Чита ты моя Чита…
Не спится. Детство прорвало скорлупу памяти и проступает случайными, маленькими образами, как капельки тумана на стекле. Капли памяти собираются в тонкие ручейки – фрагменты. Может со временем эти ручейки сольются в речушку – дорогу в страну Детство. Ничего не могу с собой сделать... Решил записать то, что ясно вспомнилось. Может, нашим деткам будет интересно почитать... На сегодня есть контакт с некоторыми из друзей детства. Есть предположение где искать других, не вышедших пока на связь. Что, если нам всем вместе создать коллективные воспоминания о нас самих? В одном тексте, как беседа у костра... Пусть таким костром на сегодня стал компьютер. Как знать, может мы ещё и увидимся в живую. А пока нужно записать то, что каждый помнит. Пока мы ещё живы.
Иногда, во сне, я испытываю давно забытое чувство детского, незамутнённого взрослым сознанием, счастья. Того счастья, которое нельзя описать наличием чего-то материального, либо как в юности - предощущением близости с любимой, либо как позже - удачей в профессиональной работе. Нет, то счастье было безотчётное и беспричинное, как сама жизнь маленького человечка пришедшего в жизнь. Жаль только, что, судя по отрывкам самых первых моих воспоминаний о себе в этом окружающем мире, состояние этого младенческого счастья слишком рано стало корректироваться реалиями жизни. В такие ночи мне, как правило, снится страна моего детства – Чита, город, где я появился на свет.
Когда я появился на свет, семья наша жила на улице Костюшко- Григорович. Через забор нашего двора хорошо было видно место работы моей мамы – станция переливания крови. Поэтому одно из первых воспоминаний детства – мамино лицо в щели забора и её моргающий глаз, следящий за мной. Видимо, в минуты, когда можно было выскочить во двор станции, она старалась посмотреть, чем там я занят. С тех пор мамин наблюдающий взгляд, дававший ощущение защищённости и заботы, всегда был со мной. Толи она смотрела на меня через окошко во двор, толи наблюдала со стороны, не привлекая моего внимания…Мамин добрый, любящий взгляд. Вот и теперь, когда мамы давно нет, её внимательный взгляд с последней при жизни фотографии оберегает и согревает меня.
К тому же периоду жизни на Костюшко, относится неизменный за все эти годы фрагмент, запавший в память. За водой мы ходили на водокачку, которая была на углу Ленинградской и Костюшко. Поэтому очень явно снится очередь людей стоящих на снегу с разными ёмкостями для воды и запах той воды, который я, спустя много лет, узнал, прихлёбывая из горного ключа на маршруте по Забайкальской тайге. Вот так и снится та понурая, серая очередь, лошадь с опущенной головой, запряжённая в сани с обледенелой бочкой, жёлтое пятно мочи под лошадью и запах махорки, витавший над головами.
Если я вижу таракана, меня охватывает оторопь. Это тоже из детства. Однажды я шарился по комнате и увидел таракана. Что делает нормальный мальчуган, когда видит таракана? Правильно…он его начинает ловить. Вот и я начал гонять бедного таракана по комнате, пока он не уполз под кровать. Полез под кровать и я. Кровать была панцирная, довольно высокая и я полностью влез под неё. Вот тут горе и настигло меня. Таракану надоело убегать. Он развернулся и пополз прямо на меня. Я на четвереньках от него. Да не тут - то было. Торчащим задом я упёрся в раму кровати, и отступать не мог. Дом огласился диким рёвом охотника за тараканами. Сбежались домочадцы, и я был спасён. Но тараканов с тех пор опасаюсь.
Как - то раз я сидел на завалинке нашего дома. Кто не знает, что такое завалинка, это такой короб вдоль всего дома, куда насыпали опилки, что бы стены дома не промерзали. Так вот сижу я себе и жую серу. А сера эта, нечто похожее на жевательную резинку и варилась из смолы кедра. Удовольствие не передать, особенно когда сера ещё свежая. Тут подкатывает на тележке с колёсиками безногий инвалид. Спрашивает – серы, мол, много?
Нет, говорю, только во рту. А почему не купить много – спрашивает. Так мама на базар одного не пускает – отвечаю. А деньжата то есть? Вот тут я и попался. Были у меня заныканные деньжата. Так – мелочишка, собранная на интересный случай. Вот инвалид и предложил сгонять за серой. Результат очевиден. Больше я ни инвалида, ни денег своих не видел. Обида угнетала, и я рассказал о своём горе бабуле. Бабуля расстроилась и назвала инвалида нехристем и омманьшиком. И на следующий день купила мне много долгожданной серы. Долго потом вид инвалида вызывал у меня неприятие и чувство досады. Так в мою душу вошли на всю жизнь слова нехристь и омманьшик.
Семья у нас была своеобразная. Родители постоянно находились на работе. Мной занималась масса разных родственников и друзей родителей. В доме частенько жили люди, которым по тем или иным причинам необходима была помощь. И родители всегда рады были её оказать. Атмосфера в доме всегда была доброжелательная, ровная. Если что-то и происходило не так, я этого не замечал. Поэтому в мою память жутким кошмаром врезались события осени 1958 г., когда правительство запретило содержать в личном подворье домашний скот. Вся наша семья имела небольшую прибавку к столу за счёт того, что дедушка, путевой обходчик со станции Кадала, держал корову и бычков. Корова давала много молока, и его хватало и на продажу и на еду. А редко забиваемые животные давали ещё и мясо, и деньги. Собственно не так уж и много, но с учётом того, что вся наша большая семья сажала ещё и картошку, выживали. Однажды к вечеру дом заполнился сумрачными лицами. Некоторые женщины плакали. Я был ещё маленький и не понимал, что же случилось. Забегаю на кухню, а там, уронив на небольшую кучку бумажных денег голову, рыдал мой родной дед. Рыдал так, как рыдают по погибшей родне. И только изредка сквозь рыдания прорывалось – эх и ****и-и-и.… Так дед оплакивал свою кормилицу, которую сам же заколол и продал мясо на рынке. А может он оплакивал жизнь свою многотрудную и не справедливую. Но кто же мне мальцу тогда об этом сказал бы.
Мой дед по маме, Корецкий Василий Прохорович, родом был из под Чернигова. В 1904 году, не поделив с местным околоточным девушку Арину, на которой намерен был жениться, избил соперника, да так сильно, что тот потерял глаз. Не ожидая дальнейших событий, дед пешком пришёл в Читу. А тут война случилась с Японией. И загремел дедуля на войну, да ещё попал в пластуны, т.е. в разведку казачью. Под городом Даляном отличился в бою, вырезав с дружком на пару шомполами расчет артбатареи. Был отмечен благодарностью и краткосрочным отпуском на родину. А по пути сопровождал в Читу конвой раненных солдат. Когда прибыли в Читу и сдали подопечных, войне пришёл конец. Остался дед на всю оставшуюся жизнь в Кадале, обзавёлся семьёй и служил на железной дороге путевым смотрителем более 50 лет. Вот у дедули меня не редко и оставляли родители на молочко, да дедов кнут. Уж и суров был дедуля. Но справедлив и не ворчлив. Бывало зыркнет только глазом из под густой бровищи. И достаточно было для послушания.
Сколько же памятных зацепок осталось во мне с тех пор. Вот к примеру запах пригорелого сухаря. У деда в сторожке практически круглые сутки горела печка на угле. И уголь тот он собирал в тряпичную сумочку с железнодорожного полотна. Видимо сыпался уголёк из составов. А на краю печки всегда сушилось с десяток сухарей чёрного хлеба. Когда я приходил к нему в сторожку, дед наливал мне кружку чая с молоком и вручал сухарь. Ты оммакивай, оммакивай сухарик - говаривал дедуля, и учил пить из блюдечка, усердно дуя на чаёк. Иногда перепадал кусочек колотого сахара или подушечка – конфетка. До сих пор я люблю обыкновенные сухари из чернушки с чайком и дешевой карамелькой.
Когда приходила пора, дед вручал мне футляр с двумя флажками, желтым и красным. И мы выходили встречать состав. Иногда мне доверялось и с флажком постоять. Вот Толькя, и подрос ты ужо – приговаривал мой дед, и скрюченным пальцем стучал по моему лбу. Учися ладом, а то, как я, столбом всю жись на дороге стоять будешь – продолжал он наставлять меня. Мудрый он был, мой дед. Дал образование всем шестерым своим детям, а под конец его работы наградили деда орденом Ленина. Уж как там это всё было, я не знаю, а только в Читу за орденом он не явился, и начальство приехало в Кадалу. Награждали его прямо дома. Под чаёк. Вот запах горелого сухарика и навевает совсем непростые мысли о жизненных путях человека и о цене той жизни.
Однажды к нам приехал мой дед по отцу Болтенко Афанасий Федотович. С большим трудом я уговорил его сходить со мной в кино. В кинотеатре показывали Старика Хоттабыча, и мы отправились туда. Фильм был, по тем временам, красивый и смешной. Зал хохотал.
В конце фильма дед внезапно встал, сославшись на недомогание, и сказав, что обождёт меня на улице, вышел из зала. После просмотра фильма, я довольный и весёлый подбежал к деду. Дед сидел на лавочке белый как мел с красными, заплаканными глазами. Я естественно сильно напугался, и мы вернулись домой. Через некоторое время я узнал причину такой реакции деда в тот день...
До гражданской войны в здании кинотеатра была церковь. В 1938 году в этой церкви устроили пересыльный пункт для политических. Так как заключённых было много, в стены церкви забили анкера-опоры для сплошных пологих нар в виде спирали от пола церкви до верхов. По сигналу – Отбой - заключённые должны были в темноте заползти на эти нары шириной в три доски. Вначале многие срывались и падали, разбиваясь насмерть. Как говорил дед - этим везло, не мучились, как все остальные потом. Те, кто не успевал влезть вовремя - наказывались. Одной из пыток было публичное обривание. Заключённый должен был вырвать своими руками, малыми порциями, весь волосяной покров с тела. Под такое обривание и попал мой дед в тот 1938 год.
Прошли годы... Не могу с тех пор смотреть тот фильм. С его названием - ассоциация с концлагерем. И почему-то чувство собственной вины и стыда перед давно ушедшим дедом.
Просматривал в очередной раз архив родителей, которых давно уже нет. Письма, дневники, путевые заметки, документы разных лет... В руки попала копия письма деда Болтенко А.Ф. в парторганы от 30 сентября 1939 года. Фашистов, как нас учили, на территории СССР ещё не было...
В Читинский Горком ВКП/б/
Несчатье, разразившееся надо мной лично и над всем моим семейством, началось 7 января 1938 года. В этот день, примерно в 4 часа дня, ко мне на работу пришли четыре сотрудника ДТО НКВД железной дороги им. Молотова и меня арестовали, учинив тщательный обыск в моей рабочей комнате. Арестом меня и обыском руководил следователь Баландин, который предъявил ордер на арест, подписанный начальником ДТО НКВД и заместителем прокурора дороги.
Арестованного, меня повели в комендантскую ДТО, где вторично я был обыскан, и после этого выводной отвёл меня в кабинет следователя Баландина, который и начал вести допрос. Баландину помогал его помощник Грачёв, а методами допроса руководил начальник отделения НКВД Галицкий.
Первое моё письменное показание, совершенно правильное о том, что я никем не завербован в правотроцкистскую организацию, что врагом народа не являюсь и никогда им не был, что о моей практической работе могут дать показания свидетели - работники службы связи и члены парт.организации Управления железной дороги им. Молотова, это письменное показание было изорвано Баландиным. Он вместе с его помощником Грачёвым начал применять ко мне так называемый активный метод допроса. Меня начали бить кулаками по голове, в грудь, по лицу, а когда я падал с табуретки, то Баландин и Грачёв били меня ногами по всему телу, стремясь наносить удары в самые чувствительные места, например, в пах. После чего, схватив за волосы, снова сажали на табуретку, усаживая всё тело наперевес так, что уголок табуретки являлся точкой опоры, а копчик центром тяжести, ноги вытягивали вперёд, руки назад и получалось так, что тело находилось в висячем положении на уголке табуретки.
Боль была страшной, кожа слезла в первые сутки допроса, сначала шла кровь с копчика, а после перестала, тело стёрлось до костей, а пытка, с самым жестоким избиением, продолжалась. Этот допрос длился беспрерывно 7, 8, 9, 10, 11 и только 12 января, около шести часов утра, перед рассветом, меня отнесли в камеру. Всё это время мне не было ни одной минуты отдыха, не давали ни хлеба, ни воды. Есть я и не хотел, но жажда мучила невыносимо страшно, и на мои просьбы дать хоть глоток воды - воды не давали, хотя и наливали воду в стакан, но выливали её в плевательницу. Примерно уже суток через трое допроса у меня появились жуткие галлюцинации, что ещё больше меня устрашало, а стон и падение тел в соседних кабинетах, где также были допросы, умножало моё ужасное состояние, и я был готов давать показания, какие навязывали мне и диктовал следователь Баландин, но мысль, что какой же я старый большевик, заставляла удерживаться от ложных показаний.
На пятые сутки допроса я был совсем невменяем, галлюцинации усиливались. Пол, например, казался покрытым большой переводной картинкой с самыми страшными фантастическими изображениями. Казалось, что в углу сидит чёрная кошка и водит ушами, когда снег, падая, попадал ей на уши. Так потерял я рассудок и терпение переносить пытки и начал давать показания в том именно смысле и содержании, как требовал следователь Баландин. Я выдумывал несуществующие проступки под те пункты статьи 58, которые были указаны в ордере на мой арест.
Приходя моментами в сознание, я говорил Баландину, что ведь я вру на себя, что всё это ложь, вынужденная пыткой, тогда Баландин приглашал на помощь ещё двух сотрудников, фамилии которых я не знаю. Вчетвером, ударами кулаков поднимали они меня вверх, выше их голов. Это, как они называли, делалась из меня мельница, где к ударам кулаков примешивался страх, что уронят на пол и искалечат окончательно. Я вынужден был продолжать давать ложные показания, но ещё повторял, что вру, путаю следствие. Тогда Баландин и Грачёв сажали меня на ножку табуретки задним проходом, что называли - садить на кол, и с ножки не снимали меня, когда вот-вот я упаду вместе с ножкой, а выбивали ногой табуретку, чем выворачивали кишку наружу и в сторону. Больше терпеть я не мог, не было сил, и поэтому всё, что писал Баландин в протоколе, я подписывал. Всё, что он велел писать - я писал.
Примерно с половины Марта 1938 г. дальнейший допрос вёл следователь Науменко и его помощник. Они не били меня, но Науменко часто предупреждал, что если я не буду давать показания, которые он требует, то он вымотает кишки на барабан, а на черепе сделает дырку, прикладываясь к темени головы карандашом, зажатым в кулаке. Всё же я заявил Науменко, что мои показания ложные, что они явились результатом пыток, и что я отказываюсь от них. Науменко доложил об этом начальнику ДТО Мартынову, который предупредил меня, что если я буду отказываться, то он уничтожит всю мою семью с корнем, и тут же посадил меня в холодный карцер совсем голого, даже без белья и босого. Пол карцера был покрыт льдом.
Больше от показаний я не отказывался. Несчастье, как ураган, раскидало всю семью, которую разыскиваю до сих пор. Сам разбит физически и морально, а тяжелее всего то, что не знаю, кому и зачем всё случившееся надо мной нужно?
Читаю эти строки написанные моим родным дедом. Больно в груди. В голове стучат давно прочитанные слова:
"Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны
В том, что они - кто старше, кто моложе
Остались там, и не о том же речь
Что я их мог , но не сумел сберечь
Речь не о том,но всё же, всё же,всё же..."
Чита ты моя Чита… Родина ты моя малая…. Как капля отразила ты всё море человеческого горя моего народа, моей семьи. Жгучей каплей горьких слёз жертв насилия горишь ты в моей памяти. В памяти, где пересекаются своими судьбами два моих начала – мои деды. В памяти, где пересекаются первые ощущения от собственной жизни: любовь и забота, боль и тревога, безразличие и ненависть.
P.S.
Прошло почти девять лет после написания этого фрагмента "Капелек памяти"...
Перечитал письмо моего дедушки, где он описал пытки в 38 году... Всколыхнулось многое то, что я знаю о тех ужасах творимых с людьми... Ведь и бабушку мою, как жену врага народа, тогда арестовали, выгнав из квартиры троих детей на улицу. Этот текст письма деда я знаю практически наизусть с детства. Смысл мной понятого наложил жёсткий отпечаток на всю жизнь всей семьи... К примеру, в комсомол я вступил уже тогда, когда женился. И совсем не для того, чтобы рукоплескать вожакам сей организации, а для того, чтобы глядя им прямо в глаза высказывать своё мнение как о происходившем в прошлом, так и о происходящем в действительности. Говорить очно, а не "с обочины", как некоторые тогда говорили.Более всего меня тогда угнетало незнание о дальнейшей судьбе палачей, которые ничем не отличались в зверином своём ремесле от фашистов, заливавших водой в мороз генерала Карбышева гораздо позже после подобной процедуры с моим дедом. Хотелось справедливого отмщения негодяям за их преступления перед человечеством в целом, и перед нашей семьёй в частности. Итог... сегодня всю ночь я бродил по интернету в поисках палачей, фамилии которых дед упомянул в своём письме. И ведь из пяти троих нашёл!!!! Чёрт меня побери! Я сам себе не верил! Более всего я поразился тому, что может Бога и нет, но справедливость Божеская совершенно определённо есть - как инструмент равновесия зла и добра! Двоих из трёх найденных преступников расстреляли их же коллеги по ремеслу, третий получил пять лет заключения... Судьба ещё двоих неизвестна. Пока неизвестна. Хочу опубликовать данные по бандитам в погонах тех лет... На их счету порядка трёх тысяч репрессированных моих земляков-забайкальцев.
Мартынов, Иван Феофанович.
Национальность — русский. Родился в 1900 году. Смерть: 15.04.1939, Москва, причина смерти — расстрел.
Член ВКП(б) c 1918.
В органах ВЧК;ОГПУ;НКВД с 1921.
Подвергался репрессиям. Осужден 14.04.1939. Орган, вынесший решение — ВКВС СССР. Решение: ВМН. В реабилитации отказано.
С 23.03.1936. - капитан государственной безопасности Приказ НКВД СССР № 186 от 23.03.1936
25.09.1937. нач. ДТО НКВД железной дороги им. Молотова ж. д. им. Молотова Приказ НКВД СССР № 1768 от 25.09.1937
07.08.1939. Уволен согласно ст. 38 п. «б» Положения (уволен) Приказ НКВД СССР № 1571 от 07.08.1939 (ст. 38. причинами увольнения могут быть: а) приговор суда или решение Особого Совещания при НКВД СССР б) арест судебными органами)
Начальник ДТО ГУГБ НКВД Забайкальской железной дороги (им. Молотова) капитан ГБ И. Ф. Мартынов, с октября 1937 г. по август 1938 г. арестовавший до 3.000 чел., сам затем был арестован и расстрелян. [РГАНИ. Ф.6. Оп.2. Д.491. Л.155; ГАЧО. Ф.П-3. Оп.1. Д.132. Л.106; Соловьёв А. В. Тревожные будни… С.131–142.]
Баландин, Василий Матвеевич.
Национальность — русский. Родился в 1895 году. Информации о смерти нет.
Член ВКП(б) c 1918.
Подвергался репрессиям. Осужден 11.11.1939. Орган, вынесший решение — ВКВС СССР. Решение: 5 лет лишения свободы.
С 20.05.1936. лейтенант государственной безопасности Приказ НКВД СССР № 415 от 20.05.1936
До 04.08.1938. пом. нач. 1 отделения ДТО НКВД железной дороги им. Молотова ж. д. им. Молотова Приказ НКВД СССР № 1846 от 04.08.1938
04.08.1938. Уволен согласно ст. 38 п. «б» Положения (уволен) Приказ НКВД СССР № 1846 от 04.08.1938. (ст. 38. причинами увольнения могут быть: а) приговор суда или решение Особого Совещания при НКВД СССР б) арест судебными органами)
Галицкий (Галецкий), Василий Ефремович.
Национальность — русский. Родился в 1898 году. Информации о смерти нет.
До ареста - сотрудник УНКВД Читинской обл.
Член ВКП(б) c 1920.
Подвергался репрессиям. Осужден 26.01.1940. Орган, вынесший решение — Военный трибунал войск НКВД Читинского округа. Обвинение — ст.193-17 п. «б» УК РСФСР. Решение: Высшая мера наказания.
193 17. а) Злоупотребление властью, превышение власти, бездействие власти, а также халатное отношение к службе лица начальствующего состава Рабоче-Крестьянской Красной Армии, если деяния эти совершались систематически, либо из корыстных соображений или иной личной заинтересованности, а равно если они имели своим последствием дезорганизацию вверенных ему сил, либо порученного ему дела, или разглашение военных тайн, или иные тяжелые последствия, или хотя бы и не имели означенных последствий, но заведомо могли их иметь, или были совершены в военное время, либо в боевой обстановке, влекут за собой — лишение свободы на срок не ниже шести месяцев.
б) Те же деяния, при наличии особо отягчающих обстоятельств, влекут за собой — высшую меру социальной защиты.
С 20.05.1936. лейтенант государственной безопасности Приказ НКВД СССР № 415 от 20.05.1936
С 21.12.1936. нач. 3 отделения ТО УНКВД ВСК Восточно-Сибирский край Приказ НКВД СССР от 21.12.1936
С 17.02.1938. нач. 1 отделения ДТО НКВД ж. д. им. Молотова. ж. д. им. Молотова Приказ НКВД СССР от 17.02.1938
По Грачёву и Науменко достоверной информации не обнаружил.