Крыло левое, женское…
Мы дрались на подушках, пока закатные лучи не осветили разлетевшиеся по комнате перья. Тогда я ещё учился в художественном и быстро достал из специального кармана мягкий карандаш, чтобы ловить и устраивать на бумаге уютно её лицо в этих лучах и пухе. Пол-улыбки освещал жёлтый шар по имени солнце, пол-улыбки тонули в шоколадной тени. Её лицо менялось как вода в реке, я пытался уловить хотя бы отражения. Пока я рисовал, отражения подушки куда-то пропали, а улыбка засветилась озорством. Уже в следующее мгновение мягкий снаряд устремился в меня, оставляя в воздухе след из перьев… Уворачиваясь, я случайно чиркнул жирную дугу по рисунку чуть выше её затылка.
Мы сели рядом, я обнял её, как обнимают голубку, чтобы согреть. Помню, проводя рукой по спине, наткнулся на её выпирающую лопатку. Она немножко вздрогнула, словно это было больное место, выпрямила спину и утонула взглядом в исчезающем солнце, а я нырнул её спасать.
На утро я собирал перья с пола и зарисовывал наиболее интересные. Вдруг оказалось, что несколько перьев совсем отличаются от собратьев. Эти перья были белыми, но сильно длиннее, и при повороте блестели серебристым отливом, как отливают шарики ртути. Три необычных пера я положил между страницами блокнота и продолжил собирать остальные. Она вошла, посмотрела на меня секунду, прокралась сзади и… Перья снова кружились в воздухе.
-Чудо ты моё в перьях, - засмеялась она
-От чуда в перьях слышу, - и я ответил ей перьевым снежком
Пух застрял в её золотистых кудрях, я быстро зарисовывал спирали…
* * *
На другой день я сдавал экзамен по графике. Она провожала:
-Что думаешь брать за основу?
-Твой портрет, по памяти и зарисовкам…
-Думаешь, получится на экзамене?
-Почему бы и нет?
-Ммм… - секундное замешательство – да, конечно, попробуй… многие пробовали…
-Многие? О чём ты?
-Мне кажется, ты уже опаздываешь на экзамен.
-Ну ладно, но тогда вечером…
-Ни пуха ни пера
-К чёрту
Мне показалось, что её немножко дёрнуло само слово, но она быстро скрыла реакцию, выпроводив меня с напутствиями за дверь.
Дорога была долгой. Я достал из блокнота те перья и решил их рассмотреть повнимательнее. Прочные, длинные, они принадлежали пернатому заметно крупнее курицы. Я попытался поймать тот серебристый отблеск, который заметил ранее дома, но в свете ламп метро они оставались просто ярко белыми.
* * *
Я рисовал пером и тушью на этом экзамене. Расположив и прорисовав парящие перья согласно всем законам композиции, я стал вписывать её улыбку для создания в работе милого мне сюжета. Искра её живого взгляда мелькнула в рисунке, когда я дорисовал веки, обрамлявшие игривые глаза, и внезапно всё её изображение стало пропадать…
-До сдачи работ осталось пять минут, - объявил один из членов комиссии.
Поражённый, я смотрел на проявляющиеся по-новому на моём рисунке перья с серебристым оттенком. Все следы изображения её лица растворились, как не бывало.
-Сдаёмте работу, молодой человек, - я даже не успел попробовать начать заново, только поставил подпись. Рука профессора опустилась за работой, как шлангбаум.
-Название?
-«Перья»
-Мда… Пером нарисованные перья… интересно, интересно… - бубнил себе басом под нос удаляющийся с рисунками преподаватель. Я был уверен в провале, бессюжетные работы не оцениваются…
* * *
На обратном пути в троллейбусе я просматривал свои наброски, вдруг заметил взгляд женщины, сидевшей рядом:
-Какая девушка, а? Сущий ангел.
-Да, она очень красивая…
-Таких без нимба и не рисуют, - и тут я понял, что женщина приняла за нимб тот случайный росчерк над головой, который я считал помехой в рисунке. – Вы не пропустите? Моя остановка…
Когда я вставал, перо вывалилось из блокнота, блеснув серебристым. Пропустив женщину, я наклонился поднять его, и, как только прикоснулся к нему, быстрая череда видений промелькнула у меня в голове. За женщиной приезжает скорая, с ней случается сердечный приступ после того, как она узнаёт о чём-то. Видение было похоже на молнию с большим количеством разветвлений. Тут же я видел, как сгорает загородный дом, чуть раньше в него через разбитое окно пробрались двое парней, которые, обыскав несколько комнат на предмет ценностей, из маленькой бутылки плеснули на шторы прозрачной жидкостью и, бросив спичку, выбегают через то же окно. Казалось, они явно не знают, что в закрытой комнате на втором этаже, закинув голову назад, в кресле уснул пожилой мужчина. Ещё одна молния, и в голову прибегает мысль, что преступники так быстро повернули назад как раз из-за того, что увидели включенный свет в пролёте лестницы, из той комнаты, а она не имела внешних окон и должно быть они рассчитывали, что никого в доме нет…
Мне казалось, что в меня попала настоящая молния, а не мгновенная цепочка осознанных событий, которая быстро уложилась у меня в голове, как и перо в моём специальном кармане. Я повернул глаза в сторону женщины и увидел, как она добродушно подмигнула в закрывающиеся двери троллейбуса, понимая, что это то же самое лицо, что и в моём видении…
* * *
Я сорвался с места и побежал к водителю, громко стучал в дверь с просьбой выпустить, пока тот, ругнувшись под нос, не открыл двери снова, и ринулся за той женщиной, уже переходящей дорогу на мигающий зелёный свет.
Я успел добежать только до середины дороги, когда уже тронулись машины, и был вынужден смотреть на удаляющуюся женскую фигуру.
-Женщина! Женщина, подождите! – поток машин стал иссякать, ещё пара капель и, наконец, стало возможным перебраться через дорогу. Светофор, дорожка, арка, поворот, выбегающая навстречу собака, внутренний дворик. Я застал женщину уже открывающей дверь подъезда.
-Подождите, пожалуйста! – крикнул я, и она, наконец, обернулась. Я подбежал запыхавшись. – Не оставляйте своего мужа одного на даче в эти выходные. И попросите, попросите соседей… быть может, проследить за окнами, как только стемнеет.
-Вы знаете, где я живу?
-Нет, я вас первый раз вижу. Мне трудно объяснить, но я сейчас как будто видел, что с вами случится в ближайшее время… Послушайте меня, пожалуйста. Я ведь и сам не понимаю, почему именно я вам это сейчас говорю.
-Молодой человек, с вами всё в порядке? Я могу позвонить в скорую помощь, вы плохо выглядите, - сказала она, поворачиваясь в дверной проём.
-Но у вас ведь третья положительная группа крови, - я вдруг вспомнил ещё одно ответвление молнии - как врач заводил её историю болезни, уже в больнице.
Лицо женщины переменилось, она строго осмотрела меня ещё раз и голосом полным меди произнесла:
-Я не знаю, откуда вам это известно, но…
Тут я почувствовал лёгкую тошноту, мои глаза окутала зелёная пелена, в голове похолодело и, должно быть, ноги подкосились, потому что всё резко поехало вверх…
* * *
Её лицо было озарено каким-то жёлтым свечением в моих оживающих глазах, испугавшихся яркого освещения. Я ещё с трудом мог что-то сказать и широко улыбнулся. Геля поцеловала меня в лоб, как целуют младенцев. Только тут мне показалось, что она обеспокоена чем-то… Она почувствовала мой испытующий взгляд, и лицо стало немного грустным:
-Ты ведь предупредил её?
Я кивнул, и тут голова стала начинать сопоставлять происходившее с реальностью.
-А… ты откуда…
-Ладно, давай это потом, главное, что с тобой всё в порядке. Спасибо, что женщина быстро вызвала помощь, и что ты живёшь в квартире по прописке, нося паспорт с собой.
* * *
Два пера из блокнота пропали, должно быть, пока меня несли до дома. Осталось одно то, которое и выпало в троллейбусе - оно было в моём тайном кармане для карандашей. При первой возможности я осмотрел его тщательно. Серебристый отлив вернулся, но и не только. В солнечном блике глаз уловил ещё что-то необычное на этом пере. Я понял не сразу, что бы это могло быть, но найдя правильный угол тихонько обомлел. На пере проявлялись символы. Это были женские имя и фамилия. Они давали чуть меньший отблеск, чем весь остальной фон, чётко вырисовывая буквы. Я покрутил перо ещё немного и заметил, как под другим углом также появляется надпись, которая представляла собой адрес. Эти две надписи складывались из мельчайших неровностей на волокнах пера, которые иначе отражали свет. Я встречал такую технику скрытого изображения раньше, на ребристых поверхностях юбилейных монет. Долго думая над значением надписи, я вдруг понял, что этот адрес должен быть недалеко от той остановки, где я упал в обморок. Изучение карты с мобильного лишь подтвердило мою догадку… Но тогда входило что… Это могли быть только имя и фамилия той самой женщины.
* * *
Я встал, чтобы поделиться с Гелей необычайностью всего того, что со мной произошло. Теперь мне казалось, что всё складывается в одну картинку. Пока я лежал целый день, она приходила ко мне не надолго, всегда в хорошем настроении, но и говорить особо не разрешала, чтобы я хорошо восстановился после происшествия, потому что впереди ещё предстояло закрыть сессию… Я не сразу нашёл её в одной из комнат.
-Геля! Это что-то неописуемое. Ты мне наверное не поверишь… - радостно говорил я. Она сидела на диване, уперев голову руками. Мне показалось, что что-то не так...
-Ты в порядке? – я не сразу заметил, что её знобит. -Геля? Геля, что с тобой?
Она заговорила медленно и тихо, как будто и говорить ей было трудно:
-Нам запрещено столь прямое вмешательство… без согласия. Так мы слишком сильно забираем на себя…
-Но как же? Что ты имеешь в виду? – я сел рядом и пытался согреть её, плед был рядом…
-Я должна была предвидеть, что к тебе может попасть… Это ведь моя ответственность. Горло сушит… Налей мне воды, пожалуйста.
Я быстро сбегал до кухни и обратно, пытаясь осмыслить слова, и внезапно понимая, что она знаёт всё, что со мной происходило. Она не заметила, как выпила стакан воды, жажда не прошла, её лоб горел, а на шее заметно пульсировала артерия. Я уже звонил в скорую помощь.
-Алло, да. Она на грани потери сознания. Да, есть, сейчас. Улица Рождественская, дом девять, тридцать третья квартира… Вестникова, да-да, Вест-ни-ко-ва Ангелина Алексеевна… Да пожалуйста, ждём…
Я подхватил её и донёс до спальни, где до сих пор оставались подушечные перья, свернул покрывало под спину, сбегал в другую комнату за большими подушками, маленькие совсем выбились…
-А на мне тысячи таких перьев… Тысячи жизней… И они учатся, все… нельзя прерывать их урок - она помолчала, а я не мог произнести ни слова. – Меня отзовут, лишат крыльев, а их имена вырастут на чьих-то других, нас много…
-Что ты говоришь? Куда отзовут, скорая уже едет!
-Ты добрый, очень, может быть ещё случится…
Позвонил домофон, врачи быстро поднялись. Когда я описал симптомы и они быстро осмотрели её, был сделан вывод о срочной госпитализации. Огни вечера проносились мимо, звуки сирены включались на каждом перекрёстке. Я смотрел на её лицо и видел в нём небо…
* * *
Через полчаса, когда её определили в палату, я стоял у врача и видел, как он заводит историю болезни, напротив группы крови – третья положительная. Среди сопутствующих болезней врождённый порок сердца, межпозвоночная грыжа как раз на уровне лопаток, какие-то другие названия, которые теперь крутились в голове и не укладывались в соответствие с той молодой девушкой, которую я любил и, казалось, знал насквозь.
Когда мы вернулись в палату, там, на глазах всех окружающих, исчезала любимая мною девушка, которая прозрачными глазами смотрела сквозь мою душу, оставляя только кучу необычных перьев с пропадающими надписями на кушетке. Я кинулся в кучу перьев, сгребая их руками, в непонимании того, что происходит. Больше я ничего не помню…
* * *
Вся жизнь рассыпалась в пух и прах. В нормальное осознание реальности я вернулся лишь через неделю. Мой экзаменационный рисунок напомнил преподавателям идеально прорисованные башмак и хлеб Сальвадора Дали, и эта реалистичность нарисованных перьев покорила их. Этот рисунок я забрал домой и считал его лучшим из существующих её портретов. Через года я стал портретистом…
Крыло правое, мужское…
Через года я стал портретистом. Рисуя людей, я старался выписать на полотно всю картину их жизни, заложенную во внешнем облике, и добавлял чуть-чуть света. Жизни попадались разные, неповторимые. Вычерченные по транспортиру, закрытые, как бутон, выцветшие, как старые фотографии, полные красок и хаоса, словно художник рисовал ладонями, тихие, как утренний пейзаж, полные амбиций, как горячий чай со льдом… Каждую работу я снимал на камеру, таким образом, и у меня оставалась коллекция неповторимых путей. Мне казалось, что я создаю такие же перья, на которых проявлялись имена людей, а при прикосновении к ним, пробегали ключевые повороты жизни, которые выражались во взгляде, улыбке, морщинах. Ни одно значимое событие не проходило бесследно. Я пытался создать тысячи портретов, тысячи перьев…
Пошёл слух, что после моих картин у людей жизнь налаживается. Это усилило поток заказов, моё имя стало на слуху, работать становилось интереснее… Как-то случилось так, что ко мне пришла та женщина, чьё имя я видел лишь однажды на волшебном и судьбоносном пере. Она заказала портрет мужа…
-А не вы ли случайно тогда… Упали в обморок около моего дома? – вдруг она вспомнила меня и я узнал окончание истории с ограблением дома. Женщина не была суеверной, но и не была лишена осторожности. Хотя моё появление и было слишком странным, чтобы поверить безоговорочно, но всё-таки она решила позвонить в милицию, как только стемнело, когда они были на даче в ближайшие выходные. Благодаря небесной случайности сотрудники милиции приехали как раз через минуту после того, как послышался звук бьющегося стекла. Воров взяли с поличным.
-А я помню тот рисунок, с которым вы сидели в троллейбусе, сразу было видно, что из вас получится выдающийся художник. Такую красоту на бумагу перенести в нескольких штрихах… - вспоминала женщина, принимая портрет своего мужа, на котором была видна недавняя развилка в его жизни, а во мне зародилась неожиданная мысль…
* * *
Листья летели с деревьев, поднимались в воздух маленькими вихрями и проходили мимо. Я бегал по городу и рисовал голубей, бабушек, бросающих крошки хлеба, разных птиц и перья, летящие по все стороны, когда они делили кусок покрупнее. Я пытался поймать на рисунках тот момент волшебства, когда простыми движениями они, пернатые, отрываются от земли. Я изучал их динамику, их крылья, их способ общения. Я рисовал их.
* * *
Несколько дней я перебирал рисунки ранних лет, чтобы найти блокнот с её набросками. «Таких без нимба не рисуют» - только теперь эта фраза, мелькнувшая в памяти при встрече с той женщиной, появилась в новом свете. Я собирался написать её портрет. Несколько раз я пытался изобразить её лицо по памяти, но каждый раз происходило что-то, и рисунок испарялся бесследно. Должно быть, нимб – это и есть то, что позволяет удержать образ ангела в двухмерном пространстве…
Бумага для задумки пришлось брать на заказ. Два дня я бродил по художественным салонам и выбирал фактуру. Я достал, нашёл, раскопал у себя то ангельское перо, которое было так памятно, срезал его кончик по диагонали, разделил пополам и окунул в специально приготовленную тушь. Как когда-то на экзамене, я стал тщательно вырисовывать перья. Каждое перо я сравнивал в ощущении со снимками своих портретных работ и не останавливался, пока не добивался сходства. Таким образом они получали свою индивидуальность. Законченное перо на рисунке начинало незаметно отливать серебристым оттенком. Перья складывались в линии, линии в похожие на птичьи черты изгибы, и по такому изгибу проходили целые цепи человеческих жизней. Узор волокон напоминал отпечатки пальцев жизни какого-то отдельного человека, и он переплетался с большим количеством родственных, дружеских связей, образуя кольца семей. Я рисовал день и ночь, я восстанавливал её крылья...
* * *
Через месяц работы, которой доставались все выходные дни и часы поздней ночи после регулярной работы в мастерской, общий перьевой контур стал напоминать человеческое лицо. Вихри перьев при отдалённом просмотре превращались в кудри и начинали отливать серебром. Я сверялся с наброском. Некоторые перья ушли в тень на лице, некоторые играли на солнце. Картина уже начинала улыбаться мне, бессонно уходящему на работу или прерывавшему труд лишь на час, чтобы прикоснуться ухом к перьевой подушке, словно чтобы подслушать их короткие сны.
Я взял отпуск на две недели и стал заканчивать портрет, целиком посвятив себя только ему. Когда были закончены глаза, портрет стал очень медленно бледнеть, и я понял, что надо торопиться с теми перьями, которые изобразят на рисунке невидимый обычным зрением нимб…
Голуби прилетали ко мне и стучались в окна, так, что даже соседи снизу стали жаловаться на их постоянное пребывание, но отпугнуть птиц не предоставлялось возможным. Когда я вышел за едой, они облепили меня с ног до головы, и мне даже показалось, что на секунду они оторвали меня от земли, синхронно взмахнув крыльями… Ощущение полёта я вписал во взгляд портрета.
В вечер, когда я закончил работу, произошло чудо. Рисунок, полностью выполненный чёрной тушью, которая и так уже приобретала серебро в отливе, засиял красками в полный цвет. Множество жизней сложилось узором в лицо. Это было её лицо…
* * *
Он явился из ниоткуда, я не знаю, как такое происходит. Я только слышал что-то похожее на хлопанье крыльев приземляющихся голубей, прежде чем увидеть его перед собой. Его лицо показалось знакомым:
-Я твой хранитель. Ты много работал, чтобы я и такие, как я, стали, наконец, видимыми для тебя. Ты хочешь увидеть её?
В моих глазах навернулись слёзы, лунный свет, освещавший его полупрозрачные крылья, расплылся белыми линиями в темноте.
-Где же она? Почему так долго…
-Я объясню по пути, это не так просто, - он улыбнулся и подал мне руку. В ней показалась моя рука, мир стал двигаться относительно меня как будто сам, хотя это и совпадало с моими мыслями. Я думал оказаться рядом с ним и тут же перемещался вслед. Держа его за руку я мог не касаться пола…
* * *
Паря над ночным городом, мой вечный друг рассказывал мне:
-Ангелы – это существа более тонких вибраций, они просто существуют на другой волне, которая слишком скора для восприятия людьми. Мы существуем не выше и не ниже, мы существуем там, где вы есть, здесь и сейчас, повсюду. Чтобы наш образ стал заметным для вас, либо мы должны замедлить вибрации, либо вы подняться выше и начать видеть тоньше. Поэтому в вашей культуре мы всегда появляемся с какими-то символами, которые позволяют перенести нас в ваш мир, будь то нимб или крылья. Кстати говоря, наш человеческий облик – это тоже ваша привычка воспринимать нас. Мы же просто любовь и сознание, то есть, не привязаны ни к единой конкретной форме. Некоторые ангелы решают помочь людям подняться до их уровня, тогда они обретают крылья, которые связывают их мир с миром людей и позволяют перемещаться. Некоторые просто идут дальше. С нашей стороны намного лучше видно просторы ваших жизней, но если мы будем вмешиваться и давать вам готовые ответы, вы никогда не сможете подняться чуть выше сами…
Мир продолжал перемещаться мимо нас, как будто мы летели, но я всё больше чувствовал свою неподвижность, только картины ночного города с высоты птичьего полёта перемещались внизу, где редкие машины сновали по улицам, редкие окна загорались и выключались вновь, в некоторых комнатах оставалось странное свечение в форме шара. Мой собеседник продолжал:
-…именно поэтому мы считаем каждое испытание для вас сокровищем, шансом шагнуть выше, но для этого нужна сила правильного восприятия, и в этом мы пытаемся вам помочь. Ангел, который опускался на землю рядом с тобой, выполнил очень много напутствующих косвенно миссий, но наибольшим уроком он связан с тобой. Это тот редкий случай, когда ты сам дал разрешение для прямого вмешательства, и тогда появилась она… Ты немалому научился у неё, не так ли?
Мы приближались к больнице, и вдруг я увидел сотни, тысячи светлых шариков, которые приближались, улетали, кружились и светили внутри здания. В этом месте собирались тысячи существ, которые пытались помочь людям и их близким пережить тяжёлые испытания своим присутствием. Они окружали нас своей любовью. Моему изумлению не было предела, мы пролетали сквозь, и почти в каждой палате светилось что-то ещё в воздухе рядом с пациентами, рядом с врачами, а некоторые из них сами походили на светлый шарик…
Стены больницы казались немного прозрачными, над горизонтом появилась заря. Вдруг в одной из палат мелькнуло что-то знакомое, оно стало двигаться ко мне. Я почувствовал, как из меня исходит сияние, как проникающее чувство любви забежало цепочкой по клеточкам при приближении, а сам шар света… стал принимать её очертания... Я видел её улыбку в лучах восходящего солнца, я растворялся в её объятьях в лучах восходящего солнца.
* * *
В это утро я не проснулся, я проявился в своей комнате около завершённого рисунка. Теперь я понимал цену этого изображения, понимал, откуда оно пришло, и каким подарком для мира мог бы стать этот опыт. В мире стало намного больше красок, даже для моего, привыкшего к ярким краскам глаза. Картина пошла по миру, и она стала задевать глубины сердец совершенно различных людей, потому что каждый в ней видел своего ангела…
Как-то раз, я увидел в своей студии, которую создал, чтобы обучать детей особой технике живописи и графики, девочку, которая сидела напротив и явно рисовала меня. Когда я подошёл ближе, я увидел её очень озадаченное лицо. Мой портрет исчезал, на рисунке оставались лишь перья…
Браги 1.02.2010 – 15.02.2010