На пороге появилась смутная фигура, почти неразличимая в клубах густого дыма. Ну, Блатной, мало того, что с пьянкой покончил, так и курильщиков выгнал почти что на улицу, в неотапливаемую комнатку у выхода. Так, пожалуй, и впрямь курить бросишь, в такой душегубке. Очевидно, эта мысль пришла не только мне, потому что Пончик неожиданно встал и начал что-то делать с мешком, плотно торчавшим в проеме.
– Ты что, на улицу собрался? – Хохот, шум, звон гитары, даже двух гитар. Пончик с достоинством ткнул кулаком мешок, и из проема потекла ощутимая струйка холодного чистого воздуха. Больше холодного, чем чистого, печки в курилке не было, и совсем скоро здесь будет совсем холодно.
Фигура, я не различила, кто это, и не старалась различить, громко спросила:
– Веселитесь, да? – В комнате наступила пауза, потом вразнобой послышались голоса: а чего такого? А чего мы, сегодня праздник. Снова смех, невнятный шум, отчетливый голос: а там что? Таинственная фигура, дождавшись паузы, так же неузнаваемо отчетливо произнесла: там чудеса, Сергеич бродит…
Народ притих, судорожно оглядываясь, сиротливо стоявшая у тумбочки недопитая бутылка пива мгновенно исчезла.
- Да ладно, - фигура приблизилась и оказалась Ромашкой. – Он у соседей посты проверяет.
– А как, по-вашему, - Пончик посмотрел на меня, как-то стеснительно наклонив голову, - я не похудел?
– Да нет вроде, - я удивилась вопросу, толстым он и не был, просто лицо круглое, только румянец здесь, в Грозном, поубавился.
Пончик постоял секунду, потом запустил руку в пакет с пряниками, и быстро засунул пряник в рот.
– Видите, до чего довели! - невнятно проговорил он, возмущенно тараща глазки, - прянику радуемся!
– Ну не ври, не ври, - Ромашка, севший рядом со мной, игриво толкнул меня плечом и подвинул ближе таинственно наполнившийся стакан, - не похудел ты здесь. За троих ел!
– Значит, теперь похудею, - солидно сообщил Пончик, прожевав пряник. – Он сел напротив и принялся серьезно смотреть на меня, а я ничего не могла поделать с собой, просто хохотать в голос было неприлично, но расплывшаяся до ушей улыбка…
– Любимчик, - Ромашка вздохнул, - не слушай ты его, такого все равно не прокормишь.
– При чем тут прокормишь? – с достоинством возразил Пончик, - разве в еде дело? – Он хитро посмотрел на меня и вкрадчиво добавил: а стрессы? Нас вот в академии учили…
Я, наконец, поняла, почему его вид всегда вызывал у меня совершенно непреодолимую улыбку, часто переходящую в приступ хохота. Все они, конечно, были похожи на детей, но старших детей, хулиганистых, или застенчивых подростков, всегда готовых драться и гордящихся своей, самой сильной на улице компанией, а вот Пончик напоминал щекастого, румяного малыша лет пяти-шести, который увидев приготовленный для гостей торт радостно запускает туда палец, а потом недоуменно моргает невинными глазками, не понимая, за что его могут ругать.
Пончик запустил руку за следующим пряником, но тут в курилку зашел Санька.
– Ты что хватаешь? – возмутился он, - это же к чаю. И вообще, сейчас заниматься будешь.
– Ну вот еще! – Пончик косился на меня умильно настороженно, - ну зачем так сразу? Лучше чаю…
- Тебе чаю не положено – сурово сказал Санька, и добавил неожиданно: второгодник!
Я не выдержала и захохотала.
- Это еще что?
- Мы в одной школе учились, - снова невнятно пояснил Пончик, и с негодованием ткнул пальцем в Санькину сторону, - а его мама – завуч! Его больше всех гоняла!
Санька наклонился ко мне и тихо сказал:
- Ты потом к Кузнечику зайди, он чего-то совсем…
- А что? – так же тихо спросила я.
- Да Сергеичу в оружейке что-то не понравилось, а он дежурный. Ну, ты ж знаешь, как Сергеич…
Я непроизвольно кивнула, еще как знаю! Когда он мне перед строем выговаривал на полевом выходе, что лекции мои никому на хрен не нужны, потому что в бою не успеют конспекты открыть. Так ведь прав был. Откуда мне знать, как оно в бою?
- А Кузнечик психанул, и уже час на койке валяется, – договорил Санька.
Я хотела встать, но Санька отрицательно мотнул головой.
- Не сейчас. Сергеич сейчас Блатного… это самое. Зайдут в комнату, тогда.
Блатного-то за что? – удивилась я про себя.
Блатной, впервые назначенный командовать сводным отрядом за какие-то пару дней опроверг миф о всеобщей пьянке на войне. Поймав на соседском посту пьяного, он, недолго думая, объявил общую тревогу. Часов в шесть вечера весь народ, в полной боевой, выполз на улицу и занял полагающиеся позиции. В час Блатной дал отбой, построил всех и коротко спросил:
- Все поняли?
Поняли все, и гораздо раньше. Как-никак на дворе был декабрь с большими минусами. С тех пор командиры отрядов, с папочками в руках, являлись на совещания к Блатному за полчаса до начала, трезвые и злые. Конечно же, он был реалистом, и не лез в расположение других отрядов. Но посты проверял несколько раз в день, и не приведи Господи…
В курилке постепенно снова собирался народ, и звон гитары сквозь сигаретный дым, перебиваемый разговорами, и наступающее моментами молчание, не требующее слов, и странное, несмотря на отсутствие печки, ощущение тепла кружило голову. И моментами мне казалось, что это не может быть реальным миром, потому что здесь он таков, каким его можно только придумать. И люди, и чувства, и отношения такие, о каких можно только мечтать, такие, какие только и должны быть между людьми. Какие мы ищем всю жизнь и не находим. В реальном мире. Неужели все это возможно только там, где реальность плывет и колеблется на грани? И тогда тепло и уют возникают в странном мире чужого, разрушенного города, и не только сейчас, когда над нами горит электрическая лампочка, а даже тогда, полтора года назад, на темном чердаке посреди черных мертвых развалин. Почему?
- « Ехали на помощи на «Скорой»…
Я очнулась, посмотрев перед собой, Котел начал петь старую отрядную песню, и непроизвольная улыбка уже расплывалась до ушей, и все тоже заулыбались, и кто-то даже попробовал подпевать. Котел замер, делая длинную паузу, и с силой ударил по струнам:
«Дорогой длинною, с броней тяжелою,
А на руках у нас полдюжины стволов.
На землю, жулики! Руки за голову!
А то останетесь вы вовсе без голов!»
В дверях появился Акула, мечтательно прислушиваясь.
– О-о! - воскликнул Ромашка, - великий философ!
– Да ладно, - Акула смущенно опустил глазки, - подумаешь, сказал не вовремя!
Великим философом его прозвали, когда кто-то из отрядных шутников спросил его: в чем смысл жизни? Не отвлекаясь от разговора о своей службе в десанте, Акула машинально ответил: есть разные рода войск!
– Споешь? – Котел протягивал ему гитару.
– Да ну, - так же смущенно отмахнулся он, - пойду порядок наводить, а то Сергеич там.
– Классный парень, - Котел улыбался, и все тоже продолжали улыбаться, Акулу любили все, и даже Роман питал к нему какую-то слабость.
– Фугас нашли, - услышала я фразу Котла, и все притихли, слушая, - все сразу: давай саперов звать, а чего звать? – Котел небрежно пожал плечами, - я же сам подрывник. Ну, отошли, а Акула встал и стоит рядом. Я ему говорю: а ты чего? А он мне: да вот, думаю, вдруг тебе там одному скучно будет?