В те, детские, далёкие годы у нас дома частенько жил мой двоюродный брат. Он был на год младше меня, и звали его так же как меня. Только его волосы были светлые, и его звали – «беленький», а у меня волосы были тёмные и меня звали – «чёрненький». Нам нравилось бродить по улицам города, и лезли мы во все возможные щели в поисках приключений. Однажды нас занесло под трибуны городского стадиона. Кто его знает, зачем мы туда влезли. Мы попали в сумрачное закрытое со всех сторон помещение, слабо освещённое лучами солнышка, пробивавшимися через множество щелей трибуны. Всё пространство на земле под скамьями трибуны было усеяно мусором, провалившимся через щели скамеек и проходов. Чего там только не было! Множество палочек от мороженого, пробки «бескозырки», бумажные пробки с остатками сургуча от водочных бутылок, множество использованных проходных билетов на стадион. Но главное - мы нашли несколько бумажных денежных купюр, как дореформенных, так и новых и много мелочи разных лет. Это было потрясающе. На стадионе и целый денежный клад! Новые деньжата мы поделили и истратили на разные вещички, а старые деньги я сложил в коробочку. Так началась моя коллекционная забава. Где только я не выискивал старые монеты. Со временем их накопилось много. Мама отдала мне пластмассовый футляр от прибора, где коллекция и хранилась.
Как-то раз я возвращался из кинотеатра «Родина» домой. На углу улиц Костюшко-Григорович и Бутина я увидел, как рабочие приступили к демонтажу старого деревянного дома. Он был мне хорошо знаком. Несколько лет я ходил в магазин, находившийся в этом доме. Магазин, по рассказам моего отца, был там с дореволюционных времён. Вдруг я вспомнил, что несколько раз ронял в магазине мелочь на пол. Часть монет проваливалась в щели пола и все попытки достать монеты ни к чему не привели. В голове возникла аналогичная ситуация, которую мы с братом обнаружили под трибунами стадиона. Сколько же монет за все годы работы магазина могло попасть под пол? Много! Несколько дней я пытался по вечерам пролезть под доски пола магазина. Бесполезно! Доски пола были толщиной в несколько сантиметров, и вскрыть их мне было не под силу. Нетерпение накатывало на меня волны отчаяния. Я мог опоздать! И вот, когда рабочие начали разбирать стены магазина, моё время пришло. Когда я прибежал к развалинам в один из вечеров, то увидел, что часть пола в подсобках было сорвано. Недолго думая, я скользнул в пролом под половицы и, подсвечивая фонариком, полез в сторону торгового зала. Мелкая пыль лезла в глаза и нос. Дышать было не выносимо. Но азарт гнал меня вперёд. И вот я на месте. Как я был прав! Погружая руку в груды пыли, я почувствовал в ней монеты. Много монет! Трясущимися руками я набивал этой смесью пыли и монет все имеющиеся карманы. Меня и самого трясло. Каждый голос на улице заставлял меня замереть и сдерживать чихание и кашель, душившие меня от пыли. В конце концов, я подумал, что нужно сбегать домой за мешочком, куда собирать найденные монеты, а заодно вытряхнуть всё из карманов. По пути к лазу я заглянул в отдалённый закуток подпола за фундаментом печки. Там стояло несколько ящиков. Они были присыпаны пылью и разным рваньём. Один из них легко открылся и я оцепенел. В ящике лежали перевязанные толстыми нитками стопы незнакомых банкнот. Рядом с банкнотами лежала картонная коробка с ажурными кокардами. На кокардах был изображён двуглавый орёл. В другой коробке лежали ряды деревянных мундштуков для курения. А главное, в тряпке лежал красивейший большой револьвер с головой индейца на рукояти. Хватанув по горсти кокард и мундштуков, небольшую пачку сотенных купюр, я засунул револьвер за отворот куртки и полез к дальнему ящику. Еле сбив крышку ящика, я увидел несколько прикладов ружей. Это уже было слишком много для моей нервной системы. Я решил немедля сматываться домой, пока не застукали, и там всё обдумать. Прибежав во двор, первым делом я выгрузил всё добытое в дровяном сарае, чтобы на завтра при свете дня разобрать найденное. Револьвер я не решился оставить в сарае и спрятал рядом в поленнице дров. Немного успокоившись, я пришёл домой. Увидев меня, мама, обозлённая моим видом, запретила мне выходить на улицу, пока я не научусь правильно себя вести. Действительно, купание в многолетней пыли не только оставило разводы грязи на лице, но и уничтожило всяческий вид всей верхней одежды. Всё нужно было стирать. А рассказать дома о находке я не решился, так как был уверен, что всё найденное у меня отберут, а за револьвер ещё и посадят в тюрьму.
Когда через пару дней я прибежал к бывшему магазину, на его месте уже ничего не было. Бумажные бело-чёрные сотки оказались деньгами атамана Семёнова. Среди монет большинство оказались дореформенными советскими монетами. Попалось два николаевских серебряных рубля и несколько более мелких серебряных «царских» монет. Самое удивительное - попалось несколько медных монет времён Екатерины с соболями и одна монета с надписью «денъга» конца семнадцатого века. Откуда они попали в подпол – не знаю. Через некоторое время, когда мы собирались уезжать из Читы, револьвер, от греха подальше, я утопил в туалете во дворе. Та монетка – «денъга» и сейчас цела и напоминает о том, что клады есть. Их нужно только найти.
Страсть к кладоискательству однажды чуть не кончилась для меня трагически. Как-то на зимних каникулах я отправился погостить к нашим родственникам. Набегавшись друг за другом по зимним морозным улицам, мы собирались разойтись по домам. Стоял приличный мороз, и я признаться почти окоченел. День заканчивался, и мороз стал прижимать дымок из печных труб к земле. Нужно было идти в дом, но что-то подталкивало меня бродить по двору, где мы только что сражались. В конце концов, мы остались на улице вдвоём с братом. Наше бесцельное кружение по двору приблизилось к общественной помойке на несколько дворов. Помойка представляла собой глубокую бетонную ванну, заполненную до краёв жидкими нечистотами. Поверхность этого искусственного озера грязи покрылась ледком. Я влез на бетонный бортик помойки и увидел торчащий изо льда кусочек багеты, покрытый бронзовой краской. Смотри, золото! – крикнул я брату, и ринулся на лёд помойки, чтобы схватить тот кусок багеты. Прыгнул – и оказался по плечи в зловонной жиже. Мне повезло ещё, что я оказался лицом к бортику помойки и успел ухватиться за него. Брат остолбенел от этой картины. Ватиновая подкладка пальто, которое мне недавно сшили, быстро набрало воды и пальто стало тянуть меня на дно. Ноги свело холодом, руки онемели. Я понял, что происходит что-то жуткое, и от этого ужаса силы стремительно покидали меня. Крикнуть я не мог. Только хрипел что-то еле слышное. Брат пытался тянуть меня за воротник, но от этого мне было только хуже. С каждой неудачной попыткой я уходил в жижу всё глубже и глубже. И вот уже меня стала накрывать неконтролируемая паника. Ещё чуть-чуть и я утону. В этот момент, мне на счастье, к помойке подошёл мужчина с ведром. Увидев происходящее, он бросил ведро и выдернул меня на поверхность. Я был спасён. Идти в таком ужасном виде мне было стыдно, и я тянул с возвращением в дом брата. Тянул, пока пальто не смёрзлось в ледяной панцирь. Наконец терпеть холод мне стало невозможно, и я попросил брата, чтобы он позвал своего отца. Дядя прибежал, содрал всю заледеневшую одежду с меня и почти голого завёл в квартиру, оставив зловонные шмотки на улице. Меня сполоснули над тазом, и я стал немного согреваться. Тем временем дядя вызвал из дома моего отца. Отец приехал со сменной одеждой, и, загрузив грязную одежду в мешок из под картошки, доставил меня домой. Мама пришла в ужас и наотрез отказалась стирать одежду. Папа, с трудом сдерживая тошноту, несколько часов полоскал пальто в ванне, но оно смердело по прежнему. Ничего сделать было невозможно.
Так я лишился нового пальто, шапки и валенков. Но сохранил жизнь, получив на всю зиму от дяди прозвище – «золотарь». Я почему-то думал, что это из-за куска «позолоченной» багеты, но оказалось, что золотарями раньше звали ассенизаторов. Людей, которые чистили туалеты и помойки.