Мы вернулись в гостиную, Холмс взял из бара бутылку с чем-то отчаянно пахнущим малиной и плеснул каждому из нас понемногу на дно бокала:
- Это домашнее, Уотсон, попробуйте.
Вкус оказался выше всяческих похвал. Но и крепость ощущалась нешуточная.
- Рона говорила об опекаемой Пьером Дегаром несовершеннолетней родственнице, - заговорил Холмс, вольно устраиваясь в кресле, - но ничего о том, как бедняжка осталась сиротой. А история трагическая. Как раз в начале весны её отец – преуспевающий биржевик – внезапно покончил с собой. Что касается его жены, она утонула, катаясь на лодке в свежую погоду ещё три года назад, причём в те времена супружеские отношения в этой семье как раз испытывали кризис. Я, как человек любопытный, заинтересовался обстоятельствами последней смерти и выяснил, между прочим, что со счёта будущего самоубийцы в течение всех этих трёх лет регулярно снимались крупные суммы. Вы понимаете, какие я был должен сделать выводы, Уотсон?
- Что этот человек, возможно, подвергался шантажу?
- Вот именно. А теперь я вас попрошу поделиться информацией, полученной относительно моего списка в Уартинге.
- Ах да, Холмс! – спохватился я. – Насчёт этого списка… Кое-кто из них, действительно, снимали деньги, и не со своего счёта, а вот именно со счёта полковника Шеппарда по чекам на предъявителя.
Холмс со свистом потёр ладони друг о друга:
- Великолепно, Уотсон! Лучшего и ожидать нельзя было. Надеюсь, вы отметили, кто именно.
- Да, вот эти четверо.
Фамилии не были мне знакомы. Но Холмс засмеялся и снова чуть не высек огонь из собственных рук.
- Может, объяснишь? – попросила Рона. – Что это за список?
- Список лиц, в своё время снимавших деньги по чекам на предъявителя со счёта моего покойного биржевика.
- То есть, вы хотите сказать, что половина Мыса живёт шантажом? – изумился я.
- Ничего подобного я сказать не хочу. Мне только совершенно непонятно появление в банке Чеснэя. Неужели он проделал те же вычисления, что и я – мало того, пришёл к таким же выводам…
Мы с Роной переглянулись. Думаю, она понимала больше моего, но в серых, непроницаемых, как у её отца, глазах трудно было что-то отчётливо прочитать.
- А к каким выводам пришли вы? – рискнул я всё-таки спросить. Ну и, конечно, получил:
- Об этом говорить преждевременно, Уотсон. Займёмся лучше собачатиной. Как по-вашему, кто может позволить себе использовать собачье мясо довольно большими кусками и в разные даты? Причём, заметьте, он предпочёл собачатину всем другим возможным вариантам.
- Тот, кто держит собак, - пожал плечами я. – Псарь или охотник. Или кореец, если тут у вас есть корейцы. Они, я слышал, разводят собак на провиант.
- Корейцев тут у нас нет, а собачьих свор много, - сказала Рона – Но настоящая псарня одна. Собак держит Хоб, трактирщик. Вернее, его сын – самому-то Хобу не хватает времени. У них хозяйство в полутора милях отсюда. Голов пятьдесят.
- Вот именно, - сказал Холмс. – С них и начнём. Кстати же, давно хочу подарить вам собаку, Уотсон. Вы ведь не обзавелись ещё новым щенком?
У меня потерялся во время шотландской истории нечистых кровей фокстерьер, к которому я успел привязаться, и новым я, действительно, ещё не обзавёлся, хотя и очень люблю собак, и они у меня постоянно живут в количестве до трёх экземпляров одновременно.
- Буду рад, Холмс. Спасибо.
- Раз так, пошли на конюшню. Вы как, не против прокатиться верхом, Уотсон? Потому что потом, после псарни, у нас, может быть, найдутся дела и подальше отсюда.
- Подальше и подольше? – переспросил я, сообразив, что речь идёт об осмотре пресловутой дубовой рощи. – Может быть, нам взять с собой бутерброды?
- Прекрасная мысль, - одобрил Шерлок Холмс. – Рона, это по твоей части. У нас будет пикник на лоне природы. Погода благоприятствует, настроение отличное… Вы как, Уотсон?
- Я хотел бы поскорее с этим покончить, - честно сказал я.
Холмс предоставил в моё распоряжение смирную Рыжуху, Рона привыкла к иноходке Ласточке, сам же он взобрался на Чёрта – норовистого полуараба, очередного отпрыска многочисленного поколения подобных ему Чертей. Вороной, с грязно-белой гривой, вытянутой вперёд зубастой мордой и почти волчьими зубами, он производил несколько ошеломляющее впечатление на неподготовленного. Холмс – средний наездник, искупавший недостаток умения ловкостью, казалось мне, каждый раз серьёзно рискует жизнью, усаживаясь на этот сгусток мышц и подлого характера. Но он любил жеребца, и Чёрт, похоже, платил ему ответной любовью.
Наша маленькая кавалькада проследовала вдоль берега и свернула на меловую дорогу на Уартинг.
- В той стороне! - крикнула мне Рона через несколько фарлонгов, указующе махнув рукой. – По тропинке вниз, Джек!
Рыжуха шла хорошим лёгким галопом, мне стало мало-помалу весело от этого вольного движения, от встречного ветра, оттого, что Рона рядом и улыбается мне, откидывая от лица длинные прямые волосы. Холмс вскоре ускакал вперёд, мы видели только, как размахивает хвост Чёрта с нахально вздыбленной репицей. Затем тропинка резко свернула под уклон, и он совсем пропал с наших глаз. А когда мы и сами свернули под откос, далеко впереди я увидел Чёрта без седока, с болтающимися стременами.
Сердце у меня так и оборвалось. Я принялся лихорадочно оглядываться и вскоре увидел Холмса, неподвижно лежащего ничком возле торчащего посреди дороги куста – вероятно, он попытался было преодолеть это препятствие с ходу, а Чёрт сбросил его.
Видя, что отец лежит без движения, Рона поспешно спрыгнула с лошади и бросилась к нему. Я крикнул ей:
- Осторожно, не трогай его! Может быть, позвоночник повреждён.
Но тут сам пострадавший пошевелился и сел, оглушённый и перемазанный меловой пылью.
- Что случилось? – подлетел я. – Почему вы упали? Вы целы? Что, этот дьявол сбросил вас?
- Я сам не понял, - пробормотал мой друг растерянно, всё ещё не совсем придя в себя. – Я дал шенкеля, пригнулся, чтобы прыгнуть, а Чёрт вдруг взвился и поддал задом. Не понимаю, что с ним стряслось. Он что, убежал?
- Унёсся в галоп, только вы его и видели. Но вы-то как? Болит что-нибудь? Встать можете?
- Могу.
Он осторожно поднялся на ноги, придерживая ладонь на солнечном сплетении.
- Что, живот ушибли? – снова встревожился я. – Сильно?
- Нет, просто немного дух перехватило. Но надо догнать этого чёрта, - в данном случае имя жеребца прозвучало явно нарицательным.
- Садитесь позади Роны, - предложил я. – А я поскачу вперёд, постараюсь его вернуть.
Я стукнул лошадь каблуками. Рыжуха моя, смирная, но резвая, сразу взяла в размашистый галоп, и отягощённая двойным грузом Ласточка отстала. Проскочив короткую и негустую рощу, я увидел одиноко стоящее длинное строение, откуда доносился многоголосый собачий лай. По-видимому, это и была пресловутая псарня. Буквально в двух шагах от неё, храпя, бился на боку в пыли Чёрт. Я не успел подъехать, как он судорожно вытянул ноги, содрогнулся весь и затих. Не веря своим глазам, я подъехал ближе и спешился. Чёрт был мёртв. Выкаченные остекленевшие глаза, оскаленная пасть в пене, судорожно распяленные копыта… Я не мог ничего понять. Чёрт был крепким нестарым конём, и такая внезапная неожиданная смерть его ошеломила меня.
Подскакала Ласточка, и Холмс соскочил с неё. Бросился к Чёрту, упал перед ним на колени, попытался приподнять конскую голову. Оглянулся на меня. Едва ли не впервые в жизни я увидел в его глазах растерянность и беспомощность.
- Что это, Уотсон? Почему?
Я только пожал плечами.
- Посмотрите, как мышцы сведены, - Рона тронула лошадиное плечо рукой. – Словно столбняк.
- Не бывает такого столбняка, - удручённо пробормотал я.
Холмс гладил гриву Чёрта, его пальцы дрожали, и головы он не поднимал. Как вдруг он сильно вздрогнул и отдёрнул руку:
- Здесь что-то есть!
Из шеи коня торчал приблизительно наполовину ушедший под кожу шип, по виду металлический. Его тыльная сторона была слегка сплющена, словно шляпка гвоздя.
- Вы не укололись? – обеспокоено спросил я побледневшего Холмса.
- Нет. Помнится, Уотсон, мы с вами видели нечто подобное в деле Джонатана Смолла.
- Да, там был отравленный шип кариуры, - вспомнил я название туземного растения.
- Этот, видимо, тоже отравлен. Человек от такой дозы яда, наверное, умер бы на месте, но Чёрт имеет массу побольше, поэтому ему удалось проскакать ещё немного. Это, конечно, только версия, но… Ну-ка! – и ухватив кончиками пальцев, Холмс вытащил окровавленный шип из конской шеи.
- Осторожнее! – нервно вскрикнула Рона.
- Не волнуйся, я осторожен.
Он полез в карман за лупой, но, впрочем, и без увеличения было видно, что острие шипа вымазано не только кровью, но и чем-то густым, похожим на мёд.
- Яд, - сказал я. – Интересно, из чего мог быть выпущен такой шип? Тоже из духовой трубки?
- Слишком тяжёл. Скорее, из специально сконструированного ружья.
- У покойника Шеппарда было такое ружьё, - услышали мы вдруг и все трое вздрогнули от неожиданности, а Холмс выронил шип, чуть всё-таки не уколов им руку.
Заговорил молодой человек, одетый, как охотник, с хлыстом в руке. Он подошёл незаметно и остановился за нашими спинами.
- А-а,- сказал Холмс. – Это вы, Майк… Уотсон, этот джентльмен – Майк Хоб - младший. Он и есть владелец псарни, с которым мы собирались поговорить.
- О чём поговорить? – живо заинтересовался юноша.
- Да вот, - легкомысленным тоном начал Холмс. – Этот неизвестно откуда прилетевший и убивший моего коня дротик сбил меня с толку. А ведь мы ехали к вам по делу, Майк. Понимаете, у моего приятеля, отчасти по моей вине, погибла год назад породистая собака. Так что теперь я хочу подарить ему хорошего щенка. Найдётся у вас что-нибудь подходящее?
- Ну конечно. В прошлом месяце две суки ощенились и одна на сносях. Вам собаку охотничью или рабочую нужно? Могу предложить сеттера, могу спаниеля. А подождёте пару недель, бульдог подоспеет.
- Вы держите разнопородных собак? – удивился я. – Обычно это не практикуется.
- Это в крупных городах не практикуется. А здесь только у меня и есть заведение, только я собачек и держу. А потребности всякие бывают.
- Но ведь это сложно, - вмешался Холмс. – У собак ведь тоже разные потребности, в зависимости от породы. Должно быть, у вас падёж большой.
- Да что вы, сэр! – обиделся Майк Хоб. – Я за ними, как за детьми, ухаживаю.
- Но всё-таки бывает, что собаки гибнут у вас?
- Сэр, какие-то, конечно, гибнут, как и с людьми бывает. Но так у всех – не только у меня.
- А последние дни много умирали?
- Ещё в начале месяца одна, четырнадцатого одна, и позавчера.
- Куда же вы обыкновенно деваете их?
- Туда же, куда и вашего Чёрта дену, если вы, конечно, не расположены похоронить его по христианскому обряду.
Холмс на шутку реагировал болезненно, хотя внешне это было трудно заметить. Но я видел, как на миг плотно сжались его губы и сверкнули гневом глаза.
- У меня раньше не гибли лошади, - сдержанно сказал он. – Я не знаю, куда их девают.
- Обыкновенно забирает в свой фургон наш живодёр, Саймон, и отвозит на могильник, - Майк Хоб махнул рукой куда-то в неопределённую даль. – Но сперва, понятно, шкуру сдерёт. А жир он возит продавать на мыло. Ну и когда, бывает, доктор забирает. Опыты что ли какие-то на них делает. Кстати, двух последних как раз он и взял.
- Вы уверены? – возбуждённо встрял я, не удержав темперамента.
Майк Хоб посмотрел на меня удивлённо:
- Конечно, уверен. Я ещё с ума не сошёл.
- Вы их относили ему, - спросил Холмс, - или он сам приходил сюда за ними?
- Фельдшер приходил, сложил их в мешок и унёс.
- А весной, в конце апреля, он тоже забирал у вас мёртвых собак?
- Я уж не упомню. Забирал ещё пару раз, но а в апреле, мае или июне, не скажу.
- Поня-атно, - протянул Холмс. – Ну, пойдём, посмотрим ваших щенят.
И мы, действительно, выбрали симпатичного щенка спаниеля с умильными глазками и висячими курчавыми ушами.
- Вы пока подержите его у себя, - попросил Шерлок Холмс. – А перед отъездом доктор Уотсон его заберёт. Не то сейчас у нас слишком много хлопот и без собаки.
- Как скажете, - покладисто откликнулся Хоб. – А что конька–то вашего? На могильник?
- Позаботьтесь о нём, как знаете, Хоб. У вас это выйдет лучше, чем у меня. Вероятно, потребуются расходы… Вот, - и он вложил юноше в руку денежную купюру, достоинство которой я не успел заметить.
- У нас осталось только две лошади, - сказал Холмс, когда мы покинули псарню Хоба и снова вышли на меловую дорогу. – Что же теперь делать? Ведь я, действительно, собирался взглянуть на рощу, где произошла эта непонятная перестрелка.
- Придётся кому-то вернуться пешком, - сказал я, рассчитывая, что этим кем-то будет Рона.
- Придётся, - согласилась она, недвусмысленно поглядывая на меня.
- Ладно, поедем вдвоём на Ласточке, - вздохнул Холмс, понявший, что мы не договоримся.
- Пойдёмте пешком, а коней пока поведём в поводу, - предложил я. – Здесь всего мили три осталось.
- Не три, а пять, - возразила Рона.
Я посмотрел на Холмса, морщившегося от звуков наших голосов, и прикусил язык.
Они сели на Ласточку вдвоём. Впрочем, всё равно, они и вместе весили не больше двадцати стоунов, несмотря на высокий рост. Но зато от меня отставали теперь безнадёжно, пока у очередного поворота дороги Холмс не окликнул:
- Уотсон, вам приз на Дерби обещали или вам не терпится получить такую же колючку в шею? Поезжайте рядом, не высовывайтесь.
Я послушался и осадил Рыжуху.
- Холмс, но что это всё-таки могло быть?
- Шип? Ну, что это такое, понятно. Вы хотите меня спросить, целили в лошадь или в человека? Я не думаю, что в лошадь.
- Так в вас?
- Вероятно, - он нетерпеливо пожал плечами, словно сочтя мои вопросы праздными и несущественными.
- Откуда же стреляли? Место совсем открытое. Где мог прятаться стрелок? – не отставал я.
- В том самом кусте, через который я хотел перепрыгнуть – это очевидно. Я сосредоточился на управлении лошадью перед прыжком, поэтому и не видел его. А если бы у нас прежде хватило ума понять, в чём дело, мы бы его не упустили.
Я, правда, не понимал, как можно было предвидеть существование стрелка, но возражать Холмсу, когда он в таком настроении, было бы себе дороже, и я промолчал. Молча мы и ехали до дубняка.
- Оставим лошадей, - велел Холмс, спешиваясь.
Мы стреножили Рыжуху и Ласточку, оставили их на лугу, а сами углубились в рощу, оказавшуюся при свете дня совсем не мрачной, а светлой, пронизанной солнцем.
- Ну, Уотсон? – обратился ко мне Шерлок Холмс. – Вспомните что-нибудь на месте?
- Вспомнить – не вспомню, но кое-что, наверное, смогу прочитать. Вот здесь, - и я указал на сильно пострадавший куст с поломанными сучьями и облетевшей листвой, -запуталась лошадь, и я её выпряг. Вот, кстати, и обломки двуколки.
- Вижу, - кивнул Холмс. – Значит, отсюда и начнём. Вы держитесь сзади, Уотсон. - И, склонившись к земле, вытащил лупу.