Я помню…
Снег. Зима. Не так, что б сильно холодно. Солнечно и радостно. Мне года три. У отца валенки. Конечно, кроме валенок на нём чёрное пальто с каракулевым воротничком, каракулевая же шапка-лодочка-пилотка, какие носили тогда члены правительства и, глядя на них, простые инженеры и прочие просто люди, но валенки – это главное сегодня, потому, что у меня такие же, но маленькие. Чёрные валенки, две пары, шагают по улице. Это главное. Улица не важна. Я вижу только огромные шаги отца, безуспешно пытаюсь идти с ним в ногу. Начинает получаться: три шажка моих, - один шажище отца. Становится легко и весело. Снег скрипит под ногами. Мы вместе…
***
Двор. Огромная красивая деревянная горка. Я с восторгом лечу с неописуемой высоты. Быстрее. Быстрее всех. Боль. Внезапная острая боль. Всего лишь заноза под ноготь большого пальца. Правда, тогда это было не «всего лишь». Так некстати. Контраст радости и боли. Тогда еще я не понимаю, что так будет часто, но понимаю, что такое возможно. Можно говорить, что это было первым уроком разочарования, но я помню не это, а помню я, что надо идти к врачу, потому, что заноза никак не достаётся. Врачи, - странно одетые в белое люди, - ласково, с улыбкой разговаривая со мной, делают мне больно. От этого несоответствия видимого и ощущаемого я злюсь и пинаю ногой врача так, что он падает вместе со стулом. Врач удивлён. Я ещё больше удивлён. Человек в состоянии аффекта оказывается сильнее самого себя. С только странностей за один день… Конечно, я тогда не знаю ещё, что такое аффект, состояние, несоответствие, но я всё это чувствую, поэтому запоминаю. Запоминал чувствами, а вспоминаю теперь словами. Слишком много слов вокруг такого пустяка…
***
Двор-клодец, такой глубокий с высоты четвёртого этажа сталинки. Мы с отцом сделали огромный бумажный самолёт из целого газетного разворота и пускаем его из окна в этот двор. Он летит плавными кругами по квадрату двора, падает на асфальт, морщинистый от корней старых деревьев; я с восторгом бегу , чтобы поднять его, потом снова наверх, снова полёт, снова восторг, снова наверх и снова, снова, снова… Ещё один счастливый день.
***
Бумц! Бумц! Тррр-рр-даттта! Музыка... Жжах тарелками отражением солнца по глазам! Красиво, ярко, громко, необыкновенно! Военный оркестр проходит мимо и останавливается. Вольно, ррразойдись! Музыканты курят, оставив инструменты на траве городского парка. Диковинные, блестящие золотом трубы-тубы-геликоны, но, главное чудо – большой барабан! Рядом - колотушка. Большая, волшебная, ужасно привлекательная штука! Подхожу тихонько, не спеша. Аккуратно беру, размахиваюсь и... Бумц! Бумц! Музыка. Это я делаю музыку, я сам! Ноги в руки и убегаю, счастливый и немного испуганный...
***
Мы живём уже в другом городе, в длинной-предлинной пятиэтажке. Такие дома называли «лежачими небоскрёбами». Пока обойдёшь вокруг дома, вроде уже и погулял, - домой пора. Я люблю бродить вокруг этой известной мне части Вселенной, находя в походе каждый раз что-то новое и интересное, например, старую деревянную прищепку под чьим-то балконом, дырявый башмак, верёвочку… А, однажды, я нахожу пластмассового солдатика – русского богатыря со смелым и добрым лицом. Он на долгие годы становится для меня самым верным другом. Он всегда со мной, в кармане. Вечерами я жалуюсь ему на обидчиков и, глядя на его мужественное лицо, успокаиваюсь и ободряюсь. Я уже не один в этом мире...
***
Семечки. Вкусные жареные семечки. Лузгать я их ещё не умею. Меня угощают из тёплой ладошки, говорю спасибо, и – за угол! Надо успеть пока обойду вокруг «лежачего небоскрёба», затолкать в рот жменю пахучих семян, прожевать и проглотить вместе с кожуркой. Из-за угла выхожу уже без семечек. «Что, уже все полузгал?» - удивляются бабушки на скамейке и дают мне ещё...
***
Мне шесть лет. Лето. Играем в войну. «Русские» против «немцев». Понимаем, что надо как-то отличать «русских» от «немцев». Поскольку все бегаем в одних шортах, решаем «русским» нарисовать звёзды, а «немцам» нарисовать «немецкие кресты», (это четыре буквы «Г»: Гитлер, Геббельс, Гимлер, Геринг), чем рисовать? – конечно сорванной с ближайшего дерева спелой вишней. Играем долго, азартно, я – «немец». Жребий так выпал. Мне это не нравится, но кто-то же должен быть « немцем»! Кто побеждает? Конечно «русские»! Довольный и усталый иду домой. Матери я так и не смог объяснить в тот вечер, почему её сын весь разукрашен свастиками и такой довольный. Наверное, именно с этого момента я начинаю понимать, что такое непонимание. Наказан ни за что.
***
Не хочу домой! Мать стоит на мостике через канаву и громко зовёт меня. Она ищет меня уже долго. Чувствую: найдёт, - получу и на орехи и на всё остальное. Сижу под мостиком, на котором она кричит, молчу и не сдаюсь. На орехи всё-таки получил. Но позже. Значительно позже.
***
Лето. Прекрасная погода. Мы только переехали в очередной городок. Сижу у соседей во дворе на замечательном гамаке. Никогда до этого не катался в гамаке. Ощущения! Со мной беседует соседская девочка. Она чуть старше меня, очень красивая. Мы знакомимся, обсуждаем всякую ерунду, разговор заходит о собаках... Она совершенно спокойно и даже весело рассказывает мне о том, что вчера они как раз съели одну собаку, оказывается очень вкусно! Больше к соседям я не прихожу...
***
А потом я пошёл в школу, как все. И с тех пор у меня стало всё меньше и меньше о чём вспоминать. Конечно, я много могу вспомнить различных событий и разговоров и всего такого прочего, как у всех, но это уже другие воспоминания, они другого качества, это воспоминания о событиях, а не об ощущениях, в них мало открытий и много опыта, как у всех. Об этом не хочется говорить. Об этом можно лишь либо болтать, рассказывая смешные истории из жизни, либо поучать, делясь своим «бесценным» опытом. Ни того не другого я не хочу. Но, странно, когда меня спрашивают, что я помню из своей жизни, первое, что мне приходит в голову - это то, о чём я вам сейчас рассказал, хотя вслух, конечно, я вспоминаю гораздо более «значительные» эпизоды... Большая часть жизни прожита. Что же я помню?