Читаю в интернете литературный журнал «Встречи».
В одном из рассказов под названием – Ласочка, описан сюжет, в котором маленькой черноглазой девочке шутник-сосед говорит о том, что она не мыла свои глазки, и потому глазки у неё чёрные. Прочитал это место, и вдруг память опрокинула меня в далёкое детство.
Был и в моём далёком детстве такой шутник-сосед. Глаза у меня в те годы были не карие, как сегодня, а смоляно-чёрные. Мама, любя, называла их своими смородинками. Но сосед, при встрече, постоянно интересовался, почему я опять не помыл глаза с мылом. Уж больно они чёрные. Шутки были навязчиво-регулярные и однажды, не вытерпев шуток мудреца-соседа, я прибежал домой, и обильно намылив банным, так тогда называлось простое мыло для стирки белья, мылом руки с усердием натёр глаза. Горе мне! Как же загорелись мои глаза! К несчастью дома никого не было и я, малый совсем тогда, не сразу сообразил, что глаза необходимо промыть водой. Шутка оказалась довольно опасной. Как я теперь понимаю, произошёл щелочной ожёг глаз. Родителям я не сказал, что намылил глаза по совету соседа. Уже тогда я понял, что это была злая шутка, а я просто маленький простофиля. Ещё долго мои глаза мама лечила болючими каплями.
Чашу моего терпения шуточкам соседа переполнил другой случай. При встрече сосед постоянно называл меня Энатолий. И хотя я чётко знал, что меня зовут Анатолий, на первом в жизни сочинении, которое мы писали в классе по заданию Полины Ивановны, моей первой учительницы, я письменно сообщил всему миру, что зовут меня - Энатолий! Конечно Поливанна, так мы её звали, поставила мне жирный, на пол страницы, кол. А класс ещё долго потешался над моим горем.
Когда после школы я подходил к подъезду своего дома, расстроенный и опозоренный, мне навстречу попался тот шутник. Когда он спросил, почему я такой недовольный, я ему дерзко ответил – потому, что ты дядя - дурак!
Вечером к нам домой пришёл тот сосед и стал жаловаться моим родителям на моё поведение. Тут я всю свою обиду и горе выложил родителям. Отец сказал, что маленьким так говорить нельзя, и, через долгую паузу, повернувшись к соседу, процедил – А ведь сын прав. И вышел из комнаты.
С тех пор сосед меня не называл Энатолием и вообще не замечал. А мне это и нужно было.