходящий попала, – решил Санька.
– Нет, просто метнул хорошо. Главное, толчок первоначальный.
– При чем здесь потоки, толчки, ускорения? – у Николая свое объяснение было. – Траектория правильная, простора много...
Вроде пустой разговор вели – так, ни о чем. Во всяком случае, не о тарелке. Не в тарелках же дело...