Раньше в Москве хоронили по старинке. Ушедшего в мир иной, провожали от дома. Частенько родственники приглашали оркестр и плакальщиц. Траурная процессия обходила дома. Город рос и звук одних похорон перебивал другие.
В середине 80-х, проходя между домов зачастую можно было увидеть совсем другие проводы. Молодые ребята у подъездов прощались со своими друзьями, присланными с той Афганской войны в закрытых гробах. И никакого оркестра.
Однажды, выйдя из метро (выход расположен рядом с жилым домом) заметила знакомых ребят, лишь подойдя ближе, поняла, зачем они собрались. Они стояли перед закрытым гробом с фотографией одноклассника.
Слух о том, что кто-то вернулся из Афгана живой, быстро распространялась по микрорайону.
Сережку военные привезли на УАЗИКе. Посадили на лавочку и, не дождавшись его брата и мать, уехали. Там они его и застали. Он вместе с ними прошел домой и больше полугода просидел на стуле в комнате, уставившись в стену. Родные отогрели, он начал разговаривать, общаться, пошел работать в обувную мастерскую. У него появились друзья. Рассказывая им о войне, он плакал. Душманы сонными порезали всех, кто находился в казарме, его дорезать не успели.
Младший брат тоже попал на эту войну. Вернулся раненным, долго лежал в госпитале. Братья держались вместе, и жизнь стала налаживаться.
В 90-е друзья соблазнили поработать на рынке. Товар братья хранили дома.
Однажды к ним ворвались в масках и, угрожая оружием, похитили товар.
Расплатились ребята квартирой, в которой впоследствии стал жить брюхатый майор милиции.
Больше я их не встречала. А про майора по телевизору в конце 90-х была передача. Он был связан с черными риэлторами.
Братьев я этих больше не встречала. Поговаривают: их нет в живых.