Превратности судьбы

Галина Романовская
Никогда не думайте, что это вас не коснётся.  Напротив, жизнь устроена так, что никто не застрахован от любой неожиданности. Потому что жизнь зависит не только от тебя, но и от такой виртуальной мистической вещи, как судьба. 
Я это понял, когда однажды,  моя жена, с которой я прожил почти десять лет, сказала, пряча глаза:
- Мы с тобой должны развестись, так как я выхожу замуж за другого человека.
Я рассмеялся , принимая сказанное за шутку, впрочем, не слишком остроумную. Но жена вскинула на меня глаза, и я понял, что это серьёзно.
- Выходит, я последний, кто узнаёт эту новость? Выходит, ты давно не принимаешь меня в расчёт?
- Я не решалась сказать. Честно. Я знаю, для тебя это большая неприятность, а сообщать неприятное известие, очень непросто.
«Неприятность!» Я смотрел ей в глаза и не мог понять, неужели женщины такие подлые существа, что могут совершенно бестрепетной рукой нанести удар человеку, с которым прожили столько лет и которому столько раз, повторяли, что любят? Неужели они такие бесчувственные комедиантки, что продолжают разыгрывать счастливое супружество, ведя другую тайную  предательскую жизнь?
- Я тебе сейчас всё объясню, - начала она, - и я почувствовал, как ей неуютно от моего взгляда.
- Нет, я не хочу слышать объяснений.  У меня нет сомнений, что они будут лживыми и унизительными, как вся наша жизнь.
- Как ты можешь так говорить?! Ты сам виноват во всём!!
- Молчи! Слышишь? Больше – ни слова!
Она растерянно замолчала.
Я поспешно оделся и выскочил из квартиры. Жена была мне до того омерзительна, что я боялся, что наделаю каких-нибудь глупостей, о чём потом пожалею.
Улица кишит прохожими. Кажется, весь город вышел посмотреть на моё унижение:  да! смотрите, это -  я, тот самый мужчина, который оказался рыжим клоуном в своей семье, даже не подозревая об этом. Надо мною потешались, а я суетился, старался, чтобы моей жене было хорошо, чтобы она ни в чём не нуждалась. Я ограждал её от жизненных трудностей и неприятностей. Я её любил!!

Как доехал до бабушкиной квартиры, не заметил. Ключ, как всегда, лежал под ковриком. Я оставлял его там, чтобы жена случайно не обнаружила его в моём кармане и не начала задавать  всякие глупые вопросы. Дело в том, что эта квартира досталась мне по наследству от бабушки ещё до моей женитьбы, и я не говорил о её существовании жене, так как был уверен, что она не захочет жить с моей матерью, потребует, чтобы мы жили отдельно, но это было в то время невозможно: мама болела и нуждалась в уходе.
Но и после смерти мамы я не сказал ей об этой квартире. Это была моя «конспиративная квартира», моё убежище, где я был  невероятно свободен, точно надевал шапку-невидимку.
Квартира встретила меня сумрачной тишиной. Я не включил света, сбросил ботинки, повесил на крюк пальто и шапку и прошёл в гостиную. И только теперь облегчённо вздохнул. Всё позади. Да и  было ли всё это в действительности? Я сел в кресло, блаженно вытянул ноги, закрыл глаза и погрузился в полусон: в памяти всплыли стихи Ходасевича:
«Лучше спать, чем слушать речи
Злобной жизни человечьей
Малых правд пустую прю…»
Да, всё это пустое: эта никчёмная жизнь, этот придуманный мошеннический мир, эта жалкая ниша, где я пытался построить своё убогое счастье.
Я перелетаю в другое измерение, где буду свободен, ни от кого не зависим, никому ничего не должен. Начинаю новую жизнь!
Я вскакиваю с кресла, включаю свет, бегу к кладовке, вытаскиваю мольберт, на который когда-то давно натянул холст, достаю кисти, краски, моё сердце трепещет, как перед прыжком  в бездну, я знаю, что это миг моего нового рождения.
Если вы когда - нибудь задумывались над тем, как происходит творческий взрыв в  душе художника, то знайте - это всегда сопряжено с пережитой им душевной драмой.
Я быстро загрунтовал холст и начал работать. Кисть порхала, как живая, рождая необыкновенные страстные тени, красочную игру лучей , как бы высвобождающих внутренние энергии. Они гармонично ложились на полотно и казалось, что я слышу божественные звуки, которые исторгаются из глубины рождающейся картины.
Я не ощущал времени, мною владело какое-то лихорадочное безумие.
Когда  уставшая кисть замерла в моей руке, за окном уже брезжил поздний зимний рассвет. Сбросив одежду,  я повалился на кровать и заснул в то же мгновение, едва голова  коснулась подушки. Яркие красочные сны, такие же беспредметные, абстрактные, как моя картина, тотчас завладели мной,  и долго не отпускали, пока я не провалился в чёрную бездну.
Сколько я проспал? Наверное, довольно долго, потому что яркое солнце ослепило меня, едва я открыл глаза. Косматый заснеженный клён, мой давний товарищ, выросший на моих глазах, и охранявший меня от шума и пыли улицы, с любопытством смотрел в окно. Часы показывали полдень.

Я вскочил и начал действовать. Прежде всего я позвонил на работу своему директору, с которым был в хороших отношениях:
- Ну, наконец-то! – вскричал директор, едва я попытался что-то сказать. – Что произошло? Куда ты пропал?! – Я напрасно пытался вставить хотя бы одно слово. – Твоя жена оборвала мой телефон! Она сказала, что вы вчера слегка повздорили, ты ушёл и не ночевал дома. И на работе тебя нет! Скажи, что мы должны были думать?! Так, брат, нельзя, мне-то ты мог позвонить?
- Извини, Андрей, - мне, наконец, удалось вклиниться в его монолог. – Ну, пожалуйста, извини. Успокойся, у меня всё в порядке, Так жене и передай.
- Что-то случилось?! Я же вижу…
- Да, случилось. Я расскажу тебе при встрече. А сейчас мне нужно срочно уехать месяца на два,,,
- Ты в своём уме? Мы же решили затеять тяжбу с фирмой N…
- Всё будет ОК, - перебил я его, - процесс с блеском проведёт Аня. Ты же знаешь, она прекрасный юрист, и к тому же мой зам. Могу же я заболеть?  Так как отпуск получается долгим, я пришлю по электронной почте заявление о моём увольнении.
- Нет, действительно, ты свихнулся! Скажи хотя бы, что стряслось? Друг я тебе или не друг? Скажи, - прибавил он тихо, - может, я смогу тебе помочь?
Мне стало стыдно, что я так его взбаламутил, поэтому я сказал:
- Да, Андрей, ты мне друг. Может, даже – единственный настоящий друг. И это для меня, когда я оказался совсем один, очень важно. Давай встретимся сегодня в ресторане «У причала».  Но у меня к тебе просьба: ты никому не должен рассказывать о нашей встрече и о моих планах.
- И твоей жене?
- Моей жене – в особенности.
- Да, почему? Она же волнуется…
- Она волнуется не из-за меня. Поэтому, если ты действительно МОЙ друг, то и оставайся им. Пока, до встречи.
- Постой, а во сколько встретимся-то?
- Давай в 8 вечера. – И я повесил трубку.
Стоя под струёй горячего душа, я обдумывал план моей новой жизни.  Об этом же я продолжал размышлять и за чашкой кофе. И вдруг я подумал о некоторой своей странности: я как будто совершенно забыл о жене.
Мне всегда казалось, что жена для меня самое  дорогое существо на свете. У нас не было детей, и для меня она была и любимой женщиной, и моим ребёнком. Мы поженились ещё студентами: я - юридического факультета, в она - филологического, прожили много лет, и даже теперь я могу сказать, что это были счастливые годы. Но теперь я думал о ней, как о чём-то далёком и совершенно для меня неинтересном.  Она больше не была частью моей жизни.
После завтрака я тщательно вымыл руки и подошёл к закрытой  старым халатом картине. Некоторое время я колебался, боясь разочарования, но потом решительно откинул ткань и впился глазами в моё детище.  Картина приветствовала меня сияющим блеском красок, она включила в моей душе безотчётную радость, радость жизни. Я долго стоял перед её ликом, впитывая в себя её жизненную силу, её энергию.

С Андреем мы столкнулись у входа в ресторан. Он был весь какой-то помятый, встревоженный, как будто это не от меня, а от него ушла жена. Он кинулся ко мне, долго тряс мою руку, потом сказал:
- Мне не хочется идти в ресторан. Пойдём в пивнушку и просто напьёмся.
- Я не против. Хотя не совсем понимаю смысл твоей затеи.
- Потом поймёшь.
«Выходит, - подумал я, - не он собрался меня утешать, а ждёт утешения от меня? С чего бы это?»
Поскольку я целый день ничего не ел и чтобы сразу же не слететь с катушек, я взял себе несколько бутербродов с  ветчиной и колбасой. Андрей от еды отказался.
- Я сыт, - пробормотал он. – Мне хочется выпить.
Сразу после первой же рюмки он опьянел, (я подозреваю, что он уже приложился перед нашей встречей), и принялся меня нахваливать, какой я замечательный, добрый, честный и всё в таком же духе.
«Что это с ним?» - удивился я. И вдруг меня осенила простая мысль: уж не он ли  таинственный жених моей супруги»?
- Ну, - сказал я, насмешливо усмехаясь, - выкладывай, что там у тебя?
- Но ты ведь знал об этом? – вскричал он.
- О чём?
- Ладно, не темни! Она мне говорила, что вы давно не живёте. Давно психологически готовы к разводу.
- Да, я готов, - твёрдо и совершенно искренне подтвердил я. А ты что, от меня хочешь получить благословение?
- Я…я, - Андрей совершенно опьянел. Из его глаз потекли слёзы. – Ты не знаешь, как я мучился всем этим… - бормотал он, опустив голову, - но она просто околдовала меня. Ты не представляешь, как я её люблю. И ты – мой лучший друг… Что же мне делать?
Как я и думал, он ждал утешения. Я хлопнул его по плечу:
- Перестань! Я тебя прощаю. Уж я-то знаю, она делает с мужчинами, всё, что захочет. Но давай больше не говорить об этом. Для меня она – пройденный этап.  Откровенно говоря, я хотел серьёзно поговорить с тобой о другом, о том, что для меня важно в сегодняшней моей жизни, но ты слишком пьян.
- Ты правда меня прощаешь? – Андрей, как нашкодивший ребёнок заглядывал мне в глаза. – Спасибо, друг! – он пытался меня облобызать, но это было бы уж слишком.
Я твердо посадил его на место:
- Я сейчас найду такси, и ты поедешь домой!
- Но как же? Надо поговорить, - бормотал он.
- В другой раз, - отрезал я.

Следующие два дня я занимался квартирой.  Я решил не приглашать уборщицу, всё делал сам: вымыл комнаты и кухню, протёр, надо признаться, не особенно хорошо, окна, переставил поудобнее скудную мебель. Но главное, что я сделал – я разобрал кладовку, где хранились мои живописные работы ещё с тех времён, когда я учился в школе живописи. Я рисовал всегда, с самого раннего детства, но ни мои родители, ни я не считали моё увлечение чем-то серьёзным. И  хотя юриспруденция меня увлекла, живопись я не оставлял. Жена об этом даже не подозревала, потому что своим «хобби» я занимался исключительно в бабушкиной квартире.
Большую комнату я превратил в мастерскую, развесил по стенам лучшие свои работы. Новую картину я повесил на самом хорошо освещённом месте. В общем, я подготовился к старту в новую незнакомую жизнь.
Ближе к вечеру я позвонил Андрею. Казалось, все эти дни он только и делал, что сидел у телефона и ждал моего звонка:
- Фу, ну ты, братец, и наглец! Не только не позвонил, но и мобильник отключил!
- Не сердись, «друг Горацио», - смеясь процитировал я классика.
- Да ладно, что с тебя взять? Но ведь  мы с тобой тогда ни о чём не договорились… Нужно снова встретиться.
- Насчёт наших «матримониальных»  дел мы с тобой всё решили: вы оба свободны, значит, к этой теме  больше возвращаться не будем никогда. Но у меня к тебе просьба совершенно иного рода: ведь твой брат Илья - искусствовед? Специалист по живописи?
- Да. И что? Не понимаю, к чему это ты?
- Мне нужно с ним проконсультироваться. Дай, пожалуйста, мне его телефон.
- Пожалуйста…- и обескураженный Андрей продиктовал мне номер телефона своего брата.

Брата моего директора я видел только однажды на нашей корпоративной вечеринке. Он пару раз пригласил на танец мою жену и потом мы с ним немного поговорили о погоде. Илья мне понравился. Он был  моложе Андрея, и внешне почти не походил на брата: плотный, среднего роста, излучающий оптимизм и дружелюбие. И сейчас, когда я нуждался в профессиональном совета, только его мнение я хотел бы услышать.
Я попросил Илью приехать ко мне, чтобы он оценил мою картину и дал мне кое-какие советы. Илья охотно согласился и часа через два был уже у меня дома. Едва поздоровавшись, он сразу же шагнул в мою мастерскую и застыл перед новой картиной.
- Высший класс! – жизнерадостно воскликнул он. – Я бы с удовольствием разместил её в моей картинной галерее.
Потом он просмотрел всё остальное:
- Всё очень недурно. Хорошая реклама, и Вы - классик! Ваше имя нужно раскрутить. Вы хотите, чтобы я этим занялся?
Я несколько растерялся от такого напора:
- Вы думаете…, пробормотал я нечленораздельно. – А классик – это что?
- Классик – это слава, интриги, деньги, предательство. Но главное - это возможность получить удовлетворение от встречи с чувствующим зрителем, с тем, для кого Вы работаете, ощутить, что Вы не зря живёте в этом мире, что Вы, некоторым образом, избранник богов.
Я расхохотался:
- Понятие «классик», Вы сформулировали классно!  Мою новую жизнь обрисовали с разных сторон.  Некоторые стороны меня откровенно пугают. Но… назад пути нет. Я, как слон, назад ходить не умею. Что ж, если  мы с Вами заключим наш союз, то я всецело доверяюсь Вам. Я буду «творить шедевры», а Вы облагодетельствуете общество знакомством с миром прекрасного.
Так состоялось наше знакомство, которое изменило и его и мою жизнь.

Прошло несколько лет. Я не буду описывать тот новый мир, куда я так нежданно-негаданно попал. Для этого надо написать целый роман. Но такие романы уже написаны и очень ярко и правдоподобно, и к тому же замечательными писателями, соревноваться с которыми я не смею, поэтому тех, кого интересует мир богемы, может их почитать.
Я же могу только сказать, что этот мир принял меня неохотно, однако  и не враждебно, постепенно у меня появилось много приятелей и поклонников, как они себя называли, но настоящим близким моим другом был только Илья.
За все эти годы я ничего не слышал о жене, никогда не звонил Андрею, и Илья, зная, что мне  будет неприятно, не заводил ненужных  разговоров.
Но однажды это всё-таки произошло. Рано утром, когда я ещё был в постели, Илья совершенно неожиданно приехал ко мне домой. За все годы нашего знакомства не могу припомнить ни одного случая, когда бы он являлся без предварительного звонка. Я с удивлением таращился на его взволнованное лицо, но он молча снял пальто и без приглашения прошёл в гостиную, быстро проговорив:
- Пойдём, нам нужно поговорить.
- Что случилось?
- С  Ириной несчастье… Она с тяжёлой травмой в больнице. Может, ты захочешь съездить к ней? Я тебя отвезу.
После долгой паузы, я спросил:
- А что произошло?
- Автомобильная катастрофа. Так ты поедешь?
- Не знаю… Может, Андрею будет это неприятно.
- Причём тут Андрей? Они расстались сразу после твоего ухода.
- А это новость! Почему же? Или им просто интересно было меня дурачить?
Илья молча недовольно засопел. Потом сказал:
- Ну, ты едешь или нет? Я не собираюсь тебя уговаривать.

Лечащий врач, приятная женщина средних лет, встретила нас любезно, и предупредила, что в палату может зайти только один посетитель:
- Она в коме, но вы можете с ней поговорить, возможно, она Вас слышит. Известно, что положительные эмоции очень помогают выходу из комы.
- Ладно, Миша, удачи тебе. А я буду ждать в машине, - сказал Илья, когда мы подошли к палате. Я в нерешительности застыл на пороге. Он легонько подтолкнул меня, шепнув:
- Всё будет хорошо, я уверен.
Я открыл дверь и с усилием шагнул вперёд.
Она неподвижно лежала на широкой кровати, в окружении каких-то мерцающих приборов. Простыня скрывала грудь и руки, глаза закрыты. Я смотрел на неё, не решаясь приблизиться, слушая пикание мониторов.  Наконец, несколько придя в себя,  сел на стул, стоящий у  изголовья. Я смотрел на её бледное неподвижное лицо, и сердце пронзило острое чувство то ли жалости, то ли мучительной любви. Комок застрял в горле, глаза затуманили предательские слёзы, из груди вырвался какой-то лающий звук. Я  взял в руки её бледную прозрачную ручку,  прижал к губам.
-  Люблю тебя, - повторял я вновь и вновь. – И никуда больше не отпущу. Только не умирай, пожалуйста, не умирай.  Мы были последними дураками, когда потеряли друг друга. Мы не повторим никогда этой ошибки.
И вдруг я увидел, что она медленно открывает свои прекрасные влажные глаза, и едва слышно шепчет:
- Кто здесь? Что со мной?
- Это я, любимая.  – Вскочив со стула я наклоняюсь к её лицу. –  Ты попала в автомобильную катастрофу. Но всё страшное позади. Ты поправишься, обязательно поправишься, и мы больше не расстанемся никогда.
- Миша, ты?! Господи, какое счастье!
Появившаяся  врач бесцеремонно выгоняет меня из палаты.
- Вы придёте завтра. А сейчас мы собираем врачебный консилиум.
Я целую жену в бледные губки:
- Я приеду завтра. Всё будет хорошо. – И обернувшись к врачу спрашиваю:
- Мне хотелось бы поговорить с Вами.
- Завтра поговорим, - строго отвечает она.

Ночью мне снился ужасный кошмарный сон. Я буквально вырывался из него , заставляя себя проснуться.  Больше заснуть  не смог. Достал холст, натянул на раму и начал писать портрет жены.  Чем ярче выявлялся её силуэт, тем явственнее я чувствовал её присутствие.  Мне казалось, что она здесь, за моей спиной, с улыбкой наблюдает  своё рождение.
В девять утра я позвонил в больницу узнать, когда я смогу её навестить.
- Простите, а кто говорит? – голос медсестры был спокоен.
- Муж.
- К великому сожалению Ваша жена умерла сегодня в 4 часа ночи.
- Этого не может быть! - закричал я.  - Это неправда! Вы что-то путаете.! Она вчера пришла в себя. Я разговаривал с ней!
- Выражаю Вам свои соболезнования, но ночью она скончалась. Причина смерти – оторвавшийся тромб.
. *                *
                *