Хозяин

Людмила Береснева
Александр Плэчинтэ

 Влад любил жить летом в деревне: здесь он впервые почувствовал, что такое воля. От этого ощущения у него распирало грудь и казалось, что его сердце, постоянно радующееся жизни, уже не вмещалось в худенькое тело. Даже наступившая жара, которая огорчала бабушку, была ему по душе. Теперь под ее присмотром он купался дважды в день в речке, и поливали они вместе огород не только вечером, но и утром.
Воду на огороды подавали в определенные часы, и Влад каждый раз первым слышал ровный звук гудящих моторов, качающих воду из ближайшего болота, и со всех ног мчался к дому, чтоб известить бабушку:
 – Воду дали! Открывай быстрей краны!
Бабушка начинала суетливо бегать по саду, подключать шланги, подставлять под них лейки и ведра. Владу поручалось поливать кусты и деревья. Он перекрывал струю большим пальцем, и тогда торфяная вода коричневым веером, золотясь в лучах солнца, падала на кусты малины, смородины, и они, как девчонки, вздрагивали от неожиданных водных брызг, а потом доверчиво подставляли свои листья-ладошки под водные струи.
Вот и сегодня он со всего размаха хлопнул калиткой, забежал на двор, крича:
– Бабуль, воду дали!
Но бабушка как сидела на ступеньках крыльца, так и продолжала сидеть. Только при виде внука поспешно вытерла кончиком платка слезы.
– Баб, ты что плачешь? – участливо спросил Влад.
– Да вот, сынок, узнала, что задушевная моя подруга Верушка умерла. Завтра похороны, а я и проститься с ней не могу.
– Ну, как же ты не простишься! – воскликнул внук.
– Ох, а на кого тебя оставишь? Ты вон какой неугомонный, опять чего-нибудь отчебучишь!
– Честное слово, ничего чебучить не буду! – не понимая этого слова, заверил Влад.
– Мне легче тебя с собой взять, – размышляла бабушка вслух. – Да мал ты еще трудно тебе будет. Эх, связал ты меня, Владька, по рукам и ногам! – и опять потекли слезы по ее морщинистым щекам.
У Влада при виде бабушкиных горьких слез сердце сжалось от жалости.
– Бабуль, ты поезжай, а я тут тихонечко буду тебя ждать и за курами послежу! – стал успокаивать ее внук.
– Ой, Господи, да про них я совсем забыла, – со вздохом сказала бабушка.
– Баб, я тебе обещаю: даже за калитку не выйду, пока не придёшь, весь день буду за курами ухаживать!
– Если решусь, то на первой электричке уеду. Курам я корма дам на весь день, а ты чистой водички подливай, как увидишь, что все выпили или разлили. Смотри, чтобы все снесли яйца, да кошек не подпускай к курятнику: ловки они яйцами лакомиться, – грустно наставляла она внука.
Утром Влад проснулся, выбежал быстрей в сад – никого.
«Значит, уехала», – понял он.
Вернулся в дом. На столе под салфеткой – завтрак, но есть с утра не хотелось. Влад побежал к сараю, который в этом году превратился в курятник. Территория около него была огорожена сеткой, где обычно расхаживали куры. Рядом у стены сарая была поставлена пластмассовая ванная, наполненная золой, перемешенной с сухим песком, здесь курицы любили купаться – так они чистили свои перышки.
У бабушки было семь пеструшек, похожих друг на друга, как родные сестры: все в одинаковых одежках, на головах - розовые гребешки, в ушах - красные сережки. Но самым замечательным в этой компании был петух Петруша, большой, тоже пестрый, перья хвоста аж до земли достают. Расхаживал гордо; красный гребень, бородка - огнем горят. Любил Влад смотреть, как готовится петух к пению: встанет на цыпочки, захлопает-захлопает крыльями, вытянет шею к солнцу и голосисто пропоет на всю деревню свою петушиную песню.
Петрушу куры слушались беспрекословно: стоило ему найти червяка или гусеницу и позвать подружек отведать угощение, так они, дурочки, все срывались с места и неслись к нему изо всех ног, не соображая, что червяк-то один, а их – семеро! Конечно, клевала его самая быстрая, а остальные еще долго около петуха топтались, не понимая, зачем звал-то.
Утро было жаркое, все куры попрятались в тенек, даже петух квелый какой-то был – не пел, поднял одну ногу и стоит, не знает, что делать. И в курятнике тишина, даже не слышалось их привычно хлопотливого кудахтанья.
Влад в тени яблони стал играть с солдатиками и, увлекшись, совсем забыл про кур. Вдруг услышал всполошенное кудахтанье: «Куд-ку-дак-дак-дак! Куд-ку-дак-дак-дак!»
Курица натужно голосила, и Влад посочувствовал ей. Через некоторое время он услышал, как она слетела с насеста. Мальчик вошел в курятник и увидел: матово белело яйцо; он взял его в руки, оно было теплое и влажное. Улыбаясь неизвестно чему, Влад опять осторожно положил его на место.
Куры затихли, а Владу так хотелось, чтоб они одна за одной, быстрей все снесли яйца: ему уже надоело сидеть около курятника и следить за ними. Он стал злиться на кур, которые после полудня, когда жара чуть спала, стали спокойно ходить около курятника, выискивая что-то в земле, забыв про свою главную обязанность – нести яйца.
И вдруг две курицы почти одновременно начали свое «кудахтанье». Одна кудахтала с каким-то всхлипыванием, а другая дробно, будто сухо выкашливала «куд-ку-дах-дах-дах!» Это слушать было просто невозможно!
Но вот все стихло. «Осталось дождаться четырех яиц!» – с радостью подумал Влад. Неприятно засосало под ложечкой, и он вспомнил, что сегодня еще ничего не ел. Быстро побежал в дом. Не дай бог вернется бабушка и увидит, что завтрак не съеден – вот будет скандал! А меньше всего сегодня хотелось расстраивать ее.
Влад убрал салфетку и увидел, что сыр на хлебе уже от жары оплавился, а буженина заветрелась. Он торопливо откусывал большие куски от бутерброда и, плохо пережевывая, глотал их. Когда в сухомятку съел бутерброды, открыл термос и налил чай, который, к его удивлению, был еще горячий.
На буфете громко тикал старый будильник, было уже четыре часа. Влад переполошился: скоро приедет бабушка, и ему как добросовестному хозяину хотелось доложить ей, что все семь кур снесли яйца, но когда он уходил есть, было только три яйца. Влад вновь побежал к курятнику проверить, не прибавилось ли яиц. О, радость! Пока он ел, куры снесли еще три яйца. Он теперь пристально вглядывался в «лица» наседок, стремясь отгадать ту лентяйку, которая еще не снесла яйцо. Если бы он мог ее обнаружить, то непременно поймал и собственноручно усадил на насест. Но все куры - на одно лицо – поди, отгадай!
И вдруг ему подумалось: а вдруг, пока он ел, пробралась в курятник кошка и съела яйцо. «Эх, растяпа! Ничего нельзя тебе поручить!» – ругал он сам себя.
Влад вдруг осознал, что ему будет трудно признаться бабушке, что не выполнил порученное дело. И тут же в голове пронеслась другая мысль, за которую он ухватился: «А что если сказать, что все куры снесли яйца, а одно я сам съел? Бабушка будет только рада! Как это я сразу не придумал?» На душе стало спокойно.
Но прошло немного времени, и Влад решил: «Нет, так не пойдет! А вдруг кошки не было. Бабушка приедет, я совру, а курица снесет седьмое яйцо, и станет ясно, что я обманщик. Нет, - твердо решил внук. – Скажу правду, что не уследил, поэтому одного яйца нет»
Эти тяжелые размышления прервал родной теплый голос бабушки:
– Владюша! Вот и я приехала. Ну, как ты тут один хозяйничал? – спросила она, обнимая за плечи внука. Влад прижался к ней и понял, что он больше не хочет, чтобы она уезжала, даже ненадолго.
Владу понравилось бабушкино слово «хозяйничал», и он повторил его:
– Хозяйничал хорошо, воду наливал им свежую, кошек вроде не было, а одного яйца нет! – с грустью в голосе признался он.
– Молодец! Настоящий хозяин у нас подрастает! Шесть яиц и должно быть. Есть у меня одна красавица, под плетенкой сидит, все норовит цыплят высиживать. А к осени зачем они? Вот она и не снесла.
Влад вдруг ощутил, как с плеч свалился груз ответственности за порученное дело, стало легко, захотелось прыгать, кричать от радости, что он удержался и не соврал бабушке!
Понимая, что ей трудно, он в тот вечер ни о чем не расспрашивал, а, наоборот, задавал вопросы, уводящие ее от грустных мыслей.
Устали они оба за день, пораньше легли спать. Влад, засыпая, счастливо улыбался, довольный, что так по-хозяйски справился с делами и не огорчил бабушку своей неуместной выдумкой про эту ленивую пеструшку.

Рисунок: Александр ПЛЭЧИНТЭ