Каждое тело история. И у каждого она своя.
Я люблю это тело. От пальчиков ног и до кончика каждого волоса. Каждый сантиметр.
На указательном пальце правой руки небольшой ожог. Не умеет готовить. А тут решила устроить романтический ужин. Время назначено, готовка за ней. Он точно придет. А она из кулинарии-то только и умеет макароны сварить, да бутерброды нарезать. Книга повара, интернет сайты… Из блюд выбраны мясо тушеное с овощами, картофельная запеканка и легкий салат (уж что-что, а порезать овощи это мы сумеем!). Но вот незадача, мясо подгорело, схватилась за сковородку слишком резко, палец обожгла. Пока под воду, пока мазь искала, из духовки дым, запеканке тоже не повезло.
А вот и след от пореза на левой руке. Салат не задался. Так и весь вечер. Пришлось заказывать пиццу, ждали ее приезда часа три, ругались с курьером, требовали скидки, не получили, пицца оказалась холодная и невкусная, вечер слишком долгий, а совместной жизни не получилось вовсе…
На руки наносим тонкий слой масел. Чтобы хоть немного спрятать следы неудавшегося ужина, романа, а то и брака.
На запястье следы от бурной и глупой юности. Буква «А», вырезанная взятой где-то бритвой. Как его звали? Алеша, Антоша, Андрей? Алексей, Александр, Антонио? Сейчас уже и не припомнить. Тогда он строил глазки этой Вере, Кате, Лене, кто она была? За что расплачивались потом ее родители, да и она сама. И до сих пор это место не загорает. Она стесняется его, на пляже всегда носит часы, браслеты, платки – все что угодно, лишь бы не спрашивали, не замечали.
На запястье слой масел погуще, чтобы забрали воспоминания, чтоб не скрывалась, не боялась смотреть.
На предплечье совсем маленький шрам. Это от бородавки, вылезшей накануне дня рождения. С подругами собрались по клубам, знакомства, танцы, поцелуи в ночи… Но бородавка нарушала все планы. Нашла клинику, выкатили цену, да такую, что непонятно – бородавку удалят или всю кожу заменят. Пришла в районную, там дали направление. Через два часа, после беготни и очередей бородавки не было. Была только развороченная болячка раза в два больше. Мазать ее надо было не пудрой, а красной-красной зеленкой. Чтобы видно было лучше. И так ни клубов, ни танцев, ни поцелуев… одни знакомства в очереди и то с мамашами, приводящими на удаление своих бедных детей. Которые так плачут во время процедуры, что кошки на душе начинают скрестись.
На плече две отметины. Из возраста, которого не помнит, прививки, вырастающие вместе с телом. По ним мы находим «своих», тех кто тоже через это прошел, но не помнит. Разве не у каждого это есть?..
Руки тонким слоем. Не страшные сказки, пусть смазываются, смазываются…
На лопатке родимое пятно. Память об отце, которого не было, наследство ребенку, которого еще нет. Оно похоже на остров. Когда-нибудь она будет жить на таком, со своей семьей. С детьми они будут валяться на пляже, придумывать совместные игры. А с мужем будут встречать и провожать солнце. Ведь сна там будет нужно совсем немного. Чуть-чуть. И ночь будет короткая. И страхи все уйдут…
Пониже полоска кожи без загара. Недавно ездила отдыхать. Полгода экономии, тяжелая диета до отъезда, новый, максимально открытый купальник, все платья под стать. Какие-то знакомства, гулянки. Много алкоголя, много музыки, расслабилась, веселилась. Мимолетный роман, улыбки, ужимки. Номер телефона, созвонимся в Москве. Может что-то продолжится. Аэропорт, подруга. Истории, улыбки, смех. Телефон, да где же, скорей-скорей. Женский голос. Он в душе, что передать? Нет-нет спасибо. Грусть, тоска, слезы. Сладкое, сладкое, килограммы…
Спину маслом, массаж, ласка. Забыть, все забыть. Пусть останутся только мечты. Только остров. Пусть ближе и ближе.
Попа вся в синеньких точках. Витамины для хорошего настроения. Жила у мамы, уколы болезненны. Плакала все больше, витамины бесили, злость накапливалась. Мама расстраивалась, не разговаривала. Уходила к себе, поджав губы. Там ругалась тихо. Ночью садилась у кровати, гладила по голове, ласкала. Доча, доченька. А кровать неудобная, с детства непривычная. Закончились уколы, сбежала скорей. В свой дом, в свою печаль.
На пятке мозоль, снова огорошили. Подруга выходит замуж. Помогай ей с платьем, бегай по магазинам. Будь свидетельницей (смотри, праздник не твой). Бегаешь, улыбаешься. И в кафе за нее и платье из магазина забрать и кольца с мужем ее подобрать, ходили, носились. Домой – на кровать. Ноги в таз, отпаривать. Болит. И почему не мое, снова не мое?
А на коленке шрам из детства. Когда лазала по деревьям и играла в футбол. Когда мальчишки – никто, ведь и сама мальчишка. Когда девочки – дуры, выпендрежницы. Крадут у мамы помаду и мажут ей все лицо. А мальчишки за ними бегут, забыв про футбол. Пинаешь мяч, убегаешь, прячешься на чердаке, смотришь оттуда в окно, как кричат и играют. Ковыряешь высохшую болячку на коленке, как будто она виной всем этим глупостям.
Ноги с особой тщательностью, мозолька на пальце (новые туфли), синяк на бедре (угол стола на работе), все скрываем, замазываем. Забудется, затаится.
Живот – особая забота. Спортзал, диета, кубиков все нет и нет, да нужны ли они эти кубики. Любишь себя такой, с животиком. Но стесняешься, вот и купальник, опять же, все отвисает, некрасиво, весь пляж смотрит, а ты иди, притворяйся, что не видишь. Нет, нет. И опять по утрам зарядка – двадцать раз качаешь пресс. На работе некогда, а вечером через силу еще двадцать раз. По выходным трижды, а толку ноль. Пытаешься увеличить, сил не хватает. На двадцать первом хочешь пить, и только сладкого, опять эти колы, фанты. Вот и не увеличиваешь. Маешься, пробуешь.
И шрам еще этот. Только познакомились, ходили по музеям, театрам. У него самолет – через три дня. А у нее аппендицит, операция, больница. И телефона нет и на встречу не пришла. Как найти теперь непонятно. А он ведь был, был. И любовь, вот она, в горле комком. Подруге – найди. Уходит. Вестей никаких, не нашла. Это позже уже, подбирая кольца с ее мужем, поняла кто он такой. Тоже узнал, улыбнулся грустно. Не появилась? Заболела. А я… так получилось.
Закрываем горе, мажем маслом. Здесь должно поселяться только детство, счастье, смех.
От груди (не считает достоинством, тоже стесняется, меньше других, кошмар!) к шее. Хм, засос? Погуляла на свадьбе. Оторвалась, в обиде на подругу. Этим гордится, не скрывает. Кого же нашла она там, в толпе пьянющих, гулящих? Свидетеля, пошло. Соседи по столу – страшные. Ушла от всего этого шума, скрылась в курилке, вдыхала дым настойчиво. Не думать, лишь бы не думать. Какой-то официант что ли или гардеробщик, прижал к себе, сильно. Затянулся ее сигаретой. Ухмыльнулся. Увел оттуда. Сбежал с работы. Ему не впервой, молодой, глупый. Увлек ее в свои глупости, закрутил. А утром думала, как же это, где же я. Но гордилась, свободна.
Намазал и грудь и шею. Немного по лицу, по уставшей коже, раздраженным векам. Открыла глаза, смутилась. Попробовала улыбнуться – морщинки. Помог ей встать, проводил. Полюбил ее историю, пожалел.
А она уходила и думала, как же он все это, наверное, ненавидит. Все эти тела каждый день. Родинки, морщинки, синяки. Все одно, все мы ужасны. А он нас трогает, мнет, мажет. Улыбнулась на прощание – уже уверенней. Пошла пытаться, снова пытаться жить.