— Итак, ты ни в чем не виноват? — с трудом сдерживая гнев, спросил Сатана у своего собеседника, человека высокого роста и крепкого сложения, лицо которого прикрывал капюшон его куртки. — Значит, ты ничего не делал и вообще, тебе можно ставить свечку, как Господу Богу?
— Я не беру на себя много, сэр, — зловеще улыбаясь, ответил собеседник, — возможно, я не так безгрешен, но в данном случае ваша подозрительность просто оскорбительна.
— Хорошо, — Сатана опрокинул свой бокал и вино залило белоснежную скатерть, — на этом расстанемся. Но учти, если я узнаю, что солгал, Хоринг и Ирвинг будут уничтожены, а их мозг будет разобран по электронным частицам, которые от¬правят в Архив Относительных Комбинаций.
— Не очень-то благородно угрожать, сэр, — ответил собеседник вкрадчивым голосом, и улыбка исчезла с его лица, уступив место выражению злобы, — Сатана славен в этих мирах своим хладнокровием и сдержанностью. Кроме того, о тебе, гений тьмы, гуляет слава, как о крайне рассудительной и осторожной в выводах личности. Как вижу, слухи приукрашают твое величие.
— Не тебе судить о моих качествах и моей славе, словоблуд и беспринципный трус! — холодно бросил сквозь зубы Сатана, не двигаясь с места.
Его сухое и резкое лицо обрело непроницаемую маску Великой Зимы, а огненно-черные глаза искрились лиловым ог¬нем. Он смотрел исподлобья на своего до крайности дерзкого противника, который сейчас пытался его раздразнить. Но все это только усиливало уверенность Сатаны, что его противник упорно лжет ему.
— Почему же не мне? — с новой улыбкой откликнулся собеседник, чье лицо так надежно покрывал Капюшон. — Есть такая истина, что враги дают личности самую объективную оценку!
— Не разводи вареный снег, — глухо бросил Сатана, закрывая глаза, — Сатана тверд в разговорах с врагом и противоречив в дружеских беседах. Такие подонки, как ты, не вызывают у меня ни капли сомнений Да ты и сам прекрасно знаешь, чего стоит твое безобразное лицо, которое носит следы высшей в этом мире развращенности и извращенности.
— Это уже мое личное дело прошипел собеседник, сильнее натягивая на свое лицо капюшон, - я в твои дела не лезу. А ты то и дело суешь свой нос на мою территорию, воображая, вероятно, что тебе все дозволено. Собственно говоря, даже в этом разговоре ты мне в любом случае предъявляешь незаконные претензии.
— Прекрасно! - протяжно изрек Сатана. - И в чем же выражается эта пресловутая незаконность?
— Он родился на моей территории, - с готовностью ответил собеседник Сатаны, — я вскормил и воспитал его, а он, посмотрев на ваш мир, выразил желание хорошо в нем пожить. Пусть по вашим понятиям он жил развращенно, но он был счастлив и всем доволен. Он видел во мне своего отца и под влиянием множества аргументов и исторических примеров понял, что мои мысли - истина. Он оправдывал каждый свой шаг, но при этом многие из людских пороков ему были не свойственны под моим руководством. Я воспитал в нем отвращение к алкоголизму, курению, наркотикам.
— И любви, — завершил Сатана, — Я понял тебя, гений извращения! Молчи, теперь мое слово! Лучше бы он был пьяницей, курильщиком и наркоманом, чем стремился надругаться над высокой природой человека! Пусть он износил бы свое тело, но он не был бы скотом по отношению к женщинам, ибо они спустились на землю из милости к развращенной касте мужчин! Если кто-то и заслужил небо, так это они! А ты научил его лгать самому себе и ломать лица людей! Телу соответствует двойник, или душа, как признает мой достопочтенный бывший коллега! И двойник — проявление тела на земле. Этого не посмеешь отрицать даже ты! И в этой жизни ты увидел, какое его истинное лицо. Что же ты так боишься предоставить ему право выбора?
— Во-первых, я здесь ни при чем, как уже изволил вам изложить, — холодно прошипел дерзкий противник, — а во-вторых, если ему и предоставить право выбора, он выберет тебя лишь потому, что вскружил ему голову своими высокопарными фразами, а ему захотелось чего-то свежего...
— Не торопись, Гул, не торопись, — впервые по имени назвал Сатана своего собеседника, — свежесть тут ни при чем, и ты со своими пошлыми теориями. Ты лишил его двойника диапазона видимости, а сам рисовался перед ним жестким и принципиальным философом. Но ты боялся, что он отступит от твоего дела, и спровоцировал его тело на ряд извращений. Он совершил немало насилий во имя своих корыстных целей, и ты уже торжествовал. Но я продемонстрировал его действия ему со стороны, и его щенячьи глаза впервые увидели истину. И он сделал выбор не в твою пользу, хотя ты и поработил его в трясину порочное тело. Но душа его жаждала высоты. Пусть из тщеславия и желания острых ощущений, но он рванулся в сторону возможного спасения. И теперь главное: он родился на пересечении наших территорий, потому что число его рождения двадцать шесть, а это два раза по тринадцать, а день недели среда!
— Неважно! — огрызнулся Гул. — По крайней мере, у меня на него прав не меньше, чем у тебя.
— В таких случаях право выбора предоставляют самому человеку, — философским тоном возразил Сатана, — он выбрал мой стиль, предпочитая мучения ради высоты твоему пошлому и беспринципному разгулу! Недаром ты вычеркивал из его жизни сомнение, которое рождало в нем мысли!
— А чего стоит вера в сомнение? — надменно спросил Гул.— Твоя вера, которая постоянно топчется на месте и боится лишний раз рискнуть и проявить решительность и непреклонность?
—Ты хочешь проверить мою решительность? — улыбнулся Сатана своей коварной улыбкой. — Ты изъявляешь желание увидеть мою решительность в действии?
Гул молчал и с ненавистью смотрел на Сатану из-под капюшона. И хотя сегодня был его день, он был поражен тем, как свободно живет гений тьмы в этот день и дышит в течение его полной грудью. И только жгучая ненависть могла хоть немного удовлетворить всю ту ярость, которая переполняла Гула.
— Что ж, — негромко изрек Сатана, — ты сам отметаешь в сторону здравый смысл и уступаешь место насилию. Не будь я Сатана, если ты в самом скором времени не убедишься в моей решительности на деле. Ты считаешь, что надо поменьше думать и побольше шевелиться. Что ж, тебе предстоит убедиться в моей подвижности.
С этими словами гений тьмы дважды негромко стукнул рукой по столу, давая этим понять, что их разговор на этом закончен. Между ними мгновенно выросла стена, которая через несколько мгновений отодвинулась вперед, заняв как бы место противоположной стены. И каждый из них увидел перед глазами вновь образовавшуюся комнату, в которой уже не было противника. Для наиболее полного освещения дальнейших событий мы останемся с гением тьмы.
Поднявшись со стула, Сатана вышел из комнаты, в которой только что закончилась аудиенция, в соседнюю. Там его ждал старший сын Кайф, сидевший за пультом. Перед ним стояла огромная клавиатура со множеством кнопок различных цветов и размеров, а на стене горел темно-фиолетовый экран, на котором ярко-желтыми буквами высвечивался текст.
— Как дела? — спросил Сатана своим низким голосом, в котором чувствовалась некоторая моральная усталость от только что закончившегося разговора.
— Пока все идет по плану, — негромко ответил Кайф, — семь положительных отзывов. Остальные пока молчат или прислали временный отказ.
— Ты извини, сына, что приходится тебя перегружать мыслями и работой, — медленно проговорил Сатана, — но я сейчас не могу оторваться от мыслей.
— Я понял, — перебил Кайф, — этот подлец надоел тебе и порядком тебя вымотал. Задавай вопросы, я буду подавать тебе информацию на малый экран.
— Именно это мне и нужно, — кивнул Сатана, присаживаясь в углу комнаты и нажимая на кнопки небольшого пульта, который стоял на столе, и где расположился гений тьмы.
Экран загорелся тем же свечением, и Сатана задумчиво посмотрел на горящую надпись на экране, которая гласила:
"ВЫЗОВ ПРИНЯТ*.
— Итак? — Кайф обернулся и вопросительно посмотрел на отца.
— Что от небесного зодчего? — спросил Сатана, поднимая глаза.
— Первая ячейка, — ответил Кайф. Сатана набрал какой-то оператор, а потом нажал на большую красную кнопку в правом верхнем углу клавиатуры. Трижды пропищал звуковой сигнал, и на экране появилась короткая запись:
"Я номер один. Срочно!
ОТВЕТ.
Перекрыл движение по оси Абсолютной Слабости у Млечного пути. Мощный заслон созвездий не позволит проскользнуть и космической пылинке. Пантера — наша постоянная связь.
Альфред"
— Прекрасно! — ехидно улыбнулся Сатана, — а что от нашего любезного маркиза сегодня есть?
— Четвертая ячейка, — бросил Кайф. Сатана повторил свои действия, и новая надпись загорелась на экране пульта:
"Я номер 4. Срочно!
ОТВЕТ.
Связь с обратной стороны планеты по оси Абсолютной Слабости перекрыта пучком космических вихрей. Проход через них представляется мне невероятным.
Анри"
— Замечательно! — изрек Сатана, довольно потирая руки. — Хорошо он будет у нас кувыркаться!
Кайф усмехнулся и покачал головой, не отрываясь от работы. Как раз в этот момент резкий звук главного позывного вскрыл минутную паузу. Экраны обоих пультов на несколько секунд перечеркнулись наискосок красными полосами, а по их исчезновении на них появилась третья запись:
"ВЫЗОВ номер 8. Срочно!
ОТВЕТ.
Экспертиза подтвердила предположение. Ось Относительной Слабости вышла из строя от заслонившего проход по ней тела погибшего Тореро-4. Доскональный осмотр в ближайших галактиках свидетельствует, что ось уже несколько лет в бездействии.
Уильям."
— Браво, предводитель! — одобрительно пробормотал Сатана. — Сколько работы он, наверное, переделал...
— Он личность жестокая, — пожал плечами Кайф, — ему к такой работе не привыкать...
— А что сегодня прислал наш родной Ветрогон? — поинтересовался Сатана.
— Третья ячейка...
Следующая надпись, высветившаяся на экране была самой краткой и исчерпывающей:
"Я номер 3. Срочно!
ОТВЕТ.
Курсируем в сопровождении войск воздушной заставы вдоль осей Ослабленности и Отрешенности.
Бopa."
— Ну, вот и все, — удовлетворенно произнес Сатана, — кажется, ничего не упустил.
— Посмотри седьмую ячейку, — посоветовал Кайф, там важное сообщение от среднего братца...
Сатана быстро набрал вызов в ячейку номер 7 и экран в очередной раз желтыми буквами вывел сообщение:
"Я номер 7. Срочно!
ОТВЕТ.
Фаза Луны соответствует потенциалу предварительно накопленной энергии. Дано добро от имени философа Хуана де Фиесты. Движение Аскара направлять короткими, но мощными пучками, придерживаясь Великого Закона Орбит. Буду в первые минуты полнолуния.
Лео."
— Блестяще! — сказал Сатана, и на лице его в который раз появилась улыбка, — похоже, наши основные силы уже на подходе.
— Надо подумать о возможных потерях. — заметил Кайф, поворачиваясь к своему отцу, — они непредсказуемы. Со стороны противника обязательно будет прорыв в наши позиции...
— Да, это так, — негромким голосом согласился Сатана, — и что самое главное — совершенно неизвестно, в каком месте этот прорыв произойдет. А это — самое нежелательное.
— Он готов к битве в любой момент, — сказал Кайф, сверкая своими ярко-синими глазами, — а сейчас он особенно осторожен.
— Но сила Аскара в этом году достигла необычайных высот, — заметил Сатана, — кроме того, год високосный, а это означает, что эта сила основательно увеличивается. Может быть, такой ошеломляющий удар сыграет нам на руку?
— Аскар — мощный вихрь, нет слов, — согласился Кайф, — но в полную силу его использовать нельзя. Он может прошить ось навылет, а нам этого сейчас меньше всего надо. А кроме того, он не в состоянии сковать все силы врага. Так что это не показатель.
— А что бы предложил ты? — Сатана с надеждой посмотрел на своего любимого сына.
— Прорыв противника возможен в трех местах, — уклонился от ответа Кайф, — в Самоцветной Роще Франсуа, над рекой у острова Служителей Гор и на заставе генерала Брусники. И только за второе место я могу поручиться в том, что прорыв будет незамедлительно отбит.
— Принц Кларк сосредоточил огромные силы, дабы уберечь воздушные высоты над рекой Смерти от загрязнений. В остальных двух случаях ручаться очень и очень трудно. В Самоцветной Роще Франсуа может противопоставить противнику только отряд из двенадцати ювелиров и нескольких ночных ведьм. Не думаю, что этого будет достаточно, поскольку прорваться может полторы сотни воздушных кочевников. А Брусничная Застава состоит вместе с генералом Брусникой всего лишь из пятнадцати человек.
— Но что ты предлагаешь? — спросил Сатана, прерывая сына.
— Через час с небольшим, — ответил Кайф, — мимо промчится Балагур. Скорость у этого вихря порядочная. В его потоке я домчусь до острова и предупрежу Кларка, чтобы он спешил на помощь генералу Бруснике, если будет видно, что нападения не предстоит. Кроме того, я отправлю сейчас же сообщение нашему Ветрогону, чтобы он укрепил войско Франсуа, оставив лишь несколько воинов для курсирования вдоль осей Ослабленности и Отрешенности. Но как быть с Брусничной Заставой, я не знаю. Сатана молчал.
— Кларк может поспешить ему на помощь, поскольку у него есть один нереализованный шаг, — продолжал Кайф, — но его можно сделать, лишь убедившись, что прорыва над рекой не произойдет. Ты знаешь, чем нам светит этот прорыв. И Альфреда мы отозвать сейчас не можем — он нужен там. А связь с тем миром в понедельник может осуществить только он, да еще Кларк в очень сжатый срок. Понимаешь?
— Хорошо, — угрюмо кивнул Сатана, — я тебя понял. Генерал Брусника еще нужен в том мире, но придется рисковать. В случае неудачи мы его отзовем сюда и будем искать способ поставлять ягоды людям из этого мира в тот.
— К этому все шло, — согласился с ним Кайф, — но скажи мне, отец, чем этот щенок Тореро заслужил с твоей стороны такое внимание? Почему ради него мы идем на такие огромные жертвы?
— Логичный вопрос, сына, — невесело усмехнулся Сатана, — дело в том, что только он и погибший Тореро-4 созданы из реальных земных прототипов. Кроме того, Тореро мыслитель, поэт и певец. Когда Гул послал его на землю в мир людей, а это уже пятьдесят первая жизнь Тореро, он ослабил узду, дабы тот получил о людях максимальную информацию. Но этот мальчик, который до сих пор видел в Гуле отца и принципиального философа, познал, чего стоят на деле его принципы. А когда я продемонстрировал ему самые яркие фрагменты из его предыдущих жизней, которые стерты из его памяти, он перешел от сомнения в Гуле к бунту. Тореро знает весь внутренний механизм Гула и его истинное лицо...
— Есть ли оно вообще? — резко прервал его Кайф. Сатана сверкнул глазами, но через мгновенье его лицо снова приняло маску раздумий.
— На этот вопрос еще не скоро предстоит ответить, — негромко проговорил Сатана, — его лицо — пульсирующая масса, лишь в идеале имеющая какие-то очертания. Поэтому он постоянно прикрывает глаза и нос капюшоном, делает себе рот и подбородок из живой массы, которые способны на некоторую мимику. Но его прежнее лицо, которое он когда-то имел, измельчало от бессильной и бесполезной злобы, зависти и себялюбия. Его изъездили борозды изощренной извращенности, его обезобразили бородавки безумной ненависти от того, что он не смог добиться большего влияния во вселенной и постоянно заперт на своих осях давлением с трех сторон. И если он способен на то, что он сейчас из себя представляет, значит, что он никогда бы не смог привести человека к чему-либо хорошему. Там, где амбиции накрывают разум, окружающий мир становится игрушкой в руках диктаторов.
— Ты хочешь сказать, что Тореро способен показать миру лицо Гула в истинном его свете? — спросил Кайф. — Я тебя правильно понял?
— Именно, — прохрипел Сатана, — и только он. Тореро способен подписать себе смертный приговор, лишь бы принести человеку хоть что-то хорошее, познав тем самым истину. Кроме того, он жаждет возмездия за его искаженное лицо, извращенную и опоганенную душу. Понимаешь, мысли его высоки. Но телесно он мелок, навязчив и падок на всякую дрянь. И он разрывается между кровью и мозгами, каждый раз мысленно переступая им же воздвигнутые для себя границы. С одной стороны в нем живет мыслитель, новатор и вообще деятельный творец, а с другой стороны трус, лицемер, лгун, подлец и просто продажная личность.
— А ты уверен, что он поймет и поверит в тебя? — усомнился Кайф, — может, он просто краснобай?
— Не без этого, — с досадой произнес Сатана, — треп и демагогия часто свойственны подобным личностям. Но когда он смотрит себе в лицо, то он знает цену своим поступкам. И спасение он видит только в насилии над извращением в самом себе. А в этом — наш главный принцип.
— Это неплохо, — кивнул Кайф, — значит, Гул понял, чем оборачивается дело и решил упрятать этого молодца подальше от наших глаз. Но что он этим решил доказать? Придет вторник, потом среда, и он уже не сможет его от нас спрятать. Зачем же сейчас идти на такую мощную атаку?
— Дело в том, — медленно сказал Сатана, — что он поднялся на пик своего рубежа. Если он сейчас сломается и проявит природу тела — ему никогда уже не быть зрячим. Это — его последний шанс, и притом самый крупный из когда-либо ему выпадавших. Если он переломит свои низменные инстинкты — то сквозь муки поползет за нами и со временем встанет на ноги, если же нет борьба между злом и извращением станет еще более мощной, упорной, жестокой...
— Чем же он орудует? — задумчиво произнес Кайф и посмотрел в лицо отцу.
— Физические пытки Гула будут безуспешны, — твердо сказал Сатана, — в этом я уверен. Мозговую и психическую ломку он также выдержит. Вообще, Тореро — крепкий парень. Но когда он будет будить в нем падшие интересы... Вот тут мне трудно ручаться.
— Пожалуй, — мрачно согласился Кайф, — стены пещеры Объемных Искажений вызывают в реальном плане любые образы и в их уста вкладываются любые речи. Я представляю, насколько сильно это действует на людей.
— Сейчас не время рассуждать, — жестко и решительно сказал Сатана, глядя сыну прямо в глаза, — нужно рискнуть, ибо чутье подсказывает мне, что пока еще не поздно. Иначе Гул вел бы себя по-другому. Сейчас надо гнать и гнать кровь по жилам пульта, дабы учесть каждую мелочь. В этой облаве на противника, а точнее — врага, надо победить. Эта победа сегодня решает многое. И поэтому ради нее сегодня нам предстоит бороться с тем, чье имя противно произносить вслух. Понимаешь, сына?
* * *
...Безжизненное тело Тореро лежало на небольшой койке посреди огромного пустого зала пещеры, который освещался огромным количеством свечей из разных углов. Его руки были скрещены у него на груди, каждый мускул его тела был ослаблен, а серо-голубые глаза закатились под полу сомкнутые веки. Он не дышал, тело его побелело, рот был приоткрытый, а волосы густой прядью легли вокруг его головы.
На вид Тореро было лет шестнадцать-семнадцать. Это был человек не слишком мощного телосложения, чуть выше среднего роста и слегка сутулый. Лицо его, хотя и имело резкие и жесткие черты, было все-таки не характерным. Такие лица по временам попадались в общей толпе людей. У него были длинные светлые волосы, слегка искривленный нос, выразительный рот и широкие скулы, сливающиеся в достаточно широкий подбородок. Над левым его глазом виднелась небольшая с горошину родинка.
Вообще, его лицо говорило о многом. Впалые мускулы щек и круги под глазами говорили об умении сосредотачиваться и выдерживать большие перепады. Еще на молодом лице его виднелась легкая борозда от назревающей морщины, что говорило о постоянном напряжении мысли в его голове. Узкий разрез довольно больших глаз говорил о том. что он часто щурит глаза и смотрит искоса. Это наводило на мысль о внутренней настороженности и подозрительности Тореро. Выпирающая нижняя губа говорила о моральном сластолюбии и глубоком эгоизме, а крупный подбородок — об упорстве, по временам переходящем в упрямство. Вообще, весь его вид говорил о том, что Тореро ведет незаурядный образ жизни и ему свойственны самые противоречивые черты характера.
Он был одет в белую рубашку, черные штаны и слегка поношенные кроссовки. На правой руке его красовались два перстня с печаткой из какого-то дешевого второсортного материала, лишь издали напоминающего золото.
Как я уже говорил, зал, а точнее грот пещеры, был пуст. В дальнем углу виднелась небольшая дверь, которая была единственным признаком того, что этот зал хоть как-то сообщается с тем миром. Стены грота, состоящие из шероховатой поверхности скал, тоскливо смотрели в своем сером однообразии. Свет свечей падал прямо на паркетный пол, как бы показывая, что больше здесь освещать нечего. И только застывшее и почти окоченевшее тело Тореро, лежащее пластом на небольшой жесткой койке, нарушало однообразное восприятие гармонии пещеры Объемных Искажений.
Неожиданно откуда-то сверху, почти с самого купола пещеры, резанул длинный луч голубого цвета. Скользнув по телу Тореро, он остановил свой поток на его лице, которое в его свете стало страшным. По бледным щекам его гуляла мертвая холодная синева с каким-то зеленоватым оттенком, делая тем самым лицо Тореро каким-то гнусным и омерзительным.
Ресницы Тореро дрогнули, он плавно вдохнул воздух и спокойно задышал полной грудью. Когда погас голубой луч, стало заметно, что лицо его зарумянилось и стало обретать реальные окраски. Казалось, к нему медленно возвращалась жизнь.
В углу негромко лязгнул железный затвор и дверь с легким шумом открылась. В грот вошла совсем молодая девушка — на вид ей было лет восемнадцать — высокая, стройная и со средними для современной девушки вьющимися белокурыми волосами. Ее светло-голубые глаза искрились, отражая свет свечей, а узенькие, слегка подкрашенные губки были сложены в милую и, казалось, добрую улыбку. Она была одета в изумительное платье из черной замши с очень короткой юбкой. Тонкий черный пояс с медной пряжечкой опоясывал ее талию, тем самым подчеркивая ее изумительную фигуру. Далее шли ее длинные тонкие ноги в черных колготках, которые нынче очень в моде у прекрасного пола. На ногах у нее были черные лакированные туфли на тонком каблучке, а на левом плече ее висела черная дамская сумочка из натуральной кожи.
Вообще, лицо ее в своем амплуа было не просто привлекательно, а даже очень красиво. Я говорю: "в своем амплуа", ибо наш мир зачастую поражает обилием весьма разносторонних вкусов относительно женской внешности. Ведь кто-то любит блондинок, кто-то брюнеток или девушек с каштановыми волосами. Есть свои поклонники у шатенок, рыжеволосых и седоволосых. Кто-то любит, чтобы цвет волос был ярко выражен, а кто-то предпочитает, если он слегка приглушен.
А сколько еще вариантов сочетания цвета волос и глаз, да еще в комплексе с фигурой девушки! Кто-то любит блондинок с черными глазами и брезгливо морщится, если глаза голубые. Другому подавай стройную и высокую брюнетку с карими глазами. А третьему нравятся маленькие, низкорослые, да к тому же пышненькие шатенки непременно с зелеными глазами. Словом, целый ворох самых противоположных вкусов.
Итак, по-своему она была очень и очень красивой на лицо, причем это сочеталось с ее изящным телом. Ее тонкие длинные пальцы были чрезвычайно артистичны в каждом своем движении. На левой ее руке искрился кроваво-красный камень с ее единственного кольца, которое было одето на безымянный палец; Вообще, она не страдала излишеством во всем. Лица многих современных красавиц ломятся от обилия химической косметики, а на ее лице количество женских экстравагантностей было строго ограничено — только тушь на ресницах и легкий налет помады на губах. На ней даже не было сережек...
Тореро начал ворочаться от пробуждения. Девушка подошла к нему и нежно погладила его лицо ладошкой. Тореро приоткрыл глаза и довольно резко приподнялся с койки.
— Лежи, лежи, — почти прошептала девушка, усаживаясь к нему на колени и обнимая обеими руками за плечи, — ты еще не пришел в себя.
Что-то грозное промелькнуло в бровях Тореро, которые он на миг нахмурил, но тут же его лицо приобрело приветливые очертания. Однако в его улыбке чувствовалась какая-то уловка. Но, похоже, девушка не отличалась излишней проницательностью и вниманием к мелочам, к тому же, она сделала попытку потереться с ним щекой о щеку.
— Ты зачем здесь? — весьма любезно обратился Тореро к девушке.
— Я пришла к тебе, — улыбнулась девушка, — мне сказали, что ты болен, и тебе нужен нежный и любящий друг.
— Ах, да! — растерянно спохватился Тореро, кивая головой. — Так ты — мой нежный и любящий друг?
— Да, я, — снова улыбнулась девушка, — как я тебе? Нравлюсь?
— Очень, — признался Тореро, — ты просто прекрасна.
— Правда? — ее глаза заискрились от удовольствия. Тореро утвердительно кивнул. Она подошла к нему, сблизила с ним губы и даже обнажила левое плечо из-под платья, но в последний момент Тореро остановил ее локтем.
— Извини, — смущенно проговорил он, — я не люблю, когда на губах помада. Я люблю, когда все естественно.
— Я все сделаю, — улыбаясь, прошептала девушка, — только скажи — ты меня хочешь?
Руки Тореро задрожали. Он был очень молод и неопытен в таких делах. Его лицо стало обмякшим и добрым, а бродящие руки потянулись к талии девушки.
— Хочу, — тихо сказал он.
— Ну же! — подбадривала девушка, — смелее, мальчик мой! Не бойся, я тебя люблю. И я тебе позволю все... Все, чего ты только захочешь! Я согласна для тебя теперь все, что угодно! Только не бойся, будь моим, и все будет хорошо.
Тореро судорожно обнял девушку и горячими губами коснулся ее холодного лба...
— Я разденусь, — негромко сказала она, продолжая улыбаться, — сейчас...
— Да, да, — подхватил Тореро, потянувшись рукой к своей одежде.
Но девушка решила немного пожеманиться и пококетничать, а посему отвернулась, достала из сумочки зеркало, вату и стала вытирать помаду с губ.
Лицо Тореро резко преобразилось. Он посмотрел в спину девушки с циничной усмешкой и скосил глаза на поблескивающую металлическую дверь. Каждый мускул его тела был в этот момент в напряжении. И что больше всего поражало в нем — это сгусток ненависти, который энергетической волной шел от лица Тореро.
Девушка испуганно обернулась, но лицо юноши снова обрело приветливые очертания. Он откинул назад свои длинные волосы и спросил: — Тебя как зовут? -Таня, - ответила девушка, расстегивая пуговицы на груди.
Тореро приближался к своей койке, на край которой присела его собеседница. Таня уже рвала пуговицы своего платья судорожными движениями своей руки. На ее лице было застыло выражение влюбленной покорности. Когда Тореро приблизился к ней на расстоянии двух шагов, она привстала и протянула к нему свои руки. Но в последний момент, когда, казалось, все уже предельно ясно, Тореро подпрыгнул в воздухе, и на лицо девушки обрушился сокрушительной силы удар правой ногой. Лязгнув зубами, вскрикнув и покачнувшись, Таня перелетела через койку и покатилась по полу. Она приподняла с пола окровавленное лицо и попыталась встать. Но Тореро уже подскочил к ней и нанес исчерпывающий удар по кадыку, после чего она уткнулась лицом в пол и перестала двигаться.
— Готово! — прошептал Тореро.
Он взял девушку руками за ноги и оттащил ее в угол грота.
— Прекрасно! — раздался за спиной у Тореро знакомый голос. Он резко развернулся и увидел вошедшего человека в розовом халате с патронташем.
Вообще, в нем было много чего-то кавказского. Это был высокий человек в чалме с моложавым лицом. На вид ему было лет двадцать восемь. Сам он походил на дагестанца. Ростом он был выше, чем Тореро, а лицо его несло выражение смазливой надменности. Как я уже говорил, он был одет в какой-то розового цвета народный костюм с патронташем, как у Даты Туташхия, а сбоку висел кинжал, как предписано джигиту из горного кишлака.
— Прекрасно! — повторил он, похлопав в ладоши. — Какая блестящая победа! Два удара — и смазливая бабешка повержена к ногам бойца! Это гений зла научил тебя таким изумительным методам обращения с женщинами?
— Не кажись смазливее, чем ты есть, — с презрительной усмешкой откликнулся Тореро, — я тебе не валютная проститутка, которой надо подваливать комплимент, а уже потом оговаривать сумму денег за услуги!
Лицо собеседника Тореро сбросило улыбку, и тот понял, что укол достиг цели. Он знал, что весь их разговор имеет одну цель, и как бы ему не заговаривали зубы, этот разговор упорно ведет к цели.
— Ты как всегда вовремя. Гул, — все с той же усмешкой произнес Тореро, — она рвалась страдать ради меня, и я доставил ей необычайный оргазм. Смотри, как ей хорошо! Она даже корчится от удовольствия!
Действительно, в этот момент Таня начала ерзать по полу и стонать.
— Дурак, — печально произнес Гул, покачав головой, — такую классную девочку обидел. Тебе в твоем городе такой второй не сыскать. Добрая, красивая, уступчивая...
— ...в меру глупая! подхватил Тореро, — и готовить, наверное, умеет, да?
— Дурак, — тем же тоном повторил Гул, — таких ласк ты бы ни от кого не получил. А она все умеет и на все согласна ради тебя.
— Я ей, наверное, приснился, — кривляясь и паясничая, сказал Тореро, — и она влюбилась в меня во сне!
Лицемерная мечтательность, которую Тореро изобразил на своей наглой физиономии, взбесила Гула. Но он только сверкнул глазами и промолчал. Преимущество сейчас было не на его стороне.
— Слушай, Гул, — продолжал издеваться над ним Тореро, — мне было с ней так хорошо, а я так нехорошо с ней поступил. Помири нас, пожалуйста, а то меня что-то разбирает половая страсть. А прощение я у нее вымолю...
— Вон отсюда, щенок! — негромко бросил Гул, — катись к своему Сатане! Но запомни, что для людей ты — извращенец! А я тебя так понимал! Но теперь уходи, ты мне больше не сын!
— Мерси, месье! — с деланной улыбкой кивнул Тореро, развернулся и быстрым шагом пошел к двери.
Но когда он был готов исчезнуть в проходе, Гул выхватил из-под полы одежды пистолет и выстрелил в свое непокорное чадо. Тореро застыл в дверях, ухватившись за край стены. Не сбивая прицела, Гул разрядил обойму в спину Тореро, после чего тот, цепляясь руками за стены, медленно сполз на пол.
— Я здесь, хозяин, — раздался услужливым тоном сиплый женский голос, и в двери показалась женщина в белом головном уборе, — что угодно?
Это была Летучка, кухарка Гула. Она была в своем неизменном стиле — в платье средневековой немки, белой подвязке и деревянных башмаках с поднятыми клювами. Ее оплывшие жиром морщинистые пальцы и скощенное жабье лицо чрезвычайно гармонировали с ядовито-красными, темно-коричневыми и белыми тонами ее одежды. Ямка на подбородке и две волосатые родинки на левой щеке еще больше обезображивали ее механическое лицо.
Белая Летучка, хотя и была в услужении у Гула, пользовалась его огромным доверием. Большим доверием у него пользовался только магистр Вольдемар Бурбон, которого лишь немногие знали под именем Случайный Прохожий. Белая Летучка, которую еще звали Роксана, не только готовила на кухне, но и химичила в Лаборатории Отражений. Гул открыл в ней редкий талант в приготовлении различных веществ, которые при введении под кожу вызывали у людей нечеловеческие муки, галлюцинации, необоснованный страх, отключение от мира или очистку памяти. Все эти составы были орудием пыток, которые чаще всего проходили в пещере Объемных Искажений. Многие из этих садистских препаратов Тореро испытал на собственной шкуре.
— Эту дуру, — Гул показал на приходящую в себя Таню, — отправьте туда, где ее взяли. А этого ублюдка до на койку. Чтобы через полчаса он был готов к новой встрече. Подберите девицу поинтереснее и поумнее. У них что там, женский интеллект иссяк на планете? И еще. Приготовь две дозы "веселых глюков", одну дозу серой космической пыли и еще одну дозу желтой.
Лицо Белой Летучки исказила улыбка, и она низко поклонилась хозяину. Последний раз посмотрев на простреленное в восьми местах тело Тореро, Гул швырнул на пол пистолет и вышел из грота.
Пройдя подлинному коридору, он зашел в открытую дверь кабинета перед самым поворотом налево в конце прохода.
В комнате сидел высокий и сухощавый, а точнее, слегка истощенный, мужчина лет тридцати. У него было овальное лицо, впалые черты его, голубые глаза, прямой и тонкий нос, постоянно чуть раздвинутый в улыбке рот. Небольшая лысина подчеркивала его широкий лоб, а морщина на нем и синие круги под глазами говорили о крайне нестабильном образе жизни. Он был одет в светло-голубую рубашку, черные отглаженные штаны и коричневые полуботинки. Он засучил левый рукав рубашки аж до предплечья, перетянул жгутом руку чуть выше локтя, а в правой руке держал шприц с какой-то ярко-желтой жидкостью, которую по-видимому, собирался влить себе в вены. Они как раз хорошо надулись и он с удовольствием разглядывал их, лихорадочно улыбаясь. Перед ним стоял пульт с зажженным экраном, на котором высветилась следующая картина: голая женщина, распростертая на постели, лежала на животе, раскинув в стороны руки, а какой-то огромный голый черноволосый горбун с на редкость безобразным лицом насиловал ее. Словом, какой-то отрывок из порнографического фильма ужасов.
— Все качаешься этой дрянью? — брезгливо поморщившись, спросил Гул, глядя на распотрошенные пачки из-под таблеток и множество пустых ампул в мусорном ведре. Магистр Вольдемар де Бурбон — а это был он — всадил иглу в вену и пробурчал:
- А как же, шеф? Работать надо с кайфом, иначе дело не идет. Вот этот твой Тореро, к примеру. Не курит, не пьет, с глюками и девочками не забавляется, а хлопот от него — контейнерами грузи...
— Давай по существу! — прервал Гул. — Времени сейчас не слишком много...
— Самый эффективный момент из истории Тореро для нашего дела, — сказал магистр, показывая на экран, с которого несся яростный рев черноволосого чудовища, заглушающий крик женщины, — лучше не найти.
- Что за история? — поинтересовался Гул, всматриваясь в насилие, царившее на экране пульта.
— Пятая жизнь Тореро, — пояснил магистр, вынимая иглу из проколотой вены и откидываясь в кресле с закрытыми глазами, — его насилие на графиней де Гито. Но тогда его телом руководил вечерний призрак Виво, и по Законам Трех Бытии он мало отвечает за это преступление.
— Последствия? — коротко спросил Гул.
— Это мало проявилось, — сказал Бурбон, нахмурив лоб, хотя отдельные признаки, есть, конечно. Но они слишком
незначительны.
— Жаль, что незначительны, — изрек магистр, открывая глаза, — благо дело, третий день здесь сижу! Из косвенных случаев больше таких убедительных нет.
— Хорошо, — согласился Гул, — вводим данный случай. Приступай!
— Это минутное дело, — лениво ответил магистр, — основной код я уже ввел, полагая, что это тебе устроит. Я буду сидеть и ждать сигнала. Образ графини вызывать?
— Она мазохистка в интимном плане? — подозрительно спросил Гул.
— Есть слегка, — кивнул Бурбон, — но далеко не так ярко проявляющаяся, как эта ваша дура Таня. Нашли кого отдавать этому сопляку!
— Прикуси язык, — спокойно, но с какой-то тайной угрозой изрек Гул, — если бы не его принципиальный бзик, он стоил бы пятерых таких как ты!
— Если бы, да кабы... А сейчас от меня польза, а от него — вред один, — спокойно возразил магистр.
— Прикуси язык, — сухо повторил Гул, — и жди моего сигнала.
С этими словами он развернулся и быстро вышел из комнаты. В конце коридора он наскочил на побледневшую Роксану.
— Что случилось? — резко спросил Гул.
— Прорыв на участке 6, — дрожащим голосом ответила кухарка, — откуда ни возьмись, появился Аскар и таранил потоком оболочку оси. Следом за ним нахлынули войска противника...
— Сколько их?! — нервно спросил Гул, тараща глаза, — ну, не молчи же!
— С сотню или чуть больше, — рассеянно ответила Роксана.
— Трусы — завопил Гул, — у Кэймана солдат в десять раз больше, а вы мне тут что-то плетете! Что он сказал?!
— Он принял бой, хозяин, — смущенно пробормотала Белая Летучка, — но среди этих ста — их предводитель со своей телкой и трое их детишек...
— Ты хочешь сказать...
Громовой удар потряс стены филиала. Гул и Белая Летучка едва удержались на ногах.
— Что случилось, шеф? — раздался удивленный голос магистра, и его лицо с непонимающим выражением показалось из двери его кабинета.
— Налет! — прохрипел Гул, — набирай на экране проходную!
Ужас отразился на лице Бурбона. Он раскрыл рот и с удивленной растерянностью смотрел на Гула.
- Оглох что ли?! — взбесился тот. — Ты что, не слышал моих слов?!
Бурбон бросился в свой кабинет выполнять приказ, а Гул в этот момент снова обратился к своей кухарке.
— Значит, так, — устало произнес он, — заводи агрегат в Зале Передвижений и жди нас там. Тело Тореро — в цех 6, под самую мелкорубящую гильотину. А после — начальника пещерной стражи ко мне.
— Поняла, хозяин, — чуть слышно ответила кухарка и побежала исполнять приказ, громыхая по полу своими деревянными башмаками.
Гул поспешил обратно к пульту. То, что он увидел на экране, бросило его в дрожь. Битва у входа в пещеру была в самом разгаре. Из тысячи солдат охраны входа уже как минимум четыреста валялись убитыми на земле. В их числе был и начальник охраны Ричард Кэйман, павший от руки Кайфа.
Старший сын Дьявола возглавлял передовую линию. Ежеминутно только от его ударов погибало два-три солдата охраны. Водном ряду с ним сражались легендарные вергильцы воины погибшей в 14-м веке Лиги Сатаны. Можно было без труда узнать в них Марио ди Сента, Сергия Кемалиуса, Антонио Бланка, Рауля Диамантино... В этот миг Кайф ударом своего огромного меча свалил гиганта Мармио, которым гордилось войско Гула.
По правому флангу пробивался отряд Лео. Он восседал на вороном коне и махал своим острым клинком над головами своих противников, даже в бою демонстрируя свою надменность. Вместе с ним сражались такие вергильцы, как Лянь-Ши-Као и Замет эль-Рияр.
Левым флангом, буквально сметая противника на своем пути, теснил врага сравнительно небольшой отряд леди Аделаиды и ее младшего сына Евграфа. Они оба были на гнедых конях и находились в самой гуще сражения. Их легкие перистые мечи искрились на солнце, нанося смертельные колющие удары своим врагам. Вместе с отрядом Аделаиды сражались многие бойцы старшего поколения Вергиля — Михаэль Гросс, Хо-се Альваро Висенте, Хуан ди Армада. На глазах Гула пал сэр Рунге, начальник конницы. Клинок леди Аделаиды поразил его колющим ударом прямо в горло.
Передовая линия периодически размыкалась и поддерживала фланги, сильно наползая ими на авангард войска противника. Потом эта линия так же смыкалась под огромным силовым давлением войска старшего брата и оставляла у себя в тылу три-четыре десятка врагов. Зажатые в кольцо, они за несколько минут истреблялись главным отрядом, державшим заднюю линию, во главе которого был сам Сатана. В его отряде сражались самые опытные из вергильцев, имена которых были покрыты великой боевой славой и полным безвестием на нашей планете. Это были Великий Стерх, Мертвый Идол, Вигор, Рубиновый Жезл, Одинокий Пилигрим и Черный Пергамент.
Гул с первого взгляда сообразил, что тут ловить нечего. Он только полушепотом спросил у магистра:
— Сколько они продержатся?
— Минут сорок пять, не больше, — так же тихо ответил Бурбон, — после этого они уже будут сидеть в моем кресле. Поэтому, шеф, пора сматывать удочки отсюда.
В коридоре раздались шаги. Гул вышел из кабинета с главным пультом, и перед ним предстал начальник пещерной стражи.
— Ты пришел? — хладнокровно спросил у него Гул, мгновенно восстанавливая на лице спокойствие, — слушай внимательно мой приказ. Стоять всем до последнего. Я через несколько минут вернусь с подмогой, и враг будет разбит. Всех отступивших разберу на элементарные частицы. Павших смертью храбрых восстановим и выкупим. Иди и передай это другим.
Страж поклонился и удалился без слов. Магистр тем временем отключил пульт и вообще свет в кабинете.
— Идем, — кивнул Гул, — нам пора.
Они быстро прошли до конца коридора и у самого зала Объемных Искажений повернули направо. Миновав еще несколько поворотов то в одну, то в другую сторону, они вышли в длинный коридор. Метрах в десяти от входа в него струился свет из щелей одной из боковых дверей.
Там их уже ждала Белая Летучка.
— Запирайте двери — ив лифт! — строго приказал Гул. — Сколько предстартовый период?
— Секунд восемьсот, — пожал плечами магистр, — или что-то около того...
— Черт! — Гул с досады ударил кулаком по столу. — Так много!
— Можно отогнать лифт в зону вторичного старта, предложил магистр, — там они нас не смогут достать.
— Сам знаю! — окончательно разъярился Гул. — Нам надо быстрее!
— Ускорим старт, — снова предложил Бурбон, — здесь есть ускорительная жидкость. Но старт — отсюда.
— Сколько будет предстартовый период с ускорительной жидкостью?
— Меньше трехсот секунд, — ответил быстро магистр, — и даже быстрее доберемся до места...
— Идет, — кивнул Гул, — заливай жидкость.
И Бурбон быстро принялся за работу, которая не терпела промедления.
* * *
... В главном зале Вергиля за длинным столом, накрытым белоснежной скатертью и уставленным множеством самых различных блюд и кувшинов с напитками, восседали Сатана и леди Аделаида со своими родственниками и соратниками. Их ужин в результате событий превратился в совет.
По правую руку от супружеской пары сидели сыновья Сатаны и леди Аделаиды, а так же перечисленные мною во время сражения вергильцы. Чуть далее их сидели пятнадцать человек в зеленой одежде. Их лица были застывшие и печальные. Это были погибшие бойцы с Брусничной Заставы. Впереди всех них сидел генерал Брусника. Его печальные вишневые глаза смотрели куда-то вперед, а длинные черные волосы ложились ему прямо на погоны. Своими тонкими пальцами он сжимал в ладони рукоять меча, острие которого упиралось в пол. В таких же позах сидели остальные погибшие солдаты Брусничной Заставы. В самом конце стола сидел высокий мужчина в черном костюме с тонкими красными прожилками. Его длинные и кудрявые каштановые волосы падали на его усталое лицо. Чуть поодаль от него сидело еще несколько человек в подобной форме. То был принц Кларк с отрядом Служителей Гор. Этим завершался стол по правую руку.
С левой стороны сидели Альфред Зодиак, Анри Звездопад, Ностальгия Николаевна Прозрачная или Смерть, а так же ее муж Уильям О'Брейн. Далее следовали Франсуа Раш, великий Ветрогон и Матерый Дух Севера Бора и Пьетро Диамантино. Замыкал стол по левую руку отряд из десяти бойцов в фиолетовой форме. Это были Лиловые Волки.
Самый конец стола пустовал. Как это было всегда, некоторые из братьев Сатаны не имели возможности присутствовать
на совете, ибо находились слишком далеко от Вергиля и были заняты необходимым для них всех делом.
— Что с телом Тореро? — раздался негромкий голос леди Аделаиды.
— Тело восстановлено, — сообщила Смерть, отпивая из кубка, — но разбита вся информация в его мозгу. Нужно как минимум четверть всех фрагментов его существования для восстановления всего остального.
— При захвате резиденции Гула мы нашли множество записей на этот счет, — вступил в разговор Кайф, — там, пожалуй, будет поболее трех четвертей.
— Это хорошо, — кивнул Небесный Сарацин, муж Смерти, — на полное восстановление информации в голове Тореро нужно месяцев десять — двенадцать. Кроме того, в его теле совершенно отсутствует сиреневый экстракт.
— Я приготовлю его, сколько будет нужно, — твердо сказала леди Аделаида.
— Остается только работать, — подвела черту Смерть.
— Что будет с Брусничной Заставой? — снова спросила леди Аделаида.
— Остров посетила стая зеленых драконов, — откликнулся принц Кларк, — их было около тридцати, и мы не успели на помощь. Сама застава уцелела. Они уничтожили девяносто воздушных кочевников из ста двух налетевших, генерал Брусника погиб на моих глазах. Остальных мы захватили в плен и отправили в острог на острове. Завтра мы присоединим его поляну к лесу Бесконечности и перевезем туда всех обитателей окрестностей. Сам генерал и его застава восстановятся послезавтра.
— Кстати, — заметил Альфред Зодиак, — у Тореро нарушена линия жизни на обеих руках. Нужна встреча с философом Луны. Той жизнью, которой Тореро жил до сих пор, он уже жить не сможет. Но это — отдельный разговор. Похоже, тут не обойдется без графа Миокарда.
Молчание воцарилось за столом. Только бесчисленное множество кубков и хрустальных ваз отражало свет сотен свечей, которые горели в люстрах и подсвечниках, освещая своим потоком расписные стены старинного замка, уже несколько веков, как не существовавшего на нашей бедной планете...
18.35, 22.01.92, Иноград.