Глава 7. Олеся.
На следующий день, девяносто пятую годовщину великовозрастного друга, все отдыхали, пили пиво, чай, слушали музыку, смотрели видеокассеты. Альберт ночью умудрился "слетать" в Нью-Йорк за клубникой. Олеся ела клубнику и недоумевала, откуда появилась клубника в ноябре в красноярском захолустье. Она уже всерьез думала, что ее старый любовник - колдун. Но тут ей почему-то вспомнилось, как Иисус Христос чудесным образом накормил пять тысяч человек. Дед уже не стеснялся признаваться Надежде, а Альберту рассказал за несколько дней до этого, что до их приезда порол свою Олесю чуть ли не каждый день, и это, кроме всего, способствовало ее успешному обучению.
Дед познакомился с ней прошлым летом на улице. Было холодно, а она грустная сидела в одном из дворов небольшого сибирского городка на абаканской ветке.
-Ну что, девка,- пошутил он, как и обычно шутил до этого со встречными девушками.- Ремня хочешь?- При этом он всегда наблюдал за реакцией на свои слова. На этот раз он, кажется, попал в цель.
-Если накормишь - секи меня, сколько хочешь, только привязывай при этом. Видишь, наверное, что я устала, и мне холодно?
-Но для этого тебе придется далеко ехать на поезде, потом трястись шесть часов на автобусе.
-Мне все равно, куда ехать. Увези меня отсюда.
-Он, как обычно, был странно одет. С девчонкой в таком виде он может вызвать подозрение.
-Тогда стой около этого подъезда, но в него не заходи. Я переоденусь, выйду, и мы поедем. Как раз через полтора часа будет местный поезд на Красноярск.
-А почему входить нельзя, даже в подъезд? Я и так замерзла.
-Потерпи еще пять минут. Так надо. Да и квартира не моя. Как же ты ремня не боишься, а холода испугалась?
-То ремень, а то холод. Сейчас по мне лучше бы три раза в день драли, лишь бы этих мерзавцев рядом не было.
-А я думал, что ты из дома сбежала, потому что тебя выдрали.
-У меня нет родителей. Я - детдомовская.
-Ну жди, я быстро. Потом расскажешь.
Павел вбежал в подъезд, оставив девчонку одну на холодной улице, быстро телепортировал к себе домой, переоделся и вернулся на верхние этажи того же подъезда. Его новая знакомая рыдала, уткнувшись лицом в бездействующую холодным летом батарею отопления.
-Ну ты что? Думала, я тебя обману?
Она обернулась, улыбнулась ему сквозь слезы и вдруг обняла его, сама стала целоваться и разрыдалась снова.
-Делай со мной, что хочешь, только забери отсюда! Видишь?- она неожиданно перестала плакать,- я тебя не послушалась: в подъезд вошла, а ты не велел. Ты меня выпорешь за это?
-Да, если ты этого хочешь.
-Я хочу только, чтобы ты меня отсюда увез и спрятал.
-Ну так пошли на вокзал.
Было утро, а домой он привез свою новую подругу только глубокой ночью. Она, по вольчьи голодная, жадно поглощала американские деликатесы и уснула прямо за столом.
Наутро из соображений конспирации он не повел ее в баню, а, с ее помощбю нагрев воды, вымыл прямо дома.
-Теперь одевайся. Пока походи в этом, а потом я тебе новые шмотки подарю.
-Ты же обещал!
-Чего?
-Выдрать меня!
Павел никогда не думал, что после телепортации судьба одарит его также щедро во второй раз. До него дошло, что девчонка не шутит, хотя и пытается представить все в игривой форме.
-Тогда жди меня. Я сейчас.
Выйдя за дверь, он тут же телепортировал в райцентр и купил там прыгалки. Вернулся он быстро, но девчонка за это время даже не успела одеть трусы после мытья.
-О! У тебя прыгалки?!- Воскликнула она.- Нас в детдоме за провинности водили в учительскую и секли такими же прыгалками.
-Так ты же от этого сбежала?..
-Я сбежала... потом расскажу.
-А тебе не страшно?
-Немножко.
-Ну ка, ложись на кровать! В следующий раз будешь знать, чего просить.
Олеся, опустив голову, поплелась в кровати, покорно дала себя привязать. Дед порол ее долго, но не очень сильно, а когда она начинала громко кричать, останавливался и требовал, чтобы наказуемая взяла в рот подушку. После все с себя скинул и овладел ею, не развязывая. Старик вековой древности влюбился в пятнадцатилетнюю, как мальчишка. В этой жизни в самом страшном случае он потеряет только этот дом: если она побежит сейчас звать соседей, милицию, то ему ничего не останется, как скитаться по миру, больше не возвращаясь сюда. Он тогда рассчитывал найти себе пристанище на остаток жизни в теплых странах, где не бывает зимы. Вот ГРЕХ он совершил - с этим сложнее.
Но как только он ее развязал, она так выразительно и трогательно стала признаваться ему в любви, что все сомнения отпали. Никакого греха не было. Это - любовь! Любовь! Дар Божий, от которого грех было бы отказаться. Тем более, Олеся была очень обрадована, когда узнала, что может жить у своего нового и первого по-настоящему ею возлюбленного неограниченно долго. Она будет стараться учиться. Он будет ее часто и больно наказывать. Она будет его любовницей при всем этом. О такой жизни она мечтала.
Родителей своих Олеся помнила смутно. Какая-то комната. В дверях висели простые самодельные качели. Она с них упала, заплакала, ей сделалось страшно и одиноко. И тут прибежала добрая женщина, которую она называла мамой. Она взяла на руки, приласкала, успокоила, и стало так хорошо! Та жизнь была, как неотчетливый, давним-давно приснившийся сон. Больше она таких добрых людей не встрачала. Добрыми были только весеннее солнышко, летняя зеленая травка и деревья в лесопарке, куда она бегала поплакаться, как к другу. Она верила, что за всем этим стоит какой-то большой Друг, Который Один ее слышит и понимает. Он такой же добрый, как мама из далекого детского "сна". Он огорчается, когда она делает что-нибудь не так и Он обязательно рано или поздно поможет ей уйти из этого дома, где нет друзей, а только враги и дураки. Этого Друга, конечно, нельзя увидеть, но то, что Он есть, Олеся не сомневалась.
О родителях ей не говорили. Только последнее время до нее стали доходить правдивые слухи, что отца посадили, якобы, за хулиганство (тогда всех подряд и часто незаслуженно сажали "за хулиганство"), и мать вскоре в порыве отчаяния бросилась в реку. Спасти не успели. Слышала также, что когда отец вышел из тюрьмы, то натворил в отместку страшных злодеяний, чуть ли ни убийства нескольких человек с расчленением, но может быть и преувеличивают.
Олеся была старательной и способной ученицей, но, будучи шалуньей, редко, но все же умудрялась заслужить порку в учительской. Сначала она, как все дети, очень боялась и избегала этого, но довольно быстро стала находить в этом что-то то ли приятное, то ли необъяснимо-возвышенное - четкое определение этому чувству не смог бы дать и взрослый. Она ни с кем не делилась своими мыслями, но они и не тяготили ее. Днем среди игр и занятий об этом забывалось. Только по вечерам ей было приятно вспоминать, как ее месяц назад высекли, как она визжала от боли и просила прощения. Ей также хотелось, чтобы ее выпорол учитель пения, но ему это никогда не поручали. Порку провинившихся детей поручали чем-то вечно недовольной дворничихе под руководством завуча - строгой худощавой сорокалетней женщины в очках. Фантазируя по вечерам в кровати на эти темы, Олеся строила планы, как заслужить нового наказания.
Таким образом она часто брала на себя вину своих подруг и даже мальчишек. Часто и сама нарушала строгий порядок. Казалось бы, приобретя репутацию этакой сорви-головы, беря на себя вину своих одноклассников, она должна была стать всеобщей любимицей класса. Но не тут то было. Она посмела отличаться. Она посмела фантазировать на те темы, на которые фантазировать не принято, и здесь дело совсем не в сексе. О своих сексуальных тенденциях она ни с кем никогда не делилась. Она сама еще не знала, почему с девятилетнего возраста ее все так возненавидели.
Она заметила только две вещи: первая - ей совершенно не интересно было общаться со своими сверстницами и сверстниками. Вторая - ее постоянно упрекали в том, что "она не умеет жить в коллективе". Что же от нее хотят - этого никто никогда четко и ясно так и не объяснил. А ларчик открывался просто: четко и ясно объяснить такое ни у кого не повернулся бы язык. Если бы некто на это решился, он вскоре оказался бы не в лучшем, чем она, положении. Они все могли подразумевать это, но вслух такого никто не скажет. А прозвучало бы это так: "В нашем государстве всем людям велено быть одинаковыми. Никто не смеет отличаться, а ты посмела. Ты смотришься умнее других, а должна быть такая же, как все. И если даже ты молчишь - все равно видно, что ты чем-то отличаешься. Ты должна сделать так, чтобы быть такой же, как все, не только снаружи, но и внутри, потому что внутренний мир человека тоже видно, хотя он и не всегда поддается истолкованию словами. Как это сделать - твои проблемы. Сможешь - будешь жить, как все нормальные люди. Не сможешь - погибнешь. Не сразу, так постепенно. Сначала без средств к существованию и дурной репутацией, потом пойдешь по тюрьмам или сумасшедшим домам. И наш славный коллектив этому посодействует".
Она все время возвращалась к мыслям о себе, старательно выискивая, что же такого дурного она делает. Искала, искала она это "зло" внутри себя и ничего не находила. Только тому невидимому Другу могла она пожаловаться на судьбу и попросить у Него совета, только с Ним она могла быть откровенной, если даже Он и не отвечал ей, а может быть и отвечал на каком-то непонятном ей языке символов и судеб; она этот "язык" еще не освоила. Потом она стала догадываться, что этот Друг, по всей видимости, и есть Господь. Она молилась ему. Однажды сбегала в церковь, но разочаровалась. Она представляла Бога себе совсем не таким, как тамошние старухи. Только потом, спустя годы, прочитав в Евангелии от Иоанна: "Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего"(Ин. 15-15-прим.автора), - она разрыдалась и покаялась. Иисус Христос и был ее Друг. Она узнала в Нем Того, с Кем пыталась мысленно общаться. Его также все ненавидели. Один из лучших друзей предал Его на распятие. А Он еще две тысячи лет назад объяснил ей, в чем ее проблема: "Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир"(Ин. 15-19- прим.автора).
Она стала искать в Евангелии причину своей необычной страсти, но не нашла ничего. Она поняла, что людей больше слушать не будет. Но ей было интересно, что ответит на ее вопрос ее новый друг-человек дед Павел.
-Знаешь что, любовь моя! У Христа есть такие слова: "Многое, что имею сказать вам, но вы не сможете вместить". Но когда не находишь ответа на какой-нибудь вопрос - вспомни, что у Христа есть один универсальный ответ на все вопросы: ДЕРЕВО ПОЗНАЕТСЯ ПО ПЛОДАМ.
А тогда в детдоме, всеми гонимая и презираемая, Олеся, кроме мысленного общения с Другом, стала искать любовь, о которой так много говорится в стихах, поется в песнях. Когда ее положение начало казаться безнадежным, она, в свою очередь, вдруг начинала осознавать, что терять ей нечего, и она теперь может все.
В чем заключается любовь, на эту тему хихикали одноклассницы, и шептались мальчишки в туалете, затягиваясь дешевыми сигаретами. Ничего не возможно было понять. Об одном и том же говорилось, как о величайшем благе и как о величайшей мерзости, с осуждением и матерными словами.
И вот однажды, в один из таких вечеров ощущения безнадежности и связанного с ней "всемогущества", потому что терять нечего, и можно все - она и отдалась семнадцатилетнему парню, живущему неподалеку. Ей было всего тринадцать. Этим теплым вечером под жужжание комаров в том же лесопарке она позволила сначала обнимать, ласкать и целовать себя, а потом раздеть и лишить девственности. Ей было хорошо, но чего-то не хватало. "Это - любовь?"- спрашивала она сама себя и отвечала: "А если нет, то что же?"
Добившись своего, ее "возлюбленный" быстро доложил своей знакомой шпане об очередной "победе". Те подняли его на смех: "Связался с чокнутой! Она же - чума!" Но он затаил обиду не на них, а на нее, и как-то раз в одну из встреч пришел к ней на свиданье пьяным, прихватив с собой пьяных дружков. Когда она поняла все до конца - было поздно. Уйти было уже невозможно. Все они по очереди гнусно надругались над ней, а когда хотели затолкать ей внутрь бутылку, она сама не помнит, как ей это удалось: разбила бутылку, порезав горло одному из негодяев. Его едва успели увезти на скорой, спасая от сильного кровотечения.
Былые связи помогли сынку бывшего мясника продовольственного магазина. Олесю за попытку убийства тоже "раскручивать" не стали, иначе пришлось бы демонстрировать происшедшее на слуху у всего Абакана. Делу просто не дали ход и замяли. Попытка отправить Олесю в психбольницу успехом не увенчалась. Ходили слухи, что по поводу всего происшедшего известный местный правозащитник публично что-то такое высказал, в результате чего вызванный психиатр знал, что, признав эту девчонку шизофреничкой, может опозориться, попасть в глупое положение, и он не стал рисковать.
Ее перестали даже наказывать в учительской. На нее старшие вообще перестали обращать внимание, а ровестницы неоднократно подкарауливали и били, но несильно, больше старались оскорбить. Взрослые не желали слышать о ней.
Еще до знакомства с тем подонком Олеся однажды сумела выкроить немного денег и купить себе прыгалки. Редко удавалось уединиться и потешить себя ими. Как-то она узнала о Франциске Асизском, который сек себя до крови, кровь смешивал со снегом и, лепя из красного снега снеговиков, говорил: "Вот мои дети!"
"Наверно, он был такой же, как я",- думала девушка, а после того случая, когда над ней надругались подлецы, решила, что ее больше устроит именно такая любовь: сечь себя, и страдая, и наслаждаясь.
Однажды одна из воспитательниц застала ее за этим занятием и к большому ее удивлению не только не наложила никаких взысканий, но даже не дала огласки этому перед другими подростками. Учителя, другие воспитатели и администрация, конечно, были поставлены в известность. Они шушукались между собой, а при появлении Олеси демонстративно поворачивались к ней, тараща на нее глаза, глядя, как на дикого зверя, а затем снова продолжали шушукаться. Как безобразно они при этом выглядят, как похожи на отрицательнейших героев, которых они же осуждали, глядя по телевизору фильмы и "мыльные оперы", - никогда над этим не задумывались. А если бы полностью осознали свою скотскую сущность, не исключено, что повесились бы от отвращения самих к себе. Однажды из уст завуча долетели до нее следующие слова: "Скорее бы она от нас уходила! Вот при Сталине было: "Нет человека - нет проблемы", убрали бы на соответствующее место, в лагерь, при Брежневе - в сумасщедший дом, а сейчас вот - возись".
Она стала убегать, бродяжничая и собирая бутылки. Однажды недалеко от вокзала познакомилась с проезжим бизнесменом и отдалась ему за 50 долларов, но после этого местные вокзальные шлюхи гонялись за ней по всему городу, и ей с трудом тогда удалось уйти от преследования. Она уехала в тот раз в Новосибирск, но денег в большом городе хватило ненадолго. Купив средство от комаров, она жила на природе и была счастлива, по ночам пробуя на себе гибкие прутья различных деревьев и крапиву. Но когда деньги кончились - пришлось вернуться.
Следующий побег, и, наконец, она нашла друга среди людей, пришельца из прошлого века, обладающего к тому же неведомыми ей магическими дарованиями. Но главное, он был в ее вкусе, он был носителем той же странной страсти, он был ее первым настоящим другом среди людей и открыл ей столько нового, что, если сравнивать, раньше она не знала и десятой доли от того, что знает сейчас. С этими знаниями, если останется одна, у ней есть теперь шансы выжить даже в России, а о выживании в Америке или других свободных странах можно даже не беспокоиться: оно гарантировано.
Но в данный момент она беспокоилась не о себе, а о своем почти столетнем любовнике. Так не беспокоятся даже о молодых супругах их ровестницы. Она была готова много раз тешить себя рукой и лишь изредка отдаваться ему, чтобы не утомить его, не повредить его драгоценному здоровью. А он хорошо знал цену таким подаркам судьбы. Вряд ли кому так везло из всех, кого он знал. Даже в сорок лет так никому уже не везло. А тут еще такое гармоничное сочетание их прихотей! Но он знал также, что сам, несмотря на то, что старик, является для нее не менее ценным подарком. Никто из простых людей, увидев их вместе, как любовников, не поверил бы в бескорыстность любви Олеси. А если б и поверил, то автоматически наклеил бы на нее ярлык сумасшедшей. Только Альберт понимал и восхищался. И даже Надя начинала уже кое-что понимать и смотрела на них сегодня более терпимо, чем вчера. Она не могла объяснить, почему это понимает, но уже понимала, что Олеся действительно предпочитает старого Павла молодому Альберту. А если еще раз соблазнит мужа, то только для того, чтобы ее долго и больно потом секли.
Она попыталась представить себе, как Альберт переспал со всеми ее подругами: уж если на пятнадцатилетнюю залез, то почему на этих постесняется? Она попыталась представить себе, как Альберт бросает ее, полюбив одну из трех потенциальных соперниц. Представить такое в воображении не получалось. Это был бы не он. А старый телепат тут, как тут, высказался по теме ее размышлений:
-Надя. Успокойся. Альберт не изменял тебе. Это не было изменой. Альберт не изменник, а испытатель. Ему надо все потрогать руками, попробовать на вкус. Вспомни, как он даже в детстве засунул пинцет в электрическую розетку.
Все улыбнулись.
День Рождения подходил к концу. Завтра предстояла работа: проверить, как поживают подруги и пошпионить за "шпионами".
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2010/02/18/984
К предыдущей тематической главе: http://www.proza.ru/2010/02/13/1234
К НАЧАЛУ РОМАНА: http://www.proza.ru/2010/01/07/233