Язык закона

Михаил Ноздрин
Страсти достигали своего пика!
Наступило время аргументов защиты, и, конечно, новых открытий...
В судебное заседание мы приехали аж пять человек: адвокат, мама обвиняемого и трое свидетелей, среди которых было два мужчины и одна женщина. Конечно, бросалась в глаза разница в социальном статусе свидетелей обвинения и защиты. Обвинение представило свидетельницу Елену которая жила на неопределенные заработки, у которой было двое малолетних детей, оставляемых ею на попечение подруге, умершей потом как оказалось от церроза печени. Второй основной свидетель — трижды судимый, почему-то тоже умер и не мог выступать в судебном заседании. Причем он и свидетельница Елена «хорошо знали друг друга»: Лена выдавала подробности о жизни умершего, которые правда не происходили с ним, ну ничего — обвинение и следствие ведь поработало. И действительно, с такими параметрами жизни очень сложно не иметь проблем с законом (да видимо, в нашей стране при любых параметрах жизни сложно не иметь проблем с законом — просто потому что его служителям тоже кушать надо), а значит, в обмен на закрытые на эти проблемы глаза, надо помочь немного его блюстителям. И она как могла, помогала.
Надо сказать, что сначала свидетелей слушают без присяжных заседателей. Судья, конечно, всячески показывает свою строгость: это нельзя говорить при присяжных, то — незаконно... Короче — шаг в сторону расстрел, прыжок на месте — попытка к бегству...
Однако, я подчиняясь разумной логике и следованию связности своей речи как мог оставлял то, что сказать было необходимо.
...
- Когда Женю выпустили на свободу, изменив ему меру пресечения... : продолжал я свой рассказ.
- Какой «выпустили на свободу»! : резко прервал меня прокурор, подвижный человек в форме с капитанскими погонами, в ужимках которого просматривалась трагедия каждодневных страданий в школьные годы от издевательств сверстников.
- Расчлененные трупы...! : добавил он глядя на меня.
Я посмотрел на судью и попросил разрешения ему ответить.
- Нет! Говорите по существу дела... - парировала она. - О том что его выпустили, а потом снова посадили присяжные слышать не должны...
Я был ошарашен такими словами. Получается, что как бы ни продвигалось следствие, сколько бы оно не занималось разного рода проволочками и подтасовками, присяжные об этом знать не должны. Да, все не как в фильмах о блестящих защитах в судах и пламенных речах перед присяжными!
Наступил день дачи показаний перед присяжными. Судебное заседание было оживлено нашим появлением. Присяжные впервые увидели зрелых, работающих в лоне обычных профессий  людей, показания которых были логичны, последовательны и главное — даваемы в защиту ложно обвиненного человека. Представ перед судом и высказав факты, относящиеся к делу, я заметил оживление среди присяжных. Их реакции на лицах, происходившие на наше общение с судьей, прокурором и адвокатом, говорили о том, что им не безразлично, как разворачивается судебное следствие. И по всему было видно, что им небезразлична судьба измученного двумя годами заключения человека.
За мной выступали еще два свидетеля и их впечатления оказались сходными с моими. Надо отметить, что свидетельница была очень напугана, когда вечером накануне выступления перед присяжными к ней заявился человек, представившийся работником районного отделения милиции и взывал ее к совести, забыв однако, что совесть обычного человека — это ориентир прежде всего для него, и, стало быть ему надо вопрошать к своей совести, может быть до конца своих дней.

- Капитан! Подойдите ко мне... - позвал я прокурора после окончания заседания.
Какие расчлененные трупы вы имели в виду?
Он махнул рукой и сказал: - Да ладно... - поворачиваясь чтобы уходить от меня.
- Держите свой язык за зубами! - четко выговаривая каждое слово, произнес я.
Тут видимо стали проявляться застарелые реакции школьной поры. Он повернулся в пол-оборота ко мне и сказал: - Я сейчас позову судебных приставов и они вас выкинут из здания суда.
- Мужик сказал, мужик сделал! Зови! - ответил я. Внутри меня все кипело.
- Нет, я сейчас это правда сделаю...
- Да вперед! Хочешь, я сам им скажу об этом?
Он подошел к приставам и начал говорить, показывая на меня. Затем удалился.
Через некоторое время пришел старший смены приставов — майор пикнического телосложения.
Я подошел к нему сам и начал говорить, одевая куртку полученную в гардеробе.
- Вы не имеете право говорить в таком тоне с представителем закона. - произнес он то, что должен был произнести.
- Ну, так если он его представитель, пусть он, прежде всего им и руководствуется. Если имеет доказательства — пусть говорит. Если нет — пусть делает то, что я ему сказал.
Ведь это так просто — говорить языком закона!