На летних каникулах мы частенько ходили в парк ОДОСА. Расшифровывалось это так –Окружной Дом Офицеров Советской Армии. Ходили не как все нормальные люди ходят. Лезли через забор. Вернее через два забора. Первый забор отделял наш двор от улицы Пушкинской. Второй, из железной решётки состоящей из острых пик, отделял улицу Пушкинскую от парка.В парке была масса интересных затей. Один тир чего стоил! Мы часами простаивали около стойки тира. Стреляли сами – когда денежка была, но в основном смотрели, как стреляют другие. В праздничные дни, во время народных гуляний, так это тогда называлось, в тире можно было выиграть приз. Но из нас редко кто его выигрывал. Толи стреляли плохо, толи винтовки были не настроены правильно. Не знаю. Скорее всего, это мы были такими «танцорами». Но азарт душил и мы, насобирав мелочишку, всю её спускали в тире. Когда гуляния заканчивались мы пролазили в тир и собирали битые пульки. Те, которые ещё можно было использовать в стрельбе, в дальнейшем пускались в дело, те которые были расплющены – переплавлялись на нужные в нашем хозяйстве вещицы. Например для грузика для зоски. Зоской называли кусок кожи с шерстью, к которой пришивался свинцовый грузик. Получался снарядик похожий на сегодняшний волан. Только подбрасывался в воздух он не ракеткой, а внутренней частью стопы ноги. Из всех аттракционов мне больше всего нравилось колесо обозрения, построенное в парке в начале семидесятых годов. Особенно нравилось кататься на этом колесе когда погода стояла ясная. С верхней точки колеса вид был захватывающий. Ну, а если ещё и кабинку слегка раскачать – визгу было много! Но за это ругали служители парка, и можно было схлопотать по шее. Не любил я только качели – лодочки. Однажды, засмотревшись на симпатичных девчат, качавшихся в лодочке, я подставился под другую лодочку и меня без малого не убило. Удар был такой силы, что правое ухо разрубило, и оно висело клочками. В скорой помощи ухо мне зашили. А сестра дома дразнила «рваноухим». Мне повезло, что удар пришёлся не в висок.
В парке росло много дички яблони и боярышника. Всю осень и зиму мы паслись в зарослях парка, поедая массу этих лакомств. Яблочки особенно вкусные были зимой. Мягкие и сладкие, как варенье. Но гарь из печек, осевшая на яблочках, так разрисовывала наши рожицы, что дядя мой не однократно серьёзно справлялся, где мы нашли такую свинью с грязной попой, которую судя по рожицам мы и вылизывали. Мы бесились от этих подколок, но яблочки поглощать не перестали. Вот и теперь, когда я за столом вижу варенье из абрикос или вишни, мне нестерпимо хочется туда, в парк моего детства. Мне хочется яблочек. И пусть меня потом дразнят за чумазую моську.