Смерть родного человека всегда горе, даже если ты не общался с ним, не уважал его, не любил или ненавидел. Ты можешь притворяться, что тебе безразлична его смерть. Слава богу, что он ушёл! Больше не будет мучить семью, издеваться и унижать нас! Но пришёл его смертный час, и лежит он безмолвный и неподвижный перед вами, и каждый должен по христианскому обычаю сказать ему последнее – Прости! Прости за то, что мы не поняли тебя, не помогли в трудную минуту, не нашли ласковых слов! Прости, что мы проглядели твой талант, не поняли твои мысли, не оценили твои труды!
«Отче наш! Иже еси на небеси… и остави нам долги наши, яко же мы оставляем должникам нашим!»– всплывают в памяти слова церковной молитвы.
Почему люди перед лицом смерти вспоминают о Боге, даже неверующие в него? Вероятно, потому, что человек от тайны смерти находится гораздо дальше, чем от тайны жизни. Жизнь, вот она – щебечет, цветёт, гавкает, рычит, говорит, жарит, морозит, щекочет запахами цветов в носу, машет крыльями стрекозы над речкой, целует горячими губами, бьет по голове с размаху, причиняет боль, страдания. Жизнь - она бесконечна и многогранна в своих проявлениях, а смерть мгновенна и однообразна. Она приходит всегда неожиданно, не постучавшись в дверь. Мгновение назад человек ещё дышал, открывал глаза, что-то шептал и вдруг – тишина и неподвижность. Все покойники похожи друг на друга, хотя кажется – они разные. Разные внешне, а по сути, одинаково безжизненны. Покойники все становятся похожими на себя в младенческом возрасте, если кто-то об этом ещё помнит.
Перед сыном лежал его отец. Он стал таким маленьким, сухоньким человечком с круглой, почти без волос, головой. На его лице с оскаленными зубами застыло выражение муки, недовольства и озлобления, словно он не хотел уходить из этой жизни, но его насильно вырвали из неё.
Сын забирал тело отца из морга Центральной городской психиатрической больницы, где тот провел последние три месяца своей жизни.
Отец приехал к сыну из Симферополя, где жил с третьей по счёту женой, заболевшей раком матки и скоропостижно по этой причине скончавшейся. Оставшись один, он запил и пустил по ветру не только движимое, но и недвижимое имущество. Очутившись на улице, спившийся художник вспомнил о сыне, с которым он иногда обменивался письмами. В последнем письме сын сообщал, что работает в научно-исследовательском институте под Санкт-Петербургом. Художник достал ещё не пропитую заначку и с полупустым чемоданом отправился на железнодорожный вокзал. Через двое суток он стоял на пороге квартиры сына. Тот встретил отца холодно и поселил его в институтском общежитии. На следующий день он пристроил отца на работу художником в институт.
- Надо было гнать его в шею! Он вас бросил сорок лет назад и вдруг вспомнил, когда припёрло! Он ещё здесь запьёт! Ты с ним намучаешься!– возмущалась жена.
- Правильно, к кому он может ещё обратиться за помощью, как не к сыну! Ты не переживай. Тебе его приезд жизнь не усложнит – я всё беру на себя. Запьёт – посажу в психушку!
Ему, не смотря ни на что, было очень жаль отца. Когда он увидел его на пороге своей квартиры, старого, жалкого, трясущегося, еле-еле передвигающего ноги, у него в первое мгновение от жалости защемило сердце, и на глаза навернулись слёзы.
Отец держался в трезвом состоянии почти месяц. Потом нашёл себе компанию в заброшенных дачах, захваченных маргиналами, и запил до белой горячки. Сын поместил отца на излечение в психиатрическую больницу, расположенную в сосновом лесу недалеко от института.
Вышел отец из больницы посвежевший и воспрявший духом. Он решил поехать на встречу к своей первой жене, живущей до сих пор одиночкой, с тайной мыслью восстановить семью. Вернулся отец ни с чем. Бывшая жена дала ему от ворот поворот, заявив:
- Горбатого могила исправит!
Обиженный жених, вернувшись со сватовства ни с чем, заявил:
- Она мне не понравилась – старая и беззубая!
Через две недели он по объявлению в газете нашел себе сожительницу, моложе его на десять лет. Бывшая спортсменка, олимпийская чемпионка по волейболу, была покорена талантом старого художника. Он за несколько минут набросал карандашом на бумаге её очень похожий портрет. В трезвом состоянии художник умел быть обходительным, интересным и интеллигентным мужчиной, что, согласитесь, во все времена ценилось женщинами. На фоне грубоватых и хамоватых мужчин из мира спорта тонкая натура художника высвечивалась в выгодном свете.
Отец переселился к своей новой женщине и начал вести трезвый образ жизни, подчинившись спортивному режиму жизни сожительницы. Но, вскоре очередной трезвый цикл жизни художника замкнулся неизбежным запоем. Олимпийская чемпионка выгнала обанкротившегося кавалера из дома, и он поселился в художественной мастерской местного Дома Культуры, куда устроился на работу. Сыну художник сообщил, что ушёл от дубоголовой спортсменки и её тупоголового окружения.
Жизнь художника протекала в автономном режиме, с чередованием трезвых и запойных периодов. На работе ценили его художественные способности, нетребовательность и безотказность, поэтому терпели его пьянство. К слову сказать, в поселке пьянство грехом не считалось, а воспринималось, как объективная реальность.
В один из жарких дней знойного лета у художника, надо сказать, почти трезвого, по пути на работу случился инсульт, приведший к полной неподвижности и безумию.
Сын из местной больнички перевёз отца в психиатрическую больницу, так как супруга, узнав о случившемся, нервно закричала:
- Не вздумай везти его к нам! Я не собираюсь стирать его обгаженные простыни всю оставшуюся жизнь! У нас ребёнок! Подумай о нём!
В качестве платы за содержание отца сын пообещал главному врачу приобрести строительные материалы для косметического ремонта палаты, где лежал его отец.
Раз в неделю сын посещал больницу. Отец лежал в тёмном углу огромной палаты, плотно уставленной кроватями. Больные занимались своими важными делами. Кто-то бродил по палате туда-сюда, отмеряя время шагами. Кто-то внимательно смотрел в окно, ловя движение жизни за стеклом. Кто-то лежал на кровати с закрытыми глазами, но было видно, что он не спал, а прислушивался к своему внутреннему голосу, постоянно звучавшему в ушах. Среди больных были и читатели, и писатели. Один из гениев литературы, попавший в психиатрическую больницу вследствие нежелания общества признать его гениальность, в каждое посещение сыном отца подходил к нему и просил передать на волю своё очередное произведение, листок с непонятными каракулями.
- Это очень, очень важно, чтобы меня напечатали. Вы уж посодействуйте, а я присмотрю за вашим стариком.
Сын садился на стул возле неподвижного отца, обтирал ему плохо выбритое лицо влажной ароматной салфеткой и, взяв за руку, долго всматривался в его глаза. В глазах отца он не видел ни одного проблеска разума. Они ничего не выражали, словно отец ослеп. В глубине его глаз, когда он смотрел на сына, иногда появлялось некое беспокойство, похожее на желание высказать сокровенную мысль, но быстро исчезало за занавесом бессмысленности.
«Боже мой! – поражался сын. – Совсем недавно в нём бурлила жизнь, пусть безалаберная, пусть эгоистичная, но жизнь! Он лишился разума в одночасье, без предупреждения, и превратился в безумное животное, лишённоё движения. Где же его душа? Она ведь не может сойти с ума? Она ведь божественного происхождения? Почему глаза – зеркало души – не отражают её? Может быть, душа покинула тело раньше его гибели? Возможно ли это? Или это – доказательство отсутствия души и Бога?»
Позвонили сыну из больницы ночью и сообщили, что отец скончался, и утром можно забрать его тело. Сын уже знал об этом. Во сне он увидел отца и себя, летящими под куполом церкви, стоявшей возле психиатрической больницы на обочине дороги. Отец манил его рукой и звал лететь выше и выше. Сын понял, что отец зовёт его за собой в мир иной, неземной, и стал отставать, пока тот не скрылся из виду под сводами церкви. Внизу стояли его родственники. Он не мог вспомнить, кто именно, но то, что родственники, это точно. Сын спустился к ним и проснулся от колокольного звона.